Сцена переменяется. Приемная комната в госпитале.

Явление первое

Доктора, старший и младший. Больной офицер в халате. Сторожа в блузах.

Больной офицер. Я говорю вам, что вы меня хуже губите. Я несколько раз уже чувствовал себя совсем здоровым.

Старший доктор. Да вы не волнуйтесь. Я согласен вас выписать. Но ведь вы сами знаете, что вам опасна свобода. Если бы я знал, что за вами будет уход.

Больной. Вы думаете, что я опять пить стану? Нет, уже я научен. А всякий лишний день, проведенный здесь, губит меня. Вы делаете обратное тому, что (горячится) должно. Вы жестоки. Вам хорошо.

Старший доктор. Успокойтесь. (Делает знак сторожам. Они сзади подходят.)

Больной. Вам хорошо рассуждать на свободе, а каково нам среди сумасшедших. (На сторожей.) Что подходишь? Прочь!

Старший доктор. Я вас прошу успокоиться.

Больной. А я вас прошу, требую выпустить меня. (Взвизгивает и бросается. Но сторожа схватывают. Борьба, и уводят.)

Явление второе

Старший и младший доктор.

Младший доктор. Ну, опять началось. И чуть было он не задел вас.

Старший доктор. Алкоголик и... ничего нельзя сделать. Хотя все-таки есть улучшение.

Входит адъютант.

Явление третье

Те же и адъютант.

Адъютант. Здравствуйте.

Старший доктор. Доброе утро,

Адъютант, А я привоз к вам интересного субъекта. Некто князь Черемшанов, должен был отбывать воинскую повинность, отказался на основании Евангелия. Посылали к жандармам, те нашли себе не подлежащим, ничего неблагонадежного. Батюшка внушал, тоже не взяло.

Старший доктор (смеясь). И, как всегда, к нам, как последняя инстанция. Что же, давайте его.

Младший доктор выходит.

Явление четвертое

Те же, без младшего доктора.

Адъютант. Говорят, очень образованный молодой человек. И невеста у него богатая. Удивительно. Я прямо признаю, что у вас его настоящее место.

Старший доктор. Да, mania...

Вводят Бориса.

Явление пятое

Те же и Борис.

Старший доктор. Милости просим. Садитесь, пожалуйста. Мы побеседуем. Вы нас оставьте.

Адъютант уходит.

Явление шестое

Те же, без адъютанта.

Борис. Если бы можно, я бы вас просил, если вы меня будете запирать куда-нибудь, то поскорее запереть меня и дать мне отдых.

Старший доктор. Простите. Необходимо нам соблюсти правила. Только несколько вопросов. Что вы чувствуете? Чем страдаете?

Борис. Ничем. Я совершенно здоров.

Старший доктор. Да, но вы поступаете не так, как все,

Борис. Я поступаю так, как мне велит совесть.

Старший доктор. Вот вы отказались от исполнения воинской повинности. Как вы мотивируете это?

Борис. Я христианин и потому не могу убивать.

Старший доктор. Но ведь нужно защищать отечество от врагов, нужно удерживать от зла нарушителей порядка.

Борис. На отечество никто не нападает; нарушителей порядка гораздо больше среди правительства, чем среди тех, которых оно насилует.

Старший доктор. То есть как вы это разумеете?

Борис. А так, что, например, главная причина зла – водка – продается правительством, ложная вера, обманная, распространяется правительством, и вот солдатство, исполнения которого от меня требуют и которое есть главное средство развращения, требуется правительством.

Старший доктор. По вашему мнению, стало быть, не нужно правительства и государства?

Борис. Я этого не знаю, но знаю наверно, что мне не надо участвовать в зле.

Старший доктор. Но что же будет с миром? Ведь нам дан разум для того, чтобы предвидеть.

Борис. Тоже и на то дан разум, чтобы видеть, что общественное устройство держится не насилием, а добром и что отказ одного человека от участия в зле не представляет никакой опасности.

Старший доктор. Теперь позвольте вас немного исследовать. Потрудитесь лечь. (Начинает щупать.) Тут не чувствуете боли?

Борис. Нет.

Старший доктор. И тут?

Борис. Нет.

Старший доктор. Вздохните. Не дышите. Благодарю вас. Теперь позвольте. (Достает мерку и меряет лоб, нос.) Теперь, будьте добры, закрыв глаза, пройдите.

Борис. И вам не совестно делать все это?

Старший доктор. То есть что?

Борис. Все эти глупости. Ведь вы знаете, что я здоров, что меня прислали сюда за то, что я отказался участвовать в их зле, что им отвечать на истину нечем и что для этого они притворились, что считают меня ненормальным, и вы содействуете им в этом. Ведь это гадко и стыдно. Оставьте это.

Старший доктор. Так вам не угодно пройти?

Борис. Нет, не угодно. Можете мучать меня, как хотите, но делайте вы, а я помогать вам не буду. (Горячо.) Оставьте.

Доктор пожимает звонок. Входят два сторожа.

Явление седьмое

Те же и сторожа.

Старший доктор. Вы успокойтесь. Я понимаю, что нервы ваши подняты. Не хотите ли пройти в ваше отделение?

Входит младший доктор.

Явление восьмое

Те же и младший доктор.

Младший доктор. Тут приехали к Черемшанову посетители.

Борис. Кто такие?

Младший доктор. Сарынцев с дочерью.

Борис. Я бы желал видеть их.

Старший доктор. Что же, просите. Вы можете здесь принять их. (Уходит. За ним младший доктор и сторожа.)

Входят Николай Иванович и Люба. Княгиня глядит в дверь и говорит: «Идите, я после».

Явление девятое

Борис, Николай Иванович и Люба.

Люба (прямо подходит к нему, берет его за голову и целует). Бедный Борис!

Борис. Нет, не жалей меня. Мне так хорошо. Так радостно. Так легко. Здравствуйте! (Целуются с Николаем Ивановичем.)

Николай Иванович. Я пришел сказать тебе одно, главное: первое, что в таких делах хуже переделать, чем не доделать; и во-вторых, то, что в этом деле надо поступать, как сказано в Евангелии, не думать вперед: я так сделаю, я то скажу, «и когда поведут вас к правителям, не думайте, что будете говорить, дух божий будет говорить в вас». То есть не тогда делать, когда рассудил, что так надо, а когда всем существом чувствуешь, что не можешь поступить иначе.

Борис. Я так и делал. Я не думал, что я откажусь. Но когда увидал всю эту ложь, эти зерцала, бумаги, полицию, курящих членов, я не мог не сказать то, что сказал. И было страшно. Но только до тех пор, пока не начал, а потом так просто, так радостно.

Люба сидит и плачет.

Николай Иванович. Главное же, не делай ничего для славы людской, для того, чтобы одобрили те, чьим мнением ты дорожишь. Про себя я смело говорю тебе, что, если ты сейчас примешь присягу, станешь служить, я буду любить и уважать тебя не меньше, больше, чем прежде, потому что дорого не то, что сделалось в мире, а то, что сделалось в душе.

Борис. Разумеется, потому что если сделалось в душе, то и в мире перемена будет.

Николай Иванович. Вот я сказал тебе. Мать твоя тут. И она страшно убита. Если можешь сделать, что она просит, – сделай, это я хотел сказать тебе.

В коридоре слышны безумные вопли. Врывается больной, за ним сторожа и утаскивают его.

Люба. Это ужасно! И ты будешь здесь! (Плачет.)

Борис. Мне не страшно это, мне ничего не страшно теперь. Мне так хорошо! Мне одно страшно: твое отношение к этому. И ты помоги мне. Я уверен, ты поможешь мне.

Люба. Разве я могу радоваться?

Николай Иванович. Не радоваться, это нельзя, и я не радуюсь, я страдаю за него и с какой бы радостью заместил его, но я страдаю и знаю, что это хорошо.

Люба. Хорошо. Но когда же его выпустят?

Борис. Никто не знает. Я не думаю о будущем. Настоящее так хорошо. И ты можешь сделать его лучше.

Входит княгиня.

Явление десятое

Те же и княгиня.

Княгиня. Нет, не могу больше ждать. (К Николаю Ивановичу.) Ну, что же, уговорили его? Согласен? Боря, голубчик. Ведь ты пойми, что мне терпеть. Тридцать лет одной жизни для тебя. Растить, радоваться. И когда все готово, сделалось, вдруг отказаться от всего! Тюрьма, позор. Да нет. Боря!

Борис. Мама, ты послушай.

Княгиня. Что же вы не говорите ничего? Вы погубили его, вы и должны уговорить его. Вам хорошо. Люба, говори же ему.

Люба. Что я могу?

Борис. Мама! Ты пойми, что есть вещи, которых нельзя, так же нельзя, как нельзя летать. Так я не могу служить.

Княгиня. Выдумал, что не можешь. Вздор. Служили все и служат. Выдумали с Николаем Ивановичем какое-то христианство. Это не христианство, а дьявольское учение, которое заставит всех страдать.

Борис. Так и сказано в Евангелии.

Княгиня. Ничего не сказано, а если сказано, то глупо сказано. Голубчик, Боря, пожалей меня. (Бросается ему на шею и плачет.) Вся моя жизнь была одно горе. Единственный просвет радости, и ты из него делаешь муку. Боря! Пожалей меня...

Борис. Мама, мне тяжело ужасно. Но я не могу вам сказать.

Княгиня. Ну, не отказывайся, скажи, что подумаешь.

Николай Иванович. Скажи, что подумаешь, и подумай.

Борис. Ну, хорошо. Но и вы, мама, пожалейте меня. Мне тоже трудно.

Слышны опять вопли в коридоре.

Я ведь в сумасшедшем доме, можно и точно с ума сойти.

Явление одиннадцатое

Те же и старший доктор,

Старший доктор (входя). Сударыня, это может иметь очень дурные последствия. Ваш сын в возбужденном состоянии. Я думаю, надо прекратить свиданье. В дни свиданий – четверг, воскресенье – прошу, пожалуйста, до двенадцати.

Княгиня. Ну, хорошо, хорошо, я уйду. Боря, прощай. Подумай, пожалей меня и в четверг встреть радостно. (Целует.)

Николай Иванович (подает руку). Думай с богом, как будто ты наверно завтра умрешь. Тогда только решишь верно. Прощай.

Борис (подходит к Любе). Что же ты мне скажешь?

Люба. Я не могу лгать. Я не понимаю, зачем мучать себя и всех. Я не понимаю и ничего не могу сказать. (Плачет и уходит.)

Явление двенадцатое

Борис один.

Борис. Ах, как трудно! Ах, как трудно! Господи, помоги мне! (Молится.)

Входят сторожа с халатом.

Явление тринадцатое

Борис и сторожа.

Сторож. Пожалуйте переодеться.

Борис переодевается.

Занавес