Въ замочную дыру я увидалъ, что Николай сидитъ у окна и, опустивъ глаза, шьетъ сапоги; а противъ него Карлъ Ивановичь и, держа табакерку въ рук ѣ, говоритъ съ жаромъ.
Карлъ Ивановичь говорилъ по-н ѣ мецки довольно хорошо и просто, но по-русски на каждомъ слов ѣ д ѣ лалъ кучу ошибокъ и им ѣ лъ, кажется, претензію на краснор ѣ чіе; онъ такъ растягивалъ слова и произносилъ ихъ съ такими жалобными интонаціями, что, хотя это могло показаться см ѣ шнымъ, для меня р ѣ чь его всегда была особенно трогательна. Онъ говорилъ съ т ѣ ми же удареніями, съ которыми Профессоръ говоритъ съ кафедры или съ которыми читаются вслухъ чувствительные стихи; это было что-то въ род ѣ п ѣ нія, печальнаго и однообразнаго.