И НЕОКОНЧЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
ЧЕРНОВЫЕ ТЕКСТЫ «ДЕТСТВА».
*I
[ЧЕТЫРЕ ЭПОХИ РАЗВИТИЯ.]
[1][50] <Вы, кажется, не на шутку сердитесь на меня за то, что я не прислалъ вамъ тотчасъ-же об ѣ щанныхъ записокъ. — Вы пишете мн ѣ: «Неужели я не стою на столько дов ѣ рія?» «Неужели любопытство мое оскорбляетъ васъ?» При этомъ вы пускаетесь въ разсужденія о любопытств ѣ, говоря, что любопытство можетъ им ѣ ть два противуположныя основанія: зависть — желаніе найдти слабую (дурную) сторону, и любовь — желаніе вид ѣ ть хорошую сторону; и мало-ли еще какія тонкія разсужденія вы д ѣ лаете по этому случаю. Къ несчастію, для меня совершенно все равно, какого рода бы ни было любопытство ваше и вс ѣ хъ т ѣ хъ, которымъ вы можете показать эти записки; я объ этомъ разсуждаю такъ, какъ тотъ невинно-приговоренный къ казни, который не просилъ оправданія; но просилъ только, чтобы выслушали его оправданіе. — Я несчастливъ и, ежели не совершенно невиненъ, то не бол ѣ е виноватъ въ своемъ несчастіи, ч ѣ мъ другіе, которые несчастливы. — Поэтому-то мн ѣ пріятно всякое любопытство. Не прислалъ же я вамъ записокъ дв ѣ нед ѣ ли тому назадъ это потому, что вы ничего не разобрали бы, когда они были въ первобытномъ состояніи: надо было собрать, привести въ порядокъ, кое-что вычеркать и прибавить. Я писалъ ихъ для себя, никогда не думая, что мн ѣ захочется когда нибудь дать ихъ читать кому нибудь. — Зач ѣ мъ писалъ я ихъ? Я вамъ в ѣ рнаго отчета дать не могу. Пріятно мн ѣ было набросать картины, которыя такъ поэтически рисуютъ воспоминанія д ѣ тства. Интересно было мн ѣ просмотр ѣ ть свое развитіе, главное же хот ѣ лось мн ѣ найдти въ отпечатк ѣ своей жизни одно какое нибудь начало — стремленіе, которое бы руководило меня, и вообразите, ничего не нашелъ ровно: случай.... судьба!
Впрочемъ, я такъ былъ откровененъ въ этихъ запискахъ во вс ѣ хъ слабостяхъ своихъ, что я думаю, не р ѣ шился бы прямо бросить ихъ на сужденія толпы. — Хотя я уб ѣ жденъ, что я не хуже большей части людей; но я могу показаться самымъ ничтожнымъ челов ѣ комъ, потому что былъ откровененъ. Скрытность есть наклонность скрывать дурныя качества и выказывать хорошія, откровенность — наклонность выказывать дурныя и скрывать хорошія; скрывать хорошія качества есть скромность, [2] выказывать хорошія хвастовство, тщеславіе. — Будьте же мн ѣ и испов ѣ дникомъ и судьею, пов ѣ ряюсь вамъ въ этихъ запискахъ. Лучше я не могъ выбрать, потому что н ѣ тъ челов ѣ ка, котораго бы я любилъ и уважалъ больше васъ.
Г. Л. Н.
Кажется, какъ выгодна скрытность и какъ невыгодна откровенность; но откровенность есть хорошая наклонность, которую нельзя скрыть, и эта наклонность такъ хороша, что она выкупаетъ, мн ѣ кажется, вс ѣ дурныя.>[51]
Вы не знали моей матери и исторіи ея. Она урожденная Княжна Б...., дочь Князя Иванъ Андр ѣ ича Б. и племянница Князя Семена и Петра, которыхъ кто не зналъ или по крайней м ѣ р ѣ не слыхалъ о нихъ. Воспитаніе ея и положеніе въ св ѣ т ѣ были самыя блестящія во вс ѣ хъ отношеніяхъ. Она вышла замужъ за князя Д.........., челов ѣ ка глупаго, грубаго и необразованнаго. Не знаю, что было поводомъ къ этой сватьб ѣ; никто мн ѣ не могъ объяснить этого. Я не зналъ и никогда не видалъ Князя Д., но знаю, что maman не любила его. Она прожила съ нимъ три м ѣ сяца и оставила его, или онъ оставилъ ее, не знаю, только знаю, что они разошлись.[52] Это было въ 1818 году. Въ 1819 году maman зиму жила въ К., гд ѣ на бал ѣ встр ѣ тилась она съ отцемъ моимъ, тогда еще молодымъ и очень пріятнымъ челов ѣ комъ. Онъ былъ адъютантомъ Григорья Федор. О[рлова] и былъ тамъ въ отпуску. Какъ составилась эта несчастная связь, не знаю; знаю только то, что съ 1819 года и до времени кончины матушки 1834 года она жила съ отцемъ моимъ, какъ съ мужемъ, то въ своей деревн ѣ П. Губерніи, то въ Тульской Губерніи, въ дорогомъ воспоминаніями сердцу моему Красномъ. Мы вс ѣ родились въ Красномъ — старшій Владиміръ, я и[53] Васенька, одна Любочка родилась въ Москв ѣ.[54]
[3] Матушка им ѣ ла одно изъ т ѣ хъ лицъ, которыя не хороши, но чрезвычайно пріятны; особенно же зам ѣ чательно было какъ ея лицо, такъ и талія аристократическимъ отпечаткомъ. — У нее были большія, черныя и всегда влажныя глаза, полузакрытыя в ѣ ками и р ѣ сницами съ добрымъ и страстнымъ выраженіемъ. Глаза ея отличались т ѣ мъ, что пространство между ними было уже, ч ѣ мъ того требуютъ правила живописи. Носъ былъ, хотя довольно широкъ въ ноздряхъ, но чрезвычайно сухъ и, хотя въ общемъ контур ѣ неправиленъ, но линіи, составлявшія его, вс ѣ были изящны. Губы довольно толстыя и влажныя носили отпечатокъ главной черты характера ея — воспріимчивости — они безпрестанно перем ѣ няли выраженіе: то улыбка веселія, то улыбка горести, но всегда была улыбка. — Что въ особенности составляло прелесть ея лица, это было всегда одинаковое выраженіе глазъ и рта. Зубы неправильныя, р ѣ дкія, но б ѣ лыя. Очеркъ лица неправильный, продолговатый въ особенности къ подбородку, но опять таки линіи, составлявшія его, им ѣ ли особенную прелесть. Уши среднія, руки и ноги длинныя и сухія. Прибавьте къ этому прелестныя черныя волосы, средній женскій ростъ, маленькой пушокъ на верхней губ ѣ, и вотъ вамъ общій очеркъ наружности моей матушки, какою я ее зналъ, т. е., когда ей было л ѣ тъ около 30. Теперь я объясню, что можетъ быть вамъ неясно въ этомъ описаніи. Во-первыхъ, я сказалъ, что матушка была аристократически сложена. — Я нахожу, что то, что́ называютъ выраженіемъ, не столько зам ѣ тно въ лиц ѣ, сколько въ сложеніи. Наприм ѣ ръ я всё называю аристократическимъ сложеніемъ, не н ѣ жность и сухость рукъ и ногъ, но всё: линіи рукъ, bras,[55] плечь, спины, шеи. Принято мн ѣ ніе, не знаю почему, что порода узнается по оконечностямъ. Д ѣ йствительно, оконечности части самыя сложныя, но никакъ не самыя н ѣ жныя и красивыя. Притомъ-же мало-ли, по какимъ причинамъ форма ихъ можетъ изм ѣ ниться, и судить по нимъ нельзя. Вс ѣ линіи, составляющiя [4] очеркъ сложенія, н ѣ жны, потому что они линіи р ѣ зкія, и линіи, составляющія очеркъ спины, груди, шеи, гораздо красив ѣ е ч ѣ мъ линіи рукъ, ногъ, лица. — Отступи природа на волосокъ отъ этой линіи, которая составляетъ красоту, — красота потеряна. — Въ душ ѣ каждаго челов ѣ ка вложенъ идеалъ красоты. Прикладывая вс ѣ д ѣ йствительные типы къ этому, нельзя не зам ѣ тить два главныя отступленія — типъ плебейскій, р ѣ зкость линій, и типъ аристократической, мягкость и н ѣ жность. Не только по сложенію я привыкъ отыскивать эти два типа, но я составилъ себ ѣ физіологію по т ѣ лосложенію. Жал ѣ ю, что наука эта не идетъ впередъ. Эта наука полезна и возможна. Но мн ѣ кажется, что не такъ за нее взялись, — не по форм ѣ головы, но по движенію лица должно заключать. Я отличаю по сложенію людей добрыхъ, злыхъ, хитрыхъ, откровенныхъ и особенно людей, понимающихъ и непонимающихъ в ѣ щи. Высокая грудь — челов ѣ къ добрый и энтузіастъ. Впалая и выдавшіяся спинныя позвонки — челов ѣ къ, склонный къ жестокости и скрытной. Впалый животъ и выдавшіяся лопатки челов ѣ къ непонимающiй в ѣ щей, и наоборотъ, и мало ли еще у меня прим ѣ тъ. (Вы не знаете, что́ я называю понимающими и непонимающими людьми. Объяснюсь посл ѣ.) Женщинъ гораздо трудн ѣ е отличить по этой метод ѣ, потому что большая часть ихъ сложенія скрыта. Въ особенности т ѣ хъ, которыя од ѣ ваются въ платья. Отъ этого то и утвердилось мн ѣ ніе, что трудно узнать женщину. — Мода носить мало юбокъ есть только стремленіе къ откровенности. — Я сказалъ, что матушка им ѣ ла улыбку горести. Надо объяснить вамъ. Красивое и пріятное движеніе губъ я называю улыбкой. — Надо вамъ сказать, что я красоту м ѣ ряю по улыбк ѣ. — Когда лицо хочетъ улыбаться и этимъ движеніемъ губъ д ѣ лается некрасив ѣ е, я называю дурнымъ; [5] то лицо, которое остается такимъ же, улыбаясь, я называю обыкновеннымъ. То лицо, которому улыбка прибавляетъ красоты и перем ѣ няетъ, я называю красивымъ. — Верхъ красоты это то лицо, которое плачетъ и остается красивымъ. Такое лицо было у Maman. — Я сказалъ, что особенно зам ѣ чательно было въ лиц ѣ матушки это всегдашнее в ѣ рное отношеніе выраженія глазъ и губъ. — Зам ѣ тьте, это-то отношеніе есть то, что́ называютъ пріятнымъ выраженіемъ. Есть люди, у которыхъ одни глаза см ѣ ются — это люди хитрые и эгоисты. Есть люди, у которыхъ ротъ см ѣ ется безъ глазъ, это люди слабые, нер ѣ шительные, и оба эти см ѣ ха непріятны. Мн ѣ кажется, что по движеніямъ лица и по отношенію движеній этихъ между собою, должна бы заключать физіологія, а не по шишкамъ на голов ѣ. —
Не думайте, чтобы я былъ пристрастенъ. Д ѣ йствительно матушка была ангелъ. Впрочемъ, можетъ быть, я и пристрастенъ, но сколько бы я ни искалъ, я бы не могъ найдти недостатковъ въ характер ѣ ея и дурныхъ поступковъ въ жизни, исключая несчастной страсти ея къ отцу моему. На это, однако, я привыкъ смотр ѣ ть такъ, какъ на несчастіе, которое постигло все наше семейство, и въ которомъ я не могу обвинять своей матери. Вы тоже въ молодыхъ л ѣ тахъ потеряли матушку, поэтому поймете это чувство страстной любви, обожанія и грустной привязанности къ памяти той, которой существованіе вы не ум ѣ ли обсуживать, а только чувствовали. Отецъ мой живъ, и ежели я его часто обвиняю, обсуживаю его д ѣ ла и не чувствую къ нему десятой доли того чувства, которое питаю къ памяти матушки, то это оттого, что я не могу не судить его. — Какъ не больно, не тяжело мн ѣ было по одной срывать съ него въ моихъ понятіяхъ зав ѣ сы, которые закрывали мн ѣ его пороки, я не могъ не сд ѣ лать этого. А какая можетъ быть любовь безъ уваженія? Ежели бы я не боялся обвиненія въ парадоксальности, я бы сказалъ, что великое зло, когда родители переживаютъ полное развитiе своихъ д ѣ тей [6] по крайней м ѣ р ѣ при теперешнемъ положеніи общества — это, хотя противуестественно, но справедливо. — Вы знаете отца моего, каковъ онъ теперь. Вс ѣ говорятъ, что онъ пріятный старикъ, мн ѣ же онъ непріятенъ, или потому что я его слишкомъ хорошо знаю, или потому, что я зналъ его еще св ѣ жимъ и молодымъ мужчиной. — Большой статн[ый] ростъ, см ѣ шная довольно походка, привычка дергаться, маленькія, с ѣ ренькія, всегда см ѣ ющіяся глазки, большой орлиной носъ, губы неправильныя, которыя, когда еще у него были зубы, какъ то неловко склабились, и недостатокъ въ произношеніи, пришепетываніе, кажется, ничего не могли им ѣ ть пріятнаго, но очень нравились. Со вс ѣ мъ этимъ онъ въ свое время и былъ, что называли homme à bonnes fortunes.[56] — Что онъ нравился женщинамъ, это еще можно объяснить страшнымъ сладострастіемъ этаго челов ѣ ка. — Страсть эта должно быть научила его тому, что́ нужно, чтобы нравиться имъ. Но главная черта его характера это то, что онъ нравился вс ѣ мъ: старикамъ, людямъ должностнымъ, статскимъ, военнымъ, ученымъ и въ особенности т ѣ мъ, кому хот ѣ лъ нравиться. Онъ ум ѣ лъ взять верхъ надъ т ѣ мъ, надъ к ѣ мъ хот ѣ лъ. Не бывши никогда челов ѣ комъ большаго св ѣ та, онъ водился съ людьми и высшаго круга и вс ѣ хъ возможныхъ круговъ, ежели люди эти были ему нужны, и всегда такъ, что былъ уважаемъ. Онъ зналъ ту крайнюю м ѣ ру самонад ѣ янности и ув ѣ ренности въ себ ѣ, которая возвышала его и не оскорбляла другихъ. — Онъ ум ѣ лъ быть оригинальнымъ, но не до крайности; онъ употреблялъ оригинальность тогда, когда она нужна ему была, зам ѣ няя св ѣ тскость или богатство. Онъ ум ѣ лъ всегда показывать одну выгодную сторону своей жизни. Былъ скроменъ тамъ, гд ѣ нужна была ему скромность, надм ѣ ненъ тамъ, гд ѣ надм ѣ нность была полезна. Ничто не могло заставить показать его свое удивленіе, въ какомъ бы онъ ни былъ неожиданномъ блестящемъ положеніи; казалось, что онъ для этаго и рожденъ былъ. Однимъ словомъ, онъ былъ то, что по французски называютъ «un homme [7] de tact», a по Русски практической челов ѣ къ. Но съ такими способностями къ практической жизни я не встр ѣ чалъ ни въ одномъ челов ѣ к ѣ, кром ѣ отца. Во всемъ онъ былъ чрезвычайно изященъ и зналъ въ в ѣ щахъ толкъ. До сихъ поръ не знаю, есть ли у него религія, и в ѣ ритъ ли онъ во что нибудь, такъ гибки его правила и взглядъ на в ѣ щи. — Къ старости у него образовался изв ѣ стный взглядъ на в ѣ щи, но не на основаніи ни моральныхъ, ни религіозныхъ правилъ, но на основаніи т ѣ хъ случаевъ, которые были счастіемъ въ его жизни. — Вы знаете, какъ онъ увлекательно говоритъ. Эта способность сод ѣ йствуетъ гибкости его правилъ. Онъ ту же в ѣ щь въ состояніи разсказать какъ милую и умную шутку и какъ низкую подлость. Вообще онъ челов ѣ къ страстный и любящій прекрасное, но не въ отвлеченномъ, а въ искуствахъ. — Главныя дв ѣ страсти его женщины и карты.[57] —
Какъ онъ ум ѣ лъ объигрывать людей до посл ѣ дней копейки и оставаться имъ пріятелемъ, я р ѣ шительно не понимаю. Онъ какъ будто д ѣ лалъ одолженіе людямъ, которыхъ обиралъ. Игралъ ли онъ чисто или н ѣ тъ, я объ этомъ не стану божиться. Знаю только то, что никогда во все время его игры никто ему не см ѣ лъ д ѣ лать никакого зам ѣ чанія. Онъ во всю свою жизнь выигралъ больше 1½ милліона. — Своимъ обращеніемъ онъ очень гордится въ душ ѣ и въ провинціи д ѣ йствительно можетъ прослыть и прослывалъ за челов ѣ ка высшаго круга. Я же терп ѣ ть не могу этотъ умъ клубный — см ѣ сь офицерскаго, игорнаго, св ѣ тскаго и трактирнаго. — Но впрочемъ, зач ѣ мъ такъ подробно описывать его. Ежели вы прочтете до конца мои записки, то, хотя и знаете его, познакомитесь еще лучше съ его задушевной стороной. —
<У меня прежде еще были набросаны н ѣ которыя сцены изъ моей жизни и вс ѣ зам ѣ чательные случаи въ моей жизни, т. е., такія случаи, въ которыхъ мн ѣ передъ собою нужно было оправдаться. Вотъ изъ этихъ то отрывковъ и съ дополненіями собственно [8] для васъ написанными, и составились эти записки.>
12 Августа 1833. — Былъ хорошій день. — Иванъ Карловичъ разбудилъ насъ, какъ и обыкновенно, въ 7½ часовъ. — Д ѣ тскій верхъ разд ѣ лялся на дв ѣ половины площадкой, окруженной точеными, но некрашенными перильцами, на которыхъ лежали особыми кучками наши три курточки, панталончики и манишки; подъ каждой парой стояли у старшаго желанныя сапоги, у меньшаго презр ѣ нныя башмачки. Съ одной стороны площадки была наша спальня и класная. — Класная была комнатка въ три маленькихъ окна, обв ѣ шанная съ одной стороны старыми географическими картами, искусно подклеенными К[арломъ] И[ванычемъ], съ другой стороны были дв ѣ полочки — одна наша, д ѣ тская. На ней были всевозможныя учебныя книги въ переплетахъ и безъ, стоючи и лежа. Только[58] дв ѣ, не помню, какія то переплетенныя книги всегда чинно стояли с краю, а потомъ пойдутъ низенькія, большія, оборванные кусочки. Все туда же бывало нажмешь и всунешь, а то иначе не отпускались въ садъ, покуда не приведешь въ порядокъ Die Bibliothek. Другая полочка была занята в ѣ щами, для употребленія самаго Карла Иваныча. Были на ней 8 книгъ его собственныхъ и приобр ѣ тенныхъ по случаю, частью во время его жительства у насъ, частью еще у Спазиныхъ, отъ которыхъ онъ перешелъ къ намъ 8 л ѣ тъ тому назадъ. Въ числ ѣ книгъ этихъ была Библія, которую онъ читалъ по воскресеньямъ. Географическій словарь, который онъ часто читалъ, и Анекдоты Фридриха Великаго, которые онъ р ѣ дко выпускалъ изъ рукъ. На этой же полочк ѣ стоялъ глобусъ, хлопушка для мухъ изъ сахарной бумаги собственнаго изд ѣ лія, à bas jour изъ наклеенной картинки моднаго журнала и еще н ѣ которые в ѣ щи. На третьей ст ѣ н ѣ вис ѣ ли 2 линейки — одна изр ѣ занная для нашего употребленія, другая новинькая, собственная Карла Иваныча, которую онъ больше [9] употреблялъ не столько для линеванія, какъ для поощренія къ прилежанію. Рядомъ вис ѣ ла черная доска, на которой въ первомъ д ѣ тств ѣ нашемъ Карлъ Иванычъ отм ѣ чалъ большими крестами невоздержаніе въ постел ѣ — за большой и кружк[ами] за маленькой, а въ то время, о которомъ я пишу, отм ѣ чались очень дурныя поступки вообще крестами, а шалостей кружками. Подл ѣ этой доски дверь въ спальню, надъ которой Карлъ Иванычъ мелом писалъ обыкновенно свой календарь. Такимъ образомъ:
M. D. M. [59]5 6 7
и т. д. За дверью еще доска для чертежей, печка, а за печкой уже изв ѣ стная ст ѣ на съ картами. — Въ середин ѣ комнаты столъ съ оборванной черной клеенкой, изъ подъ которой видны изр ѣ занные края. Кругомъ жесткія деревянные табуреты безъ спинокъ. — Въ этой комнат ѣ происходило наше образованіе. Всего памятн ѣ й мн ѣ одинъ уголъ между печкой и доской, въ которой Карлъ Иванычъ им ѣ лъ дурную привычку ставить насъ на кол ѣ ни. Какъ помню я заслонку этой печки, вс ѣ ея качества и недостатки. Она неплотно затворялась; бывало, стоишь, стоишь, думаешь, Карлъ Иванычъ забылъ про меня, оглянешься, а онъ сидитъ, читаетъ анекдоты Фридриха, и видно, что ему такъ покойно, что онъ думаетъ, что и мн ѣ хорошо. Оглянешься, говорю, и начнешь потихоньку закрывать и открывать заслонку или ковырять штукатурку съ ст ѣ ны, но ежели по несчастію да отскочитъ (чего и [не]желаешь) большой кусокъ и съ шумомъ упадетъ, одинъ страхъ, право, хуже всякаго наказанія, оглянешься, а Карлъ Иванычъ все также сидитъ и читаетъ Фридриха. Смотришь, вдругъ, о счастіе, начинаетъ подвигать табакерку и нюхать табакъ. Это хорошій признакъ. Обыкновенно передъ т ѣ мъ, какъ простить и прочесть нотацію, онъ нюхаетъ табакъ. — Видъ изъ оконъ спальни былъ чудесный: прямо подъ крайнимъ окномъ росла старая изогнутая рябина, за которой видн ѣ лась [10] соломенная крыша старой бани, потомъ акаціевыя, липовыя аллеи и р ѣ чка, которая течетъ за садомъ. Высунувшись изъ окна, видна была внизу направо терасса, на которой сиживали вс ѣ обыкновенно до об ѣ да. Бывало покуда поправляетъ Карлъ Иванычъ листъ съ диктовкой, выглянешь и видишь черную голову maman и чью-нибудь спину и слышишь внизу говоръ; такъ сд ѣ лается грустно, досадно. Когда, думаешь, перест[ану] я учиться, все бы сид ѣ лъ тамъ, слушалъ бы, и, Богъ знаетъ, отчего, станетъ такъ грустно, что и не зам ѣ тишь, какъ Карлъ Иванычъ злится и д ѣ лаетъ строгiя зам ѣ чанія за ошибки. Изъ класной дверь вела въ спальню.[60] Какъ можно забыть и не любить время д ѣ тства! Разв ѣ можетъ возвратиться когда-нибудь эта чистота души, эта невинная, естественная беззаботность и эта возвышенная религіозно-сентиментальная настроенность, которыми я, не зная ихъ ц ѣ ны, пользовался въ д ѣ тств ѣ? — Д ѣ ти идеалъ совершенства, потому что они им ѣ ютъ дв ѣ главныя доброд ѣ тели: невинную веселость и безпред ѣ льную потребность любви. — Бывало какъ заставитъ насъ прочесть молитвы, уложитъ насъ въ чистенькія постели Карлъ Иванычъ, вспомнишь или о томъ, что maman тогда-то плакала, или про несчастную свою исторію, которую разсказ[ывалъ] Карлъ Иванычъ, станешь жал ѣ ть и такъ полюбишь его, что увернешься въ од ѣ яльце и плачешь, плачешь. Господи, думаешь, дай ему счастіе и позволь мн ѣ показать ему свою любовь. — Гд ѣ т ѣ см ѣ лыя [?] молитвы, то чувство близости Богу. Гд ѣ т ѣ чистыя слезы умиленія? Он ѣ не сохли на щекахъ моихъ. Прил ѣ талъ Ангелъ Хранитель, утиралъ ихъ и нав ѣ валъ сладкія мечты нетронутому д ѣ тскому воображенію. Неужели жизнь такъ испортила меня, что нав ѣ ки отошли отъ меня[61][11] восторги и слезы эти? — Съ другой стороны площадки была первая комната нашего дядьки, въ которой жилъ онъ, дядька, и лежали вс ѣ наши в ѣ щи какъ шкапъ съ платьями, колодки, вакса, самоваръ, охотничій снарядъ. Ник[олай] Д. былъ охотникъ и поэтому былъ пріятелемъ съ Карломъ Иванычемъ, который любилъ охоту и ходилъ часто, но убивалъ р ѣ дко. Карла Иваныча была сл ѣ дующая комната. Въ ней была высокая постель, покрытая узорчатымъ ваточнымъ од ѣ яломъ, комодъ, столъ съ в ѣ щами: чернильница, вышитой кружочекъ, кошелекъ, зеркало и другой столъ, рабочій, на которомъ Карлъ Иванычъ клеилъ коробочки (работа, которую онъ очень любилъ и гордился оной) и по именинамъ дарилъ въ нашемъ семейств ѣ. Надъ постелью вис ѣ ли двое часовъ на кружкахъ и образъ Спасителя, шитой бисеромъ, работы особы, которую Карлъ Иванычъ не называлъ, но про которую съ улыбкой умалчивалъ. — Въ 7½вы встали, од ѣ лись и, по обыкновенію, пошли съ Карломъ Иванычемъ здороваться внизъ. Батюшка съ матушкой сид ѣ ли за чаемъ. Матушка разливала чай, она была въ какомъ-то серомъ [?] капот ѣ съ маленькимъ вышитымъ воротничкомъ и безъ чепца на голов ѣ; она не зам ѣ тила насъ тотчасъ-же, видно было, что она ч ѣ мъ-то очень озабочена; она пристально смотр ѣ ла на кончикъ самовара и не поворачивала крана, изъ котораго текла въ чайникъ уже лишняя вода. Услышавъ громкое и обычное «съ добрымъ утромъ» Карла Иваныча она опомнилась и стала съ нами здороваться. У насъ въ семейств ѣ ц ѣ ловались[62] рука въ руку. Какъ хороши были вс ѣ движенія матушки, какъ она ум ѣ ла придавать ц ѣ ну всякому своему движенію. Поц ѣ ловавши мою руку, она взяла меня за голову и откинула назадъ, посмотр ѣ ла и поц ѣ ловала еще разъ въ глаза. «Хорошо ли спали д ѣ ти, Карлъ Иванычъ? Я у васъ поздно вечеромъ [?] слышала, кто-то ходилъ, однако я посылала Машу, она мн ѣ сказала, что никого н ѣ тъ, а я слышала шаги имянно въ классной. — Это вы в ѣ рно Карлъ Иванычъ?»
[12] Б ѣ дный Карлъ Иванычъ, какъ онъ сконфузился! Я-же, о д ѣ тская невинность, сталъ разсказывать, какъ я вид ѣ лъ во сн ѣ, что будто Карлъ Иванычъ съ Марфой ночью взошелъ въ класную, взялъ тамъ забытую ермолку, заглянулъ къ намъ и пошелъ съ ней въ свою спальню. Карлъ Иванычъ загор ѣ лся, готовъ уже былъ и признаться въ гр ѣ х ѣ, какъ maman, начавшая съ удовольствіемъ слушать разсказъ моего сна, вдругъ удержала улыбку и спросила такъ естественно и такъ мило: — «Что вы были у папа, д ѣ ти? Володя, скажи папа, что, ежели онъ можетъ, чтобы зашелъ ко мн ѣ, когда на гумно пойдетъ, да пошли ко мн ѣ Никиту, ежели онъ тамъ». Въ то время, какъ maman это говорила съ видимымъ нам ѣ реніемъ перебить Карла Иваныча р ѣ чь, онъ, б ѣ дный, конфузился, а я неумолимо вопрошающимъ взглядомъ смотр ѣ лъ на него. Maman встала, подошла къ пяльцамъ, позвонила, вел ѣ ла убирать со стола, расположилась шить и сказала Карлу Иванычу съ улыбкой: «нынче, хотя и суббота, (она знала, что въ табельные дни мы повторяли вс ѣ зады, что составляло страшную даже невозможную работу) но отпустите д ѣ тей пораньше». Карлъ Иванычъ изъявилъ мычаніемъ согласіе, оглянулся на насъ, и мы пошли къ папа.
Пройдя комнату, такъ называемую, офиціанскую, мы взошли въ кабинетъ Папа. Онъ стоялъ подл ѣ письменнаго стола и, показывая на бумаги, запечатанные конверты, кучки денегъ, горячился и что-то толковалъ прикащику Никит ѣ Петрову, который на обычно[мъ] своемъ м ѣ ст ѣ, подл ѣ барометра, разставивъ ноги на приличное раз[стояніе], заложивъ руки назадъ и приводя за спиною пальцы въ движеніе т ѣ мъ быстр ѣ е, ч ѣ мъ бол ѣ е горячился [13] папа, спереди не выказывалъ ни мал ѣ йшаго знака безпокойства, но, напротивъ, выраженіемъ лица выказывалъ совершенное сознаніе своей правоты и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ подвластности. Папа, не отв ѣ чая даже на «съ добрымъ утромъ» Карла Иваныча и не оглянувшись (что тогда мн ѣ казалось необыкновенно дерзкимъ поступкомъ), сказалъ только, сд ѣ лавъ движеніе къ намъ рукою: «Сейчасъ, Карлъ Иванычъ, погодите д ѣ ти» и продолжалъ къ Никит ѣ: «Ахъ, Боже мой милостивой, что съ тобой нынче Никита», и папа дернулся плечомъ по привычк ѣ и слегка покрасн ѣ лъ. «Этотъ конвертъ со вложеніемъ 800 рублей»... Никита подвинулъ счета, кинулъ 800 и сказалъ: «слушаю-съ». Папа продолжалъ: «для расходовъ по экономіи, понимаешь? Деньги, которыя получатся изъ Хабаровки, подашь Княгин ѣ. Зд ѣ шнія доходы: за мельницу ты долженъ получить 400 рублей, такъ? Залоги должны поступить изъ казны 8,000, такъ?» Никита продолжалъ кидать на кости. «И вообще вс ѣ доходы съ Краснаго и съ Малаховки [?], за вычетомъ уплаты въ сов ѣ тъ пришлешь ко мн ѣ, теперь же въ контор ѣ у насъ 21,000, такъ?» Никита см ѣ шалъ счеты и положилъ 21 тысячу. «Эти деньги, исключая 1000 р., которыя ты употребилъ на жалованье себ ѣ и дворовымъ людямъ, я возьму съ собою. Этотъ же конвертъ ты знаешь?» Я посмотр ѣ лъ на надпись пакета. На немъ было написано: «Карлу Ивановичу Келеру». — Папа, должно зам ѣ тивъ, что я прочелъ то, чего мн ѣ знать не нужно, взялъ меня за плечо и показалъ мн ѣ направленіе прочь отъ стола, продолжая говорить. Я понялъ, что это и ласка и зам ѣ чаніе, поц ѣ ловалъ эту руку [14] и пошелъ къ дверямъ терасы, у которыхъ русачей повалкой, зажмуривъ глаза, на солнц ѣ лежала любимая борзая сука Милка. Я весьма сконфуженной сталъ гладить ее, думая совс ѣ мъ о другомъ. Отчего нынче мы были допущены присутствовать при занятіяхъ съ Никитою папа, на которые я смотр ѣ лъ тогда, какъ на что-то гораздо выше занятій дипломатическихъ кабинетовъ, какъ на занятія, недоступныя никому, кром ѣ папа и Никиты. Потомъ что бы значилъ этотъ пакетъ К[арла] И[ваныча]? Папа сказалъ: «прислать ко мн ѣ », стало быть онъ ѣ детъ. Куда? Надолго-ли? Сов ѣ щаніе-же продолжалось. Со стороны папа съ видимымъ нетерп ѣ ніемъ — онъ не любилъ говорить при чужихъ — онъ красн ѣ лъ и подергивался чаще и чаще. Никита же перем ѣ нилъ, наконецъ, выраженіе тупоумія, съ которымъ онъ считалъ нужнымъ слушать приказанія господина, какъ бы говоря: «Извольте говорить, языкъ безъ костей, но все это не такъ, а вотъ я вамъ скажу какъ», на выраженіе, обыкновенное Русскому челов ѣ ку, ума и см ѣ тливости и, см ѣ шавъ все на счетахъ, началъ: «Вы изволили говорить, въ сов ѣ тъ заплатить съ м ѣ льницы залоговъ и доходовъ. Мельникъ приходилъ, говоритъ: «Ради Бога повремените, помола не было, денегъ н ѣ тъ, несчастнымъ челов ѣ комъ сд ѣ лаете, дайте поправиться, я, дескать, буду еще вамъ плательщикомъ». И въ самомъ д ѣ л ѣ, сударь, ежели намъ его снять, найдется ли еще по той ц ѣ н ѣ. На счетъ залоговъ Секретарь Иванъ Аф[анасьевичъ] говорилъ мн ѣ[15] въ середу, что дескать доложи А. М., покуда не получится квитанція въ доставк ѣ, Журналъ составить нельзя. Я, хотя безъ вашего приказанія, приказалъ два воза муки насыпать въ городъ И[вану] А[фанасьевичу] свести воскресеньи, да Б ѣ ляева поблагодарить нужно. Богъ дастъ, черезъ м ѣ сяцъ и охлопочу, а въ Сов ѣ тъ сами изволите знать, срокъ 14. Новыхъ доходовъ до установки ц ѣ нъ трогать нельзя». Видно было, что у Никиты запасъ аргументовъ еще былъ большой, но Папа остановилъ его. «Я распоряженiй: своихъ не перем ѣ ню, но ежели въ полученіи будетъ задержка, тогда возьмешь въ сов ѣ тъ платить изъ Хабаровскихъ денегъ. Я Княгин ѣ самъ скажу». — Никита только сказалъ «слушаю-съ», но въ выраженіи голоса видно было торжество поб ѣ ды — ему только и нужно было. Хабаровка было одно изъ им ѣ ній матушки, и Никита любилъ, когда, случалось, въ пользу своего им ѣ нія папа бралъ изъ ея денегъ взаймы. — Отецъ мой во вс ѣ хъ случаяхъ жизни былъ челов ѣ къ нер ѣ шительной. — Онъ считалъ неблагороднымъ пользоваться деньгами женщины, которая его любила; брать деньги даже взаймы ему нельзя было, потому что онъ былъ игрокъ; вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ онъ часто пользовался ими. Теперь, наприм ѣ ръ, предлагая этотъ разсчетъ Никит ѣ, онъ зналъ, что тотъ не найдетъ другаго способа устроить все, какъ взять изъ денегъ Княгини. — Ему нужно было, чтобы кто нибудь выказалъ необходимость сд ѣ лать это, и тогда уже сов ѣ сть его была покойна. Займы-же эти совершались очень часто и, разум ѣ ется, безъ платежа, потому что или отецъ [16] игралъ, или клалъ деньги на хозяйство, что онъ однако, надо отдать ему справедливость, всегда д ѣ лалъ очень д ѣ льно. — Окончивъ д ѣ ла съ Никитой, Папа обратился къ намъ. «Ну, д ѣ ти, въ посл ѣ дній разъ вамъ нынче учиться у Карла Иваныча, — нынче въ ночь ѣ демъ въ Москву: уже вы большіе ребята стали, пора вамъ серьезно работать и ут ѣ шать свою maman. Она теперь остается зд ѣ сь, и одна для нея будетъ радость — это знать, что вы умны, учитесь хорошо, и вами довольны».
Хотя по приготовленіямъ, которыя мы нед ѣ ли за дв ѣ могли зам ѣ тить, мы и догадывались, что должно случится что-нибудь особенное, но эта неожиданная новость ошеломила насъ. Володя, поц ѣ ловавъ руку Папа и помолчавъ немного, опомнился и сдержаннымъ голосомъ, за которымъ слышны были слёзы, передалъ порученіе maman. Вася разр ѣ велся. Я не двигался съ м ѣ ста, мн ѣ стало очень, очень жалко оставить maman, вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ мысль, что мы стали большіе, и что я могу ут ѣ шить maman, пріятно пощекотала мое тщеславіе. «Ежели мы нынче ѣ демъ» — подумалъ я — «стало быть классовъ не будетъ, какъ я радъ; а впрочемъ лучше бы в ѣ къ учиться, да не оставлять maman и не обижать б ѣ днаго Карла Иваныча — онъ и такъ очень несчастливь».
Тысячи такого рода противор ѣ чащихъ мыслей мгновенно мелькали въ моей разстроенной голов ѣ, и я стоялъ, не двигаясь, съ большимъ вниманіемъ наблюдая быстрое движеніе пальцевъ Никиты... Сказавъ еще н ѣ сколько словъ съ Карломъ Иванычемъ, о положеніи барометра и приказавъ Никит ѣ не кормить собакъ, чтобы посл ѣ об ѣ да на прощаньи вы ѣ хать послушать молодыхъ гончихъ, папа противъ моего ожиданія отослалъ насъ учиться, [17] ут ѣ шивъ однако т ѣ мъ, что вечеромъ об ѣ щался взять на охоту. — Грустные и разстроенные, пошли мы подъ предводительствомъ еще бол ѣ е разстроеннаго Карла Иваныча, ожидавшаго отставки, учиться. — Ученье шло плохо. Одинъ Володя, который всегда былъ твердъ, хотя и не пов ѣ сничалъ по обыкновенію и былъ бл ѣ денъ, учился, какъ и всегда: вс ѣ старые діалоги повторилъ прекрасно и подъ диктовку сд ѣ лалъ только одну ошибку. Вася былъ такъ разстроенъ, что отъ слезъ, которыя безпрестанно набирались ему въ глаза, не могъ читать и отъ рыданій не могъ говорить, подъ диктовку-же отъ слезъ, которыя, падая на его тетрадь, м ѣ шались съ чернилами, над ѣ лалъ такихъ кляксъ, что ничего нельзя было разобрать, какъ будто онъ писалъ водою на оберточной бумаг ѣ. — Карлъ Иванычъ, находясь сильно не въ дух ѣ, поставилъ его въ уголъ, твердилъ, что это упрямство, кукольная комедія, что надобно дать ему «шампанскую мушку» и требовалъ, что[бы] онъ просилъ прощенія, тогда какъ б ѣ дный мальчикъ отъ слезъ не могъ выговорить слова. —
Я, какъ и всегда, учился дурно, и поэтому не обратилъ на себя особаго вниманія Карла Иваныча, который безпрестанно ходилъ въ комнату дядьки, и мн ѣ слышно было, какъ онъ пов ѣ рялъ ему вс ѣ несправедливости нашего дома противъ него, и какъ не ум ѣ ли ц ѣ нить его услугъ и привязанности. —
Я сочувствовалъ его горю, и мн ѣ больно было, что два лица, которыхъ я люблю одинаково, — отецъ и Карлъ Иванычъ — не поняли другъ друга. Даже въ моихъ рукахъ в ѣ сы правосудія покачнулись бы на сторону Карла Иваныча. Въ кабинет ѣ же, который былъ прямо подъ нашими окошками, мн ѣ слышны были голоса папа и maman, которые говорили громко, что́ [18] р ѣ дко случалось съ maman. Теперь-же она говорила съ большимъ воодушевленіемъ и, какъ я могъ зам ѣ тить, про насъ. —
Впосл ѣ дствіи я узналъ отъ Мими, Любочкиной гувернантки, въ чемъ состоялъ этотъ разговоръ. —
Случалось мн ѣ слышать и читать, что по устройству дома, расположенію комнатъ какъ-то можно узнавать характеръ хозяина. Этого я не знаю и не ум ѣ ю, но что я всегда зам ѣ чалъ, такъ это отношенія двухъ людей между собою по расположенiю комнатъ, ежели они оба живутъ въ одномъ дом ѣ, въ особенности въ деревн ѣ. —
Когда живутъ мужъ съ женою въ одномъ дом ѣ, можно зам ѣ тить по расположенію дома, кто изъ нихъ первое лицо. По выраженію одного милаго остроумнаго французскаго писателя: Dans l’amitié, comme dans l’amour, il y a deux côtés; l’un tend la joue et l’autre embrasse.[63] Въ отношеніяхъ отца съ матерью первый подставлялъ щеку, а вторая ц ѣ ловала. — У кого на половин ѣ было больше окошекъ, были весел ѣ е комнаты, изъ чьихъ окошекъ былъ лучше видъ? чья прислуга была лучше пом ѣ щена? къ кому входъ былъ красив ѣ е и покойн ѣ е? отъ чьей половины были ближе фортепіанная, бильярдная, выходъ въ садъ? на чьей половин ѣ больше сиживали? гд ѣ принимались общіе гости? гд ѣ былъ каминъ? на чью половину приносили кактусъ Грандифлору, когда старый садовникъ объявлялъ съ приличною спокойною важностью, что завтра будетъ въ цв ѣ ту? къ чьимъ окошкамъ подводили м ѣ дв ѣ дя, и сбирались д ѣ ти и дворня? — Вс ѣ эти преимущества были на половин ѣ папа. Я ув ѣ ренъ, что никогда ни папа и т ѣ мъ м ѣ н ѣ е maman, [19] въ голову не приходило подумать объ этой несправедливости, даже сама maman, которая всему ум ѣ ла дать изящный колоритъ, безпрестанно придумывала новыя улучшенія на половин ѣ папа и никогда не думала о своей. — Отецъ мой деликатенъ, в ѣ жливъ, когда того требуютъ приличія, но того внутренняго безсознательнаго чувства н ѣ жной деликатности, которая бы указала ему на это, онъ не им ѣ лъ. Съ другой женщиной онъ, бывши такимъ же, какимъ и былъ съ maman, могъ бы называться самымъ внимательнымъ и н ѣ жнымъ супругомъ, но съ Maman онъ былъ грубъ, наприм ѣ ръ Maman р ѣ дко звала его къ себ ѣ — она боялась, не пом ѣ шать бы ему; онъ же всегда, когда ему было нужно вид ѣ ться и ему нельзя было идти самому. — Случалось, что онъ не сейчасъ приходилъ, когда maman звала его, и тогда она сама шла къ нему въ кабинетъ, боясь, не занятъ ли онъ или не огорченъ ли. Въ этотъ день случилось также — maman пришла сама къ нему, только что мы ушли.
Мн ѣ кажется, что отецъ д ѣ лалъ это сознательно, испытывая свою власть и приучая ее къ ней. Maman была благородно горда, и поэтому не тщеславна, онъ же только тщеславенъ. Поэтому никогда ни въ чемъ онъ не зад ѣ валъ ея гордости, а, напротивъ, уступалъ ей. Тщеславія же его она вовсе не зам ѣ чала, и они жили мирно.
— Что объявилъ ты д ѣ тямъ, mon cher?[64] — спросила maman, ус ѣ вшись на диванъ.
— Да, очень огорчены б ѣ дняжки — и, усаживаясь опять передъ столомъ, съ котораго Никита, наконецъ, понявши вс ѣ приказанія, взялъ конверты, бумаги и деньги и скромно вышелъ: «Ну теперь, слава Богу, все кончилъ, остается только самое трудное, уговорить тебя успокоиться и не грустить».
Maman только что хот ѣ ла [20] отв ѣ чать съ грустнымъ выраженіемъ лица: «Послушай, Alexandre»... онъ перебилъ ее. — «Да, j’ai une prière à vous faire,[65] можетъ деньги съ залоговъ получатся нескоро, такъ j’ai ordonné à Никита de s’adresser à vous,[66] пожалуйста, ты дай ему тогда для Сов ѣ та, сколько нужно, изъ Хабаровскихъ денегъ. Dès qu’il recevra l’argent, dont je vous parle, il vous...»[67]
— Ахъ пожалуйста перестань, это ей Богу см ѣ шно, я у тебя всегда беру, не спрашивая, — а ты безпрестанно говоришь о отдавать и взаймы. Разв ѣ я не знаю, сколько теперь будетъ стоить денегъ ѣ хать въ Москву, опред ѣ лить д ѣ тей.
Папа им ѣ лъ дурную привычку перем ѣ шивать французскія слова, такія слова, которыя онъ очень хорошо могъ сказать по-Русски, съ Русскими, въ особенности, когда онъ говорилъ в ѣ щи трудныя. (Трудными словами я называю такія, которыя не говорятся тотчасъ, какъ приходятъ въ голову, а которыя знаешь, что долженъ сказать и передъ которыми, чтобы выговорить ихъ, происходитъ внутренняя борьба.)
Б ѣ дная Maman продолжала: «Мн ѣ съ тобою нужно серьезно поговорить, Alexandre». «Нужно серьезно поговорить» всегда говаривала maman, когда ее бывало не слушаетъ отецъ и хочетъ заговорить ее, — закидать словами, когда она обдумала в ѣ щъ и не хочетъ спорить и разговаривать, и хочетъ ясно высказать свою мысль, но это «серьезно поговорить» она говорила такимъ тономъ, — который значилъ: «хоть разъ выслушай меня». Когда maman хот ѣ ла, и д ѣ ло шло о в ѣ щи близкой ея сердцу, она говорила такъ ясно, такъ логически и вм ѣ ст ѣ такъ женски краснор ѣ чиво, что невозможно было противустоять ей. Одно только было оружіе противъ ея доводовъ это н ѣ жность: надо было расчувствовать ее, а она была такъ воспріимчива и пылка и такъ сильно любила отца, что это было ему нетрудно, — тутъ-же все [21] забывалось. Настаивать въ другой разъ у ней не достало бы силы. Отецъ безсознательно чувствовалъ свое преимущество и всегда употреблялъ его. —
«Хотя ты уже р ѣ шился и говоришь, что все кончено, выслушай меня пожалуйста въ посл ѣ дній разъ. Я обязана передъ Богомъ думать о судьб ѣ моихъ д ѣ тей. Твои планы насчетъ д ѣ тей — отдать ихъ въ комерческое училище, послать ихъ за границу, дать имъ капиталъ и сд ѣ лать ихъ комерціантами большой руки — такъ ли? — мн ѣ не по душ ѣ, я откровенно скажу, я боюсь. Ты хочешь, чтобы они были т ѣ мъ, чего у насъ въ Россіи н ѣ тъ. Знаю, знаю, ты будешь мн ѣ приводить прим ѣ ры молодыхъ людей, которыхъ я много вид ѣ ла за границей — тамъ это очень хорошо, и у насъ можетъ быть, но со временемъ только. И сколько можетъ быть имъ неудачь на этой дорог ѣ, неудачь такихъ, отъ которыхъ имъ нельзя будетъ подняться. Не выдержи курса (maman такъ говорила), нашали молодой челов ѣ къ, у котораго есть имя въ университет ѣ, сколько у него есть дорогъ — военная служба, хозяйство, выборы, но тутъ — все пропало».
— Отчего-же все пропало, chère amie?[68] Разв ѣ они не будутъ им ѣ ть капитала, съ которымъ въ нын ѣ шнемъ в ѣ к ѣ все можно сд ѣ лать.
— Постой, дай мн ѣ теб ѣ сказать. Ты говоришь: «капиталъ». Разв ѣ онъ есть у нихъ?
— Все равно, что есть: онъ будетъ.
— Полно, Alexandre, ты меня заставляешь говорить в ѣ щи, о которыхъ грустно вспоминать. Ты самъ энаешь, что своимъ состояніемъ ты для нихъ располагать не можешь, я знаю, что ты для нихъ все готовъ сд ѣ лать. Я тоже — ихъ мать, и не могу имъ ничего оставить. Изъ доходовъ, ты говоришь, въ н ѣ сколько л ѣ тъ составится небольшой капиталъ для нихъ, но что это за состояніе для 3 д ѣ тей, которыя не им ѣ ютъ ни имени [?] ни родных [?]. Притомъ же разв ѣ можно отв ѣ чать, что я проживу такъ долго.
— Pourquoi parler de ces choses, chère amie, vous savez les raisons, pourquoi il est impossible de faire autrement.[69]
Отецъ прошелся по комнат ѣ и с ѣ лъ [22] опять на кресло. Н ѣ сколько минутъ они молчали. Maman опять продолжала: «Н ѣ тъ, я не вижу, отчего ты не возьмешь векселей отъ меня. Отецъ опять всталъ и, покрасн ѣ въ и подергиваясь: «Ne revenons pas sur ce sujet, ma chère. J’ai dit — онъ сд ѣ лалъ удареніемъ на этомъ слов ѣ — que c’est une chose, que je ne ferai jamais».[70]
Maman тоже встала и, взявъ его за руку, начала говорить съ сильнымъ жаромъ, что́ съ ней р ѣ дко бывало: видно было, что она р ѣ шилась. Я воображаю, какъ она была хороша въ эту минуту. Какъ покрылось легкой краской ее прекрасное лицо, какъ загор ѣ лись ее черные умные глаза. (Мими, которая подслушивала и подсматривала въ щелку, говорила, что это одинъ разъ только она вид ѣ ла, что maman высказала всё, что́ у нее было на сердце.)
— Я, 14 л ѣ тъ живя съ тобой, совершенно счастлива, я не раскаиваюсь въ томъ, что осудили бы другіе люди, потому что это суждено было Богомъ. Ежели бы мн ѣ Богъ позволилъ избрать новую жизнь, я только просила бы прожить сначала эти 14 л ѣ тъ опять также безъ всякой перем ѣ ны. Ежели я пожертвовала, какъ говорятъ, для тебя общественнымъ мн ѣ ніемъ, то эта жертва только усиливаетъ мою любовь и благодарность за твою любовь ко мн ѣ[71] — я жертвы этой не чувствую. Я была совершенно счастлива, говорю я, но участь д ѣ тей, за которую я боюсь, не знаю почему, тревожитъ меня. Я на д ѣ тяхъ ожидаю наказанія за свою любовь, страсть, и это наказаніе будетъ для меня ужасно! Я могла вс ѣ мъ жертвовать для своего счастья, когда на мн ѣ не лежала обязанность матери; но теперь я мать! —
Ты говоришь про причины, которыя не позволяютъ теб ѣ сд ѣ лать того, о чемъ я прошу тебя. Я знаю, что ты благороденъ, но ты дурно понимаешь [23] благородство. Это эгоистическое дурное чувство, то чувство, которое м ѣ шаетъ теб ѣ взять отъ меня векселя. Ты и я мы должны сд ѣ лать это, иначе на насъ ляжетъ обвиненіе д ѣ тей и гн ѣ въ Бога. Ты боишься молвы. Напрасно. Судьба д ѣ тей твоихъ такъ важна, что я бы на твоемъ м ѣ ст ѣ забыла бы о молв ѣ и о ложныхъ правилахъ чести, я бы вс ѣ мъ прямо сказалъ, что я д ѣ лаю, и пускай обвиняютъ, не понимаютъ меня. Это д ѣ ло такъ важно, такъ велико, что нельзя, я не понимаю, какъ думать объ осужденіи! —
— Успокойся, мой другъ, я сд ѣ лаю все, что ты хочешь, какъ ни больно мн ѣ это будетъ.
— Сколько разъ просила я тебя просить Государя объ узаконеніи нашихъ д ѣ тей, или сд ѣ лать сд ѣ лку съ Княземъ. Ты не соглашаешься на это. Я знаю отъ чего. Опять отъ того, что ты благороденъ и деликатенъ, но ты не знаешь того чувства матери и того страху сд ѣ лать несчастіе д ѣ тей, который заставляетъ меня говорить в ѣ щи, о которыхъ больно вспоминать, о которыхъ я не думала, но чувствую, и о которыхъ ты никогда не думалъ. Я твоя жена передъ Богомъ, но теб ѣ больно сказать передъ вс ѣ ми, что связь наша незаконная; ты боишься оскорбить меня, говоря и напоминая объ этомъ. Ты ошибаешься, твое благородство ввело тебя въ ошибку. Мн ѣ легче слышать, когда ты говоришь прямо, откровенно обо мн ѣ и моей страсти, ч ѣ мъ когда ты говоришь такъ, что я вижу, ты боишься затронуть н ѣ которыя струны, какъ будто они постыдныя. Я давно уже дала себ ѣ и Богу отчетъ въ своемъ поступк ѣ, [24] я ничего не боюсь! Проси Государя узаконить д ѣ тей, говори прямо обо мн ѣ — мн ѣ легче будетъ. — Да, Alexandre, теперь только, когда я начинаю предвид ѣ ть участь моихъ д ѣ тей, я начинаю раскаиваться. —
И Maman заплакала, ей больно было, что она увлеклась и невольно оскорбила отца. Онъ тоже былъ растроганъ, слезы были у него на глазахъ.
— Какъ можетъ раскаиваться ангелъ, прости меня. Приказывай мн ѣ , и я буду исполнять. — Это были только слова. — Но maman уже перешла отъ настроенности высокаго материнскаго чувства къ исключительному чувству любви къ одному челов ѣ ку. Отецъ просилъ простить его, ежели онъ виноватъ; об ѣ щалъ исполнить все, ежели будетъ возможно; ув ѣ рялъ въ любви, просилъ забыть этотъ тяжелый для него разговоръ. Нарисовалъ ей блестящую картину нашей молодости въ его дух ѣ , говорилъ, что перем ѣ нить теперь этаго невозможно, но что, бывши въ Москв ѣ , онъ будетъ хлопотать о узаконеніи насъ, возвратившись, возьметъ отъ нее вексель (онъ над ѣ ялся выиграть довольно, чтобы отъ себя дать намъ достаточный капиталъ). Maman не им ѣ ла, какъ я говорилъ, силы возвратится къ прежнему разговору и ослаб ѣ ла подъ припадкомъ н ѣ жности. Судьба наша осталась въ рукахъ отца, котораго р ѣ шеніе завис ѣ ло отъ хорошей или дурной вены два вечера въ клу[б ѣ].
Долго еще сид ѣ ли мы наверху, долго безсмысленно [25] смотр ѣ лъ я въ книгу діалоговъ. Карлъ Иванычъ былъ такъ взвинченъ, что и р ѣ шительно, кажется, никогда не хот ѣ лъ кончить несноснаго класса. Онъ безпрестанно сердился, сморкался, б ѣ галъ к Н[иколаю] Д. жаловаться на вс ѣ хъ и на все и даже зажмуривалъ глаза, когда мы ему говорили наши уроки, что́ было всегда признакомъ очень дурнымъ для насъ.
Онъ даже сказалъ, что мы не д ѣ ти, a медв ѣ ди, и что такихъ д ѣ тей ни въ Саксоніи, гд ѣ онъ жилъ у богатаго отца, который былъ арендаторомъ, ни у Енералъ-Спазинъ, [у]кого онъ жилъ не такъ, какъ у насъ — не какъ учитель, а какъ другъ, въ доказательство чего онъ приводилъ то, что Генералъ ничего не предпринималъ, не посов ѣ товавшись съ нимъ. О причинахъ же, которыя заставили его оставить счастливую жизнь въ Саксоніи и у Спазина, онъ умалчивалъ. Впрочемъ, заключилъ онъ, когда сов ѣ сть чиста, то нечего бояться, и что онъ не ожидалъ благодарности никогда и знаетъ очень хорошо, чьи это все штуки (Мими). Онъ желалъ счастья этимъ людямъ, ему же было все равно, и онъ полу-отчаяннымъ полу-грустнымъ жестомъ показывалъ, что онъ многое бы могъ сказать, но не стоитъ того.
Уже было безъ четверти часъ (а въ часъ ровно садились об ѣ дать). Карлъ Иванычъ не од ѣ вался, и не по чему р ѣ шительно нельзя было зам ѣ тить, что онъ скоро нам ѣ ренъ кончить. Изъ буфета долеталъ уже до насъ стукъ тарелокъ. Я слышалъ, какъ папа вел ѣ лъ давать од ѣ ваться. Вид ѣ лъ, какъ прошла дворовая женщина мыть тарелки. Слышалъ, какъ въ столовой [26] раздвигали столъ и уставляли стулья. Скоро, скоро позовутъ насъ. Одно только можетъ задержать. Я вид ѣ лъ, какъ посл ѣ разговору въ кабинет ѣ maman, Мими, Любочка и Юзинька пошли въ садъ и не ворочались. Но вотъ, кажется, видн ѣ ются ихъ зонтики. Н ѣ тъ, это Мими съ д ѣ вочками. Ахъ! да вонъ и Maman идетъ. Какъ она тихо идетъ и какая грустная, голубушка. Зач ѣ мъ она не ѣ детъ съ нами? А что, ежели мн ѣ сказать папа, что я не за что безъ нее не по ѣ ду, обнять ее и сказать: «Умру, папа, а съ maman не разлучусь». В ѣ дь в ѣ рно онъ меня оставитъ, и тогда мы съ Maman и съ Любочкой будемъ всегда, всегда вм ѣ ст ѣ жить, я дома, буду учиться, буду писать братьямъ, а потомъ, когда выросту большой, дамъ Карлу Иванычу домикъ, онъ будетъ жить всегда въ Красномъ, а я по ѣ ду служить и, когда буду генераломъ, женюсь на Юзиньк ѣ, привезу его родныхъ изъ Саксоніи, или н ѣ тъ, лучше я ему дамъ денегъ, и пускай онъ ѣ детъ. Много мечталъ я о генеральскомъ чин ѣ, о Саксоніи и о любви. Maman, которая за то, что я съ ней останусь и буду генераломъ, будетъ любить больше вс ѣ хъ братьевъ. Какое гадкое эгоистическое чувство! —
Ну сейчасъ позовутъ об ѣ дать. Вотъ дворецкій Фока съ салфеткой на рук ѣ идетъ въ садъ искать Maman и докладывать, что кушанье готово. Какой онъ см ѣ шной [?] всегда въ черномъ сертук ѣ, въ б ѣ ломъ жилет ѣ и пл ѣ шивый. Какъ это онъ не видитъ maman, она на середней дорожк ѣ идетъ, а онъ б ѣ житъ къ оранжере ѣ. Ну, наконецъ, [27] нашелъ, чуть чуть не упалъ. А вотъ и насъ идутъ звать. Слава Богу. — Я никакъ не могъ угадать однако, чьи были шаги, которые приближались по л ѣ стниц ѣ. Уже не говоря о братьяхъ, я по походк ѣ могу узнавать всю прислугу. Мы вс ѣ съ любопытствомъ смотр ѣ ли на дверь, въ которой наконецъ показалась совершенно незнакомая намъ фигура. Это былъ челов ѣ къ огромнаго роста съ длинными, но р ѣ дкими, полус ѣ дыми волосами, съ широкимъ, изрытымъ оспою лицомъ, съ р ѣ дкой с ѣ дой бородой, кривой на одинъ глазъ и од ѣ тый въ платье, между подрясникомъ и кафтаномъ, съ палкой больше своего роста въ рук ѣ. — И-ихъ, птички вы мои, птички!! Самка скучаетъ, груститъ, а птички выросли, въ поле летятъ. Не видать ей птенцовъ своихъ, велики, умны стали; а коршунъ ихъ заклюетъ, б ѣ дняжекъ. На могил ѣ камень, на сердце свинецъ. Жалко! Охъ больно, — и онъ сталъ плакать, утирая д ѣ йствительно падавшія слезы рукавомъ подрясника. — Голосъ его былъ грубъ и хриплъ, р ѣ чь безсмысленна и несвязна, но интонаціи были такъ трогательны, и безобразное лицо его принимало такое откровенно печальное выраженіе, что нельзя было смотр ѣ ть на него и слушать безъ участія. Это былъ юродивой Гриша, который хаживалъ еще къ бабушк ѣ (маменькиной матери) въ Петербург ѣ и очень любилъ ее, когда она была еще малюткой и, отыскавъ ее зд ѣ сь, пришелъ полюбоваться птенцами ея, такъ онъ поэтически называлъ насъ, д ѣ тей. «А ты дуракъ, вдругъ сказалъ онъ, обращаясь къ Карлу Иванычу, который въ это время од ѣ вался [28] и над ѣ валъ помача, «хоть ты на себя ленты над ѣ вай, а все ты дуракъ — ты ихъ не любишь». Карлъ Иванычъ былъ въ скверномъ положеніи: сердиться на сумасшедшаго ему было сов ѣ стно, сносить его глупыя слова ему тоже не хот ѣ лось.
— Das fehlte noch,[72] подите внизъ, я васъ не желаю вид ѣ ть, не ваше д ѣ ло, любитъ ли, не любитъ. Онъ говаривалъ всегда вы и по Русски, когда сердился, и говорилъ очень дурно. Но я, приводя его р ѣ чь, не коверкаю словъ, какъ онъ коверкалъ, потому что такого рода коверканье ничего мн ѣ не напоминаетъ, кром ѣ плоскихъ разсказовъ про Н ѣ мцевъ, которые безпрестанно вс ѣ разсказыва[ютъ], и вс ѣ слушаютъ съ стыдомъ за т ѣ хъ, кто разсказываетъ. — Наконецъ, давно желанный и пунктуальный Фока пришелъ и къ намъ и объявилъ, что кушанье готово, и мы пошли. Гриша, стуча костылемъ и продолжая говорить разную нел ѣ пицу, пошелъ за нами. Въ столовой для него былъ накрытъ особой столъ, по его неопрятности, и потому что онъ ѣ лъ постное — все это по иждивенію maman. Вс ѣ уже собрались въ гостиной. Maman съ папа ходили рука объ руку по гостиной. Мими важно сид ѣ ла на одномъ изъ креселъ симетрично подъ прямымъ угломъ, примыкавшимъ къ дивану, подл ѣ нея съ одной стороны сидела Любочька, которая, как только мы взошли, бросилась ц ѣ ловаться съ нами, съ другой Юзинька, которой тоже очень хот ѣ лось вскочить и подб ѣ жать къ намъ, но это было несогласно съ этикетомъ Мими. Мы должны были подойдти сначала къ Мими и сказать «bonjour, Mіmі» и потомъ...... н ѣ тъ, р ѣ шительно не помню, какъ я здоровался съ Юзой, ц ѣ ловалъ или н ѣ тъ. Не помню. Помню только то, что я при Мими никогда отъ души не говорилъ съ этой чудесной, б ѣ локуренькой, [29] б ѣ ленькой, чистенькой д ѣ вочкой Юзой. Несносная Мими безпрестанно приставала, оглядываясь на папа. «Parlez donc Français».[73] А тутъ-то какъ на зло такъ и хот ѣ лось болтать по Русски. Какъ ни говори, а родной языкъ всегда останется роднымъ. Когда хочешь говорить по душ ѣ, ни одного французскаго слова въ голову нейдетъ, а ежели хочешь блеснуть, тогда другое д ѣ ло. Я тогда только выучился говорить хорошо, т. е. говорить какъ на природномъ язык ѣ, а то в ѣ дь прежде только переводилъ Русскія мысли по Французски, когда понялъ, что это считается достоинствомъ хорошо говорить, а не смотр ѣ лъ на это, какъ на придирку злой Мими, какъ на фразу, которая попортила много д ѣ тской моей крови: «Mangez donc du pain»[74] (за об ѣ домъ), «опять хл ѣ ба не ѣ шь» и т. п. Отчего д ѣ вочки раньше лучше говорятъ? Оттого, что у нихъ раньше является тщеславіе. Пошли въ столовую, большіе впереди, такъ что мы, д ѣ ти, оставшись сзади, усп ѣ ли перекинуть между собою, мальчики и д ѣ вочки, н ѣ сколько пріятныхъ словъ, пріятныхъ т ѣ мъ, что нельзя было ихъ сказать при вс ѣ хъ: «Посл ѣ об ѣ да на охоту папа ѣ детъ». — «Васъ берутъ?» — «Да, — верхомъ, а васъ?» — «Не знаю. Попроси мамашу». — «Нельзя», «Постараемся».
За об ѣ домъ между папа и maman завязался очень интересной разговоръ насчетъ юродиваго Гриши, который изъ-за своего столика продолжалъ твердить: «Птички отъ матки летятъ, матка плачетъ, не видать ей больше птенцовъ. Лети голубь въ небо! На могил ѣ камень, на сердце свинецъ» и т. д., прерывая свои слова всхлипываніями и рыданіями, которые, очень понятно, усиливали разстройство нервовъ maman, которая уважала въ душ ѣ Гришу, да и вообще им ѣ ла слабость къ странникамъ, юродивымъ [30] и, хотя не признавалась, в ѣ рила въ способность предсказывать н ѣ которыхъ. «Ахъ, да, я хот ѣ ла пожаловаться теб ѣ, Alexandre», сказала она, подавая ему тарелку съ супомъ (она сама разливала), «на твоего охотника... Ахъ, Боже мой, какъ его зовутъ?... помнишь, про котораго я всегда говорила, что онъ страшный».
— «Прохора?»
— Да.
— «Что онъ сд ѣ лалъ? Ты такъ р ѣ дко бываешь недовольна людьми, что я знаю вс ѣ случаи, въ которые можетъ случится, что ты жалуешься. Первое — или онъ подошелъ разговаривать къ д ѣ тямъ. Ты этаго не любишь, а они безъ памяти рады и горды съ охотникомъ говорить. Не правда ли, д ѣ ти?» Мы улыбались. «Или жена его приходила жаловаться, или онъ при теб ѣ ударилъ больно собаку. — Вотъ три главные случая. Не правда ли?» Maman съ улыбкой, которая употребляется тогда, когда см ѣ ются надъ вашими добрыми качествами, отв ѣ чала, что н ѣ тъ, и разсказала отцу съ большимъ прискорбіемъ какъ б ѣ днаго Гришу чуть не съ ѣ ли собаки, когда онъ проходилъ по дворн ѣ, и р ѣ шительно, ежели бы не его большая палка, его такъ таки и загрызли собаки. А все виноватъ этотъ злой Прохоръ, который нарочно притравливалъ ихъ. Гриша подтверждалъ эту р ѣ чь указаніями на изорванные полы подрясника и твердилъ отцу, «ты его больно не бей, онъ дуракъ, а то и совс ѣ мъ не бей, гр ѣ хъ. Богъ проститъ. Дни не такіе». — Разговоръ начался сл ѣ дующій и по Французски.
Папа. Я откровенно теб ѣ говорю всегда и буду говорить, что я вообще этихъ Господъ не люблю. Ты можешь любить ихъ и в ѣ рить имъ, а по моему вс ѣ или большая часть лентяи, лиц ѣ меры, корыстолюбивы и, главное, никого не любятъ и никакой благодарности ни къ кому и ни за что. Что меня больше всего сердитъ, это ихъ см ѣ лость и самонад ѣ янность, которыя [31] они скрываютъ подъ личиной простоты и грубости. Вс ѣ они плуты.
Maman. Да почему это такъ думаешь? есть исключенія...
Папа. «Почему? Наприм ѣ ръ, сейчасъ, какъ онъ говорилъ ловко, просилъ меня, чтобы я не наказывалъ и не билъ бы больно, какъ онъ говоритъ, Прохора, какъ будто уже я нам ѣ ренъ былъ его наказывать. Я въ этомъ вижу только дерзкую хитрость — выставить себя добренькимъ. Другіе могутъ вид ѣ ть въ этомъ Христіанское милосердіе. Отчего въ этихъ людяхъ никогда не найдешь откровенности? Ни одинъ не разскажетъ теб ѣ всей своей жизни, а они очень ловко ум ѣ ютъ какъ будто скрывать того, чего н ѣ тъ. — Наприм ѣ ръ М. П. (странница, которая жила у насъ) своими недоконченными фразами, намеками ум ѣ ла вс ѣ хъ ув ѣ рить, что она несчастный отростокъ очень знатнаго рода, тогда какъ она просто крестьянка и бывшая любовница какого-то Твер[ского] пом ѣ щика. Они даже какъ будто не хотятъ показывать свой умъ и образованіе, которыхъ и н ѣ тъ, ум ѣ ютъ ув ѣ рить, что они и умны и образованны. Хотя я и не стану ихъ травить собаками и побраню Прохора, но ей Богу они того стоютъ. (Папа ужасно разгорячился.) Maman съ улыбкой попросила его передать горчицу. (Онъ взялъ ее въ руку и, не подавая ее maman, которая протянула уже руку, съ этимъ орудіемъ въ рук ѣ продолжалъ.)
— Н ѣ тъ, меня сердитъ, когда я вижу, что люди умные вдаются имъ въ обманъ. Вс ѣ они им ѣ ютъ претензію предсказывать, мелютъ вздоръ и такъ много, что съ добрымъ желаніемъ можно разобрать во всей этой галимать ѣ что-нибудь и похожее на предсказаніе.
Maman, видно, не хот ѣ лось спорить какъ о предм ѣ т ѣ, о которомъ [она им ѣ ла] свое особенное твердое мн ѣ ніе, и она съ улыбкой продолжала [32] просить горчицы, но папа и слышать не хот ѣ лъ. «Н ѣ тъ, сказалъ онъ, опять отодвигая руку съ горчицей. Н ѣ тъ, они только на то хороши, чтобы своими глупыми вздохами еще больше разстроивать женщинъ и безъ того съ слабыми нервами. Прекрасно д ѣ лаютъ, что полиція взялась за этихъ пророковъ — ихъ надо учить». Онъ наконецъ подалъ горчицу и замолчалъ, но maman не вытерп ѣ ла. Она была совс ѣ мъ другого объ этомъ мн ѣ нія.
— Послушай, Alexandre, это люди, которыхъ клеветать гр ѣ хъ. Эти люди вс ѣ преданы Богу и несчастны или по крайней м ѣ ре выдаютъ себя за такихъ, какъ ты говоришь. Не спорю, во всемъ есть злоупотребленія. — Но ежели имъ д ѣ лаешь добро съ участьемъ, добро, которое намъ ничего не стоитъ, то зато они за насъ молютъ Бога, и пускай 9 изъ 10 обманщики, одного святаго челов ѣ ка молитва за насъ и то много можетъ искупить наши наказаніи. Ты мн ѣ говоришь прим ѣ ръ М. П. Что мн ѣ за д ѣ ло, что они были прежде, и всегда ли ихъ жизнь была такъ чиста, какою кажется теперь. Пов ѣ рь, это званіе юродиваго не такъ привлекательно и выгодно, чтобы изъ честолюбія или денегъ челов ѣ къ бы р ѣ шился всю жизнь посвятить себя этой тяжелой жизни. Есть 3 причины, которыя могутъ заставлять ихъ выбрать эту карьеру: раскаяніе, несчастіе и призваніе, вс ѣ причины прекрасныя. Въ призваніе нельзя не в ѣ рить. Сколько есть изъ нихъ, которые съ д ѣ тства, сами не зная почему, выбрали эту тяжелую жизнь. Согласись тоже, что они просто жалки, какъ люди. Какъ не желать, сколько можешь, облегчить участь такихъ людей, которые вотъ какъ Гриша, 20 л ѣ тъ скитаются [33] безъ пристанища, питаясь самой суровой пищей, зиму и л ѣ то въ одномъ этомъ подрясник ѣ. И, сверхъ того, на немъ, сказала она, указавъ на Гришу, закованы вериги въ 1½ пуда. Я еще маленькая подслушала ночью, какъ онъ молился, и вид ѣ ла эти вериги, которыя и теперь на немъ. Другіе зимой ходятъ босикомъ въ трескучіе морозы, и мало ли есть такихъ добровольныхъ мучениковъ. Меня всегда они интересовали и интересуютъ. Хотя, правда, подъ этимъ видомъ есть обманщики, но я, слава Богу, никогда такихъ не встр ѣ чала.
Ты см ѣ ешься надъ предсказаніями, но я сама вид ѣ ла прим ѣ ры удивительные этаго вдохновенія, не дальше какъ на моемъ покойномъ отц ѣ, которому странникъ Кирюша, день въ день, часъ въ часъ предсказалъ его смерть. Да не только его смерть, но и всю жизнь матушки. Я теб ѣ разсказывала это?
— Да, я знаю. Но это ничего не доказываетъ, случай, — отв ѣ чалъ Папа.
— Какъ не в ѣ рить въ предсказанія, когда вс ѣ и всегда в ѣ рили въ это. Невольное чувство заставляетъ челов ѣ ка желать узнать будущее, и должна быть возможность удовлетворить этому чувству. Я сколько не слышала про Колліостро, про M-le Normand, которую сама вид ѣ ла въ Париж ѣ, я не могу в ѣ рить въ силу этихъ предсказаній, но что есть этотъ даръ у этихъ людей, у юродивыхъ, сумасшедшихъ, которыхъ ты презираешь, это я очень не то что понимаю, а чувствую. Челов ѣ къ, который безпрестанно убиваетъ не только вс ѣ свои страсти, но даже простыя желанія, который весь предался Богу и изгоняетъ изъ души вс ѣ помышленія, которыя не достойны Его, который не думаетъ о т ѣ хъ мелочахъ жизни, которыя поглощаютъ наше существованіе, такъ очищаетъ свою душу и возвышаетъ, что въ ней [34] открывается съ ясностью этотъ даръ предвид ѣ нія, который мы вс ѣ им ѣ емъ, но не можемъ употреблять, потому что мы безпрестанно заняты ч ѣ мъ-нибудь плотскимъ, что м ѣ шаетъ этой способности выразиться. Одинъ юродивой, который точно предсказывалъ, мн ѣ разсказывалъ, что онъ никогда не могъ отв ѣ чать на вопросы, которые ему д ѣ лали, но что, когда онъ смотр ѣ лъ пристально на какое-нибудь лицо, ему вдругъ приходили слова, которыя онъ понималъ только тогда, когда самъ слышалъ ихъ, и онъ говорилъ, самъ не зная что и почему.
Maman много спорила въ этомъ дух ѣ съ отцомъ, но онъ не поддался и окончилъ споръ какой-то шуточкой и принялся д ѣ лать салатъ. Разговоръ этотъ сначала занялъ меня. Я слушалъ и понималъ, но потомъ, зам ѣ чая, что об ѣ дъ клонится къ концу, я пересталъ слушать, т ѣ мъ бол ѣ е, что Юза безпрестанно мигала мн ѣ, указывая на Maman и Мими, что́ значило, что об ѣ дъ кончится, а такого удобнаго времени, чтобы вс ѣ были вм ѣ ст ѣ, нескоро найдешь, чтобы просить д ѣ вочекъ на охоту. —
Я толкнулъ Володю, и онъ р ѣ шился. — Всегда какъ кажется страшно просить, даже черезъ другого, не знаешь, на какой половинк ѣ стула сид ѣ ть, а какъ попросишь, и позволять, кажется, отчего давно не просилъ этого, а не позволятъ, но, ежели уже началъ, какая см ѣ лость и откуда возьмется, даже р ѣ шаешься спорить и доказывать, что можно и нужно позволить. Я въ этомъ отношеніи остался до сихъ поръ ребенкомъ. Да что я говорю «въ этомъ отношеніи», во вс ѣ хъ отношеніяхъ слабости остались т ѣ же, разница только въ томъ, что выказываются они [35] на другихъ желаніяхъ. — Во время пирожнаго былъ позванъ Никита, и отданы приказанія на счетъ собакъ, линейки для maman съ д ѣ вочьками и на счетъ верховыхъ лошадей для насъ, все съ величайшей подробностью, называя каждую лошадь по имени. Для Володи не было лошади его обыкновенной, и Папа вел ѣ лъ ос ѣ длать охотничью. Но это слово «охотничья лошадь» какъ то особенно звучало въ ушахъ maman, ей казалось, что охотничья лошадь должна непрем ѣ нно быть зв ѣ ремъ и б ѣ шенно понести и убить Володю. Такъ, не смотря на ув ѣ щаніи Папа и Володи, который съ удивительнымъ молодечествомъ говорилъ, что это ничего, и что онъ любитъ, когда лошадь несетъ, б ѣ дняжка maman продолжала говорить, что она все гулянье не будетъ покойна. Наконецъ, об ѣ дъ кончился, большіе пошли пить кофей въ кабинетъ Папа, а мы, д ѣ ти, поб ѣ жали шаркать ногами по дорожкамъ, покрытымъ упадшими листьями, въ садъ. Тамъ начались разговоры о томъ, какъ стыдно, Васинька боится верхомъ ѣ здить, какъ стыдно, что Любочка старше и тише б ѣ гаетъ, ч ѣ мъ Юза, о томъ, что д ѣ лали и говорили большіе за столомъ, и какъ бы интересно посмотр ѣ ть вериги Гриши, и какъ онъ молится. Ежели онъ рано уйдетъ спать на мужской верхъ, то р ѣ шено было передъ ужиномъ идти смотр ѣ ть. Долго толковали мы и были только оторваны отъ этихъ занятій стукомъ подъ ѣ зжавшей линейки, на которой у всякой рессоры сид ѣ ло по дворовому мальчику, крикомъ охотниковъ на собакъ, ихъ отрывистымъ взвизгиваньемъ и чудеснымъ видомъ кучера Парфена, который ѣ халъ на назначенной Волод ѣ лошади и велъ въ поводу нашихъ. Вс ѣ бросились къ забору, отъ котораго видны были вс ѣ эти прелести, [36] а оттуда од ѣ ваться на верхъ и од ѣ ваться такъ, чтобы, какъ можно бол ѣ е, походить на охотниковъ. Одно изъ главныхъ къ этому средствъ было всучиваніе панталонъ въ сапоги, за что мы и принялись съ большимъ нетерп ѣ ніемъ кончить и б ѣ жать наслаждаться у крыльца видомъ собакъ, запахомъ лошадей и разговоромъ съ охотниками.
За что охота съ собаками это изящное, завлекательное и невинное занятіе находится въ презр ѣ ніи и посрамленіи какъ у городскихъ, такъ и у деревенскихъ жителей? — «Собакъ гонять», «зайцевъ гонять». — Да что же тутъ дурнаго? Кому это приноситъ вредъ? — Раззоряются, убиваются, портятъ людей. Все неправда. Охота стоитъ совс ѣ мъ не дорого и, ежели бы т ѣ пом ѣ щики, которые им ѣ ютъ охоту, во все время, которое она продолжается, ѣ здили бы жить въ столицы, чтобы не умереть отъ скуки, они прожили бы въ трое бол ѣ е. — Хорошіе охотники никогда не скачутъ, какъ безумные, и не убиваются. На счетъ людей прим ѣ ръ наши люди — лучшіе люди во вс ѣ хъ отношеніяхъ были охотники. На охот ѣ, какъ и въ походахъ, люди формируются. А что же и хорошаго то въ охот ѣ? А вотъ что.
День былъ жаркой, б ѣ лыя тучки съ утра показались на горизонт ѣ, потомъ все ближе и ближе сталъ сгонять ихъ маленькой в ѣ терокъ, кое-гд ѣ видна была и черная тучка или сторона тучки. Около полдня безпрестанно закрывалось и опять открывалось солнце, и пахнетъ въ это время посв ѣ жее в ѣ терокъ. Славно. Къ вечеру сколько не ходили по небу тучи, не суждено видно имъ было собраться въ грозовую тучу и пом ѣ шать въ посл ѣ дній разъ нашему [37] удовольствію. Они, помучавъ насъ немного, опять стали разходиться. Одна только на восток ѣ была большая длинная туча, другіе же на самомъ верху превратились въ б ѣ лую чешую, другіе подлинн ѣ ли, поб ѣ л ѣ ли и вс ѣ б ѣ жали на горизонтъ. —
Дождя нечего было бояться. Даже Карлъ Иванычъ, который всегда зналъ, куда какая туча пойдетъ, объявилъ, что будетъ погода хорошая. Фока сб ѣ жалъ очень ловко и скоро, несмотря на преклонныя л ѣ та, крикнулъ «подавай» и сталъ твердо по середин ѣ подъ ѣ зда, между т ѣ мъ м ѣ стомъ, куда долженъ былъ кучеръ Иванъ подкатить лин ѣ йку, и порогомъ, въ позиціи челов ѣ ка, которому не нужно напоминать о его обязанности подсаживать. Барыни сошли и посл ѣ небольшаго пренія о томъ, кому на какой сторон ѣ сид ѣ ть и за кого держаться, раскрыли зонтики и отправились. (Лин ѣ йк ѣ нуженъ былъ объ ѣ здъ, а охота пойдетъ прямо.) Мы въ страшномъ нетерп ѣ ніи попрыгали на лошадей и съ помощью хлыстовъ д ѣ лали по двору разныя эволюціи, объ ѣ зжая л ѣ жащихъ по двору собакъ, чтобы изб ѣ гнуть всегдашняго выговора охотниковъ: «Собаку, сударь, не извольте раздавить». — Володя вл ѣ зъ на охотничью лошадь, несмотря на твердость своего характера, не безъ н ѣ котораго содраганія. На лошади же онъ былъ очень хорошъ: точно большой! Особенно обтянутые ляжки его лежали на с ѣ дл ѣ такъ хорошо, что мн ѣ было завидно, особенно завидно потому, что я на своемъ стриженномъ клепер ѣ, сколько я могъ судить по т ѣ ни, далеко не им ѣ лъ такого прекраснаго вида. Вотъ послышались на л ѣ стниц ѣ шаги папа. Выжлятникъ подогналъ отрыскавшихъ гончихъ. Борзятники подозвали своихъ и стали садиться. Стремянный подвелъ лошадь къ крыльцу. Собаки своры папа, [38] которыя прежде лежали и стояли въ разныхъ живописныхъ позахъ около его лошади, бросились къ нему. — Онъ вышелъ на крыльцо, за нимъ въ бисерномъ ошейник ѣ весело выб ѣ жала Милка, которая, выходя, всегда здоровалась со вс ѣ ми собаками: на н ѣ которыхъ порычала, съ другими поиграла. Она точно барыня была передъ другими собаками.
— Какъ ты думаешь, Турокъ, спросилъ папа, садясь на лошадь, у до ѣ зжачаго — куда намъ нынче ѣ хать?
Папа всякой разъ д ѣ лалъ этотъ вопросъ, отправляясь на охоту, и всякой разъ, какъ и теперь, получалъ тотъ же отв ѣ тъ: «Куда вамъ будетъ угодно». — «Н ѣ тъ, да ты какъ ты думаешь? Ежели намъ въ дубки ѣ хать, такъ съ одной стороны тамъ еще хл ѣ бъ не снятъ, a за то ужъ в ѣ рно тамъ найдемъ. Въ Калиновомъ же Богъ знаетъ, будетъ ли что нибудь».
— Въ Калиновымъ то оно такъ-съ, да вчера вечер[омъ] тамъ Ермолай лисицу вид ѣ лъ, какъ въ л ѣ съ за дровами ходилъ, говоритъ, матерая, какъ волкъ точно.
— Ну такъ по ѣ демъ въ Калиновой, а оттуда дуброву и эти мелочи захватимъ.
— Какъ вамъ будетъ угодно-съ.
Р ѣ шено было въ Калиновой, и мы по ѣ хали. — Турокъ открывалъ шествіе, за нимъ пестрымъ кружкомъ б ѣ жали сомкнутыя гончія. Жалко было смотр ѣ ть, какая участь постигала ту неосторожную, которой вздумывалось отстать: ей надо было за шею перетянуть свою подругу и, сверхъ того, одинъ изъ выжлятниковъ, исполняя свою обязанность, не пропускалъ этаго случая, чтобы ударить ее арапникомъ, крикнувъ «въ кучку».
Разровнялись. По сторонамъ ѣ хали борзятники на славныхъ низовыхъ горбоносыхъ, съ хорошимъ ходомъ лошадяхъ, — вс ѣ красивые люди, со вс ѣ ми охотничьими досп ѣ хами. Р ѣ дко можно [39] вид ѣ ть красив ѣ е групу, составленную изъ челов ѣ ка и животныхъ, какъ охотника на лошади, за которой рыщутъ борзыя собаки, особенно, когда онъ имъ бросаетъ прикормку. Очень красиво!
Подъ ѣ хавъ къ Калиновому, мы нашли линейку уже тамъ и, сверхъ всякаго ожиданія, еще тележку въ одну лошадь, на середин ѣ которой сид ѣ лъ буфетчикъ и держалъ что-то въ салфетк ѣ между ногъ; съ одной стороны торчалъ самоваръ, и еще были кое какія привлекательные узелки. Нельзя было ошибиться — это былъ сюрпризъ: чай на чистомъ воздух ѣ, мороженое и фрукты. Радость наша была неописанная. — Чай въ чайной не доставлялъ никакого удовольствія; изъ буфета — очень малое; на балкон ѣ было очень пріятно, но на воздух ѣ, тамъ, гд ѣ никогда не пьютъ чай, гд ѣ -нибудь подъ березой, это было верхъ наслажденія. — Турокъ сл ѣ зъ съ лошади и, выслушавъ подробное наставленіе съ величайшимъ вниманіемъ, какъ ровняться и куда выходить, наставленіе, которое, впрочемъ, ему было совс ѣ мъ не нужно — онъ всегда д ѣ лалъ по-своему — разомкнулъ собакъ, с ѣ лъ опять на лошадь и, потихоньку посвистывая, скрылся за молодыми березками. — Разомкнутые гончіе прежде всего выразили маханьями хвостовъ свое удовольствіе, потомъ встряхнулись, сд ѣ лали все это и еще больше того около, неизвестно почему избранныхъ ими, кустиковъ, что д ѣ лаютъ солдаты, когда имъ говорятъ «оправься», и принялись серьезно за д ѣ ло. Намъ дали по собак ѣ, которую мы должны были держать на платк ѣ, сл ѣ зли съ лошади и разослали по разнымъ м ѣ стамъ. Меня послали довольно далеко. Я бросился опрометью туда. То собака меня тащила, то упиралась, я торопился и дикимъ голосомъ кричалъ у... у... наконецъ, запыхавшись, доб ѣ жалъ и ус ѣ лся въ трав ѣ. Настала минута ожиданья. — Разум ѣ ется, воображеніе мое ушло далеко впередъ д ѣ йствительности. Уже я пятаго зайца самъ затравливалъ и даже одну лисицу, какъ отозвалась одна гончая. [40] Тутъ р ѣ шительно я пришелъ въ неописанное волненіе. Глаза выкатились у меня изо лбу, потъ катился градомъ, и капли его, хотя и щекотали меня, сб ѣ гая по подбородку, я не вытиралъ ихъ, я не переводилъ дыханія и съ безсмысленной улыбкой смотр ѣ лъ то на л ѣ съ, то на собаку. Мн ѣ казалось, что р ѣ шается моя участь, и что минуты р ѣ шительн ѣ е этой въ жизни быть не можетъ. Но положеніе это было слишкомъ неестественно, оно не могло продолжатся. Гончіе все гоняли; зайца не было, я сталъ смотр ѣ ть по сторонамъ. Подл ѣ самаго меня муравей тащилъ огромную соломину и, хотя она ц ѣ плялась безпрестанно, онъ продолжалъ тащить, поворачиваясь съ боку на бокъ. Его постоянство и сила обратили мое особое вниманіе, тутъ же на б ѣ ду мою прил ѣ тела бабочка. Въ ней ничего не было особеннаго, — желтая с б ѣ[лымъ] — но она такъ ми[ло] покружилась надъ длинн[ымъ] б ѣ лымъ цв ѣ точк[омъ], потомъ ус ѣ лась и только изр ѣ дка взмахивала жолтыми крылышками, наконецъ совс ѣ мъ замерла. Видно было, что ей пріятно, очень пріятно: солнушко ее пригр ѣ ло. Въ это время Жиранъ рванулся. Не знаю, что́ сд ѣ лалось съ бабочкой, я оглянулся и увид ѣ лъ.... на опушк ѣ, одно ухо приложилъ, другое поднялъ, перепрыгиваетъ заяцъ. Вс ѣ мои планы выдержать изчезли, я спустилъ собаку и закричалъ голосомъ, неистовое выраженіе котораго нельзя передать.
— Только что я сд ѣ лалъ это, въ ту же минуту я сталъ раскаиваться. Заяцъ прис ѣ лъ, сд ѣ лалъ прыжокъ, и ужъ больше я его не видалъ. — Но каковъ былъ мой стыдъ, когда за гончими, которыя въ голосъ вывели на опушку, вы ѣ халъ Турокъ. Онъ вид ѣ лъ мое приключеніе и только сказалъ: «Ахъ, баринъ». Мн ѣ бы было легче, ежели бы онъ мн ѣ отр ѣ залъ ноги, какъ зайцу, и пов ѣ силъ бы меня на с ѣ дло, ч ѣ мъ выслушать только эти два слова. Но какъ они были сказаны.
(У меня есть тетушка, довольно дальняя, но я привыкъ ее звать тетушкой. У этой тетушки есть [41] братъ, у брата есть охота. Тетушка особа весьма степенная, пожилыхъ л ѣ тъ, у нее свой домъ, своя воспитанница, и кругъ ее знакомыхъ состоитъ изъ лицъ самыхъ почетныхъ въ Губерніи. Вс ѣ Архиреи, которые были въ продолженіе 20 л ѣ тъ, что она живетъ въ город ѣ, бывали у нее, и она пользовалась расположеніемъ Преосв ѣ щенныхъ. Однимъ словомъ, тетушка особа. У ѣ зжая изъ деревни брата своего, куда она при ѣ зжала на короткое время, въ ноябр ѣ м ѣ сяц ѣ, братъ ея предложилъ ей проводить ее верхомъ н ѣ сколько верстъ. (Была пороша, самый Михайловъ день 8 ноября.) Только что вы ѣ хали за околицу, братецъ ея зам ѣ тилъ маликъ, который пошелъ къ гумнамъ. Онъ по ѣ халъ до ѣ зжать, расчитывая догнать сестрицу. Заяцъ вскочилъ, охотники стали травить. Заяцъ покосилъ на дорогу. Около дороги были сугробы. Собаки проваливались, русакъ оттянулъ, выбрался на дорожку и былъ таковъ. — Надо зам ѣ тить, что это д ѣ ло происходило возл ѣ самаго возка тетушки. Но каково положеніе братца, когда онъ увидалъ сл ѣ дующую картину. Тетушка, подобравъ салопъ, была по кол ѣ но въ сн ѣ гу. Старый лакей не могъ догнать ее, она падала отъ усталости. Ноги ее въ б ѣ лыхъ мохнатыхъ сапогахъ отказывались двигаться. Кучеръ смотр ѣ лъ на нее въ тупомъ изумленіи, но, что хуже всего, тетушка въ эту минуту (посл ѣ она раскаивалась) не чувствовала всей непристойности своего положенія, а продолжала твердить: «Что жъ, братецъ, я бы рада, но силъ н ѣ тъ. Ушелъ?» спрашивала она. —
Второй случай. Въ нашемъ Губернскомъ город ѣ жилъ купецъ Подъемщиковъ. Онъ всегда велъ д ѣ ла съ отцомъ, и отецъ любилъ его за честность и акуратность. Объ охот ѣ же онъ отзывался всегда съ презр ѣ ніемъ. Уговорилъ его разъ отецъ [42] ѣ хать на охоту. Посл ѣ н ѣ которыхъ безусп ѣ шныхъ отговорокъ онъ вл ѣ зъ въ длиннополомъ купеческомъ кафтан ѣ и [съ] с ѣ денькой бородкой на охотничью лошадь и ѣ здилъ все поле съ нами. Поле было неудачно. Ироническая и презрительная полуулыбка не сходила съ его лица. Пришлось, наконецъ, у самыхъ ногъ его лошади затравить б ѣ ляка. (Травля б ѣ ляка красив ѣ е травли русачей, хотя и не такъ [ 1 неразобр. ] б ѣ лякъ безпрестанно увиливается). Я сл ѣ дилъ за нимъ во время всей травли, желая знать, какое на него произведетъ впечатл ѣ ніе. Онъ скакалъ какъ сумашедшій. Я безпрестанно ждалъ, что или упадетъ лошадь, или онъ раздавитъ собакъ. Самъ же онъ едва сид ѣ лъ на седл ѣ. Упавъ на переднюю луку, онъ помиралъ со см ѣ ху. Когда затравили б ѣ ляка, онъ не сл ѣ зъ, а свалился съ лошади и, упавъ на землю, продолжалъ см ѣ ятся, такъ что уже не слышно было звуковъ, а по конвульсіямъ можно было заключить, что онъ см ѣ ется. Насилу серьезные лица охотниковъ его успокоили.)
Долго стоялъ я въ н ѣ момъ отчаяніи на томъ же м ѣ с[т ѣ ], не звалъ даже собаки и только твердилъ съ самыми выразительными жестами: «Ахъ, какая досада». Я слышалъ, какъ погнали дальше гончіе, какъ заотукали на другой сторон ѣ л ѣ са, какъ отбили зайца, и какъ вызывалъ до ѣ зжачій собакъ, но я все не трогался съ м ѣ ста.
Охота кончилась. На ковр ѣ, въ т ѣ ни, сид ѣ ли вс ѣ кружкомъ. Буфетчикъ Василій стоялъ на кол ѣ няхъ и изъ коробки вынималъ завернутыя въ листья груши и персики. Такъ было жарко и хот ѣ лось ѣ сть, что, кажется, проглотилъ бы весь коробокъ съ Василіемъ, а надо было дожидаться, пока Василій выложитъ все на тарелки, разставитъ эти тарелки симетрично на ковр ѣ, и когда посл ѣ большихъ раздадутъ намъ по одной штучк ѣ. Какъ ни долго дожидались мы [43] этаго, однако дождались и тотчасъ поб ѣ жали устроивать б ѣ седочку. Любочка нашла необыкновенной величины зеленаго червяка. Вс ѣ мы припали, головами вм ѣ ст ѣ, къ листочку, на которомъ сорвала его она и съ ужасомъ бросила на землю. Юза р ѣ шилась поднять его, подставивъ ему сухую травку на дорог ѣ, и, чтобы ловч ѣ е сд ѣ лать это, она сд ѣ лала движеніе плечомъ, за которое всегда сердилась Мими говоря, que c’est un geste de femme de chambre[75]. Платье съ открытой шеей спускается ниже плеча, и, подымая и потомъ опуская какъ то плечо, я часто видалъ, что д ѣ вочки опять приводятъ платье на настоящее м ѣ сто. Юза, стоя на кол ѣ нах, и нагнувшись надъ червякомъ, сд ѣ лала это самое движеніе. Я смотр ѣ лъ ей черезъ плечо. Въ это самое время в ѣ теръ поднялъ косыночку съ ея б ѣ ленькой, какъ сн ѣ гъ, шеи. Я посмотр ѣ лъ на это голое плечико, которое было отъ моихъ губъ на вершокъ и припалъ къ нему губами такъ сильно и долго, что, ежелибы Юза не отстранилась, я никогда бы не пересталъ. Юза покрасн ѣ ла и ничего не сказала. Володя презрительно сказалъ: «что за н ѣ жности» и продолжалъ заниматься пресмыкающимся. У меня были слезы на глазахъ. Это было первое проявленіе сладострастія.
Охота и гулянье больше нич ѣ мъ не были зам ѣ чательны. Н ѣ что т ѣ мъ, что тутъ maman, найдя удобную веселую минуту, упросила папа отложить разставаніе до завтрашняго утра, посл ѣ ранняго завтрака. —
Назадъ мы по ѣ хали другимъ порядкомъ: не съ охотой, а съ линейкой. Мы одинъ передъ другимъ гарцовали около лин ѣ йки. Я по т ѣ ни казался довольно удовлетворительнымъ, но меня приводило въ смущеніе другое обстоятельство. Я хот ѣ лъ прельстить вс ѣ хъ сид ѣ вшихъ въ лин ѣ йк ѣ своей ѣ здой, пролет ѣ въ мимо нихъ. Я сзади начиналъ хлыстомъ разгонять лошадь, поровнявшись съ лин ѣ йкой, принималъ самое непринужденное и граціозное положеніе, поводя правой [44] рукой по поводьямъ отъ л ѣ вой руки до конца, какъ вдругъ, поровнявшись съ упряжными лошадьми, моя лошадь, несмотря на все мое старанье, останавливалась. И это н ѣ сколько разъ. Ужасно досадно. —
Прі ѣ хали домой, пили чай, играли. Явился Гриша. Наконецъ, ус ѣ лись вс ѣ съ maman, чтобы провести посл ѣ дній вечеръ съ ней — это была мысль старшаго, Володи. — Папа не было, его голосъ слышенъ былъ изъ кабинета — онъ занимался съ Никитой. Гриша продолжалъ говорить притчами. Очень легко было перевести его слова такъ, что онъ предсказывалъ maman смерть и то, что она съ нами больше не увидится. Онъ плакалъ въ нашемъ дом ѣ. Это одно, по мн ѣ нію принимавшихъ его за пророка, значило, что нашему дому предстоитъ несчастіе. Онъ всталъ и сталъ прощаться. Мы переглянулись и вышли потихоньку, но только-что нашихъ шаговъ не могло быть слышно, мы опрометью бросились на верхъ и зас ѣ ли въ темный чуланъ, изъ котораго видно намъ будетъ, какъ будетъ молиться Гриша. Никто изъ насъ другъ другу не признавался, но вс ѣ мъ намъ было страшно въ темнот ѣ, и мы вс ѣ жались другъ къ другу. Гриша съ своей палкой и св ѣ чкой въ рук ѣ взошелъ въ комнату. Мы не переводили дыханія. Гриша безпрестанно твердилъ «Господи, помилуй» и «Господи, Исусе Христе» и «Мати, Пресвятая Богородица» съ разными интонаціями и выговаривая эти слова такъ, какъ говорятъ т ѣ, которые ихъ часто произносятъ. — Онъ съ молитвой поставилъ свой посохъ въ уголъ, осмотр ѣ лъ постель и сталъ разд ѣ ватся. Снялъ изорванный нанковый подрясникъ, сложилъ его, снялъ сапоги, подвертки, все это тщательно и медленно. Выраженіе лица его было совс ѣ мъ другое, ч ѣ мъ обыкновенно. Вм ѣ сто всегдашняго выраженія торопливости, безпокойства и тупоумія, въ эту минуту онъ былъ спокоенъ, важенъ и умно задумчивъ. Оставшись въ одномъ б ѣ ль ѣ, которое совс ѣ мъ не было б ѣ ло, онъ с ѣ лъ на кровать видно съ усиліемъ, потому что онъ въ это время[76][45] сморщился, оторвалъ подъ рубашкой отъ т ѣ ла вериги. Они брякнули. — Посид ѣ въ немного, онъ всталъ съ молитвой, поднялъ св ѣ чку въ уровень съ кивотомъ, въ которомъ стояли н ѣ сколько иконъ, перекрестился на нихъ и повернулъ св ѣ чку огнемъ внизъ. Она съ трескомъ потухла. Прямо въ оба окошка, обращенныя на л ѣ съ, ударяла полная луна. Длинная б ѣ лая фигура юродиваго съ одной стороны была осв ѣ щена лучами м ѣ сяца, съ другой длинною т ѣ нью падала по полу, ст ѣ н ѣ и доставала до потолка. Онъ стоялъ сложивъ руки на груди, опустивъ голову и безпрестанно прерывисто вздыхая. Наконецъ, онъ съ трудомъ опустился на кол ѣ ни и началъ молиться, сначала тихо ударяя только на н ѣ которыя слова, потомъ, видно было, что онъ все бол ѣ е и бол ѣ е воодушевлялся, онъ пересталъ уже твердить молитвы изв ѣ стныя, которыхъ онъ много прочелъ, онъ говорилъ свои слова простыя, даже нескладныя, хотя онъ старался выражаться по славянски, чтобы было похожо на молитву. Онъ молился о себ ѣ, чтобы Богъ простилъ его, молился о матери, о насъ, твердилъ: «Боже, прости врагамъ моимъ», безпрестанно крехтя, припадалъ къ земл ѣ лбомъ, билъ о полу и опять подымался, несмотря на вериги, которыя издавали звуки жел ѣ за. Долго, долго находился онъ въ этомъ положеніи религіознаго экстаза, импровизируя молитвы, и слова его были грубы, но трогательны. То твердилъ онъ: «Господи, помилуй меня» н ѣ сколько разъ сряду и всякой разъ съ бо́льшимъ и бо́льшимъ воодушевленіемъ. Онъ говорилъ: «Прости меня», «Научи мя, что творить» съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ говорилъ съ к ѣ мъ нибудь. Его в ѣ ра была такъ сильна, что онъ чувствовалъ, что Богъ слышитъ его молитву. Любовь его была такъ сильна и тепла, что онъ безсознательно настроивалъ голосъ на самое жалостливое выраженіе, какъ будто Богъ слушалъ его слова. Раскаяніе, преданность Вол ѣ Божіей и сознаніе своего ничтожества такъ[77][46] сильны, что онъ замолкалъ, не зналъ, что говорить и лежалъ, приложивъ лобъ къ земл ѣ, только изр ѣ дко вздыхая. — Описывая впечатл ѣ нія, которыя произвела на меня въ д ѣ тств ѣ молитва Гриши, когда все хорошее сильно отзывается въ еще неиспорченной душ ѣ нашей, мн ѣ пришли на мысль н ѣ которые несправедливые понятія, которые я и самъ разд ѣ лялъ когда-то, о безполезности наружныхъ знаковъ благогов ѣ нія при молитв ѣ. Большая часть людей нын ѣ шняго в ѣ ка, исключая т ѣ хъ, которые вамъ скажутъ откровенно, (а это я ц ѣ ню), что они ни во что не в ѣ рятъ, состоитъ изъ людей, которые вамъ отв ѣ тютъ, ежели вы ихъ спросите, молются ли они, что они не полагаютъ молитву въ томъ, чтобы въ изв ѣ стные часы становиться въ позицію передъ дурно намалеванной доской и читать заученныя слова, но что они молються всегда и везд ѣ, гд ѣ придутъ къ нимъ мысли благогов ѣ нія. — Не в ѣ рьте имъ, это люди, которые не им ѣ ютъ ничего святаго, и эти мысли благогов ѣ нія никогда имъ не приходятъ. Говорятъ они, что ихъ возбуждаетъ къ молитв ѣ величіе природы. Ежели бы это было такъ, то они всегда бы должны молиться, потому что есть ли такая природа, которая бы не была велика? Чтеніе изв ѣ стныхъ, условленныхъ молитвъ и вс ѣ признаки благогов ѣ нія, которые приняты у насъ при молитв ѣ, невольно возбуждаютъ мысли религіозныя, во-первыхъ, потому что, читая молитвы, заученныя вами въ д ѣ тств ѣ, переносятъ васъ къ этому времю, времю единственному, въ которомъ вы чувствовали чистоту души и не сомн ѣ вались въ томъ, что Богъ слышитъ вашу молитву. — Простота есть величіе. Молитва есть просьба. — Мн ѣ скажутъ — раскаяніе, преданность Вол ѣ Божьей есть тоже молитва. Раскаяніе есть просьба простить гр ѣ хи наши, преданность вол ѣ Божьей есть просьба принять насъ въ свою волю. Всякая молитва есть просьба. —
[47] Просить Бога отъ души нельзя иначе, какъ также, какъ мы просимъ челов ѣ ка: языкомъ самымъ простымъ, доступнымъ и понятнымъ для того челов ѣ ка, котораго просимъ. Искать такихъ молитвъ и выраженія мыслей, которыя бы были достойны Бога, есть верхъ гордости челов ѣ ческаго ума. Н ѣ которые люди говорятъ, что, удивляясь творенію Бога, изучая творчество, я мыслями переношусь къ Богу и хвалю его. Какая же это хвала, ежели ты ее не можешь выразить? Моли Бога, какъ ты молишь челов ѣ ка. Эта молитва будетъ доступна для самаго тебя, ты дашь себ ѣ отчетъ въ томъ, о чемъ ты просишь, а для Бога доступны всякія слова. Я вижу гораздо больше величія въ словахъ одной жалкой д ѣ вочки 10 л ѣ тъ, которая умирала, и смерть которой я вид ѣ лъ, отъ водяной въ страшныхъ страданіяхъ, и, не переставая молиться, говорила: «Божія матерь, избави меня, помилуй меня. Да помилуй меня, да прости же меня». Это «да» есть верхъ величія и простоты въ молитв ѣ. Эта д ѣ вочка чувствовала, что Богъ слышитъ ея молитву, ч ѣ мъ въ словахъ людей, которые говорятъ, что это оскорбленіе Божеству, ежели допускать, что есть молитвы Святыхъ, которыя могутъ искупить мои гр ѣ хи, есть иконы, которыя им ѣ ютъ силу исц ѣ лить, а не Богъ, котораго творенія я вижу во всемъ отъ миріядовъ безконечно мелк[ихъ] нас ѣ комыхъ до миріядовъ св ѣ тилъ небесныхъ. — Челов ѣ къ существо плотское, и поэтому ч ѣ мъ проще онъ берется за молитву, т ѣ мъ бол ѣ е видна его в ѣ ра, и т ѣ мъ угодн ѣ е эта молитва Богу, a ч ѣ мъ бол ѣ е старается челов ѣ къ стать мыслями на уровень величія Божія, т ѣ мъ бол ѣ е онъ заблуждается, т ѣ мъ мен ѣ е онъ въ состояніи дать отчетъ въ томъ, что онъ называетъ своей молитвой, и т ѣ мъ м ѣ н ѣ е она угодна Богу. Ч ѣ мъ бол ѣ е им ѣ етъ челов ѣ къ в ѣ рное понятіе о своемъ ничтожеств ѣ, т ѣ мъ бол ѣ е в ѣ рное понятіе будетъ им ѣ ть онъ о величіи Бога. Поэтому то я говорю: во-вторыхъ не отклоняйтесь отъ знаковъ благогов ѣ нія при молитв ѣ — они указываютъ на ваше ничтожество и на Величіе Бога.
[48] Вс ѣ мы, сидя въ темномъ чулан ѣ и безмолвно смотря на Гришу, были проникнуты чувствомъ д ѣ тского удивленія, благогов ѣ нія и жалости къ Гриш ѣ. Гриша продолжалъ молиться. Любопытство наше было удовлетворено, и чувство умиленія вм ѣ ст ѣ съ нимъ скоро пропало. Юза взяла мою руку и спросила шопотомъ: «чья эта рука?» — въ темнот ѣ мы не узнавали другъ друга. Юза сид ѣ ла на полу, я, облокотившись за локоть, лежалъ за нею. Какъ только я услыхалъ пожатіе ея руки и голосъ ея надъ самой моей щекой, я вспомнилъ нын ѣ шній поц ѣ луй, схватилъ ее голую руку и сталъ страстно ц ѣ ловать ее, начиная отъ кисти до сгиба локтя. Найдя эту ямочку, я припалъ къ ней губами изо вс ѣ хъ силъ и думая только объ одномъ, чтобы не сд ѣ лать звука губами, и чтобы она не вырвала руки. Юза не выдергивала руки, но другой рукой отыскала въ темнот ѣ мою голову и своими н ѣ жными тонкими пальчиками провела по моему лицу и по волосамъ. Потомъ, какъ будто ей стало стыдно, что она меня ласкаетъ, она хот ѣ ла вырвать руку, но я кр ѣ пче сжалъ ее, и слезы капали у меня градомъ. Мн ѣ такъ было сладко, такъ хорошо, какъ никогда въ жизни. Я назвалъ Юзу чистенькой д ѣ вочкой. Это была ее главная черта и красота. Всегда она была б ѣ ленькая, розовенькая, на лиц ѣ, рукахъ все у нее было ни слишкомъ бл ѣ дно, ни слишкомъ красно, вс ѣ контуры какъ лица, такъ и таліи были чрезвычайно отчетливы и ясны. — Кожа была глянцовитая и всегда сухая. Ежели она была въ испареньи, то franchement[78] потъ катился градомъ. Какъ описать то восхитительное чувство, которое я испытывалъ, плача и ц ѣ луя ея б ѣ ленькую ручку. Это должно быть была любовь, должно быть тоже и сладострастье, но сладострастье не сознанное. Мн ѣ довольно подумать, что я хочу им ѣ ть N, чтобы больше не желать. Сознанное сладострастье чувство тяжелое, грязное, а это было чувство чистое и пріятное и особенно грустное. Вс ѣ высокія чувства соединены съ какой-то [49] неопределенной грустью. Васинька, пошевелившись, зац ѣ пилъ за какое-то сломанное, выставленное въ чуланъ стуло, и, хотя тутъ ничего не было см ѣ шного, особенно для меня, кто то не удержался отъ см ѣ ху и, потому что нельзя было см ѣ ятся, фыркнулъ, и мы вс ѣ съ шумомъ выб ѣ жали изъ комнаты. Для меня прекратилось самое блаженное состояніе, а Гришу на минуту оторвали отъ молитвы; онъ тихо оглянулся и сталъ крестить вс ѣ стороны, читая молитвы.
На другой день утромъ коляска и тарантасъ, запряженныя почтовыми лошадьми (не могу не зам ѣ тить, что мы очень гордились ѣ хать на почтовыхъ, привыкши ѣ здить на своихъ), стояли у подъ ѣ зда, окруженные многочисленной дворней: стариковъ, женщинъ, д ѣ тей, которые пришли прощаться, стояли у подъ ѣ зда. Мы вс ѣ и Папа въ дорожныхъ платьяхъ, maman, Любочка, Юзенька, Мими, Карлъ Иванычъ сошлись посл ѣ завтрака въ гостиной прощаться.
Я такъ былъ занятъ т ѣ мъ, что мы ѣ демъ на почтовыхъ, что мн ѣ будетъ жарко въ лисьей шубки, и что совс ѣ мъ не нужно шарфа (что я за н ѣ жинка), что и не думалъ о томъ, какъ грустно будетъ разставаться. Вс ѣ сид ѣ ли въ гостиной. Папа и maman ничего не говорили о себ ѣ и о насъ. Они оба чувствовали, что такъ грустно, что объ этомъ не надо говорить, а говорили о в ѣ щахъ, которыя никого не интересовали, какъ-то, хороша ли будетъ дорога, что̀ сказать Княжн ѣ Д. и т. д. Фок ѣ поручено было доложить, когда все будетъ готово. Онъ взошелъ. Ему в ѣ л ѣ ли затворить вс ѣ двери и с ѣ ли, Фока тоже прис ѣ лъ у двери. Я продолжалъ быть беззаботенъ и нетерп ѣ ливъ; просид ѣ ли не бол ѣ е 10 секундъ, a мн ѣ казалось, что очень долго; наконецъ, встали, перекрестились. Папа обнялъ maman, и мн ѣ см ѣ шно казалось, какъ они долго ц ѣ луются, и хот ѣ лось, чтобы поскор ѣ е это кончилось, и ѣ хать, но когда maman обернулась къ намъ, [50] и когда я увидалъ эти милые глаза, полные слезъ, тогда я забылъ о томъ, что надо ѣ хать, мн ѣ такъ стало жалко б ѣ дную душечьку maman, такъ грустно было съ ней разставаться... Она ц ѣ ловала отца и прощалась съ нимъ, а плакала о насъ. Это все я почувствовалъ. Она стала прощаться съ Володей и столько разъ его крестила и ц ѣ ловала, что я н ѣ сколько разъ совался впередъ, думая что насталъ мой чередъ. Наконецъ, и я обнялъ мамашу и плакалъ, плакалъ, ни о чемъ не думая, кром ѣ о своемъ гор ѣ. Вышли на крыльцо, ус ѣ лись въ экипажи. Maman почти на каждой ступени останавливала и крестила насъ. Я ус ѣ лся въ коляск ѣ съ папа на переднемъ м ѣ ст ѣ; верхъ былъ поднять; мн ѣ не видно было maman, но я чувствовалъ, что она тутъ. «Еще разъ поц ѣ ловать ее, думалъ я, или н ѣ тъ, лучше не надо». Однако я протянулся еще разъ къ ней; она была на другой сторон ѣ, мы разошлись. Увидавъ меня [ 1 неразобр. ], она грустно улыбнулась и кр ѣ пко, кр ѣ пко поц ѣ ловала меня въ посл ѣ дній разъ. Мы по ѣ хали; сердце мое сжималось; я уже не плакалъ, а рыдалъ; мн ѣ что то давило въ горл ѣ; съ большой дороги мы еще вид ѣ ли платокъ, которымъ махала maman, стоя на балкон ѣ, я сталъ махать своимъ. Это движеніе протрезвило меня, и я уже пересталъ отчаяваться; теперь меня занимало и какъ-то доставляло удовольствіе, что я плачу о maman, что я чувствительный ребенокъ. Отецъ молчалъ и смотр ѣ лъ изр ѣ дка на меня съ участіемъ; я подвинулся на самый задъ и продолжалъ плакать, глядя на пристяжку, которую вид ѣ лъ съ своей стороны. Смотр ѣ лъ я, какъ махала хвостомъ эта пристяжная, какъ перем ѣ няла аллюръ она то рысью, то галопомъ; смотр ѣ лъ, какъ прыгала на ней шлея, и смотр ѣ лъ до т ѣ хъ поръ, пока шлея взмылилась. Папа сталъ расчитывать дни, когда мы при ѣ демъ; я сталъ вслушиваться и скоро забылъ про maman, а разсчитывалъ, когда мы, днемъ или ночью, увидимъ Москву. Посл ѣ только я [51] вспомнилъ о томъ, что я холодно простился съ Любочкой и Юзой, такъ я въ то время былъ огорченъ. А какъ они б ѣ дныя плакали, особенно Любочка. И Карла Иваныча жалко и Фоку жалко и березовую аллею жалко и все, все жалко, a б ѣ дная maman! и слезы опять навертывались мн ѣ на глаза, но ненадолго.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Зд ѣ сь кончается писанное мною прежде, и я опять начинаю писать къ вамъ и для васъ.
Насъ привезли въ Москву и отдали въ Комерческое училище. Время, которое я провелъ тамъ, я не стану описывать, да и что описывать — ничего, кром ѣ тяжелыхъ и грустныхъ воспоминаній, грустныхъ не такъ, какъ бываютъ сладко грустны воспоминанія время счастливаго, а къ этимъ воспоминаніямъ, напротивъ, всегда въ душ ѣ моей прим ѣ шивается какая-то горечь и досада. Хот ѣ лось бы остановить воображеніе, которое безсознательно, какъ глупая машина, lanterne magique[79], рисуетъ в ѣ рно и т ѣ и другія. Вы зам ѣ тили, я и говорить не люблю про это время. Сколько оскорбленій, сколько разочарованій суждено было перенести мн ѣ, ребенку н ѣ жному. Еще св ѣ жи были въ воображеніи моемъ ласки любящей и любимой матери.
Меня поражало и оскорбляло все, начиная отъ того, что, вм ѣ сто того, чтобы мн ѣ, какъ я привыкъ, оказывали вс ѣ знаки признательности, уваженія (меня долго удивляло то, что люди ходятъ мимо окошка, на которомъ я сижу, и не снимаютъ шапки), меня заставляли кланяться какимъ-то людямъ, которыхъ я никогда не видалъ и вид ѣ ть не хот ѣ лъ, и которые нисколько обо мн ѣ не заботились, и кончая т ѣ мъ, что, исключая братьевъ, я ни въ одномъ товарищ ѣ не находилъ т ѣ хъ понятий, съ которыми я свыкся, и которыя были необходимы для того, чтобы мы могли понимать другъ друга. Они разсказывали про какихъ[-то] отцовъ съ бородами, которые никогда ихъ не ласкали, про матерей, которыя боялись мужей, и которыхъ били. Я ничего этаго не понималъ, а что понималъ, то было мн ѣ противно. Особенно же отталкивало меня какъ отъ воспитателей, такъ и отъ воспитанниковъ, это недостатокъ изящества физическаго и моральнаго. Даже не было того, что зам ѣ няетъ моральное изящество, теплоты[80][52] сердечной, или, ежели она и была, то подъ такой грубой корой, что я никакъ не могъ откопать ее.
Сколько разъ старался я — д ѣ тскому сердцу необходимо чувство — сойдтись съ к ѣ мъ нибудь или хоть издали полюбить — я не могъ. Наружныя проявленія чувства не были согласны съ т ѣ ми, которыя я привыкъ вид ѣ ть у maman. Ничтожное обстоятельство разрушало планъ огромнаго чувства. Мн ѣ надо было или забыть maman и ея любовь, или привыкнуть къ тому, что меня окружало, но на это нужно было время, или въ пору, самую пылкую, когда душа ищетъ предмета, на который бы изливать весь запасъ любви, уединиться отъ окружающаго св ѣ та, презирать его и жить одними воспоминаніями. Я выбралъ посл ѣ днее, хотя и самое трудное. Этому выбору, признаюсь, сод ѣ йствовало дурное чувство, гордость. Я учился дурно, отъ л ѣ ни и отъ того, что воля моя была устремлена на то, чтобы, несмотря на частыя искушенія, удержать себя въ этомъ отдаленіи отъ вс ѣ хъ, и не было достаточно, чтобы употребить усилія на занятія. Какъ мн ѣ не толковали, что мн ѣ ученіе необходимо для той карьеры, къ которой я готовлюсь, я самъ не зная, почему, не в ѣ рилъ, чтобы я когда-нибудь былъ купцомъ. Володя учился прекрасно, съ товарищами былъ гордъ и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ водился съ ними, и его уважали. Стоило только разъ взглянуть на весь классъ, чтобы сказать, что онъ былъ первый морально изъ вс ѣ хъ. Васинька игралъ самую жалкую роль. Способности собственно учиться у него были хорошія, но онъ былъ л ѣ нивъ и тщеславенъ, въ обращеніи съ товарищами онъ подражалъ то мн ѣ, то Волод ѣ, то онъ никого знать не хот ѣ лъ и удалялся отъ вс ѣ хъ, но этотъ манёвръ не удавался ему. Меня за это уважали, потому что я для вс ѣ хъ былъ тайной — я никогда не пробовалъ ни играть, ни пов ѣ сничать съ ними. «Почемъ знать, думали они, [53] можетъ быть онъ не хуже или лучше насъ можетъ это все сд ѣ лать, но не хочетъ, потому что онъ очень уменъ». Неразвитые опытностью умы всегда предполагаютъ въ спокойствіи силу и умъ и уважаютъ его. Вася же посл ѣ того, какъ, стараясь стать на уровень ихъ въ пов ѣ сничаніи и играхъ и не бывъ въ состояніи достигнуть этаго, отчуждался отъ нихъ и становился гордъ. Онъ в ѣ рно не разсуждалъ о томъ, почему онъ такъ поступалъ, но безсознательно хот ѣ лъ ихъ обманывать. Они также безсознательно понимали этотъ обманъ и платили за него презр ѣ ніемъ. Отношенія д ѣ тей между собою происходятъ совершенно на т ѣ хъ-же основаніяхъ, какъ и между взрослыми людьми, съ тою только разницею, что все д ѣ лается безсознательно, и поэтому благородн ѣ е. Наприм ѣ ръ, челов ѣ къ, который употребляетъ, какъ средство, свое ум ѣ ніе влад ѣ ть собою, чтобы приобр ѣ сти вліяніе надъ другимъ челов ѣ комъ, поступаетъ, я нахожу, неблагородно, но ежели это д ѣ лается безсознательно, какія бы не были сл ѣ дствія, въ этомъ ничего н ѣ тъ предосудительнаго. Итакъ, Васинька подражалъ то мн ѣ, выказывая презр ѣ ніе посл ѣ неудачь, то Волод ѣ, вдаваясь опять въ ихъ шайку, въ которой онъ тоже не могъ приобр ѣ сти того вліянія, которое им ѣ лъ Володя, д ѣ йствуя во вс ѣ хъ случаяхъ прямо, р ѣ шительно и откровенно. Это жалкое положеніе Васиньки въ училище, которое трудно и было требовать, чтобы зам ѣ тили воспитатели, и развило его такъ странно, что онъ отъ себя единственно былъ ц ѣ лый в ѣ къ несчастливъ. Сознаніе выросло больше способностей, и развилась странная страсть, бол ѣ знь все анализировать до самыхъ мелочей.
Мы не долго были въ училищ ѣ — 8 м ѣ сяцевъ. Волод ѣ было 15 л ѣ тъ, мн ѣ 14, Вас ѣ 11. Письмо, которое мы получили отъ матушки въ 1834 [г.] 10 Апр ѣ ля, перем ѣ нило нашу участь, но прежде, ч ѣ мъ я вамъ выпишу это письмо и наши отв ѣ ты на него, скажу н ѣ сколько словъ объ отц ѣ. Я перечелъ то, что написалъ [54] вамъ противно моему нам ѣ ренію о нашей жизни въ училищ ѣ.
Мн ѣ хот ѣ лось вамъ дать н ѣ которое понятіе о нашихъ характерахъ и о томъ, какъ они выразились въ новой сфер ѣ, но мн ѣ это не удалось. Я ув ѣ ренъ, что эти страницы никакого не дадутъ вамъ понятія объ этомъ времени. — Ч ѣ мъ общ ѣ е стараешься описывать предметы и ощущенія, т ѣ мъ выходитъ непонятн ѣ е, и, наоборотъ. Это общее правило. Сколько незам ѣ тныхъ для самаго себя кроется въ душ ѣ челов ѣ ческой обмановъ! Я не хот ѣ лъ разсказывать вамъ про время, проведенное въ училище, но боясь, чтобы отвращеніе мое говорить объ этомъ вы не перетолковали иначе, хуже, я невольно употребилъ фигуру, надъ которой часто см ѣ ются и часто употребляютъ въ комедіяхъ и романахъ: «Не стану вамъ разсказывать мою жизнь, вы знаете то-то и то-то». Потомъ, чтобы выразить себя мн ѣ нужно было также, какъ и при описаніи моего д ѣ тства, взять картины и случаи изъ этого времени и съ тщательностью разбирать вс ѣ мельчайшія обстоятельства. Тогда только вы узнали бы меня, мою особенную личность, но такъ какъ для того, чтобы съ вниманіемъ обрабатовать и разбирать воспоминанія прошедшаго времени нужно любить, лел ѣ ять эти воспоминанія, чего я не могъ сд ѣ лать, я вдался въ общія м ѣ ста, и, вм ѣ сто моей особенной личности, вышелъ какой-то мальчикъ въ какой-то школ ѣ, до котораго вамъ и д ѣ ла н ѣ тъ. Въ то время же, какъ я писалъ это, мн ѣ казалось, что я пишу изъ сердца, а я писалъ изъ головы, и вышло жидко. Т ѣ мъ легче въ этомъ случа ѣ себя обмануть, что, когда пишешь изъ сердца, языкъ кажется очень грубымъ способомъ выраженія и далеко не им ѣ етъ той гибкости и нежности, которыхъ требуетъ то, что́ хочешь выразить. Когда же пишешь изъ головы, перо послушно б ѣ житъ за мыслями, и слова складно и безъ усилія ложатся на бумагу. Вы знаете, въ п ѣ нь ѣ есть голосъ горловой и грудной. Можно п ѣ ть грудью и горломъ. Также и въ литератур ѣ можно писать изъ сердца и изъ головы. — Это сравненіе в ѣ рно даже [55] и въ отношеніи д ѣ йствія, которое производятъ и то и другое на слушателей. — Пусть будетъ голосъ хриплый, пусть мелодія будетъ самая простая, но когда услышишь полной грудью взятую ноту, не знаю, какъ другіе, но у меня слезы навертываются на глаза. Зато грубъ грудной голосъ. Надобно, чтобы очень обработанъ былъ голосъ, и очень хороша была мелодія, чтобы горловой голосъ понравился мн ѣ, но за живое онъ никогда меня не зад ѣ нетъ. Зато гибокъ горловой голосъ.
Кто немного им ѣ етъ уха, тотъ сейчасъ отличитъ въ музык ѣ грудной отъ горлового голоса; кто немного им ѣ етъ чувствительности, тотъ сейчасъ въ литератур ѣ отличитъ писанное изъ головы и изъ сердца. Я для васъ хочу писать только изъ сердца. Но я завлекся, я хот ѣ лъ разсказать вамъ, что въ эти 8 м ѣ сяцевъ д ѣ лалъ отецъ. Онъ два м ѣ сяца жилъ въ Москв ѣ, игралъ и игралъ счастливо, но какъ требовать отъ игрока, чтобы онъ отложилъ деньги, которыя выигралъ. — Выигранныя деньги дороже для игрока денегъ, заработанныхъ самыми тяжелыми трудами. «Почемъ знать, расчитываетъ игрокъ, можетъ быть я завтра все проиграю, а на т ѣ деньги, которыя я отложилъ, я бы могъ отыграться. Потомъ, какъ разстаться съ деньгами, изъ за которыхъ я столько перенесъ моральныхъ страданій — они мои, я за нихъ мучился. Хотя я добровольно избиралъ такое состояніе, но не мен ѣ е того деньги эти достаются не даромъ».
Скажутъ, что стоило ему уд ѣ лить хоть часть отъ огромной суммы (онъ былъ въ выигрыш ѣ около 300,000). Ч ѣ мъ больше сумма, т ѣ мъ больше страданій, и сл ѣ довательно т ѣ мъ больше пріобр ѣ таетъ онъ на нее правъ и ни за что не выпуститъ изъ рукъ. Сколько бореній, сколько оскорбленій, нанесенныхъ и перенесенныхъ. Какъ тяжело безпрестанное напряженіе воли. Самое тяжелое для игрока это быть подъ вліяніемъ одного изъ самыхъ тяжелыхъ чувствъ (потому что это чувство низское), чувства страха. Игрокъ всегда боиться или зарваться, или не получить, или попасться, ежели онъ нечистой игрокъ. Потомъ, главная причина: игрокъ въ то время, какъ играетъ (я разум ѣ ю все то время, к[огда] онъ предвидитъ настоящую игру), теряетъ сознаніе всего окружающаго. Одна сторона, которой онъ сообщается съ св ѣ томъ, это планы къ будущему, но настоящее все кажется ничтожнымъ, [55а] кажется совс ѣ мъ въ другомъ и, главное, кажется столько же подверженнымъ законамъ судьбы, какъ и самая игра. Игроки привычку ожидать всего отъ вены переносютъ и въ действительную жизнь. Съ отцомъ было тоже, поэтому онъ ничего того, о чемъ просила maman, не д ѣ лалъ, ожидая какого-то необыкновеннаго случая, который, по его мн ѣ нію, долженъ былъ все устроить. Въ Ноябре м ѣ сяц ѣ онъ воротился въ деревню, но ненадолго; maman по письмамъ знала, что онъ въ большомъ выигрыш ѣ и что весь выигрышъ нын ѣ шняго года онъ нам ѣ ренъ былъ весною положить въ ломбардъ вм ѣ ст ѣ со вс ѣ ми доходами этого года им ѣ ній maman на наше имя. Впрочемъ maman съ помощью Мими, которая любила прослыть за женщину, которая можетъ въ д ѣ лахъ обойтись безъ помощи мужчинъ, выписала изъ у ѣ зднаго города протоколиста у ѣ зднаго суда, потолковала съ нимъ и по ѣ хала въ у ѣ здный городъ, подъ видомъ набожной по ѣ здки въ монастырь, и тамъ втайн ѣ отъ отца написала на его имя 3 заемныхъ письма, въ 600,000 (по 200,000 каждому изъ насъ). Когда прі ѣ халъ въ деревню отецъ и объявилъ maman свои планы на счетъ упроченія нашего будущаго состоянія, maman не вытерп ѣ ла и призналась ему въ своей противъ него вине, показала ему вексель, который просила его взять, чтобы совершенно обезпечить нашу судьбу. Папа оскорбило это какъ будто недов ѣ ріе въ его планы. Онъ сталъ уб ѣ ждать maman, говоря, что, во первыхъ, Богъ знаетъ, кому изъ нихъ суждено прежде умереть, что, ежели это будетъ онъ, то наследники его воспользуются этими деньгами, и эта сделка не принесетъ другой пользы, какъ только пятно его памяти, что даже, ежели бы, чего Боже избави, maman умерла бы прежде, то опекунъ ея законного сына Князь Иванъ могъ бы вступиться [56] и опровергнуть законность этихъ векселей. Не знаю, что́ еще и какъ доказывалъ папа безполезность этой сделки, но знаю, что онъ заключилъ свои доказательства т ѣ мъ, что векселя, которые у него во время разговора были въ рукахъ, онъ сообразивъ, что maman достаточно убеждена, разорвалъ и бросилъ въ каминъ, противъ котораго они сидели. Maman повиновалась и больше не настаивала, но она все боялась за нашу участь. Она чувствовала, что ей недолго остается жить. Петруша Козловскій въ это время былъ въ юнкерской школе и въ этомъ 34-[омъ] году долженъ былъ быть выпущенъ офицеромъ. Онъ былъ подъ опекой Князя Ивана. Князь Иванъ былъ челов ѣ къ добрый и любилъ maman, какъ сестру. Но братская любовь трехъ родовъ: любовь, которая происходитъ отъ родства, крови. Этотъ родъ любви им ѣ етъ начало въ физическихъ свойствахъ челов ѣ ка, и этотъ родъ любви никакія обстоятельства не могутъ уничтожить. Сколько есть прим ѣ ровъ, что братъ, несмотря на то, что никогда не жилъ съ своимъ братомъ, что въ чувствахъ и мысляхъ совершенно противуположенъ ему, что даже презираетъ его, несмотря на все это, продолжаетъ питать къ нему чувство, которое заставляетъ его радоваться счастью и собол ѣ зновать несчастію. Второй родъ братской любви это есть привязанность [ 1 неразобр. ], которую вы чувствуете къ брату, какъ къ челов ѣ ку, котораго качества, направленіе вамъ нравится и вы любите его, сами не зная за что и почему. Наконецъ, третій родъ братской любви, и самой обыкновенной, это есть чувство заботливости и участія, которое вы чувствуете къ брату, единственно на томъ основаніи, что онъ вашъ братъ. Это чувство основано на одномъ себялюбіи. Вамъ больно слышать, что вашъ братъ сд ѣ лалъ в ѣ щь, которую св ѣ тъ не одобриваетъ, вамъ пріятно, когда вы, напротивъ, знаете, что онъ ч ѣ мъ нибудь возвысилъ себя въ мн ѣ ніи св ѣ та, вамъ пріятно и непріятно не за него, а за себя, вы заботитесь не о немъ, а о томъ отблеск ѣ его поступковъ, который отразится на васъ. Въ этомъ род ѣ любви все участіе ваше устремлено не на то, что́ д ѣ йствительно могло бы составить счастіе его, но [57] на то, что̀ удовлетворяете его и вашему тщеславію. Зам ѣ тьте, отчего братья не любятъ вм ѣ ст ѣ вы ѣ зжать въ св ѣ тъ. Это оттого, что, когда остается только этотъ родъ любви, что̀ часто бываетъ, они безпрестанно бояться красн ѣ ть одинъ за другаго и это состояніе доставляетъ много внутреннихъ моральныхъ страданій. Эти 3 рода любви часто бываютъ вм ѣ ст ѣ. Наприм ѣ ръ, къ братьямъ я питалъ вс ѣ три рода; къ старшему Петруш ѣ, котораго я не зналъ вовсе, и къ сестр ѣ, которую я не хот ѣ лъ знать, я питалъ только два — родовую любовь и тщеславную. Но все это я говорю къ тому, что Князь Иванъ, какъ добрый челов ѣ къ, сначала любилъ maman полной братской любовью, но посл ѣ связи ее съ папа, которую онъ никогда не могъ ей простить, онъ потерялъ къ ней уваженіе и любовь какъ къ женщин ѣ, но продолжалъ любить только, какъ сестру. Сл ѣ довательно, и поступками его не управляла любовь, a тщеславіе. Онъ настоялъ на томъ, чтобы Петруша, о которомъ его отецъ нисколько не заботился, былъ взятъ отъ maman и отданъ ему, несмотря на то, какое это должно было причинить горе maman. Онъ занимался его воспитаніемъ, однако внушалъ ему чувства уваженія къ матери, къ которой заставлялъ его писать. (Д ѣ тскія письма Петруши, писанныя еще по лин ѣ йкамъ, maman всегда читала намъ, въ нихъ посылался и поц ѣ луй братьямъ.) Но я какъ то странно воображалъ себ ѣ этого брата, который не жилъ съ maman, не жилъ съ нами, а только писалъ къ намъ. Я ничего не понималъ, почему это такъ, какая разница между нами и Петрушой, хотя я сказалъ, что я любилъ его, но я воображалъ себ ѣ, что онъ преступникъ. Князь Иванъ тоже писалъ къ maman, (я посл ѣ читалъ эти письма), но видно было по письмамъ его и вообще по отношеніямъ его съ maman, что имъ руководила не братская любовь, a какія то правила, основанныя на тщеславіи, которымъ онъ, какъ Grand Seigneur[81] почиталъ себя обязанными сл ѣ довать. Папа былъ съ нимъ знакомъ и даже [58] въ хорошихъ отношеніяхъ, но я р ѣ шительно незнаю, какъ онъ ум ѣ лъ это устроить. Просьбу maman объ узаконеніи насъ папа, разум ѣ ется, не исполнилъ, но еще разъ об ѣ щалъ и даже взялъ у нее письма къ разнымъ лицамъ въ Петербургъ, которыя, по предположенію maman, еще не забыли старую дружбу къ ней и должны были помочь ей въ этомъ д ѣ л ѣ. Папа недолго пробылъ въ деревн ѣ и опять у ѣ халъ въ Москву, гд ѣ продолжалъ вести тотъ же образъ жизни, игралъ опять счастливо и день ото дня сбирался въ Петербургъ. Наканун ѣ р ѣ шительнаго отъ ѣ зда въ Апр ѣ л ѣ 1834 [г.] онъ получилъ отъ maman сл ѣ дующее письмо.
Красное. 12 Апр ѣ ля.
Добрый другъ Alexandre!
Вчера вечеромъ получила я твое доброе письмо отъ 3-го, но Федоръ, который привезъ мн ѣ его изъ города, былъ такъ недогадливъ, что подалъ мн ѣ его только нынче утромъ. Нынче-же утромъ М. В. La belle Flamande,[82] которая гоститъ у меня, не дала мн ѣ его, потому что не совс ѣ мъ была здорова, такъ что я только что теперь въ 12 часовъ ночи прочла его и отв ѣ чаю. Пожалуйста не пугайся, милый дружокъ. Я 4 дни тому назадъ ѣ здила отдать визитъ нашимъ добрымъ сос ѣ дямъ, голубкамъ, какъ ты ихъ называешь, (М. Ф. очень добрая женщина, напрасно ты ее не любишь), и, вы ѣ зжая отъ нихъ, лошади увязли въ грязи, мн ѣ вздумалось пройдти до большой дороги п ѣ шкомъ. Салопъ я сняла, потому что было тяжело, ботинки на мн ѣ были тонкія, я простудилась. Не брани меня за мою неосторожность, я и сама очень раскаиваюсь, т ѣ мъ бол ѣ е, что моя бол ѣ знь удерживаетъ меня теперь въ постел ѣ и м ѣ шаетъ мн ѣ самой заниматься Любочкой, а это мое одно ут ѣ шеніе. Старый нашъ знакомый и другъ, докторъ И. В., котораго мы (между нами будь сказано) немного забыли, прі ѣ зжалъ два раза и теперь сидитъ у меня, и я слышу, какъ онъ въ диванной разсказываетъ д ѣ вочкамъ по-Нем ѣ цки исторію Наполеона, говоритъ, что, Богъ дастъ, дней черезъ пять я встану. La belle Flamande[83] выбрала меня своей confidente[84] и ц ѣ лый день разсказываетъ мн ѣ, какъ за ней волочатся, особенно какой-то у ѣ здный [59] лекарь. По правд ѣ сказать, она мн ѣ надо ѣ даетъ, но что д ѣ лать, это слабость вс ѣ хъ больныхъ — пріятно, когда кто нибудь тутъ сидитъ и болтаетъ, даже глупости. Д ѣ йствйтельно она очень хороша собой и неглупа. Теперь ей только 16 л ѣ тъ, и ежели бы она была въ хорошихъ рукахъ, изъ нея бы вышла премилая св ѣ тская д ѣ вушка. Ежели бы у меня не было такъ много своихъ д ѣ тей, я бы взяла ее. Но что я теб ѣ болтаю вздоръ, поговоримъ о чемъ нибудь интересн ѣ е — больныя, какъ д ѣ ти, — всякія пустяки ихъ занимаютъ. Любочка сама теб ѣ пишетъ, но не знаю, удасться ли ей кончить — она изорвала третій листъ бумаги. Эта строгость къ самой себ ѣ мн ѣ нравится. Мими Коферталь все такая же любящая дама, а Юза достойная любви д ѣ вочка. Вотъ теб ѣ вс ѣ наши домашнія новости. Да еще дв ѣ. Первое, нынче утромъ Мах.[85] пришелъ поздравить меня съ своими имянинами и принесъ крендель. Я ему дала полтинникъ, который онъ должно быть очень дурно употребилъ, потому что вечеромъ приходила его мать жаловаться. Б ѣ дные люди. Второе, твоя Милка ведетъ себя очень дурно, — безпрестанно приходитъ къ моимъ дверямъ и воетъ, такъ что я в ѣ л ѣ ла Никит ѣ ее запереть. Не то, чтобы я в ѣ рила зам ѣ чанію, а это мн ѣ разстраиваетъ нервы. Усп ѣ хи твои въ игр ѣ очень радуютъ меня. Ты знаешь, что я не люблю вообще, когда ты играешь, но теперь я радуюсь этому, потому что ты это д ѣ лаешь для д ѣ тей. Я знала впередъ, что ты нав ѣ рное выиграешь. Извини меня, что я даю теб ѣ сов ѣ ты, я позволяю это себ ѣ только тогда, когда д ѣ ло идетъ о д ѣ тяхъ. Мн ѣ кажется теперь довольно играть, и пора теб ѣ ѣ хать въ Петербургъ. Сд ѣ лай это, мой другъ, и ты меня совершенно успокоишь. Ты об ѣ щался мн ѣ сд ѣ лать это еще въ томъ м ѣ сяц ѣ, но все откладывалъ. Ради Бога не откладывай больше, ты знаешь, какъ это важно. [60] Прошу тебя, ежели ты меня любишь, ежели ты дорожишь моимъ счастьемъ и спокойствіемъ, завтра же у ѣ зжай [въ] Петербургъ и употреби вс ѣ усилія. Ежели бы д ѣ ти наши были узаконены, я бы была совершенно счастлива и спокойна. Я чувствую, что мн ѣ не долго жить, Alexandre, но какъ мн ѣ не больно будетъ разстаться съ тобой, съ д ѣ тьми, я привыкла къ этой мысли и умерла бы спокойна, ежели бы знала, что д ѣ ти мои не будутъ обвинять меня. Еще разъ прошу тебя: сд ѣ лай это. Пожалуйста не безпокойся на счетъ моей бол ѣ зни, я скоро выздоровлю, а то я знаю тебя, вм ѣ сто того, чтобы ѣ хать въ Петербургъ, ты прилетишь ко мн ѣ. Не д ѣ лай этаго, это меня огорчитъ. Прощай мой ангелъ. Молю Бога и Ангела Хранителя, чтобы онъ помогалъ теб ѣ во вс ѣ хъ предпріятіяхъ твоихъ... не твоихъ, а нашихъ... Я теб ѣ мало пишу, потому что уже поздно, а я еще хочу написать д ѣ тямъ.—
<Милые мои друзья и д ѣ ти Володенька М. и Васенька. Не ожидайте найдти въ этомъ письм ѣ радости и ут ѣ шенія, напротивъ, оно для васъ будетъ очень грустно. Васъ н ѣ тъ у меня, и н ѣ тъ у меня веселыхъ мыслей, — но мысль моя всегда съ вами: н ѣ тъ часу, въ который бы я н ѣ сколько разъ не думала о васъ, н ѣ тъ ночи, чтобъ я не вид ѣ ла васъ во сн ѣ. Всякую минуту, гд ѣ бы я не была, мн ѣ все кажется, вотъ вб ѣ гутъ мои шалуны; но вспомню, что васъ н ѣ тъ, и одно воображеніе рисуетъ мн ѣ васъ, какими вы были и какими вы будете, но можетъ быть оттого, что я одна, или оттого, что нездорова, мн ѣ страшно за васъ. —
Слушайте меня, д ѣ ти, теперь я съ вами буду говорить не какъ съ д ѣ тьми, а какъ съ добрыми и разсудительными мальчиками. Старайтесь понять меня. Я обязана передъ Богомъ объявить вамъ печальную для васъ истину. Когда вы узнаете ее, об ѣ щайтесь исполнять мою просьбу. Слушайте.
Когда мужчина и женщина любятъ другъ друга и хотятъ навсегда жить вм ѣ ст ѣ, они идутъ въ церковь [61] и передъ лицомъ всего св ѣ та клянутся в ѣ чно любить другъ друга и просятъ Бога благословить ихъ союзъ, и Богъ благословляетъ ихъ. Тогда они д ѣ лаются мужъ съ женой и называется «они женились». Но есть несчастные люди, любовь которыхъ Богъ не благословляетъ, и за то, что они противъ воли Божьей живутъ вм ѣ ст ѣ, Богъ наказываетъ ихъ и ихъ д ѣ тей. Это гр ѣ хъ и большой гр ѣ хъ. Богъ не благословилъ любовь мою къ вашему отцу, потому что я была замужемъ еще прежде за Княземъ. Онъ не любилъ меня, и я тоже не могла любить его, хотя онъ не злой челов ѣ къ, но жалкой и несчастный. Отъ этаго старшій братъ вашъ, сынъ Князя, живетъ не съ вами, отъ этаго вы мои д ѣ ти, а не можете быть дворяне и мои насл ѣ дники, отъ этаго я несчастна и прошу Бога, чтобы онъ не наказывалъ васъ, а всю тяжесть наказанія прошу его, чтобы онъ позволилъ перенести одной мн ѣ; отъ этаго же я васъ, д ѣ тей своихъ, прошу простить меня и об ѣ щать мн ѣ никогда ни съ к ѣ мъ про это не говорить и не обвинять меня. Ежели бы вы знали, д ѣ ти, какъ мысль, что я васъ родила можетъ быть на ваше несчастіе, мучаетъ меня, и ежели бы вы знали, д ѣ ти (впрочемъ, рано или поздно вы узнаете), что заставило меня поступить противъ воли Божіей. Любовь, д ѣ ти! Теперь для васъ это слово безъ значенія, но что значитъ это слово, вы поймете когда-нибудь и тогда поплачете о вашей б ѣ дной матери. Я не знаю, догадывались ли вы о томъ, что я вамъ объявила, но ежели н ѣ тъ, то я ув ѣ рена, то вамъ легче узнать это отъ самой меня, ч ѣ мъ вы могли бы, чего я боялась, узнать это отъ людей постороннихъ и особенно которые васъ не любятъ. Теперь вы пожал ѣ ете обо мн ѣ, поплачете, [61а] вспомните, что во всемъ воля Божья, и что это крестъ.
Онъ послалъ намъ, мн ѣ и вамъ, крестъ, который мы должны нести безъ ропота, и над ѣ яться на Его безконечную милость. Онъ не накажетъ васъ. Такъ много злыхъ и нечувствительныхъ людей, что нашлись бы и можетъ найдутся люди, которые опишутъ вамъ такъ ваше положеніе, что вамъ больно будетъ подумать о немъ. Не слушайте никого и знайте и помните только то, что во всемъ опред ѣ леніе свыше, и что, ежели бы можно было, то мать ваша сейчасъ отдала бы свою жизнь, чтобы избавить васъ отъ этаго положенія. Я нездорова, и кто знаетъ, можетъ я васъ больше не увижу. Теперь я спокойна, вы [и] чувства ваши ко мн ѣ не изм ѣ нятся. Прощайте, друзья мои, Ангелы мои. Н ѣ жно, н ѣ жно ц ѣ лую васъ и молю Бога, чтобы онъ не оставилъ васъ. Прощайте, д ѣ ти.>[86]
Къ письму этому была приложена записка отъ Мими Коферталь сл ѣ дующаго содержанія.
Княгиня очень больна. И. И. говорилъ мн ѣ, что даже опасно больна. Мысль, что она не встанетъ отъ этой бол ѣ зни, не оставляетъ ее, и эта мысль бол ѣ е всего меня пугаетъ, хотя она совершенно спокойна. Вы хорошо сд ѣ лали, ежели бы при ѣ хали. Она безпрестанно въ бреду говоритъ про васъ и думаетъ, что вы въ Петербург ѣ. Видно, что ее мучаетъ, что вы такъ далеко отъ нея. Я уже четвертую ночь провожу на волтеровскомъ кресл ѣ въ спальн ѣ Княгини, но вамъ нечего говорить о моихъ чувствахъ къ ней. Вы знаете, что вс ѣ мъ пожертвовала бы для нея, не только что н ѣ сколькими безсонными ночами. Я д ѣ лаю это съ удовольствіемъ и не ропщу.
Прі ѣ зжайте же поскор ѣ й, съ совершеннымъ уваженіемъ и т. д.
<Отв ѣ тъ Володи. —
Милая maman! —
Письмо твое огорчило меня не т ѣ мъ, что́ ты намъ въ немъ объявила (я ужъ это прежде зналъ), но т ѣ мъ, что ты говорила про это — теб ѣ в ѣ рно это больно. Прежде, еще когда я не зналъ этого, но многое мн ѣ казалось страннымъ, я не спрашивалъ у тебя объ этомъ, потому что предчувствовалъ, не знаю, почему, что теб ѣ больно будетъ говорить. Я не понимаю, зач ѣ мъ [62] ты написала намъ это. — Неужели ты думала, что намъ когда нибудь придетъ въ голову судить тебя. Я отв ѣ чаю за себя и за братьевъ, что не только судить съ другими объ этомъ, но и въ голову никогда намъ не придетъ между собою разсуждать объ этомъ. Мы тебя любимъ, такъ чего же намъ больше. — >[87]
На другое же утро отецъ за ѣ халъ къ намъ въ пансіонъ. Я это время сочинялъ отв ѣ тъ на грустное письмо, которое получили наканун ѣ отъ maman, въ которомъ она намъ описывала наше положеніе незаконныхъ д ѣ тей, но описывала его такъ, какъ могла только это сд ѣ лать мать, чтобы не оскорбить нашего самолюбія, но только заставить насъ полюбить ее еще больше (и такъ какъ съ любовью, по крайней м ѣ р ѣ во мн ѣ, всегда неразлучно чувство страданія) и жал ѣ ть ее еще больше. Я прежде уже зналъ это, Володя тоже, но мы сами, по догадкамъ отыскивая р ѣ шенія н ѣ которыхъ вопросовъ какъ-то: почему Петруша К[озловскій] живетъ особенно отъ насъ, почему и на адресахъ папа было «Высокоблагородію», а на адресахъ maman «Ея Сиятельству» и т. д., узнавъ все, что узнаетъ мальчикъ отъ 12 до 15 л ѣ тъ въ пансіон ѣ, составили себ ѣ понятіе о нашемъ положеніи. Но въ д ѣ тяхъ есть врожденное чувство тонкой деликатности, которое не позволяло намъ дов ѣ рить другъ другу наши открытія. Но Вася, узнавъ н ѣ которыя неимов ѣ рныя в ѣ щи на счетъ различія половъ и происхожденія рода человеческаго, пришелъ и сталъ объявлять намъ эти новости, ув ѣ ряя, что ей Богу это правда, но мы его прогнали, сказавъ, что онъ вретъ и что ему соврали. Потомъ, разбирая т ѣ же вопросы, которые и насъ приводили въ затрудненіе, онъ пришелъ пов ѣ рить намъ свои умозаключенія, но и тутъ мы его прогнали и сказали ему, что онъ дрянной мальчишка. Не знаю, какъ другія д ѣ ти, но я, когда еще былъ такъ молодъ, что не им ѣ лъ никакихъ причинъ подозр ѣ вать истину, я предчувствовалъ какую то тайну въ моемъ рожденіи. Когда меня бывало накажутъ, поставятъ въ уголъ, мн ѣ всегда приходило въ голову, что я самый несчастный мальчикъ, что я должно быть подкидышъ, и что меня за то никто не любитъ. Это не было предчувствіе, а особенная страсть къ несчастію, которая есть въ душ ѣ у каждаго челов ѣ ка. Не то, чтобы челов ѣ къ желалъ бы быть несчастливымъ, но онъ любитъ знать, что онъ несчастливъ. — Отецъ объявилъ намъ, что ѣ детъ въ деревню и беретъ насъ съ собою сейчасъ же. —
[63] <Что-то защемило у меня въ сердц ѣ, когда онъ намъ это сказалъ, и мысль моя сейчасъ обратилась къ матушк ѣ.>
18 Апр ѣ ля мы у крыльца Краснинскаго дома выл ѣ зали изъ дорожной коляски, (въ которой мы пом ѣ стились вс ѣ 4.) Папа, вы ѣ зжая изъ Москвы, былъ задумчивъ. Когда Володя спросилъ у него, не больна-ли maman, онъ съ грустью посмотр ѣ лъ на насъ и сказалъ, что да. Въ продолженіи дороги онъ успокоился и былъ, какъ и всегда, но, подъ ѣ зжая къ дому, лицо его все бол ѣ е и бол ѣ е принимало печальное и задумчивое выраженіе, и когда мы выходили изъ коляски, и онъ спросилъ у выб ѣ жавшего запыхавшагося Фоки: «гд ѣ М. Ф.?» голосъ его былъ нетвердъ, и, какъ мн ѣ казалось, что за отв ѣ тъ Фоки такого рода какъ: «они изволили пойдти въ садъ», или «они въ гостиной», онъ сейчасъ бы отдалъ весь свой выигрышъ нын ѣ шняго года. Но, несмотря на то, что слезы готовы были брызнуть изъ его глазъ, Фока доложилъ, что «они уже 6-й день не изволятъ съ постели вставать», и добрый старикъ Фока, какъ бы жал ѣ я о томъ, что онъ обязанъ былъ нанести такой ударъ папа, прибавилъ въ ут ѣ шеніе, отворяя въ это время дверь въ переднюю: «сейчасъ Маша понесла кашку. Только не знаю, изволили ли кушать». Милка, выпущенная изъ заключенія, съ радостью бросилась къ отцу и, несмотря на то, что она выражала радость такими красивыми движеніями, что весело было смотр ѣ ть, папа даже не посмотр ѣ лъ на нее, а прошелъ прямо въ гостиную, оттуда въ фортепіянную, оттуда въ диванную, изъ которой была дверь прямо въ спальню maman. Мы шли за нимъ. Ч ѣ мъ ближе подходилъ онъ къ этой комнат ѣ, и т ѣ мъ бол ѣ е <даже по спин ѣ его> зам ѣ тно было его безпокойство. Онъ мен ѣ е опирался на каблукъ, и, хотя мн ѣ не видно было его лица, вс ѣ т ѣ лодвиженія ясно доказывали это. Взойдя въ эту посл ѣ днюю комнату, онъ шелъ уже на самыхъ ципочкахъ, едва переводилъ дыханіе и два раза перекрестился, прежде ч ѣ мъ заглянулъ въ щелку затворенной двери. — Тамъ было темно, и слышны были тяжелые вздохи. О, какъ тяжело все это д ѣ йствовало на наши настроенныя къ горю тяжелымъ предчувствіемъ юныя души. Изъ боковой двери выб ѣ жала непричесанная Мими съ платкомъ въ рукахъ и слезами на глазахъ. Она шопотомъ сказала только: «Ахъ, И. А.», и, зам ѣ тивъ, [64] что папа берется за ручку замка, она прибавила шопотомъ и рыдая: «зд ѣ сь нельзя пройдти — ходъ изъ д ѣ вичьей». Сію минуту, какъ я это пишу, шумъ про ѣ хавшей мимо оконъ моихъ тел ѣ ги очень испугалъ меня. Мн ѣ показалось, что я еще въ этой грустной комнат ѣ, гд ѣ вс ѣ боялись произвести мал ѣ йшій звукъ [?] у той двери, за которой на одр ѣ смерти лежала та, которую я любилъ больше всего на св ѣ т ѣ. Мы пошли черезъ коридоръ въ д ѣ вичью, въ коридор ѣ на дорог ѣ попался намъ дурачекъ истопникъ Акимъ, который всегда см ѣ шилъ насъ. Когда папа прошелъ мимо его, поклонившись ему, онъ сд ѣ лалъ намъ пресм ѣ шную гримасу, но что́ тогда крайне меня удивило, это то, что, вм ѣ сто того, чтобы разсм ѣ шить меня, эта гримаса прибавила еще только грусти. Въ д ѣ вичьей дв ѣ д ѣ вушки сид ѣ ли за работой, но, когда они привстали, чтобы поклониться намъ, они сд ѣ лали такія грустныя лица, что мн ѣ досадно на нихъ стало, я подумалъ: «зач ѣ мъ они притворяются?» Пройдя еще комнату Мими, папа отворилъ дверь въ спальню, и мы взошли. Направо отъ двери были два окна, оба заставленныя ставешками, которыя были не по окошкамъ, немного малы, и сверху зав ѣ шены платками; у однаго изъ нихъ сид ѣ ла[88] Н[аталья] С[авишна] съ очками на носу и вязала чулокъ. Она встала съ чулкомъ въ рук ѣ и черезъ очки показала намъ глаза очень заплаканные. Она не стала ц ѣ ловать насъ, какъ то обыкновенно д ѣ лала, но только посмотр ѣ ла на насъ, и слезы потекли у нее градомъ. — Мн ѣ не понравилось то, что вс ѣ, кого мы вид ѣ ли, при первомъ взгляд ѣ на насъ начинали плакать, когда прежде были совершенно спокойны, но потомъ, обдумавъ это, я понялъ, что они вс ѣ, даже и дв ѣ горничныя, показывали грусть не для насъ, а мы возбуждали въ нихъ слезы.
Нал ѣ во отъ двери стояли ширмы, за ширмами, стояла кровать, столикъ, шкапчикъ, уставленной лекарствами и волтеровское кресло. На немъ дремалъ докторъ; онъ даже и не слыхалъ, какъ мы взошли. На кровати лежала maman, у кровати стояла молодая д ѣ вушка въ б ѣ ломъ утреннемъ капот ѣ. Засучивъ немного рукава, она терла виски maman одеколономъ. Въ комнат ѣ было почти темно, жарко и пахло [65] мятой, одеколоном, Гофманскими каплями и другимъ, ч ѣ мъ, не знаю, какъ вамъ описать его, но это было одно изъ ясныхъ [?] впечатл ѣ ній моихъ въ эту минуту.
Не только когда я слышу этотъ запахъ, но когда я вспоминаю о немъ, воображеніе переноситъ меня съ необыкновенной в ѣ рностью къ этой ужасной минут ѣ.
Д ѣ вушка эта была сос ѣ дка наша, о которой maman писала, и которая была изв ѣ стна намъ подъ именемъ la belle Flamande.[89] Лишь только она увидала насъ, она покрасн ѣ ла, отняла одну руку отъ висковъ maman только для того, чтобы освид ѣ тельствовать ею, не непристоенъ ли ее туалетъ (она была въ распашномъ пенуар ѣ ), и не кланяясь отцу, грустно, почти незам ѣ тно улыбнувшись, шопотомъ сказала ему: «въ забытьи». Н ѣ которые говорятъ, что въ сильномъ гор ѣ челов ѣ къ не думаетъ ни о чемъ больше, какъ о своемъ гор ѣ. Неправда, я былъ въ сильномъ гор ѣ въ эту минуту, но я зам ѣ чалъ вс ѣ мелочи: наприм ѣ ръ, я зам ѣ тилъ эту полуулыбку de la belle Flamande,[90] которая значила: «хотя и грустное теперь время, но все я вамъ рада». Я зам ѣ тилъ, какъ отецъ въ одно и то же время, какъ онъ посмотр ѣ лъ на лицо maman, кинулъ взглядъ и на ее прекрасныя, обнаженныя почти до локтя, руки. Я ув ѣ ренъ, что отецъ, который былъ убитъ горемъ въ эту минуту, полюбовался этими руками, но подумалъ «какъ можно въ такую минуту думать о такихъ вещахъ». Глаза maman были открыты, но она не видала. О, никогда не забуду я этаго страшнаго взгляда! Въ немъ было видно ужасное страданіе! Насъ увели. Больше я ничего не помню, не знаю и вспоминать не хочу. Страшно! Я потомъ у[91] Прасковьи Савишны спрашивалъ о кончин ѣ матушки. Вотъ что она мн ѣ сказала. «Какъ васъ увели, она еще долго металась, моя голубушка, какъ давило ее точно что то, потомъ спустилась съ подушекъ и будто задремала такъ тихо, спокойно, точно Ангелъ небесный, только дышала тяжело. Мы хот ѣ ли съ С[офьей] А[лександровной] хоть подушечку подъ головку подложить. Но П. И. сказалъ, что лучше ее не трогать, чтобы не разбудить. Я вышла посмотр ѣ ть, что питье не несутъ, прихожу, а ужъ она опять, моя сердечная, все раскидала на постел ѣ и все манитъ Софью Александровну къ себ ѣ. Та нагнется къ ней, а ужъ силъ, видно, н ѣ тъ сказать что́; отворитъ губку и только вздохнетъ, потомъ все охала: «Боже мой, Господи, д ѣ тей, [66] д ѣ тей.» И какимъ жалобнымъ голосомъ. Видно хот ѣ лось ей васъ благословить. Я хот ѣ ла за вами б ѣ жать. И. М. опять сказалъ: «не надо, это хуже встревожитъ, не ходи», и посл ѣ ужъ только все руку подыметъ и опять опуститъ. И что̀ она этимъ хот ѣ ла, Богъ ее знаетъ. Я такъ думаю, что васъ заочно благословляла, да видно не привелъ Господь. Потомъ видно опять подступила хуже боль, приподнялась, моя голубушка, по глазамъ видно, что ужасно мучалась б ѣ дняжка, и опять упала на подушки. «Матерь Божія, не остави ихъ», и уц ѣ пилась зубами за простыню, а слезы въ три ручья такъ и потекли. — «Ну потомъ?» спросилъ я. — «Что потомъ, батюшка», и слезы закапали изъ глазъ доброй старушки. Она махнула сморщенной рукой и не могла больше говорить.
Maman умерла въ ужасныхъ страданіяхъ. За что? Помню я, какъ на второй день взошелъ я въ гостиную. На стол ѣ стоялъ гробъ, в гробу лежала maman. Это было вечеромъ, св ѣ чи нагор ѣ ли, одинъ дьячокъ сид ѣ лъ въ дальнемъ углу, и слышно было его однообразное и тихое чтеніе. Лицо было открыто. Я тихо отворилъ дверь, дьячокъ оглянулся, но продолжалъ читать. Мн ѣ хот ѣ лось посмотр ѣ ть еще разъ на нее. Неописанное чувство страху обуяло всего меня, нервы были разстроены, на щекахъ только-что высохли слезы, я подошелъ къ столу и сталъ смотр ѣ ть, но я вид ѣ лъ только св ѣ тъ, парчи, серебряные подсв ѣ чники. Я сталъ смотр ѣ ть пристальн ѣ е, взоры мои устремлялись на то м ѣ сто, гд ѣ должна была быть ея голова. Розовая подушка, чепчикъ, в ѣ нчикъ, и еще что-то б ѣ лое цв ѣ та воска, которое я принималъ то за лицо, то говорилъ себ ѣ, что это не можетъ быть — все сливалось вм ѣ ст ѣ, и ничего для меня не представляло. Я сталъ на стулъ, чтобы лучше разсмотр ѣ ть, но и тутъ сначала я не в ѣ рилъ себ ѣ, что то желтоватое безцв ѣ тное м ѣ сто, на которомъ я сначала не могъ разобрать ничего, (мн ѣ страшно было в ѣ рить) было ея лицо, но малу-по-малу я сталъ узнавать знакомыя милыя черты, сталъ [67] вглядываться въ нихъ, и, несмотря на то, что глазъ не было, что на одной щек ѣ, подъ кожей, видно было черноватое пятно, складъ губъ, вытянувшіяся линіи щекъ, опущенныя в ѣ ки, лобъ, на которомъ сгладились вс ѣ морщины, — все носило такой отпечатокъ величія спокойствія и спокойствія неземнаго, что я не могъ оторвать глазъ отъ него. — <Я смотр ѣ лъ, смотр ѣ лъ и долго смотр ѣ лъ, сколько времени, я не могъ бы сказать, потому что въ это время не было для меня времени, и о чемъ я думалъ, что я чувствовалъ, этаго описать н ѣ тъ силъ. Сначала, смотря на это лицо, съ которымъ соединялось столько дорогихъ воспоминаній, я воображалъ и вспоминалъ ее то въ томъ, то въ другомъ положеніи; воображеніе рисовало цв ѣ тущія жизнью и радостью картины, а передо мною лежала смерть. Воображеніе измучалось этой работой, которая безпрестанно разрушала д ѣ йствительность.>
Я ув ѣ ренъ, что ангелы, которые въ небесахъ несли душу моей матери, чтобы вселить ее въ жилищ ѣ праведныхъ и отдать ее Богу, взяли и мою на время. Такъ пробылъ я, облокотясь къ ст ѣ н ѣ до т ѣ хъ поръ, пока не отворилась дверь, и не взошелъ другой дьячокъ на см ѣ ну. Это разбудило меня. Все время, которое я провелъ въ этомъ созерцаніи, можно вычеркнуть изъ моей жизни; я не помню,[92] но зато посл ѣ смерти моей, я ув ѣ ренъ, что душа моя вспомнитъ эти минуты. Я не плакалъ, но когда меня разбудили, я зам ѣ тилъ, что мн ѣ пора выдти, и мысль, что дьячокъ, который вид ѣ лъ мое положеніе, можетъ принять его за безчувственность и д ѣ тское любопытство, пришла мн ѣ. Я перекрестился, поклонился въ землю, и слезы хлынули изъ глазъ моихъ градомъ. Было 12 часовъ; я пошелъ спать. Я спалъ кр ѣ пко, спокойно и долго[93]. Нервы мои успокоились, утромъ мы пошли къ пана ѳ ид ѣ, которую служили передъ т ѣ мъ, какъ нести т ѣ ло въ церковь. Дворовые и крестьяне пришли вс ѣ въ слезахъ прощаться. Мн ѣ досадно было, что и они плачутъ и показываютъ знаки горести также, какъ и я, и что н ѣ тъ мн ѣ никакого средства показать имъ, что я огорченъ больше вс ѣ хъ ихъ (нав ѣ рно больше половины плакали отъ души). Напрасно я сердился на нихъ. Запахъ былъ сильный и тяжелый, но мн ѣ не в ѣ рилось, чтобы это пахло т ѣ ло, я искалъ другой причины. Во время пона ѳ иды я не молился, но стоялъ въ душ ѣ довольно хладнокровно, хотя плакалъ и кланялся безпрестанно въ землю. — Новый полуфрачекъ, который на меня над ѣ ли, жалъ мн ѣ подъ мышками, и рукава нехорошо сид ѣ ли, и я чувствовалъ, что я скор ѣ е смешонъ въ этой одежд ѣ, [68] ч ѣ мъ жалокъ. Ежели бы меня оставили въ обыкновенномъ плать ѣ, какое бы оно см ѣ шное ни было, хоть арлекинское, мн ѣ бы это въ голову не пришло, но о новомъ, непривычномъ плать ѣ я думалъ. Я наблюдалъ за позой отца, который стоялъ у изголовьи гроба бл ѣ дный, какъ платокъ, и, какъ видно, съ усиліемъ удерживалъ слезы. Онъ былъ прекрасенъ въ эту минуту, вс ѣ движенія его были, какъ и всегда, граціозны, свободны и ув ѣ ренны, но не знаю, почему, мн ѣ въ эту минуту представилось его лицо, когда онъ въ кондитерской хот ѣ лъ поц ѣ ловать француженку. Я старался отогнать мысль о немъ, но невольно думалъ о томъ, что онъ слишкомъ величественъ въ своей горести. Я не могъ понять, почему онъ не плачетъ и старается выказывать твердость. — Онъ старался сказать твердымъ голосомъ, чтобы пода[ли] табуретъ къ гробу, но голосъ его дрожалъ.
Афектація всегда поражала меня. Онъ старается и можетъ удерживаться отъ порывовъ горести и даже помнитъ о томъ, что́ нужно, стало быть и онъ не такъ убитъ горемъ, чтобы думать только объ немъ. Я почувствовалъ [въ] немъ [?] это и обвинилъ его въ томъ же, въ чемъ обвинялъ и себя. Меня ут ѣ шала мысль, что не я одинъ безчувственъ. Панафида кончилась, лицо открыли, и вс ѣ стали прощаться, прикладываться, но намъ не позволили. Я стоялъ и смотр ѣ лъ на эту печальную церемонію. Подошла прикладываться какая то крестьянка съ д ѣ вочькой л ѣ тъ 6 на рукахъ. Въ это самое время я хот ѣ лъ уйдти и сталъ кланяться въ землю, но только что я нагнулся, меня поразилъ страшный крикъ, но такой страшный, такой пронзительный и исполненный ужаса, что, проживи я 100 л ѣ тъ, я никогда его не забуду, и всегда проб ѣ житъ дрожь по моему т ѣ лу, когда я вспомню объ этомъ «а...а...а...» Я поднялъ голову — на табурете подл ѣ гроба стояла та же крестьянка, держа въ рукахъ д ѣ вочку, которая взмахнувъ руками и отвернувъ голову, откинулась назадъ и продолжала кричать страшнымъ испуганнымъ голосомъ. Я вскрикнулъ, я думаю, ужасн ѣ е этой д ѣ вочки и выб ѣ жалъ изъ залы. Неужели зд ѣ сь, въ этомъ гробу, лежитъ maman, и она возбуждаетъ ужасъ, та же maman, съ которой мы всегда жили, моя мать?! Это ужасно!!
<Я говорю, что есть какое то наслажденіе въ гор ѣ. И вотъ доказательство: въ то время, какъ я описывалъ это несчастіе, я чувствовалъ его не слаб ѣ е, какъ тогда; мн ѣ это доставляло какое то грустное удовольствіе. Но довольно. —>
Планы отца насчетъ насъ перем ѣ нились. Въ пансіонъ мы больше не возвращались, и въ ту же осень онъ повезъ насъ въ Д. Гимназію и поручилъ своему старому пріятелю. Перспектива наша была уже не купечество, а университетъ, служба. Капитала же, который онъ нам ѣ ренъ былъ положить на наше имя, онъ не положилъ, не знаю, почему. Должно быть потому, что весь его капиталъ, состоящій изъ 300,000,[94][69] онъ оставилъ себ ѣ на игру. Игроку и нельзя было иначе поступить, т ѣ мъ бол ѣ е, что все свое им ѣ ніе онъ нам ѣ ренъ былъ передать намъ тогда, когда мы выйдемъ изъ Университета и получимъ первой чинъ (который въ то время давалъ родовое дворянство), въ противномъ же случа ѣ, онъ нам ѣ ревался продать его и дать намъ деньгами. Но вс ѣ эти предположенія были такъ шатки и подвержены столькимъ случайностямъ, что ничего не было положительнаго. Онъ могъ умереть безъ зав ѣ щанія, и тогда мы оставались безъ куска хл ѣ ба. Такъ какъ онъ всю жизнь свою старался приобретать во вс ѣ хъ отношеніяхъ; такъ какъ для того, чтобы приобретать, нужно ум ѣ ть пользоваться удобными случаями, онъ никогда [ни] на что неизм ѣ нно не р ѣ шался.
Смерть матушки однако была для него тяжелымъ ударомъ. Это горе такъ сильно на него под ѣ йствовало и такъ скоро прошло, какъ то лишь бываетъ съ людьми, одаренными такими пылкими страстями и способными быстро увлекаться ими.
Теперь сл ѣ дуютъ 6 л ѣ тъ новой жизни, обстоятельства которой я вамъ описывать не буду. Ознакомлю васъ только съ главными переворотами, случившимися въ нашемъ семейств ѣ, и съ лицами, составляющими его. Отецъ жилъ зимы въ Москв ѣ, и посл ѣ 4 удачныхъ зимъ (въ отношеніи игры) д ѣ ла пошли худо, и онъ въ дв ѣ посл ѣ днія зимы проигралъ все и остался при своихъ 400 душахъ, правда, очень хорошо устроенныхъ, потому что л ѣ томъ, живя въ деревн ѣ, онъ занимался хозяйствомъ и привелъ его въ довольно р ѣ дкіе между Русскими пом ѣ щиками порядокъ и устройство.
Любочка, я уже вамъ сказалъ, кажется, была очень хорошенькая д ѣ вочька и стала хорошенькой д ѣ вушкой. Знали, что у отца есть деньги, и что онъ нам ѣ ренъ ей дать хорошее приданое. Подвернулся К. пом ѣ щикъ, дальній сос ѣ дъ по им ѣ нію, но близкій знакомый по охот ѣ, скупой, пожилой и грубой хохолъ Пестовичъ, [70] сд ѣ лалъ предложеніе. Обоюдныя условія насчетъ приданаго покончили съ большой тщательностью со стороны Пестовича и съ притворною щедростью и беззаботностью со стороны отца. Любочку мы совершенно потеряли изъ виду. Вся Губернія толковала, что отецъ мой прекрасный, прим ѣ рный отецъ, что онъ такъ пристроилъ дочку, что хоть бы родному [?]. Да и что говорить, какіе балы задавалъ! — Мими Купферталь посл ѣ свадьбы была отпущена. Семейство Ипатовичъ оказалось чудомъ неблагодарности, по ея словамъ. Что, ежели бы Княгиня была жива и вид ѣ ла это? Карлъ Иванычъ давно былъ отпущенъ. Мими жила съ Юзой въ Москв ѣ и, неизв ѣ стно, на какія суммы, нанимала квартиру, лучшихъ учителей вс ѣ хъ возможныхъ искуствъ и наукъ для образованія необыкновенныхъ способностей ко всему Юзы. Подробное положеніе вс ѣ хъ этихъ лицъ вы узнаете изъ посл ѣ дующихъ моихъ записокъ. Теперь поговорю немного про насъ и наше развитіе въ этотъ 6-ти годовой періодъ.
Чтобы понять характеръ молодыхъ людей, нужно разсматривать поступки ихъ въ трехъ главныхъ сферахъ и подвиги ихъ на трехъ этихъ поприщахъ; имянно: наукъ, св ѣ тскаго обращенія и н ѣ жн ѣ йшей изъ страстей. — Подъ св ѣ тскимъ обращеніемъ я разум ѣ ю обращеніе со вс ѣ ми людьми, съ которыми судьба сталкиваетъ челов ѣ ка: высшихъ, низсшихъ, равныхъ. Начну по старшинству съ Володи. Въ общихъ чертахъ описывать характеръ такъ трудно, что даже невозможно. Я разъ уже пробовалъ описать вамъ въ общихъ чертахъ нашу жизнь въ училищ ѣ, и мн ѣ не удалось. Теперь, чтобы дать вамъ понятіе о нашихъ респективныхъ характерахъ, я возьму эпизоды изъ нашей жизни самые простые, но постараюсь какъ можно подробн ѣ е передать ихъ вамъ, и съ тою же простотою, [71] съ которою тогда они представлялись мн ѣ. —
Какъ уже я сказалъ вамъ, мы были поручены одному пріятелю папа, у него и жили. — Пріятель этотъ былъ профессоромъ физіологіи челов ѣ ческаго т ѣ ла и Анатоміи, вм ѣ ст ѣ читалъ онъ Исторію Медицины. Отецъ мой знавалъ его въ первой своей молодости, былъ съ нимъ однокашникъ. Обращаясь всегда въ высшемъ или близкомъ къ высшему кругу обществахъ, отецъ совершенно упустилъ его изъ виду и даже, ежели бы и им ѣ лъ его на виду, то не очень бы обрадовался. Когда же пришло время насъ пристроить, папа вспомнилъ, хотя и не блестящаго, но полезнаго въ настоящихъ обстоятельствахъ профессора и узнавъ, что онъ преподаетъ вышеозначенныя науки, и что онъ деканъ и даже одно время исполнялъ должность Ректора, сообразилъ, что эта связь, которую совершенно отъ него зависитъ поддержать визитомъ и ласковымъ обхожденіемъ, можетъ быть для него и для насъ крайне полезна. Папа почиталъ безполезнымъ осв ѣ домиться о томъ, въ какомъ онъ Факультет ѣ былъ Деканомъ, довольно того, что это слово звучало пріятно въ его ушахъ, особенно съ прибавленіемъ Профессоръ Эмеритъ[?], не обращая вниманія на то, что мы никогда не предназначались къ Медицинской карьер ѣ; онъ вообразилъ, что его вліяніе на вс ѣ хъ молодыхъ людей, воспитывающихся въ Университет ѣ, всемогуще. Сообразно съ этимъ, сд ѣ лавъ первый визитъ самому Доктору и вторичный его сем ѣ йству, папа ум ѣ лъ, несмотря на пришепетованіе, внушить величайшее уваженіе къ своей особ ѣ будущему нашему покровителю, который, несмотря на вс ѣ свои прекрасныя качества, былъ очень тщеславенъ и твердо уб ѣ дился въ томъ, что онъ можетъ быть намъ полезенъ, и что это составитъ его непрем ѣ нную обязанность для того, чтобы не отстать отъ общества и всегда быть въ состояніи возобновить съ нимъ [72] связи, съ помощью которыхъ онъ будетъ въ состояніи прилично пристроить свою 16-ти л ѣ тнюю дочку, б ѣ локуренькую овечку Зинаиду. Но что я разсказываю? Я только хот ѣ лъ сказать, что мы жили у Доктора, и въ 1836 году въ Апр ѣ л ѣ Володя, у котораго была особенная комната, сид ѣ лъ въ ней на большомъ кресл ѣ съ полозьями, которое пріятно покачивалось, держалъ въ рукахъ тетрадки Уголовнаго права и, задравши ноги кверху, смотр ѣ лъ съ большимъ вниманіемъ [на] ст ѣ ны и потолокъ своей комнаты. —
Д ѣ ло происходило передъ экзаменами, за 5 дней до экзамена Уголовнаго права Профессора Шмерца [?], который, какъ то было изв ѣ стно черезъ некоего студента — собаку, который составлялъ вопросы, былъ недоволенъ осанкою Володи, находя ее слишкомъ самостоятельною, и выражался такъ: «Я знать ничего не хочу; я сужу по репетиціямъ, а г-нъ Картилинъ [?] отозвался, что онъ не м[ожетъ] приготовить вс ѣ хъ прочитанныхъ лекцій. Посмотримъ, онъ уменъ, я знаю, но и я тоже твердъ въ своемъ слов ѣ. Г-нъ К. еще молодъ, и ему нужно пробыть два года въ 3-емъ курс ѣ для узнанія основательн ѣ е предмета».
Понятно, что Володя занимался этимъ предметомъ преимущественно передъ другими и неусыпно. Комната его была расписана по вс ѣ мъ ст ѣ намъ Филоссофіями уголовнаго права и даже въ одномъ м ѣ ст ѣ конспектъ см ѣ шанныхъ теорій доставалъ до потолка. Меблировка Володиной комнаты состояла изъ кресла на полозьяхъ, см ѣ ло, какъ говорилъ Володя, кинутаго на середину комнаты. Вс ѣ находили, что это кресло, хотя и чрезвычайно пріятно въ немъ качаться, стоитъ не у м ѣ ста, но Володя утверждалъ, что это такъ нужно, и что онъ, какъ хорошіе живописцы, не размазываетъ тщательно картины, a см ѣ ло сажаетъ шишки. Онъ такъ выговаривалъ это слово «шишки» и, сжимая вс ѣ[73] пальцы правой руки, д ѣ лалъ ими движеніе, какъ будто бросая что-нибудь съ отвращеніемъ, что вс ѣ слушавшіе его невольно уб ѣ ждались, что это кресло шишка и стоитъ прекрасно.
Заговоривъ о шишкахъ, я нахожу, что это темно для вс ѣ хъ, кром ѣ членовъ нашего сем ѣ йства [и] короткихъ знакомыхъ, и понять настоящее значеніе того, что я говорю, можетъ только челов ѣ къ, котораго я называю понимающимъ. Я об ѣ щался вамъ растолковать то, что̀ я называю понимающими [и] непонимающими людьми. Н ѣ тъ удобн ѣ е случая. Но приступая къ этому объясненію, я боюсь, что не съум ѣ ю провести для васъ эту черту, которая въ моихъ глазахъ разд ѣ ляетъ весь родъ челов ѣ ческій на два разряда. Ни одинъ изъ качественныхъ противуположныхъ эпитетовъ, приписываемыхъ людямъ, какъ-то, добрый, злой, глупый, умный, красивый, дурной, гордый, смиренный, я не ум ѣ ю прилагать къ людямъ: въ жизни моей я не встр ѣ чалъ ни злого, ни гордаго, ни добраго, ни умнаго челов ѣ ка. Въ смиреніи я всегда нахожу подавленное стремленіе гордости, въ умн ѣ йшей книг ѣ я нахожу глупость, въ разговор ѣ глуп ѣ йшаго челов ѣ ка я нахожу умныя в ѣ щи и т. д. и т. д., но понимающій и не понимающій челов ѣ къ, это в ѣ щи такъ противуположныя, что никогда не могутъ слится одна съ другою, и ихъ легко различить. Пониманіемъ я называю ту способность, которая способствуетъ намъ понимать мгновенно т ѣ тонкости въ людскихъ отношеніяхъ, которыя не могутъ быть постигнуты умомъ. Пониманіе не есть умъ, потому что, хотя посредствомъ ума можно дойдти до сознанія т ѣ хъ же отношений, какія познаетъ пониманіе, но это сознаніе не будетъ мгновенно, и поэтому не будетъ им ѣ ть приложенія. Отъ этаго очень много есть людей умн ѣ йшихъ, но не понимающихъ; одна способность нисколько не зависитъ отъ другой. —
[74] Тактъ опять совс ѣ мъ другое д ѣ ло. Тактъ есть ум ѣ ніе обращаться съ людьми, и хотя для этого ум ѣ нія необходимо пониманіе отношеній людскихъ, но это пониманіе можетъ происходить отъ привычки, отъ хорошаго воспитанія, а чаще всего люди, такъ называемые съ тактомъ, основываютъ эту способность на хладнокровіи, на ум ѣ ніи влад ѣ ть собою и на медленности и осторожности во вс ѣ хъ проявленіяхъ. Отъ этого бо́льшей частью люди съ тактомъ люди непонимающіе. Медленность и хладнокровность совершенно противуположны этой способности, основанной, напротивъ, на быстрот ѣ соображенія. Какая разница между челов ѣ комъ, который ѣ детъ съ визитомъ собол ѣ знованія въ домъ, хозяева котораго сильно огорчены потерею какого нибудь родственника и говоритъ тамъ, почитая то своею обязанностью, пошлыя и избитыя фразы участія, и т ѣ мъ, который, предвидя въ этомъ визит ѣ много тяжелыхъ минуть, не ѣ детъ вовсе? Какая разница между челов ѣ комъ, который съ перваго взгляда на другаго челов ѣ ка говоритъ вамъ: «это порядочный челов ѣ къ», и т ѣ мъ, который парикмахера принимаетъ за артиста? Какая разница между т ѣ мъ челов ѣ комъ, который, когда кончился анекдотъ, спрашиваетъ васъ: «ну, а потомъ?» не понимая, какъ грубъ этотъ вопросъ, и т ѣ мъ, который, когда вы только начинаете разсказывать, оц ѣ нилъ уже вашъ разсказъ и никогда не спроситъ этаго? Разница между челов ѣ комъ понимающимъ и непонимающимъ. Самыя пріятныя отношенія съ людьми понимающими. Есть много понятій, для которыхъ не достаетъ словъ ни на какомъ язык ѣ. Эти то понятiя могутъ передаваться и восприниматься только посредством пониманiя. Чтобы передать такого рода понятіе, для котораго н ѣ тъ выражения, один из соб ѣ с ѣ дников говоритъ другому одинъ изъ признаковъ этаго понятія или выражаетъ его фигурно; другой [75] по этому признаку или фигур ѣ, a бол ѣ е по предшествующему разговору и выраженiю губъ и глазъ понимаетъ, что первый хочетъ выразить, и, что бы еще бол ѣ е объяснить понятіе и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ показать, что оно для него понятно, говоритъ другой характеристическій признакъ. Это средство распространяетъ кругъ разговора и притомъ доставляетъ большое наслажденіе. Когда люди привыкли одинъ къ другому, то игра эта идетъ съ необыкновенною быстротою, и ч ѣ мъ быстр ѣ е, т ѣ мъ пріятн ѣ е, какъ игра въ мячь. Въ нашемъ семейств ѣ пониманіе весьма развито, и сначала я полагалъ, что оно произошло отъ одинаковаго воспитанія, оттого что каждому изъ насъ вся жизнь другаго изв ѣ стна до мельчайшихъ подробностей, однимъ словомъ, что оно происходило отъ сродства въ мысляхъ, такъ же, какъ и можетъ существовать независимо отъ способности пониманія во всякихъ кружкахъ, но сталкиваясь съ различными людьми, я уб ѣ дился окончательно, что, несмотря на чрезвычайную разницу въ прошедшемъ съ многими людьми, н ѣ которые сейчасъ понимали, другіе, какъ ни часто я съ ними сходился, всегда оставались непонимающими, и что р ѣ зкая черта эта между вс ѣ ми людьми существуетъ, хотя и съ подразд ѣ леніемъ: на людей, понимающихъ всегда и везд ѣ, и на людей, понимающихъ въ изв ѣ стномъ кружк ѣ и всл ѣ дствіе изв ѣ стныхъ обстоятельствъ. Я привелъ прим ѣ ръ шишки. Шишка называлась у насъ такая в ѣ щь, которая поставлена не у м ѣ ста, съ претензіею на laisser aller.[95] — Видите, какъ много словъ въ описаніи понятія, которымъ выражалось шишка и значило гораздо больше. Такъ, шишка говорилось о изв ѣ стномъ способ ѣ завязывать галстукъ; даже въ разговор ѣ, въ лекціяхъ профессоровъ н ѣ которыя отступленія назывались шишка. Много было у насъ такихъ понятій, выраженныхъ странно, много типовъ. Наприм ѣ ръ, въ то время, какъ перестали носить штрипки, со стрипками выражало очень много: [76] галстукъ «со стрипками», прическа «со стрипками», даже разговоръ и манера танцовать «со стрипками» были для насъ в ѣ щами очень ясными. Продолжаю. Меблировка комнаты состояла изъ этаго кресла на полозьяхъ, дивана, который очень искусно превращался къ вечеру въ кровать и къ утру опять приходилъ въ первобытное положеніе, ломбернаго стола, который всегда былъ раскрытъ, и на которомъ лежали книги, тетради, пенковая трубка, изъ которой никто не курилъ и, такъ называемая, [изюм]ная чернильница съ подсв ѣ чникомъ въ середине. (Одинъ разъ, разспрашивая Володю объ одномъ молодомъ челов ѣ к ѣ, юнкер ѣ, нашемъ родственник ѣ, я сказалъ ему, не удовлетворяясь его ответами: «да ты дай мн ѣ о немъ понятіе. Что онъ глупъ былъ?» — «Н ѣ тъ, онъ еще молоденькой мальчикъ былъ, ни глупъ, ни уменъ, такъ себ ѣ, но, знаешь, въ такомъ возрасте, въ которомъ всегда бываютъ смешны молодые люди. У него была губительная слабость, отъ которой, я всегда ув ѣ рялъ его, онъ разстроитъ и желудокъ и обстоятельства, это изюмъ покупать.» — «Какъ изюмъ? спросилъ я. «Ну да какъ изюмъ? Какъ есть деньги, ужъ онъ не можетъ выдержать, посылаетъ въ лавочку покупать изюмъ, не изюмъ, такъ пряники, а не пряники, такъ саблю или тёрку какую нибудь купитъ.») Съ т ѣ хъ поръ изюмомъ называется у насъ всякая такого рода покупка, которая покупается, не потому что ее нужно, а такъ. Володя признавался, что чернильница эта была куплена въ изюмныя времена, да и видъ она им ѣ ла изюмный.
Докторъ, должно быть предполагая, что пос ѣ щеніе его никакъ для насъ не можетъ быть непріятно, заходилъ очень часто то въ мою, то въ Володину комнату. Онъ долго сид ѣ лъ у меня, и, несмотря на то, что д ѣ йствительно мн ѣ было некогда переливать съ нимъ изъ пустаго въ порожнее на какую-то филоссофическую тему, несмотря на то, что передъ т ѣ мъ, какъ онъ взошелъ ко мн ѣ, я съ математической в ѣ рностью разсчелъ, на сколько часовъ предстоитъ мн ѣ занятій, и, несмотря на то, что я сказалъ [77] самъ себ ѣ, что не дамъ никому помешать себе, прямо скажу, что мн ѣ некогда, онъ сид ѣ лъ у меня, и, хотя я слушалъ его и самъ отв ѣ чалъ ему, мысль моя была занята т ѣ мъ, что глупо, безсмысленно изъ ложнаго стыда разстроивать порядокъ своихъ занятій. А между т ѣ мъ что то говорило во мн ѣ: «сов ѣ стно сказать ему, что некогда; онъ такъ радъ поговорить старикъ съ челов ѣ комъ, объ ум ѣ котораго онъ весьма высокаго мн ѣ нія, и говоритъ онъ не глупо, главное-же, какъ зам ѣ тить ему, что онъ мн ѣ м ѣ шаетъ, когда онъ въ полной ув ѣ ренности, что д ѣ лаетъ мн ѣ превеликую честь и удовольствіе. Впрочемъ онъ самъ скоро уйдетъ, не стоитъ и обижать его. Вотъ Володя, тотъ, хотя также хорошо понимаетъ вс ѣ эти тонкости, и хотя ему нужн ѣ е его задобривать по случаю дочки, но Володя сейчасъ скажетъ, и видно, что ему это труда никакого не сто́ить. Я тоже могу, но это сто́итъ мн ѣ всегда большаго труда, и я сд ѣ лаю это разъ, два, но никогда такое обращеніе не взойдетъ мн ѣ въ привычку, а, чтобы усп ѣ вать въ д ѣ лахъ мірскихъ, это необходимо, и отъ мала до большаго между мной и Володей эта разница. Должно быть отъ этаго Володя приобр ѣ таетъ вліяніе на другихъ. В ѣ дь докторъ, хотя старикъ, но уважаетъ его; это видно во всемъ его обращеніи.»
Такъ разсуждалъ я втихомолку, а Докторъ, преспокойно ус ѣ вшись на моей постели, такъ покойно, что не было надежды, чтобы онъ когда-нибудь всталъ, разсуждалъ вслухъ: «Я все-таки полагаю, что т ѣ люди, которые, какъ вы говорите, счастливы своей независимостью и твердостью, съ которыми переносятъ неудачи, не могутъ быть совершенно счастливы. Эгоизмъ происходитъ отъ слабости. Они не могутъ любить, потому что не чувствуютъ довольно силы, чтобы сд ѣ лать счастье другихъ людей. Какъ не говорите, а этихъ людей я презираю». Онъ сбилъ ногтемъ средняго пальца пепелъ съ конца сигары. Я самъ какъ-то зат ѣ ялъ р ѣ чь объ эгоистахъ, теперь же вовсе не слушалъ, и мысли мои можно было перевести вотъ какъ: «что онъ толкуетъ слабость, чувствуютъ силу какую-то, [78] не хочется мн ѣ спорить, а стоитъ, чтобы его сбить, только спросить, что́ онъ разум ѣ етъ подъ этими фразами; и долго ли еще онъ нам ѣ ренъ сид ѣ ть; должно быть еще докуритъ эту сигару; хоть бы онъ къ Волод ѣ пошелъ». Ожиданія мои сбылись. «Пов ѣ рьте мн ѣ, М. A., вы еще молоды, н ѣ тъ выше счастія для челов ѣ ка изв ѣ стныхъ л ѣ тъ, какъ им ѣ ть такое занятіе, которымъ бы онъ занимался съ любовью. Вотъ я, наприм ѣ ръ, да впрочемъ, что вамъ говорить; вы знаете, какъ я живу», и онъ такъ разгорячился, что, не доканчивая доказательства, какимъ образомъ онъ одинъ ум ѣ лъ найдти счастіе (что впрочемъ онъ мн ѣ неоднократно доказывалъ), онъ всталъ, бросилъ сигару за окошко и сказалъ: «однако вамъ надо заниматься; не хочу вамъ м ѣ шать, теперь, я знаю, для студентовъ минута дорога» и вышелъ.
Когда мн ѣ бывало пом ѣ шаютъ въ занятіяхъ, какъ пом ѣ шалъ этотъ Докторъ, не столько м ѣ шаютъ т ѣ мъ, что отрываютъ отъ занятій, но, такъ какъ я очень впечатлителенъ, разстроиваютъ настроенность духа. Только что онъ ушелъ, я не с ѣ лъ заниматься, а вышелъ, слышалъ, какъ онъ взошелъ къ Волод ѣ, потянулся и сталъ ходить по комнат ѣ, улыбаясь и думая, Богъ знаетъ о чемъ: и о томъ, что онъ добрый челов ѣ къ, но очень тщеславенъ, о томъ, что изъ чего онъ такъ хлопочетъ рисоваться передо мной своими доброд ѣ телями, о томъ, что славно, что онъ ушелъ, но что можно зайдти къ Волод ѣ, отдохнуть и поболтать; притомъ же я не всталъ, какъ онъ уходилъ, можетъ онъ обид ѣ лся.
Володя сид ѣ лъ въ той же поз ѣ, Докторъ на диван ѣ и толковаль что-то о томъ, что по его мн ѣ нію, челов ѣ ку безъ средствъ жениться на д ѣ вушк ѣ тоже небогатой, онъ почитаетъ д ѣ ломъ подлымъ и низскимъ и т. д. «Какъ это попалъ на этотъ пунктъ у нихъ разговоръ? — подумалъ я — и какъ онъ можетъ съ [79] жаромъ толковать обо всемъ. Должно быть у него н ѣ тъ никакихъ уб ѣ жденій, отъ этого онъ какъ-то страненъ и стыдливъ, а иногда грубъ и неловокъ въ обращеніи. Теперь, наприм ѣ ръ, онъ не зам ѣ чаетъ, что этотъ разговоръ похожъ на намекъ Волод ѣ, который волочится за его дочерью. Я бы растерялся въ такомъ положеніи, а Володя чудо какъ холодно и просто отв ѣ чаетъ ему, что нельзя предполагать, чтобы челов ѣ къ, им ѣ ющій н ѣ которыя способности, не нашелъ средствъ содержать семейство, «и притомъ, говорилъ онъ, любовь извиняетъ его, ежели бы даже жена его перем ѣ нитъ образъ жизни», что любовь мужа для нея должна зам ѣ нить эту потерю.
— «А для д ѣ тей что́ облегчитъ нищету? Н ѣ жныя р ѣ чи и воркованье родителей, которые, пов ѣ рьте, въ б ѣ дности перестанутъ н ѣ жничать?»
Должно быть тутъ онъ зам ѣ тилъ, что этотъ разговоръ могъ им ѣ ть отношеніе къ взаимному отношенію его къ Волод ѣ, и онъ сейчасъ же и чрезвычайно неловко и глупо перем ѣ нилъ тонъ.
Вы понять не можете, сколько положеніе наше заставляло насъ переносить страданій такихъ, о которыхъ и мысль не придетъ другому. Я сначала думалъ, что эти страданія происходили только отъ дурной наклонности анализировать все, даже пустую р ѣ чь пустаго челов ѣ ка, но теперь я уб ѣ жденъ, что, всл ѣ дствіе нашего положенія и безпрестанныхъ мелкихъ страданій для самолюбія, развилась эта способность. Вамъ бы никакъ не пришла въ эту минуту та мысль, которая заставила пожелать доброму старику всего самаго дурнаго за его неловкость. Ежели бы я былъ помоложе, я бы заплакалъ. Положимъ, онъ говорилъ безъ всякой ц ѣ ли, но для насъ это было тяжело. Рожденіемъ и воспитаніемъ поставленные на такую степень, съ которой, естественно, мы могли не то, чтобы презирать его, по крайней м ѣ р ѣ нисколько не нуждаться въ Доктор ѣ, мы въ тоже время были въ такомъ положеніи, что могло казаться, что Володя за честь почитаетъ получить по выход ѣ изъ Университета руку Докторской дочки. Во вс ѣ хъ [80] такого рода случаяхъ я всегда страдалъ гораздо больше за братьевъ, ч ѣ мъ за самаго себя. Часто приходила мн ѣ мысль, глядя на гордое, прекрасное и всегда спокойное лицо Володи, что бы было, ежели бы кто нибудь пришелъ и сказалъ бы ему въ глаза: «ты..........[96] назвалъ бы его такъ, какъ бранно называютъ незаконныхъ д ѣ тей. Дрожь всегда проб ѣ гаетъ по т ѣ лу при этой мысли. Что бы было? Что бы онъ сталъ д ѣ лать? Н ѣ тъ, этаго не можетъ быть. Впрочемъ, это уже другое чувство, это тоже чувство, что думаешь, что, ежели взять, да броситься съ этого обрыва, или, какъ мн ѣ всегда приходитъ на мысль, когда я вижу очень важное лицо: «что ежели кто нибудь подойдетъ и ударитъ изо вс ѣ хъ силъ его по носу кулакомъ. Что будетъ?»
Докторъ сталъ закусывать губы и покрасн ѣ лъ даже. «Да, я съ вами согласенъ въ томъ, что, ежели челов ѣ къ твердо ув ѣ ренъ въ томъ, что можетъ быть опорою своего сем ѣ йства...»
Я ув ѣ ренъ, что Володя все зам ѣ тилъ не хуже моего, но онъ остался также спокоенъ и продолжалъ съ улыбкой и такимъ тономъ, который принимаютъ обыкновенно, чтобы кончить разговоръ: «Пускай даже онъ обманется въ своихъ надеждахъ, приведетъ въ б ѣ дность свое сем ѣ йство, этаго я и знать не хочу, вы будете см ѣ яться, но я того мн ѣ нія, что любовь, истинная любовь извиняетъ все». Онъ помолчалъ немного, взглянулъ на свои тетрадки и, сейчасъ же обратившись къ Доктору: «вы меня извините, Докторъ, но я теперь работаю р ѣ шительно безъ отдыха». Онъ указалъ на ст ѣ ны, на потолокъ, улыбнулся, всталъ съ м ѣ ста и взялъ въ руки тетради. Что значили вс ѣ эти движенья, трудно объяснить, но должно быть Докторъ ихъ очень хорошо понялъ, потому что сейчасъ простился и просилъ зайдти къ нему вечеромъ. Всл ѣ дъ за нимъ взошелъ товарищъ нашъ по [81] Университету, веселый, добрый и очень порядочный молодой челов ѣ къ З. Володя очень обрадовался ему, потому что былъ съ нимъ большой пріятель, и какъ-то всегда они съ нимъ вм ѣ ст ѣ влюблялись и не ревновали другъ къ другу. Я очень обрадовался ему, потому что онъ вывелъ насъ изъ непріятнаго положенія. Посл ѣ такого разговора, который былъ съ Докторомъ, и вообще посл ѣ разговора, въ которомъ было что нибудь непріятнаго, я не люблю оставаться съ глазу на глазъ съ челов ѣ комъ, котораго я и который меня хорошо понимаетъ... Говорить, вспоминать и разбирать то, что было непріятнаго и скрытаго въ разговор ѣ, кажется тяжелымъ, и мн ѣ всегда не хочется начинать, между т ѣ мъ молчать о такой в ѣ щи, которую мы очень хорошо оба поняли, тоже см ѣ шно и неум ѣ стно, оттого что мы могли бы сообщить другъ другу интересныя в ѣ щи на этотъ счетъ.
— Ну умо-ри-тельно, бтецъ.
— Что?
— Да милые Коры и над ѣ юсъ на вашу любезность и вс ѣ.
Надо зам ѣ тить, что у нихъ былъ между собою условленный языкъ. Наприм ѣ ръ, вс ѣ фамиліи д ѣ вушекъ, за которыми они волочились, они перед ѣ лывали и придавали окончанія множественнаго числа. Над ѣ юсъ на вашу любезность — значило мать Коровиной, а Коры — сама Коровина (д ѣ вушка.)
— Когда же ты ихъ вид ѣ лъ? Да, я и забываю, что только я, несчастный, работаю, какъ лошадь, а ты по пунктамъ разъ ѣ зжаешь. (Пунктами назывались предметы любви.)
— Нынче былъ у нихъ, бтецъ, в ѣ дь над ѣ юсь на вашу любезность именинница. Прі ѣ зжаю я часовъ въ 12, ужъ народу пропасть: вс ѣ любители Коровъ, — лось, милашка Андреевъ (техническія названія лицъ), однимъ словомъ, вся компанія Коровская, которую ты такъ ненавидишь, вс ѣ собрались и трудятся ужасно ѣ сть пирогъ, любезничать и притомъ им ѣ ть величавый видъ, что́ очень трудно, когда ротъ набитъ тестомъ, въ одной рук ѣ шляпа, въ другой тарелка, и еще предлагаютъ бокалъ. Ну я затмилъ ихъ совершенно; такъ приняли, [82] что уже д ѣ ло начинаетъ принимать серьезный характеръ и очень. Какъ мы ус ѣ лись съ милыми Корами, знаешь, на возвышеніи надъ плющемъ, над ѣ юсь на вашу любезность куда то отправилась и папаша тоже, и того и ждалъ, что для имянинъ они выдутъ съ образами. Да, до чего? Филипъ мой мн ѣ разсказывалъ. Только-что я прі ѣ халъ, изъ всего собранія кучеровъ вызываютъ его на крыльцо и для имянинъ над ѣ юсь на вашу любезность подносютъ ему стаканъ вина. По какому случаю? Неизв ѣ стно».
— Неужели, подхватилъ Володя, это очень мило, и Филипъ, я воображаю, какъ доволенъ; теперь уже ты съ нимъ не сов ѣ туйся — il est corrompu.[97] Да ты самаго интереснаго не разскажешь, что́, Коры удовлетворительны ли были?
— Очень, т. е., какъ теб ѣ сказать? Онъ пріостановился и сд ѣ лалъ движеніе, которымъ, видно, хот ѣ лъ зам ѣ нить недостатокъ точности выраженій. Св ѣ жи были очень какъ лицомъ, такъ и туалетомъ. Серенькое, теб ѣ уже изв ѣ стное, платье, не мен ѣ е изв ѣ стная черная ленточка. Любезны были очень, но что-то я ко всему этому былъ очень хладнокровенъ. Не знаю, или это излишняя любезность милыхъ родителей, или то, что просто этотъ пунктъ становится плохъ, или меня разстроило то, что, какъ я взошелъ, они разсыпались въ любезностяхъ съ этимъ дуракомъ, ну, какъ его, толстого этого..... Улининымъ[?] и потомъ что-то шептались съ юными Корами. Не то ужъ, окончилъ онъ съ грустнымъ лицомъ.
— Такъ и лучше бы, сказалъ Володя, заниматься бы экзаменами, вотъ какъ я, тогда бы не охлад ѣ лъ.
— Ахъ, да, объ теб ѣ съ милой улыбкой очень разспрашівали, отчего тебя не видно, и заботились о томъ, что перейдешь ли ты, какъ бы не пом ѣ шалъ теб ѣ Шмерцъ. Ужь откуда она это знаетъ, удивительно, прибавилъ онъ, зам ѣ тя, что Володя конфузится.
— В ѣ рно этотъ дуракъ, нашъ покровитель, по всему городу благов ѣ ститъ, прибавилъ Володя — в ѣ дь ему только и занятiя, что о насъ говорить».
[83] — Что ты на него такъ сердитъ? Н ѣ тъ, онъ славный. Однако послушай, нынче еще д ѣ нь можно еще жуировать. При этомъ онъ взялъ со стола тетрадки Володи и отодвинулъ ихъ подальше. «По ѣ демъ по пунктамъ, пожалуйста, и М. съ нами по ѣ детъ», сказалъ онъ, обращаясь ко мн ѣ. — У него была такая удивительная веселость, что хот ѣ лось всегда участвовать въ ней, и притомъ онъ и самъ не понималъ веселости иначе, какъ avalanche.[98] Кого бы онъ не встр ѣ тилъ, онъ всякаго звалъ и, перем ѣ няя интонаціи, говорилъ « пожалуйста, по ѣ демъ» до т ѣ хъ поръ, пока д ѣ йствительно находилъ настоящую и уб ѣ ждалъ. Но когда онъ обратился ко мн ѣ, я былъ въ самомъ дурномъ расположенiи духа. Слушая ихъ веселый, беззаботный разговоръ, мн ѣ въ душ ѣ было имъ завидно, но я, сколько не пробовалъ, не могъ и не ум ѣ лъ такъ волочится, какъ они, и поэтому въ эту минуту б ѣ съ научалъ меня презирать ихъ веселость, и что какъ они мною мало занимаются, такъ и мн ѣ надо мало заниматься ими и идти въ свою комнату, но я не уходилъ. Надо зам ѣ тить еще, что я такъ же какъ и они, былъ влюбленъ почти во вс ѣ пункты, но не могъ д ѣ йствовать такъ же, какъ они, потому что сталкивался бы в ѣ зд ѣ съ братомъ, а братъ меня такъ хорошо понималъ, и я его, что это столкновеніе было бы намъ непріятно. Поэтому, когда онъ обратился ко мн ѣ, я сконфузился и отв ѣ чалъ, что «н ѣ тъ». Онъ былъ челов ѣ къ понимающій, поэтому не продолжалъ настаивать, сообразивъ, что это предложеніе мн ѣ непріятно, но ежели бы у него спросить, почему оно мн ѣ непріятно, онъ в ѣ рно ошибся бы и сказалъ, что я Филоссофъ и не люблю этихъ в ѣ щей.
— Удивительно, я не знаю у него ни однаго пункта, прибавилъ Володя, можетъ быть и есть таинственный какой нибудь, но мн ѣ до сихъ поръ неизв ѣ стенъ.
Мн ѣ опять было больно, что̀ сказалъ Володя, т ѣ мъ бол ѣ е, что я зналъ, что онъ не сказалъ [84] бы этаго, ежели бы мы были съ нимъ съ глазу на глазъ. Я ув ѣ ренъ былъ, что онъ, хотя темно, но понималъ отчасти причину моей филоссофіи. Отчего это, я не разъ зам ѣ чалъ, между людьми, которые другъ друга хорошо понимаютъ, говорятся въ обществ ѣ такія вещи, которыя наедин ѣ не скажутъ ни за что другъ другу? Поговоривъ еще и довольно подробно о разныхъ пунктахъ, они сд ѣ лали расписаніе порядка, по которому сл ѣ довало нынче отправляться по пунктамъ, сл ѣ дующее. Прежде ѣ хать къ Корамъ, но зайдти нельзя, потому что былъ утромъ; стало быть только постоять подъ окошкомъ. Оттуда къ Бронамъ; смотря по обстоятельствамъ взойдти или н ѣ тъ, но во всякомъ случа ѣ оставить знакъ своего присутствія, потомъ къ 10,000,000 (такъ называлась одна д ѣ вушка, въ которую тоже былъ влюбленъ Володя и названіе это получила отъ того, что, когда З. у ѣ зжалъ на ваканціи, то просилъ Володю писать къ нему и доносить о ней, но для того, чтобы въ какомъ нибудь случа ѣ не открылось это д ѣ ло, писать о ней подъ названіемъ 10 милліоновъ. Я полагаю, что осторожность эта была совершенно излишняя.) и т. д. и т. д.
— A гд ѣ Васенька? спросилъ З., не по ѣ детъ ли онъ? Что онъ нынче филоссофъ, артистъ, un homme tout à fait comme il faut[99] или просто Васенька. Я его лучше всего люблю артистомъ. Кажется, нынче мы un homme très comme il faut, утромъ были y T. и об ѣ дали тамъ въ гимназическомъ сертук ѣ англійскаго покроя, и поэтому на него надежда плохая.
— Однако теперь еще рано, а я до 8 часовъ буду заниматься, въ 8 ты при ѣ зжаешь, а теперь прощай.
— Ну хорошо, такъ я пойду къ покровителю; ты в ѣ дь об ѣ щался прійдти къ нему, такъ зайди за мной — это будетъ 5 пунктъ.
То, что́ сейчасъ такъ легко и просто сказано было о Васеньк ѣ, съ н ѣ которыми поясненіями дастъ вамъ ясное понятіе о его характер ѣ въ это время. [85] Въ какое бы положеніе не поставила судьба челов ѣ ка, она всегда даетъ ему способы быть довольнымъ имъ. Чтобы быть довольнымъ въ томъ положеніи, въ которое насъ поставила судьба, нужно им ѣ ть одну изъ трехъ качествъ: или твердость характера и практическую способность къ жизни, которой над ѣ ленъ въ высшей степени Володя, или ум ѣ ніе [ 1 неразобр. ] всегда и во всемъ свое тщеславіе, ум ѣ ніе, которымъ могу похвастаться, или какую нибудь одну блестящую спеціяльную способность, которой былъ над ѣ ленъ Васенька. Вы знаете, какой онъ былъ музыкантъ! Природа, какъ нарочно, разд ѣ лила эти качества между нами 3-мя. Изв ѣ стно, что, когда ищешь одну в ѣ щь между многими, ту, которую нужно, находишь посл ѣ днюю. Это справедливо даже тогда, когда молодой челов ѣ къ ищетъ себ ѣ дорогу. Васенька рожденъ, чтобы быть артистомъ, но онъ не уб ѣ жденъ въ томъ, что это его призваніе, и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ онъ ищетъ какую нибудь спеціальность и бросается то на филоссофію, т. е. на такую дорогу, на которой прогрессъ его не будетъ пов ѣ ряться практической жизнью, и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ изъ которой онъ можетъ почерпнуть уб ѣ жденіе о своемъ достоинств ѣ, то на музыку, но къ несчастію не остается на этой дорог ѣ, но на grand genre,[100] въ которомъ, какъ въ в ѣ щи очень легкой, и къ которому онъ склоненъ, онъ дошелъ до большаго совершенства. Ни у кого я не видалъ такихъ рукъ и ногтей, какъ у него, зато онъ не выпускаетъ изъ рукъ жел ѣ зки. Онъ знаетъ вс ѣ великосв ѣ тскіе анекдоты, отношенія, привычки, онъ отлично ум ѣ етъ быть презрительнымъ, ласковымъ и т. д. Но къ несчастію не на чемъ разыграться этому ум ѣ нію. Въ этомъ город ѣ есть 3 или 4 точно порядочныхъ дома, въ которыхъ Васенька свой челов ѣ къ и только. Онъ такъ привыкъ метаться въ этихъ направленіяхъ, что уже отвыкъ быть естественнымъ. Онъ поступаетъ наоборотъ. Обыкновенно по вл ѣ ченію чувствъ становится въ изв ѣ стное положеніе и потомъ обсуживаетъ его, онъ же сначала обсуживаетъ и представляетъ себ ѣ изв ѣ стное положеніе и потомъ [86] старается стать въ него. Иной день онъ только и говоритъ, что о большомъ св ѣ т ѣ и съ презр ѣ ніемъ смотритъ на все, что́ не большой св ѣ тъ, другой день онъ сидитъ за какимъ нибудь Шилингомъ, котораго не понимаетъ, и все пустяки кром ѣ Филоссофіи. За музыку же, за настоящую наклонность и способность, къ несчастію онъ р ѣ же всего принимается. —
Ахъ, какъ онъ славно игралъ! Въ наше время (а можетъ быть, и всегда такъ было) развилось несм ѣ тное количество музыкантовъ, которые не занимаются музыкой, ничего не ум ѣ ютъ играть, и вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ всегда и при вс ѣ хъ им ѣ ютъ дерзость играть и судить и рядить о музык ѣ. Иногда у этихъ безграмотныхъ Господъ точно есть талантъ, но къ несчастiю отъ л ѣ ни или отъ уб ѣ жденія, что подчиниться труду и общепринятымъ правиламъ значитъ подавить талантъ, взглядъ ихъ д ѣ лается односторонним, руки неспособными, и сами они д ѣ лаются очень непріятными. Бо́льшей частью жертвою этихъ Господъ д ѣ лаются форте-піяно, на которомъ они екзекютируютъ свои фантазіи, состоящія изъ ряду диссонансовъ и консонансовъ, хотя и правильно, не им ѣ ющихъ никакого смысла. — Эти Господа играютъ по слуху все, что́ слышутъ, и изкажаютъ лучшія в ѣ щи. Обыкновенно они удаляются отъ людей, основательно понимающихъ музыку, и даже съ презр ѣ ніемъ отзываются о нихъ, называя ихъ педантами и Н ѣ мцами, произведенія же своихъ талантовъ отдаютъ на судъ людей, которые безразлично говорятъ «c’est charmant»[101] про шутку Албицкаго и Мендельсона. Сужденія ихъ о музык ѣ похожи на т ѣ сужденія, которыя я читалъ въ Французскихъ романахъ (по Французски позволительно врать — ужъ къ этому привыкли), наприм ѣ ръ: «Elle exécuta un charmant point d’orgue» или «une touchante mélodie en bémol».[102] Что же всего хуже, это то, что эти имянно Господа даютъ приговоръ вс ѣ мъ талантамъ, им ѣ ютъ апломбъ, непостижимый, когда сообразишь ихъ безграмотность. Мн ѣ случалось [87] видать ихъ сочиненія, наполненныя ошибками противъ контрапункта, ор ѳ ографіи и здраваго смысла; случалось вид ѣ ть своими глазами, какъ дирижируютъ они въ благородныхъ концертахъ, какъ безъ всякаго основанія махаютъ неровно палочкой, быстро оборачиваются то къ контрабасамъ, то къ флейтамъ, стараясь копировать капельмейстеровъ, которыхъ видали. Меня удивляло всегда въ такихъ случаяхъ, какъ ц ѣ лая зала, наполненная народомъ, не расхохочется, глядя на эти несообразныя движенія. Сколько разъ красн ѣ лъ я за этихъ Господъ, слушая ихъ сужденія. Сначала пробовалъ я самымъ учтивымъ образомъ доказать имъ, что они не могутъ говорить о томъ, чего не знаютъ, но всегда неусп ѣ шно, les rieurs étaient de leurs côtés,[103] поэтому я теперь только слушаю и продолжаю красн ѣ ть. Что люди всегда любятъ говорить о томъ, чего не знаютъ, это слабость общая вс ѣ мъ. Что можно любить музыку и им ѣ ть талантъ, но не посвятить себя ей, это тоже я понимаю, но почему ни о какой наук ѣ, ни о какомъ художеств ѣ нельзя услыхать столько совершенно безсмысленныхъ разсужденій, какъ о музык ѣ, и съ такою огромною самоув ѣ ренностью, я не понимаю.
Васенька принадлежалъ къ числу безграмотныхъ и св ѣ тскихъ музыкантовъ, но съ т ѣ мъ только исключеніемъ, что, несмотря на его л ѣ нь, онъ такъ хорошо чувствомъ понималъ и игралъ всякую в ѣ щь по слуху, что въ отношеніи исполненія нечего было желать, но зато разсуждалъ онъ о музык ѣ, какъ дитя, по незнанію и, какъ Бахъ, по самоув ѣ ренности. Сколько разъ меня, который съ 16-ти л ѣ тъ началъ серьезно и не перестаю до сихъ поръ заниматься наукой музыки, онъ ставилъ въ ничто и заставлялъ молчать какимъ-нибудь до того безграмотнымъ и высокопарнымъ аргументомъ, что я вид ѣ лъ, что заставить его согласиться со мною нельзя, иначе какъ объяснивъ ему всю теорію музыки съ самаго начала, что́ было бы слишкомъ долго. Я помню у насъ былъ разговоръ по тому случаю, что, не помню, въ піес ѣ, [88] Васенька имитацію въ басу назвалъ фугой.
— «Послушай, какъ хорошо я прод ѣ лалъ фугу».
— Такъ это не фуга, a имитація, говорю я.
— В ѣ чно ты споришь, ну какъ же не фуга. Вотъ теб ѣ rondo Бетховенской сонаты. Разв ѣ это не фуга. Ну и моя точно то же. Ну имитація, прибавилъ онъ, видя, что я не соглашаюсь, только это разныя названія одному и тому же.
— Н ѣ тъ, не одно и то же, потому что у тебя мотивъ им ѣ етъ одно основаніе тонику какъ въ тем ѣ, такъ и въ подражаніи, а тамъ сначала мотивъ им ѣ етъ основаниемъ тонику, а потомъ доминанту.
— Ну началось — des grands mots vides de sens.[104] Я ничего не понимаю, что́ ты толкуешь. Какое отношеніе им ѣ етъ тутъ le ton dominant?[105]
— Le ton dominant c’est le ton mineur.[106]
— Ну такъ что жъ?
Я замолчалъ, и Васенька былъ уб ѣ жденъ, что я, а не онъ говорилъ слова безъ смысла, и что я виноватъ, что онъ меня не понимаетъ, и что я про доминанту сказалъ только, чтобы пощеголять словцомъ.
Шарлатанство въ чемъ ужасно, что они н ѣ которые музыкальные термины присвоили въ свой языкъ и понимаютъ ихъ совс ѣ мъ навыворотъ, наприм ѣ ръ фуга у н ѣ которыхъ значитъ «avec fugue»[107] и т. д., однимъ словомъ, такъ же переврали, какъ изъ «negligé»[108] вышло «негляже», изъ «promener»[109] — «проминать».
Разговоръ шелъ довольно вяло. Ежели бы другой челов ѣ къ, бол ѣ е безпечнаго характера, былъ на моемъ м ѣ ст ѣ, онъ, в ѣ рно, ум ѣ лъ бы оживить его, но меня не оставляла мысль, которую выразилъ В., что они думаютъ: «зач ѣ мъ онъ къ намъ прі ѣ халъ?» Допрашивали меня о томъ, въ какомъ я класс ѣ, [89] на что я отв ѣ чалъ, что въ третьемъ курс ѣ; спрашивали, что́ учатъ у насъ. Я сказалъ, что математику. Спрашивали, не у насъ ли учитъ Пр. Мит. Я отв ѣ чалъ утвердительно, что онъ читаетъ Дифференцiальное изчисленіе, а Ив. интегральное, а Эт. [?] Физику, а Н. Астрономію. «Но кто же математику то читаетъ?» спросила хозяйка. По этому вопросу я заключилъ, что она весьма ученая дама, но не нашелъ отв ѣ та. Притомъ же мн ѣ казалось, что надо бы дать разговору другой оборотъ, а то онъ похожъ сталъ на книжку съ вопросами и отв ѣ тами, и в ѣ рно по моей вин ѣ, думалъ я. Но что́ спросить у людей, которыхъ въ первый разъ вижу? Я попробовалъ говорить о город ѣ и его удовольствіяхъ, но, хотя и говорилъ, перем ѣ шивая разсказъ о жителяхъ довольно остроумными зам ѣ чаніями, я зам ѣ чалъ въ глазахъ слушателей выраженіе учтиваго вниманія. Вм ѣ ст ѣ съ т ѣ мъ, разъ при ѣ хавши, я хот ѣ лъ оставить о себ ѣ хорошее мн ѣ ніе и въ молчаніи придумывалъ ч ѣ мъ бы блеснуть, и, хотя много въ это короткое время проб ѣ жало блестящихъ мыслей въ моей голов ѣ, я упускалъ время сказать ихъ. Мн ѣ ужасно досадно было вид ѣ ть, что они чувствуютъ, что пора бы и ѣ хать мн ѣ домой и что я не очень пріятный молодой челов ѣ къ, и досадно было, что приличія не позволяютъ сказать имъ прямо: «вы не думайте, что я всегда такой дуракъ, я, напротивъ, очень не глупъ и хорошій челов ѣ къ; это только я съ перваго раза не знаю, что́ говорить, а то я бываю любезенъ, очень любезенъ». Зач ѣ мъ они говорятъ со мною такъ, какъ съ мальчикомъ и жалкимъ мальчикомъ; они в ѣ рно думаютъ, что я смущаюсь отъ мысли о моемъ положеніи. Эта мысль всегда мн ѣ придавала энергіи. «А, впрочемъ, пускай ихъ думаютъ, что́ хотятъ, мн ѣ что за д ѣ ло», и я взялся за шапку. Но въ это время въ комнату взошла Л. А. (она ходила гулять съ сестрой), и за ними зд ѣ шній молодой челов ѣ къ. Л. А. съ д ѣ тскимъ удивленіемъ посмотр ѣ ла на меня, когда ей сказали, кто я, и сейчасъ, снимая шляпку, назвала меня «mon cousin» и стала что-то разсказывать, какъ давно знакомому челов ѣ ку. Доброта ли это или глупость, не знаю, но я ее полюбилъ за это.
[90] Молодой челов ѣ къ, котораго я прежде встр ѣ чалъ и зналъ за дурака, былъ недавно представленъ въ ихъ домъ, но, несмотря на это, взошелъ такъ развязно, о погод ѣ и о обществ ѣ, о т ѣ хъ же самыхъ предметахъ, о которыхъ и я принужденъ былъ говорить, говорилъ съ такимъ жаромъ, что съ нимъ, какъ я зам ѣ тилъ, говорили безъ всякаго принужденія. Онъ спорилъ о погод ѣ, доказывалъ что-то, приводилъ прим ѣ ры изъ прошлаго года, и такъ громко, что изъ другой комнаты непрем ѣ нно захот ѣ лось бы послушать этотъ занимательный разговоръ.
«Неужели, думалъ я, этимъ преимуществомъ передо мной онъ обязанъ своей глупости, тому, что у него въ голов ѣ ничего другаго н ѣ тъ, а что я не могу говорить о погод ѣ и думать о ней; я въ это время обыкновенно думаю о другомъ, поэтому не говорю отъ души.»
Л. А. въ это время, разговаривая со мной о жизни въ этомъ город ѣ, дала мн ѣ зам ѣ тить, что они знакомы почти со вс ѣ мъ зд ѣ шнимъ обществомъ. Эта новость для меня была непріятна; мн ѣ казалось сначала, что она никого не знаетъ, и что я буду ея ресурсомъ, но теперь я боялся, что она, какъ и многіе другіе предметы моей страсти, пропадетъ для меня въ этомъ св ѣ тскомъ кругу, къ которому никогда не могъ привыкнуть. Я представилъ уже себ ѣ ее на бал ѣ Губернатора рука объ руку съ племянницей [ 1 неразобр. ][110] противъ нихъ Исленева, который во время отдыха между танцами ходилъ [?] задомъ. Надо сказать, что тогда уже я никакъ не р ѣ шился бы подойти къ ней. Эти два лица были для меня хуже всякаго пугала. Я былъ представленъ К., но потомъ какъ-то забылъ ей поклониться, въ другой разъ поклонился, не видала, и я совс ѣ мъ пересталъ кланяться, но зато сталъ всегда обходить ее и б ѣ гать, что́ и взошло въ привычку. Г-ну Исленеву я разъ поклонился, и, хотя онъ смотр ѣ лъ въ мою сторону, не отдалъ мн ѣ поклона. Съ т ѣ хъ поръ я не то, чтобы возненавид ѣ лъ его, a мн ѣ неловко на него смотр ѣ ть, и я удаляюсь отъ него. — Чтобы удержать Л. А., которая мн ѣ очень понравилась, на сколько можно, я просилъ ее de m’accorder une contredanse[111] на первомъ [91] бал ѣ. Она не представила никакихъ возраженій, но только покрасн ѣ ла. Я покрасн ѣ лъ еще больше и испугался своего поступка. Хотя и не оправившись отъ смущенія, я раскланялся и вышелъ довольно удачно, но въ зал ѣ зац ѣ пилъ за полосушку и чуть не упалъ. Это увеличило мое смущеніе, и я, уходя, до передней говорилъ несвязныя слова вслухъ. Над ѣ вая шинель, я услыхалъ голосъ хозяйки и зат ѣ мъ шаги хозяина (я догадался, что она зам ѣ тила ему, что надо было меня проводить). Онъ догналъ меня въ передней и просилъ не забывать ихъ, но въ тон ѣ его не было радушія, къ которому онъ, судя по лицу, долженъ былъ быть способенъ. Какъ не глупа была мысль, что онъ не желаетъ меня вид ѣ ть, потому что я какъ будто нам ѣ ревался волочиться за его свояченицей, она мелькнула въ моей голов ѣ. Эта мысль довела мое смущеніе до такой степени, что хозяину видно было очень тяжело говорить со мною, и что, над ѣ въ шляпу какъ то на бокъ, а шинель почти навыворотъ и споткнувшись еще, я весь въ поту, съ слезами на глазахъ, совершенно неестественно выскочилъ на улицу. Какъ ужасно и сильно я страдалъ въ подобныя минуты, описать невозможно. Это на меня находило днями, и это похожо на бол ѣ знь. Были такія дни, въ которые мал ѣ йшая в ѣ щь могла меня довести до такого смущенія, отъ котораго я плакалъ.
Отчего бы это? Когда сконфуженъ, Богъ знаетъ, откуда берутся столы и полосушки, о которые спотыкаешься. Будь дома я одинъ, я способенъ сд ѣ лать 1000 самыхъ замысловатыхъ прыжковъ посреди разставленныхъ кеглей, не зац ѣ пивъ ни одну и ни разу не споткнувшись.
