В штабной землянке за раскладным деревянным столиком сидел старший писарь Василий Федорович Батюшкин. Перед ним, понуро опустив голову, стоял рослый, хорошо сложенный молодой писарь Антон Дымов, неделю назад вместе с другими саперами прибывший в инженерную бригаду из запасного полка. В тот же день, оформляя документы пополнения, Батюшкин обнаружил удивительно красивый почерк у рядового Дымова. Это и решило его участь. В бригаде давно уже была вакантная должность младшего писаря, и начальник штаба, выслушав доклад Батюшкина о необыкновенном почерке Дымова, тотчас же приказал зачислить молодого солдата на свободную вакансию.
Василий Федорович, работавший в мирное время бухгалтером в колхозе, за два года войны освоил штабную службу во всех ее тонкостях и горячо полюбил свою беспокойную должность. Был он строг и требователен к подчиненным и, пользуясь своим более чем двойным превосходством в возрасте, не упускал случая прочесть нотацию или, как он выражался, «напутствие» рядовому или сержанту штаба за малейший промах в работе.
Целую неделю пристально присматривался Батюшкин к Дымову и отметил с сожалением, что не было у него склонности к писарскому делу. Более того, парня, видимо, даже тяготила эта работе. И вот теперь, рассматривая донесение, написанное Дымовым по заданию начальника штаба, старший писарь сокрушенно покачивал головой.
— Понять не могу, в чем тут дело, — укоризненно говорил он, пощипывая колючую щеточку седых усов, — то ли ты без души за дело берешься, то ли нет у тебя к штабной работе призвания. Сколько уж раз было сказано: если к старшему начальнику бумага идет, начинать ее следует словами: «докладываю» или «доношу». К равному кому-нибудь форма обращения иная. «Ставлю в известность», например, или просто «сообщаю». А если к младшему, то — «приказываю».
Старшин писарь поднял на Дымова строгие глаза и добавил с ударением:
— Такое различие в форме обращения не пустяк, а субординация. Учти это.
Дымов, уставившись неподвижным взглядом на выбритую до блеска голову Батюшкина, смущенно переминался с ноги на ногу.
Взглянув еще раз на младшего писаря. Батюшкин вздохнул и заключил:
— Один, видно, у тебя талант, Антон, — почерк каллиграфический. Во всем остальном...
Не договорив, он безнадежно махнул рукой.
— Так ведь я этого не отрицаю, товарищ старший сержант, — уныло отозвался Дымов. — Нет у меня влечения к писарскому делу. Я по саперной части дальше бы пошел. В запасном полку говорили, что минер из меня хороший может получиться.
— В минеры, значит, рвешься, — нахмурился Батюшкин. — Боишься, что повоевать не успеешь? Ничего, брат, хватит и на тебя фашистских мин. На союзничков-то невелика надежда. Самим придется фашистскому зверю хребет ломать.
— А ведь они обещаются, что вот-вот второй фронт откроют, — неуверенно заметил Дымов.
— Обещаются, — усмехнулся Батюшкин, и на продолговатом лице его появилось множество глубоких морщинок. — Кто обещается? Господин Черчилль?
— Так ведь он речи какие произносит, — смутился Дымов. — Читали, верно, во вчерашней газете?
— Ты что же, значит, речам господина Черчилля очень веришь? — вскинул старший сержант насмешливые глаза на молодого писаря. — А я, брат, с делами его познакомился еще в 1918 году под Архангельском.
Дымов не успел ничего ответить на это, так как с шумом распахнулась вдруг дверь и в землянку вбежал запыхавшийся чертежник сержант Мгеладзе. Он был почти ровесником Дымова, но щегольские черные усики делали его на вид значительно старше писаря.
— Что ворчишь, Василий Федорович? — весело крикнул он, сдергивая с головы пилотку и бросая ее на свой столик в углу землянки. — Почерк от этого у Антона может испортиться. Новость лучше послушайте. Союзники к нам в гости пожаловали.
— Что мелешь! — нахмурился Батюшкин. — Какие союзники? Они, видно, так жаждут встречи с нами, что ждут не дождутся, пока мы к Атлантическому океану выйдем, потому как итти к нам сквозь всю Европу для них невыносимо долго.
— Зачем шутки шутить, — обиделся Мгеладзе. — Лично видел настоящих живых союзников. Самолет, что на рассвете возле нас приземлился, — слышали?
— Ну, слышали, — неохотно отозвался Батюшкин. — Так что?
— Так это ж американская «летающая крепость» вынужденную посадку сделала. Вот что.
— Заблудилась она, что ли? — удивился Дымов.
— Какое там заблудилась, Антон, — махнул рукой Мгеладзе. — Гитлеровцы подбили. На самолете американские летчики, которые в челночных операциях участвуют.
— В челночных операциях? — переспросил Дымов.
— Ну да, в челночных, — повторил Мгеладзе. — Из Англии через Германию к нам летают и таким же путем обратно. В общем, как ткацкий челнок: туда-сюда, понимаешь?
— Чего ж тут не понять? — заметил Батюшкин. — А что толку, однако, от этих челночных полетов? Ну, высыпят они по дороге свои бомбы на немцев, но разве это существенная помощь нам в войне с фашизмом?
Мгеладзе хотел что-то ответить Батюшкину, но в это время послышались громкие голоса у входа в землянку.
Старшин сержант насторожился и приказал чертежнику:
— Что за шум там такой? Пойди разведай.
Мгеладзе схватил пилотку и стремглав выбежал из землянки.
— Неспокойный характер у парня, — добродушно улыбнулся Батюшкин.
— Товарищ старший сержант! — раздался снаружи голос Мгеладзе. — Можно вас оторвать на минутку от работы? Распорядиться тут нужно.
Старший писарь нехотя вылез из-за стола и неспеша пошел к выходу на землянки.
— Ну, что тут такое? — спросил он, просовывая голову в дверь.
— Распорядились бы, товарищ старший сержант, чтобы американского сержанта к нам пропустили, — сказал Мгеладзе, кивнув на стоявшего рядом с часовым высокого сухопарого человека в пилотке, лихо заломленной набок. — Пока начальство не пришло, вы ведь у нас самый старший.
Американский сержант небрежно отдал честь и приветливо кивнул Батюшкину:
— Хеллоу!
— Привет, — буркнул Батюшкин, не выражая большой радости по случаю столь неожиданной встречи с союзником.
— Ай эм глэд ту си ю, сардж! — улыбаясь, произнес американец. — Ду ю спик инглиш?
— Что он такое говорит? — спросил старший сержант, удивленно поглядывая на американца.
— Уверяет, что рад вас видеть, — перевел Мгеладзе, учившийся до войны в университете и знавший английский язык. — Спрашивает, говорите ли вы по-английски?
— А ты что, не знаешь, разве, говорю я или нет?
— Я-то знаю, — рассмеялся Мгеладзе. — А вот он не знает.
— Теперь тоже знаю, — улыбаясь, заметил американец. — Попробую тогда сам говорить по-русски. Только это у меня, наверно, не очень хорошо получается.
И он засмеялся, обнажая большие неестественно белые зубы.
— Очень хорошо получается. Вэри уэлл! — похвалил его Мгеладзе и, повернувшись к Батюшкину, добавил, понизив голос:
— Неудобно, знаешь, держать гостя на улице.
— Ладно, не учи, — проворчал Батюшкин и критически посмотрел на продолжавшего улыбаться американца.
— Минуточку, — сказал он наконец, заставив себя любезно улыбнуться гостю, и с неожиданной поспешностью скрылся в землянке.
Торопливо сняв трубку телефонного аппарата, Батюшкин назвал позывной начальника штаба.
— Докладывает старший сержант Батюшкин, — произнес он, как только отозвался ему майор Ратников. — Союзник тут к нам пришел. Как с ним быть?
— Воздушный союзник? — спросил Ратников.
Батюшкин, сообразив, что начальнику штаба, видимо, уже известно что-то о «летающей крепости», торопливо ответил:
— Челночник, товарищ майор.
— У меня сейчас «хозяин», и я очень занят. Пригласите его в землянку Чуенко и займите там чем-нибудь. Я позвоню минут через пятнадцать. Поняли меня?
— Так точно, понял.
— Действуйте в таком случае.
Батюшкин положил трубку и поспешил к выходу. Распахнув дверь, он снова улыбнулся американцу, беспечно жевавшему какую-то вязкую массу.
— Прошу прошения, господин сержант, — произнес Батюшкин. — У вас, верно, какие-то важные дела, так я начальство вызвал.
— Да мне необязательно ваш командэр, — небрежно заметил американец. — Мне нужен ваш уайлыс оперэйтэр, радист.
— А, радист! — обрадовался Батюшкин, — очень хорошо. Мы пройдем к нему сейчас.
И старший сержант, пригласил гостя следовать за собой, направился к землянке радиста Чуенко, которая была совсем рядом. Младший писарь Дымов, с любопытством высунувшийся из дверей штабной землянки, хотел было последовать за ними, но Батюшкин сердито махнул на него рукой, приказав:
— Останетесь за меня, товарищ Дымов.
— Слушаюсь, товарищ старший сержант, — не очень весело отозвался младший писарь.
В землянке сержанта Чуенко стояла полевая радиостанция, но вот уже несколько дней она работала только на прием в определенные часы суток и не вела никаких передач. Армия усиленно готовилась к наступлению, и все передачи по радио временно были запрещены.
Батюшкин открыл дверь землянки и, пригласив американца пройти вперед, последовал за ним вместе с Мгеладзе. Радист Чуенко, читавший какую-то книжку, поднялся им навстречу, с удивлением рассматривая необычного гостя.
— Хау дую ду?! — весело крикнул американец, кивнув сержанту.
Чуенко молча приложил руку к пилотке.
В землянке стояло несколько деревянных столиков. Батюшкин выдвинул из-под одного из них табуретку и предложил гостю:
— Прошу присаживаться.
— О, тэньк ю! — улыбаясь, закивал головой американец и, достав из кармана пачку сигарет, протянул их по очереди всем присутствующим. — Вот попробуйте, плиз... пожалуйста.
Батюшкин недоверчиво помял сигарету в руках, не торопясь закуривать.
— Это «Лаки Страйт». Бэст брэнд!.. высшая марка, — похвалился американец, подбрасывая вверх сигарету и ловко ловя ее губами.
— М-да... — неопределенно промычал Батюшкин, нюхая сигарету. — Вы, однако, по какой нужде к нам, господин сержант?
— Наша рэйдиоу... как это будет по-русски? Да, да, радиостанция испортилась, понимаете? Я... — американец ткнул себя пальцем в грудь. — Ви есть уайлыс оперэйтэр, радист. Наша «флаинг фортрис», что значит «летающая крепость», сделала фост лэндинг. Как это по-вашему?
— Вынужденную посадку, — перевел Мгеладзе, довольный представившемуся случаю показать свои знания английского языка.
— О, да! Совершенно верно, вынужденную присадку! — воскликнул американец, бегая глазами по столам. Заметив возле сержанта Чуенко развернутую топографическую карту, он продолжал, заметно оживясь: — Я хочу посмотреть вашу мэп, что значит карту. Вы покажете мне на ней наше местоположение — лоукейшн.
С этими словами он потянулся было за картой Чуенко, но Мгеладзе энергично взял его за руку чуть повыше локтя и произнес внушительно:
— Минуточку! Прошу прошения или, как это у вас говорится, ай бэг йо падн. Эта карта совсем для другой цели, но у вас ведь и своя имеется.
Мгеладзе кивнул на висевший через плечо американца планшет, сквозь разграфленную прозрачную пластинку которого отчетливо виднелась топографическая карта.
— О, да! — смущенно спохватился американский сержант. — Я и забыл.
Радист Чуенко, с явным неудовольствием посасывавший американскую сигарету, чуть слышно буркнул:
— Ото хитряк.
Американец не особенно охотно достал карту из планшета и расстелил ее на столике.
— Вот, пожалуйста!
Карта была новенькая, без пометок. Даже маршрут челночной операции не был на ней прочерчен. Мгеладзе заметил, однако: карта была сложена так, что на верхнем листе ее оказалась как раз та местность, на которой находились штаб инженерной бригады и участок переднего края фронта. Обратил внимание Мгеладзе и на то, что карта была более крупного масштаба, чем аэронавигационные, которыми обычно пользуются летчики.
— Мы находимся примерно вот здесь, — произнес он, нанося на карту овал красным карандашом.
— О, кэй! — удовлетворенно воскликнул американец и спрятал карту в планшет.
С лица его не сходила счастливая улыбка. Казалось, он был страшно рад, что видит этих русских парней. Достав еще одну пачку сигарет, он снова радушно протянул ее сначала старшему сержанту, затем всем остальным.
Батюшкин хоть и взял сигарету, но заметил при этом:
— Жидковат табачок-то против нашего.
Чуенко поморщился, будто ему предложили что-то очень кислое, и решительно отказался от сигареты. Один только Мгеладзе вежливо поблагодарил американского сержанта, хотя и ему сигарета не пришлась по вкусу.
— Так вот, — говорил между тем американец, — наш оулд мэн... как это будет по-вашему? Ага, старик. Наш старик приказал мне связаться по радио с начальником нашей эйвиэйшн службы на вашей территории.
— Який такий старик? — удивился Чуенко. — Шо цэ за диды там на ихней «фортеции»?
Американец рассмеялся:
— Старик — это командир нашего «фортрис». А вы, кажется, будете мой коллега?
Чуенко встал и не очень охотно представился:
— Петро Чуенко.
— Очень рад! — оживленно вскочил американец и протянул Чуенко руку. — Саджант Джадж Гэмп. Очень рад познакомиться с вами, мистер Питер! Очень!
«Мистер Питер», смущенно улыбаясь, так стиснул руку Джорджу Гэмпу, что тот чуть не закричал от боли.
— О, вы ужасно сильный парень! — воскликнул он, тряся в воздухе онемевшими пальцами. — У нас в штатах мне так крепко стискивал руку только один мой чам, приятель. Но он был чемпион по хэндшьэйк, по рукопожатиям. Наши штаты — страна чемпионов. Я тоже, когда учился в колледже, был чемпионом по плевкам в длину,
С этими словами Джордж Гэмп так ловко плюнул через всю штабную землянку, что Чуенко даже воскликнул:
— Ото да!
— Вай-вай-вай!.. — прищелкнул языком Мгеладзе.
Батюшкин только сокрушенно покачал головой.
Довольный своим успехом американский сержант, давно уже поглядывавший на рацию, развязно направился к ней со словами:
— Надеюсь, коллега не будет возражать, если я свяжусь со своим начальством и доложу, что наша старушка «фортрис» жива, хотя и не совсем здорова.
— Э, нет, шановный чемпион плюваков! — заслонил своей мощной фигурой рацию Петро Чуенко. — Я мог бы пид свою видповидальность дозволыты вам скорыстуватыся моею рациею тилькы у тому выпадку, якбы вы малы право виддаты приказ войскам союзников видкрыты вторый фронт.
— Уот хэз хи сэд? — удивленно спросил Гэмп.
— Он спрашивает, — смеясь, перевел американцу слова Чуенко Мгеладзе, — имеете-ли вы полномочия отдать по радио приказ об открытии второго фронта?
— О, ноу! Я не имею таких полномочий! — испуганно воскликнул Гэмп.
— В такому рази, — хмуро заявил Чуенко, — почекайте дозволу начальства. Прошу выбачения, алеж без того нэ маю права допустыты вас до рации.
— У нас насчет этого строго, — добавил Батюшкин. — Без начальства ни в коем случае.
— О, дисциплина! — понимающе воскликнул американский сержант. — У нас не так строго, но тоже есть дисциплина. Это я понимаю. Но я не спешу, я могу подождать.
В это время раздался звонок телефона, и Батюшкин с облегченным вздохом направился к аппарату.
— Старший сержант Батюшкин, — произнес он в трубку и, выслушав распоряжение майора Ратникова, ответил: — Слушаюсь. Понял вас.
Торопливо положив трубку аппарата, он разъединился с начальником штаба и попросил связистку соединить его со штабной землянкой, в которой находился Дымов, а когда тот ответил, приказал ему:
— Немедленно зайдите к Чуенко, товарищ Дымов.
Положив трубку, Батюшкин повернулся к Гэмпу, который сидел, прислонясь к стене и так высоко забросив ногу за ногу, что чуть не положил ее на стол. Казалось, он всецело погрузился в жевание своими огромными челюстями резинки и не обращал никакого внимания на телефонный разговор старшего сержанта.
— Господин Гэмп, — обратился к нему Батюшкин, — наш командир просит вас к себе.
Заметив входившего в землянку Дымова, Батюшкин распорядился:
— Проводите господина сержанта к майору Ратникову, товарищ Дымов.
— Слушаюсь, товарищ старший сержант! — ответил Дымов, прикладывая руку к пилотке и щелкая каблуками.
— Оки-доки! — развязно воскликнул Гэмп и не очень охотно поднялся со своей табуретки. — Гуд бай! Мы еще повидаемся. Прошу сигареты на память.
И, бросив на стол пачку сигарет, он вышел из землянки вслед за Дымовым.
— Баба з возу — кобыле легче, — усмехнулся Чуенко.
— Принесет же нелегкая такого гостя, — сокрушенно вздохнул Батюшкин, вытирая потный лоб.
— Э, да ты никак измок? — удивленно воскликнул Мгеладзе, глядя на мокрый лоб Батюшкина.
— Взмокнешь тут с вами, — смущенно улыбнулся старший сержант. — Знаю ведь я твой характер. Вся душа нараспашку. Восточное гостеприимство... Вот и подумал, было, что сейчас рассыпишься в любезностях перед союзником, болтнешь лишнее. А получилось толково. Ловко ты его с картой проучил.
Кивнув в сторону Чуенко, он добавил:
— За этого медведя я, правда, меньше боялся. Цэ хитрый хохол! Хотя и тут дрогнуло было сердце, когда американец к рации поперся. Однако тоже довольно ловко обошлось. А ситуация была щекотливая. Как-никак с союзником встретились. Тут уж хочешь не хочешь, а будь любезным, однако ж и ушки на макушке.
— Да вжеж не от велыкого к нам кохания тягнуть союзнычки з видкрытьем второго фронту, — убежденно заметил Чуенко. — Вид таких союзнычков всього можно ждаты. А що до плювальной майстэрности американьского сэржанта, то нэ знаю як чому иншему, а цыму искусству дуже добрэ навчылы його в калэдже. Шоб так гарно плюваты, трэба три чи пьять рокив тилькы то й робыты, що на вси инши науки наплюваты.