Таня и Наташа очень любят огромный широкий и мягкий диван в комнате Елены Ивановны. Когда садишься на него, сразу проходит усталость, забываешь обо всех неприятностях. Такой это гостеприимный диван, ласковый и нежный, как друг.
И сейчас обе девочки сидят, забравшись с ногами, на этом диване. Таня читает журнал, Наташа вышивает. Она первая во всем дворе рукодельница. Была еще Ирина Ивановна, но она уехала вместе с отцом в Чебоксары. А кроме того, даже Ирина ни за что не сумела бы придумать такие узоры, какие придумывает Наташа.
В углу, в кресле, сидит Володя. Он, собственно, ничего не делает — он ждет, когда Таня просмотрит журнал и передаст ему.
На полу у дверей растянулась Маришка. Правда, голый пол — это не диван, даже не кресло, но по тому, как сладко спит собака, можно судить, что иногда и твердые доски кажутся мягче перины.
Таким же глубоким сном, только не на полу, а на острых ребрах батареи центрального отопления, спит кот Семен. Лишь изредка во сне он ленивым движением почесывает лапкой свою белую мордочку с большим темным пятном возле самого носа.
— Предводитель восстания рабов в древнем Риме, семь букв, кончается на «к», — говорит Таня. — Кто это?
— Разве есть кроссворд? — заглядывает в журнал Володя.
— И ребус и кроссворд. Но ты не ответил на мой вопрос.
Наташа обрывает нитку. Взгляд ее падает на батарею, на спящего кота Семена, на его темное пятно возле носа, которое вдруг напоминает ей кляксу. И она со вздохом произносит:
— Вот вы не можете представить — у меня сейчас нет настроения о чем-либо думать, куда-либо ходить, развлекаться. Вот сидела бы на этом диване всю жизнь — и все.
— А что такое особенно случилось? — интересуется Володя.
Наташа возмущена до крайности: только Володя может задать такой вопрос! Весь двор знает, что случилось именно особенное, а он… И главное, этот спокойный и безразличный голос, эта ничего не выражающая поза! Теперь уже ей самой сразу становится невмоготу спокойно сидеть на одном месте. Она делает резкое движение, спускает ноги на пол — и катушка ниток падает с дивана и катится к двери.
Маришка, словно бы она и не спала вовсе, мгновенно вскакивает, бросается к катушке и хватает ее в зубы.
— Конечно, специально для тебя приготовлено, — говорит Наташа, вставая и отнимая у собаки катушку. Потом снова усаживается на диван и обращается к Володе: — Тебе бы только кроссворды разгадывать!
Володя недоуменно смотрит на девочку.
— Ну да! С ребусами возиться ты мастер…
Володя еще больше раскрывает глаза и начинает моргать.
— Таня была у своей библиотекарши, у Людмилы Александровны. И знаешь, что она рассказала?! Пусть тебе Таня сама все скажет.
Таня откладывает в сторону журнал, и его сейчас же берет Володя. Но не раскрывает.
— Людмила Александровна рассказала мне, — говорит Таня, — что на фабрике все подняты на ноги…
— Буквально все, — перебивает Наташа.
— И во все дворы, где живут наши рабочие, пойдут взрослые спортсмены, чтобы…
— В порядке шефства, понимаешь? — снова перебивает Наташа.
— К нам, к девочкам, идет одна волейболистка, Тоня Скворцова. А для мальчиков должны были выделить футболиста из фабричной команды, чтобы он занимался с ними. Назначили Смирнова…
— Знаешь, центральный нападающий? — поясняет Наташа.
— Знаю, знаю, — кивает головой Володя.
— Но Смирнов отказался к нам идти, — продолжает свой рассказ Таня. — Тогда решили послать Гаврилова…
— А он лежит в больнице. Понимаешь, как досадно! — снова вмешивается в разговор Наташа.
— Да. Когда человек болеет, это очень неприятно, — соглашается Володя, приоткрывая журнал как раз на той странице, где помещен кроссворд.
— Не то неприятно, что он болеет, — замечает Наташа, и тут же поправляется, — то есть, конечно, и это тоже очень плохо. Но досадно, что наши мальчики пока остаются без тренера.
— В то время как мы, девочки, уже получили его, — заключает Таня.
Володя встает с кресла. Маришка радостно бросается к хозяину, причем так сильно виляет хвостом, что слышно, как при одном взмахе он ударяется о край дивана, при другом — о стул. Небрежным жестом Володя отстраняет от себя собаку, подходит к этажерке, берет в руки книгу, но тотчас же кладет ее на место. Потом садится на диван рядом с девочками:
— Так ты говоришь, Наташа, что Гаврилов отказался идти к нам?
— Не Гаврилов, а Смирнов отказался, — сердится девочка.
— А Гаврилов болен? Но не отказался?
— Пока нет.
— Ты или говори дело, или перестань допрашивать, — одергивает брата Таня.
— Тогда надо вот что сделать, — деловито предлагает Володя. — Надо, чтобы наши футболисты пошли в больницу, где лежит Гаврилов, и все выяснили.
Девочки переглядываются: неглупое предложение! А Наташа от избытка чувств даже вскакивает на ноги.
— Правильно! Надо выяснить, во-первых, согласен ли он идти к нам, а, во-вторых, долго ли он там будет болеть.
Володя с победоносным видом человека, оказавшего огромную услугу своим ближним, снова начинает прохаживаться по комнате.
— Пусть они узнают, где он лежит, этот Смирнов, и сейчас же идут к нему.
— Не Смирнов, а Гаврилов, — снова поправляет Наташа и тут же решительно заявляет: — Только пойдут к Гаврилову не мальчики, а мы.
— Правильно, — восклицает Таня. — Пойдем мы, устроим мальчикам сюрприз.
Наташа начинает быстро складывать в корзиночку свое рукоделие: нитки, ножницы, наперсток. И объявляет:
— Тогда пошли.
— Сейчас прямо и пошли? — удивляется Таня.
— А зачем откладывать? — уже стоя в дверях, отвечает Наташа. — Тут каждая минута дорога.
Таня привязывает Маришку к ножке стола. При этом она поясняет:
— Ее нельзя так оставлять. Обязательно на диван вскочит. А мама ушла на рынок, не скоро вернется.
— Вот хорошо, что вы уходите, — обрадованно говорит мальчик, еще глубже усаживаясь в кресло и раскрывая журнал на последней странице. — Значит, по горизонтали — это Спартак. А по вертикали что?
— А по вертикали вот что, — говорит Наташа, подходя к Володе и вытягивая его за руку из кресла. — По вертикали ты тоже пойдешь с нами. И сейчас же! Тут каждая минута на счету…
Белые одноэтажные корпуса больницы разбросаны на большой территории, их между собой соединяет множество дорожек, обсаженных высокими ветвистыми деревьями.
— Где же мы будем искать его? — спрашивает Володя, идя позади обеих девочек и заглядывая во все окна встречающихся на пути строений, словно в самом деле надеясь таким образом найти Гаврилова.
— Кого? Смирнова или Гаврилова? — смеется Наташа.
— Обоих, — бурчит Володя.
— Нет, серьезно, где нам искать Гаврилова? — спрашивает Таня.
— Где искать? — повторяет Наташа и тут же уверенно отвечает. — Для этого есть справочное бюро, там на каждого больного заведена особая карточка.
В справочном бюро говорят, что Гаврилов лежит в отделении «Уха, горла, носа». Ребята направляются туда. И действительно, в списке больных, вывешенном на двери этого отделения, они находят фамилию Гаврилова.
— Температура нормальная, — сообщает Наташа своим спутникам, всматриваясь в список. — Это хорошо. Здесь долго не держат. У меня в прошлом году удаляли миндалины, и вся операция заняла только десять минут. А потом весь день я ела мороженое.
— Я бы тогда разрешил вырезать все свои миндалины, чтобы после каждой операции целый день есть мороженое, — мечтательно произносит Володя.
— Только два дня и ел бы, — смеется сестра. — У человека ведь только две миндалины.
Наташа вдруг решительно нажимает кнопку звонка и тотчас же отпускает ее.
— Что ты делаешь?! — испуганно восклицает Таня. — В больнице нельзя так шуметь.
Наташа что-то хочет ответить, но не успевает: дверь чуть-чуть приоткрывается и на пороге показывается пожилая женщина во всем белом. Вполголоса она спрашивает:
— Что вам нужно, дети?
Володя мужественно выступает вперед:
— Нам нужно видеть одного больного…
— Гаврилова, — шепотом подсказывает Наташа.
— Гаврилова, — громко повторяет Володя.
— А он кем вам приходится? Отцом? — спрашивает женщина.
— Нет, — отвечает Таня. — Не отец. И не брат…
Наташа спешит вмешаться в разговор:
— Не отец и не брат, но нам очень важно знать, как его здоровье. Гаврилов — это рабочий нашей кондитерской фабрики, футболист. Мы хотим знать, как он себя чувствует.
Есть что-то такое в тоне, каким сказаны эти простые и не очень убедительные слова, что заставляет пожилую и строгую женщину улыбнуться и сказать:
— Подождите здесь. Сейчас позову.
Дверь закрывается. Наташа, Таня и Володя молча ждут. Проходит минута, другая… Потом дверь снова открывается, но теперь уже широко — и на пороге появляется высокого роста мужчина в белом халате и в белой шапочке.
— Здравствуйте! — говорит шепотом Наташа, теперь уже помнящая, что в больницах не принято сильно звонить, шуметь, громко разговаривать.
— У вас есть такой больной — Гаврилов?
— Есть такой больной Гаврилов, — отвечает мужчина. — В пятой палате лежит. Что вы хотите знать о Гаврилове? Я его лечащий врач.
— Вы только ему не говорите, что мы спрашиваем о нем. Чтобы не волновать его. А мы хотим знать вот что…
Больше Наташа ничего уже не в силах выговорить. Ей на помощь спешит Володя:
— Товарищ Гаврилов должен был прийти к нам во двор, начать заниматься с нашими ребятами по футболу. И вот — заболел.
— И мы хотим знать, долго ли он будет болеть, — заканчивает Таня.
Доктор внимательно смотрит на своих необычных посетителей, потом говорит:
— У Гаврилова была сложная операция. Все закончилось благополучно. Но пролежит он у нас еще долго.
— Но ведь температура у него нормальная, — робко замечает Наташа.
— Это, девочка, ничего не значит. Когда вырастешь и станешь врачом, тогда узнаешь, что не всегда нормальная температура признак здоровья.
— Я врачом не буду, — расстроенным тоном говорит Наташа.
Доктор улыбается:
— Жалко. Ты знаешь, что нельзя волновать больных. Из тебя вышел бы хороший врач. Но ты, наверное, хочешь стать футболистом?
Наташа вспыхивает:
— Мы беспокоимся о тренере не для себя, а для наших мальчиков.
— Тогда скажи своим футболистам во дворе, — говорит доктор, сразу становясь серьезным, — пусть они подождут, пока мы не поставим Гаврилова на ноги. И не волнуют его, а то и температура может подняться.
И, потрепав Наташу по щеке, он уходит.
Когда за доктором закрывается дверь. Таня долго смотрит на нее, потом поворачивается к своим спутникам:
— Что же дальше?
Наташу этот вопрос не застает врасплох. Она делает энергичный жест рукой в сторону ворот и заявляет:
— Остается только одно — идти к Смирнову. Сейчас как раз на фабрике конец смены, и мы его встретим у проходной будки.
Она решительно направляется к выходу из больницы. Таня идет за ней. Володя, занявшийся подробным изучением температурного листка, висящего на двери, не сразу замечает, что девочек уже нет рядом с ним. Потом бросается следом и догоняет их.
— Куда же мы опять несемся? — спрашивает он у девочек. — Носимся, носимся, без руля и без ветрил.
— Решили же идти к Смирнову. Надо все доводить до конца, — говорит, не оборачиваясь, Наташа.
— Мы не с того конца начали, — ворчит Володя, тщетно стараясь идти в ногу с девочками. — Надо идти в школу, к преподавателю физкультуры. Вот он нам поможет, так поможет…
— Тебя не смог научить ходить в ногу. Хороший преподаватель! — смеется Таня.
— И зачем нам вдруг обращаться в мужскую школу? — возмущается Наташа. — Нужно было бы — пошли бы в свою. Если бы вообще решили идти в школу.
Наташа быстро сворачивает в переулок. За ней — Таня. Для Володи это настолько неожиданно, что он делает еще два шага по прямой. Потом, спохватившись, тоже поворачивает за девочками.
Теперь уже видны корпуса кондитерской фабрики. Воздух здесь наполнен сладким пряным запахом — смесью запахов тортов, пирожных, шоколада, печенья, ромовых баб…
Догнав девочек, Володя говорит:
— Я очень люблю сладкое и обязательно попробую всего понемногу.
— Мы на фабрику не пойдем, — разочаровывает брата Таня. — Таких сластен, как ты, туда не пускают. Мы постоим у проходных ворот и подождем Смирнова.
Внезапно мальчик останавливается и поднимает кверху палец.
— Слышите?
По переулку плывут медленные звуки духового оркестра. Музыканты повторяют одну и ту же фразу из вальса «Березка»: дойдут до какого-то определенного места — и опять сначала.
Только разохотишься послушать дальше — они снова все то же, все то же…
— Не слыхал никогда? Это репетируют в клубе, — с видом знатока поясняет Наташа и вместе с Таней двигается дальше.
Из ворот фабрики выезжает маленькая крытая машина с нарисованными на ней веселыми человечками в белых поварских колпачках и с надписью: «Кондитерские изделия». Машина преграждает путь Володе. Когда она выезжает на мостовую, Володя видит внутренний двор фабрики. В окнах административного здания очень красивые вогнутые разноцветные стекла. Нельзя не залюбоваться! А на другом, фабричном, здании чинят крышу. Листы железа весело блестят на солнце. Закинув голову, мальчик внимательно разглядывает, как там наверху идет работа. Но девочки уже что-то кричат, стоя у проходной будки, машут руками. И он бежит к ним.
— Как же мы узнаем нашего Смирнова? — спрашивает он озабоченно.
Наташа незаметно кивает головой в сторону старенькой вахтерши и шепотом сообщает:
— Уже без тебя догадались. И без тебя договорились. Она нам покажет Смирнова.
— Может, он совсем в другой смене, и мы его никогда не дождемся, — предполагает мальчик. — У меня уже терпения нет ходить, ждать…
— А вот ты послушай, — говорит Таня и также поднимает кверху палец, как это делал совсем недавно ее брат. — Что ты слышишь?
Слышна мелодия вальса «Березка», причем оркестр разучивает все ту же музыкальную фразу. Только теперь ее старательно выводит один кларнет.
Таня опускает палец и поучительно произносит:
— С таким упорством надо все делать! И ждать надо также упорно.
Наташа тоже хочет сказать что-то очень убедительное. Но в это время ее внимание привлекает выходящий через проходную будку высокий плечистый мужчина в длинном белом плаще. Она подбегает к вахтерше и, указывая головой на удаляющегося человека, спрашивает:
— Тетя, этот товарищ в белом пальто — Смирнов?
Но вахтерша только всплескивает руками.
— Что же это я наделала!
Наташа испуганно оглядывается вокруг — что могла наделать эта спокойная приветливая старушка?
— Как же это я вас подвела! Ведь Смирнов уже прошел. Вот несчастье!
И снова всплескивает руками.
Несчастье?! Разве так можно определить случившееся? Катастрофа, не меньше!.. И Наташа уже готова наговорить этой рассеянной, забывчивой, невнимательной женщине все, что угодно: и что она испортила мальчикам все лето, и что из-за нее у них во дворе срывается весь футбольный сезон, и что… Да мало ли найдется слов, когда человек возмущен! Но вместо всего этого она, взглянув на расстроенную вахтершу, говорит:
— Это со всяким бывает, тетя. Я тоже недавно должна была сказать маме, когда придет точильщик. У нас очень ножи затупились. Точильщик пришел, я его видела своими глазами, а маме забыла сказать.
— Да вы нас совсем и не подвели, — старается успокоить вахтершу Таня. — Нам Смирнов не очень-то нужен был.
— Совсем он нам не нужен был, — вставляет свое слово Володя.
Затем все трое отходят в сторону.
— Что же нам теперь делать? — спрашивает Таня у Наташи.
— Что теперь делать? Теперь ничего не сделаешь. Не пойдешь же к нему на квартиру!
Володя понимает, что опасность дальнейших походов явно миновала, и сам переходит в наступление:
— Всегда вы так! Малейшее затруднение — вы и лапки кверху. Наде действовать! Надо искать! Упорно добиваться, как те музыканты…
Таня, косясь на вахтершу, тихо говорит:
— Ты не очень кричи. И вообще не так волнуйся…
Музыкант! Володя фыркает и замолкает.
Молча все трое идут по улице, доходят до угла. Здесь надо расставаться. У девочек есть и свои обязанности: Таня — председатель совета отряда, а Наташа — звеньевая. Надо спешить в школу — вечером всем отрядом они идут на экскурсию. А Володя может даже не просить, чтобы его взяли с собой! Смешно — двадцать две девочки и один мальчик! А потом — опять что-нибудь нарисует, обидит чего доброго подруг. Или надоест ему ходить, так потянет домой. У него же совсем нет упорства…