Рассказ

Это случилось в Италии, в наши дни

Пьерина родилась в железнодорожной будке; отец ее был сторожем на железной дороге, и девочка привыкла с раннего детства к свисту и грохоту поездов. Она привыкла, что — отец выходил несколько раз в сутки на дорогу, — днем с флагом, ночью с фонарем, встречал и провожал каждый поезд. Привыкла она и к этому громадному чудовищу с двумя огненными, пылающими глазами, которое словно летело по вечерам на их маленькую, затерявшуюся в полях, будку с такой стремительной силой, с таким зловещим пыхтеньем, точно хотело проглотить ее. Когда Пьерина была совсем еще крошкой, она боялась этого чудовища и боязливо прижималась к матери, когда она выходила иногда с нею вечером с сигнальным фонарем в руках. А потом уж, как ни страшно и ни велико было чудовище— она не боялась его. Она выбегала каждый день с отцом или с матерью к нему навстречу и видела, что, приостановившись только за тем, чтобы вздохнуть тяжело раза три или четыре, чудовище-паровоз снова, пыхтя и сопя, пускался в свой далекий путь.

Пьерине даже жаль его иногда становилось: так тяжело, казалось ей, дышит оно, это странное, огромное существо, с большими горящими глазами. И, сидя на маленьком холмике подле дома, она провожала его подолгу в даль пытливыми детскими глазками.

Она провожала поезд в даль детскими глазами…

Откуда прибегало оно? Куда мчалось снова с такой силой? Куда уносило всех этих людей? Некоторые из них улыбались ей из окна, оглядывались на нее, и она провожала их, пока не исчезали все вагоны; синие, желтые, зеленые сливались в одну черную змейку, которая извивалась все быстрее, становилась все тоньше и тоньше и пропадала, наконец, совсем, так что одна струйка дыма указывала теперь на поезд; но и эта струйка бледнела, поднималась все выше и выше и исчезала, наконец, в далеких белых облачках. И Пьерина полюбила встречать поезд; она выбегала радостно из избушки, услышав грохот машины, она бежала к поезду навстречу, спускалась на самые рельсы. Ну, за это ей раза два от матери так попало, что она не смела уже сбегать на дорогу, хоть и не понимала долго, отчего мама так сердится на это.

Пьерина бегала в школу.

Но вот Пьерина подросла; она уже стала бегать в школу в соседнюю деревушку, она понимала уже опасность свистящих паровозов и говорила матери:

— Не бойся, мама, я уж не маленькая; я не попаду под поезд.

В это же время Пьерина начала помогать отцу в его обязанностях.

Она знала уже, что перед проходом каждого поезда отец обходил свой участок, смотрел, нет ли каких-нибудь повреждений на пути, цел ли и крепок ли висящий над пропастью мост, и, если все оказывалось в порядке, становился на свое место с зеленым флагом в руках.

Отец обходил свой участок.

Зеленый флаг означал, что все благополучно, что поезд может продолжать свой путь; если же оказывались какие-нибудь повреждения, особенно после бурь и дождей, то отец останавливал поезд, махая красным флагом.

Пьерина внимательно присматривалась ко всему этому и, радуясь, что может быть полезной отцу, говорила ему часто:

— У тебя есть другие дела; иди, папа: я встречу поезд.

— А не забудешь, не пропустишь? — спрашивал отец.

— Ну, вот! Разве я маленькая? Да и мама ведь напомнила бы мне.

Девочка, действительно, была внимательна и аккуратна: на нее можно было положиться. Уже минут за десять до прихода поезда она стояла, гордая и сияющая, с флагом в руках, и ветер развевал золотистые кудри над ее оживленным личиком.

Ветер развевал золотистые кудри над ее оживленным личиком.

Все шло хорошо и счастливо. Но однажды отец, выйдя ночью в снег и бурю навстречу поезду, схватил воспаление легких и слег в постель. Приехавший доктор покачал только головой; мать была в отчаянии и не отходила от больного, и забота о встрече поездов легла исключительно на одну Пьерину.

Доктор покачал только головой.

Девочка обходила участок и встречала с сигналом каждый поезд; на сердце у нее было тяжело, но она не забывала времени прохода поездов и вставала сама даже ночью; она видела, что матери не до того, и успокаивала отца, напоминавшего ей, чтобы она не забывала часов.

Она не забывала часов и не пропускала ни одного поезда даже в тот день, когда отец умер, и мать, потеряв голову, рыдала над ним. Теперь, когда отца не было и некому уже было напоминать ей, Пьерина сделалась еще внимательнее к тому, что он повторял так часто при жизни.

— Не плачь, мама, — говорила она через несколько дней матери. — Ты ведь захвораешь так, а тогда что будет со мной и с Луиджино?

— Эх, дочка, — отвечала с горем мать, — и о нем сердце болит, да и о том еще я думаю, что теперь, когда отца нет на свете, выгонят нас из нашего домика, а я так привыкла к нему.

— Да и я также привыкла к нашему домику и ко всему, — отвечала Пьерина. — Но зачем же выгонят нас, мама? Ведь я же смотрю за поездами; я даже, когда отец был болен, не пропускала ни одного. Я уже большая теперь и не хуже сторожа присмотрю за дорогой.

— Да, а все-таки нас выгонят и пришлют другого сторожа, — ты увидишь.

Скоро приехал железнодорожный инспектор; мать Пьерины умоляла его оставить ее в сторожке.

— Уж месяц прошел, а ничего не случилось, — говорила она, — мы будем исполнять все с дочерью, а там через несколько лет сын мой подрастет и поступит на эту должность вместо отца.

Мать Пьерины умоляла инспектора…

— Ответственность-то уж очень большая, — говорил инспектор, которому жаль было бедную женщину. — Как оставить такую трудную обязанность на девочку?

— Но Пьерина не уступит взрослому: она так разумна, смела и внимательна. Нами будут довольны, вы увидите.

— Хорошо, я сделаю, что можно, — сказал инспектор, — но предупреждаю вас, что не обещаю ничего определенного.

И вот бедная женщина стала жить в постоянном страхе, что ее погонят из тихого уголка. А Пьерина в это время делала просто чудеса: она успевала между поездами ходить в школу, но в назначенный час была всегда на своем посту, следя за длинной черной лентой вагонов, извивающихся в горах и лесах.

Раз, в конце ноября, был ужасно ненастный, бурный день. С утра шел снег и крутила метель, а к вечеру порывы ветра стали просто ужасными, дико завывая в горах.

Маленький Луиджи но был болен, и мать возилась с ним.

Пьерина незадолго перед тем осмотрела дорогу и сидела на своей постели в ожидании вечернего поезда.

Вдруг послышался какой-то ужасный грохот, и весь дом задрожал, точно от землетрясения.

— Что это? Надо посмотреть, — сказала Пьерина.

— Да ведь ты недавно обходила участок. Куда ты пойдешь ночью, в такую погоду? Еще стрясется с тобой что-нибудь.

— Ах, мама, ведь скоро пойдет поезд: надо же посмотреть. Да ты не бойся, я привыкла.

Накинув на себя непромокаемый плащ и взяв фонарь, Пьерина быстро вышла.

Минут через пять она вернулась очень взволнованная.

— Какой ужас! Мост рухнул, — сказала она, торопливо зажигая красный фонарь и снимая со стены рог.

Какой ужас, мост рухнул!..

— Что же ты будешь делать? — спросила в ужасе мать. — Это курьерский поезд; он проходит тут так быстро.

— Я приготовила красный фонарь.

— Не увидят его в такую метель.

— Так я в рог буду трубить.

— Не услышат, девочка. Разве у тебя хватит силы?

Только еще какую-нибудь беду наживем.

— Услышат, мама.

Закутавшись в свой плащ с башлыком, Пьерина быстро вышла и пошла навстречу поезду.

Ледяной ветер резал ей лицо, мешал идти; снег залеплял глаза; но Пьерина ничего не замечала, она думала только, увидит ли машинист ее сигнал, стоит ли он настороже в такую ужасную погоду? Вот издали послышатся свисток локомотива, и сердце девочки забилось скорее. При мысли, что весь этот длинный поезд, со всеми этими людьми, может свалиться в пропасть, дрожь пробегает по ее телу. Вот поезд уж виден, она начинает отчаянью махать фонарем, дуть изо всех сил в рог, — все напрасно: поезд летит с тою же силой. Пьерина кричит, трубит, как только может, но шум ветра и катящихся вагонов заглушает ее голос: поезд все ближе и ближе.

Позабыв обо всем, Пьерина бросается вперед на рельсы, она уже почти в нескольких шагах от локомотива. Она слышит только какой-то страшный треск, потом ничего уж не слышит, не видит и падает в изнеможении на землю.

Ее подняла мать; она бежала из дома в страшном беспокойстве. Увидела ее на насыпи около локомотива и бросилась к ней.

— Да ты с ума сошла. Ведь ты спаслась только чудом.

Она плакала.

Но Пьерина, когда пришла в себя, увидела остановившийся поезд. Значит, он не попал в пропасть? И она смеялась и плакала в одно и то же время.

Между тем с поезда спрыгнули кондуктора; некоторые пассажиры вышли узнать, что случилось, отчего произошел такой страшный толчок.

— Я вдруг увидел черную тень и красный фонарь, — объяснял машинист. — Едва успел затормозить, чуть с локомотива не слетел. Мост рухнул. Вот эта девочка спасла нас.

Некоторые пассажиры подходили к краю обрыва и ужасались той бездне, в которую чуть не попали. Все обступили потом девочку, спасшую их. Мать Пьерины причитала:

— Ведь ты на волосок была от смерти. Что бы я стала делать без тебя? Вот счастье.

Среди пассажиров была одна англичанка. Она подошла к Пьерине и сказала:

— Поедем со мной, девочка. У меня богатый дом, там тебе будет хорошо: я стану обращаться с тобой, как с сестрой. Пустите ее со мной, я дам вам денег, — сказала она, обращаясь к ее матери.

Та стояла, все еще не придя хорошенько в себя, и смотрела бессмысленно в лицо англичанки.

Но Пьерина поняла; обхватив мать за шею, она воскликнула:

— Нет, я останусь с мамой. Нам так хорошо тут, мне не надо вашего богатства, — сказала она.

— Мне не надо вашего богатства…

В это время подъехали лошади с телегой для перевозки пассажиров на ту сторону оврага.

Все стали прощаться с Пьериной; многие целовали ее и дарили ей что-нибудь на память.

— Как я рада, — сказала Пьерина матери. — Теперь нас, верно, оставят в нашем домике.

— Но какое счастье, — сказала мать. — я ведь совсем голову потеряла, увидев тебя под поездом. Милая моя, хорошая, добрая девочка.

И она крепко обнимала дочь.

— Да ведь я знаю, мамочка, как ты любишь меня. И подумать, что эта синьора хотела, чтобы я уехала с нею. Должно быть, она не в своем уме.

Благодаря этому случаю, о котором начальство сейчас же узнало, Пьерина с матерью остались спокойно жить в своем домике на железной дороге.