Припав ртом к неподвижной поверхности озера, жадно и долго пил он теплую, почти горячую воду. Странная дрожь, подобная электрическим разрядам, пробегала по его телу, но вдруг почувствовал он, несмотря на тяжесть в желудке, неожиданный прилив бодрости.
Он поднял маленький острый осколок и бросил его в озеро. Блестящее зеркало взмутилось, вспыхнуло белым пламенем и серебряными сияющими кругами забилось о каменистый берег. Гарленд посмотрел, улыбаясь, на эту призрачную бесшумную игру, таких ярких ночью и таких жалких в сиянии солнца лучей и зашагал среди хаоса обломков и застывших потоков лавы.
Густой, слегка пахнущий серою воздух прозрачными волнами расступался перед ним. Он заметил, что у каждого острого выступа, даже у кончиков его пальцев, бесшумно вспыхивают пучки тусклых радужных лучей. — Пирога! — пробормотал он, наткнувшись на большую, выдолбленную из ствола дерева лодку.
Он притронулся к ней. Дерево было источено временем, и края у бортов совсем почернели, прогнили. Мелькнула мысль перебраться на лодке на скалистый островок и заглянуть в таинственный цилиндрический дворец. Осторожно стащил пирогу в воду и попробовал, не рассыпется ли под тяжестью тела. Лодка протекала, но сравнительно слабо. Расстояние небольшое — можно рискнуть. Гарленд оттолкнул лодку от берега, вскочил резким движением и неумело заработал веслом. Лодка закачалась под тяжестью тела и медленно заскользила но гладкой поверхности.
— Что, если бы увидели отца Симона сейчас его лондонские друзья? — подумал он о себе с горькой иронией.
Глаза его скользили по жалким обрывкам брюк, из-под которых глядели сочащиеся кровью струпья язв. Онемевшие руки едва налегали на хрупкий осколок весла. Вода вспыхивала, разгоралась, обволакивала лодку и человека белесым, колыхающимся пламенем. Безжизненное озеро, разорванное пирогой, снова смыкало за ней свои воды, но долго еще над зеркальной ясностью струились белые сияющие спирали и вырывались узкие языки серебристого пара.
С мягким стуком лодка уткнулась в гладкую, серую толщу скалы. Не без удивления Гарленд обнаружил довольно искусно высеченные ступеньки. Они привели его к подножию цилиндрической башни. Узкое черное отверстие венчало каменную лестницу. Наклонившись, Гарленд заглянул в углубление. На него пахнуло сыростью и затхлым застоем веков.
Он постоял враздумьи и, наконец, выставив вперед дуло винчестера, пополз в отверстие. Несколько ссадин заставили его вскрикнуть. Что-то живое пробежало по его телу. Он задрожал и задвигался быстрее. Это были скорпионы. Он заметил их в тот момент, когда уже встал на ноги в большом зловонном помещении.
Он шагнул внутрь и сразу же закашлялся от удушливой пыли, поднятой его движением. Тяжелый воздух жесткой спазмой застревал в горле. Где-то вверху через маленькое отверстие сочился скудный свет, но этой впадины недостаточно было для вентиляции.
Ноги Гарленда запутались в каких-то мягких и цепких обрывках. Едва не свалившись, он ухватился рукой за что-то твердое и гладкое, и вдруг замер, бессильный вскрикнуть перед ужасом открывшейся ему картины.
В центре цилиндрической залы лежала груда закопченных камней, еще усыпанных серым пеплом. А над этим очагом, вдоль стен и через всю залу, на протянутых жердях висели десятки — нет, сотни! — почерневших человеческих черепов. На полу, вдоль стен, полузасыпанные пеплом и пылью скалили зубы скелеты крокодилов, акул и змей. На тонких бечевах висели всевозможные амулеты и очистительные жертвы. Из серых впадин в стенах глядели уродливые, исковерканные временем, деревянные идолы. Непристойные сценки, полускрытые копотью, полуосыпавшиеся, испещряли изрытые трещинами камни. С потолка свешивался громадный деревянный фаллус.
Это было святилище, — какое-то древнее святилище, хорошо скрытое в дебрях Соломоновых островов их первобытными аборигенами.
Шатаясь и задевая зловонные черепа и амулеты, Гарленд уже направился было к выходу, когда яркое сияние на пути вдруг остановило его. Холодная спазма страха еще сильнее сжала его сердце. Он остановился, чувствуя леденящий холод где-то у кончиков волос. Неизведанный раньше мистический ужас парализовал его движения. В ожидании какой-то страшной беды, он тихо шептал обрывки молитв.
В серой пыли и пепле беловатым, неподвижным светом мерцали два человеческих скелета. Этот холодный свет, озарявший белые полуистлевшие кости, струился в провалах глазниц, в оскаленном прорезе челюстей, и словно смеялся жуткими гримасами смерти.
Гарленд порывисто двинулся к выходу. Какой-то предмет лязгнул металлом под его ногами. Он задрожал с ног до головы, но все же бессознательно нагнулся. Это был кремневый мушкетон, какие употреблялись лет триста с лишним назад. На полке его еще виднелись следы пороха. Ржавый ствол и приклад хранили еще причудливый узор старинной резьбы и инкрустации. Откуда здесь, в затерянном святилище звероподобных людей, этот древний карабин?… Это было уже сверх понимания.
Гарленд опустил приклад — что-то мягкое с шелестом скользнуло по его руке. Что это? Наверное, пыж… Он провел ладонью по стволу, притронулся к затвору… Нет, это не пыж!… Между винтом курка и кремнем — маленькая желтоватая трубочка… Рукопись, чье-то послание?!… Осторожно развернул он ветхий свиток и поднес его к глазам. Да, это — старинный пергамент, испещренный какими-то выцветшими знаками…
Гарленд зажал его в руке и, пугая стуком ружья скорпионов, скользнул в узкий провал выхода.