Французы, какъ колонизаторы.-- Карантинъ.-- Островъ Фрейсмнэ и его населеніе.-- Рыбная ловля и танецъ пилу-пилу.-- Нумэйскій кружокъ и французскій табль-дотъ.-- Скверъ, банкъ и кафе-рестораны.-- Визитъ у губернатора и посѣщеніе правительственной фермы.-- Отзывъ англичанина и страсть французовъ къ регламентаціямъ.-- Борьба съ туземцами и рабочіе съ Гебридскихъ острововъ.-- Смерть епископа и возмездіе великобританскаго правительства.-- Каторжники и ссыльные кабилы.-- Прогулка въ Палту и растительность острова.-- Селеніе дикарей.-- Походъ начальника телеграфныхъ станцій вокругъ острова.-- Мѣстечко Канала и никелевые рудники.-- Фермерское хозяйство и саранча.-- Миссія Санъ-Люи.-- Вымираніе дикарей.
Изъ всѣхъ европейскихъ націй Франція является, можно сказать, единственною, хотя отнюдь не опасною соперницею англичанъ въ Тихомъ океанѣ. Превосходство англосаксонской расы предъ романскою въ дѣлѣ колонизаціи общеизвѣстно. Въ Сѣверной Америкѣ французы давно уже владѣли колоніями въ Канадѣ и Луизіанѣ, а, въ концѣ-концовъ, всѣ тамошнія владѣнія ихъ отошли къ англичанамъ и Соединеннымъ Штатамъ. Французскіе мореходы, какъ оказывается по новѣйшимъ свѣдѣніямъ, посѣщали Австралію и воды Тихаго океана ранѣе англичанъ, а, между тѣмъ, въ настоящее время владычество Франціи въ Океаніи ограничивается Новою Каледоніею, островами Маркизскими и Таити. Изъ этихъ колоній наиболѣе самостоятельною считается Новая Каледонія, а потому интересно прослѣдить, насколько преуспѣваютъ тамъ поселенія французовъ.
Пароходъ, поддерживающій сообщеніе между Сиднеемъ и Новою Каледоніею, вышелъ изъ Портъ-Джаксона неширокимъ проливомъ въ открытое море и, оставивъ за собою скалистые берега Австраліи, двинулся по сѣверозападному направленію. На тѣсной палубѣ весьма небольшаго судна стояли ящики, наполненные яблоками и грушами, которыми австралійскія страны болѣе умѣреннаго климата снабжаютъ обитателей тропическаго пояса. Несмотря на тѣсноту и на ограниченное число пассажировъ, наше общество было довольно оживлено, благодаря именно тому, что здѣсь преобладалъ болѣе свободный въ обращеніи живой французскій элементъ; хотя въ числѣ одиннадцати пассажировъ собственно французовъ между нами было всего четверо, а именно: молодой владѣлецъ довольно большого имѣнія на Новой Каледоніи, агентъ французскаго почтоваго вѣдомства, комми-вояжеръ изъ Сиднея и миссіонеръ, отправлявшійся на одинъ изъ Гебридскихъ острововъ. Но дѣло въ томъ, что французы на этой палубѣ чувствовали уже себя какъ бы на родной почвѣ, а потому и не стѣснялись вовсе присутствіемъ англичанъ, и ни даже тѣмъ, что самый пароходъ принадлежалъ англійской, точнѣе австралійской компаніи, которая по контракту съ французскимъ правительствомъ обязалась совершать по два рейса въ мѣсяцъ изъ Сиднея въ Новую Каледонію и обратно. Эти рейсы служатъ единственнымъ средствомъ постояннаго сообщенія, какое Франція поддерживаетъ съ своею отдаленною колоніею въ Тихомъ океанѣ. Въ текущемъ году, правда, французская компанія торговаго мореходства намѣрена открыть свое собственное пароходное сообщеніе непосредственно между Франціею и здѣшними ея колоніями.
Однако, предпринятая на этотъ разъ поѣздка не обошлась безъ нѣкоторыхъ препятствій. Когда мы выѣзжали изъ Сиднея, въ городѣ обнаружилась оспа, а потому, прежде чѣмъ высадиться въ столицѣ Новой Каледоніи, Нумэѣ, намъ предстояло выдержать строжайшій семидневный карантинъ. Вслѣдствіе чего, не доѣзжая еще до Нумэйскаго порта, нашъ пароходъ на пятый день по выходѣ изъ Сиднея сталъ на якорь въ виду крохотнаго острова Фрейсинэ. Къ намъ вскорѣ пристала барка, на которой мы и перебрались къ мѣсту нашего временнаго заточенія.
Начальникъ карантиннаго лазарета, отставной капитанъ французскаго флота, принялъ насъ весьма радушно и тотчасъ же указалъ пассажирамъ покои въ продолговатомъ, вытянутомъ вдоль берега баракѣ, предоставивъ имъ устроиться по собственному усмотрѣнію. Мы расположились довольно комфортабельно, и вообще во все время нашего ареста пользовались вполнѣ удовлетворительнымъ содержаніемъ, такъ что жили тутъ на всемъ готовомъ не хуже, чѣмъ въ любомъ отелѣ. За это со всякаго пассажира взимается въ пользу лазарета по восьми франковъ въ сутки. Единственное неудобство состояло въ томъ, что мы въ теченіе семидневнаго срока были вполнѣ отлучены отъ остальнаго міра, пользуясь, впрочемъ, въ предѣлахъ острова полною свободою.
Но, омываемые со всѣхъ сторонъ водами океана, предѣлы эти крайне ограничены. И въ самомъ дѣлѣ, почти круглый островокъ Фрейсине ничто иное, какъ торчащая надъ уровнемъ моря куполообразная скалистая гора въ нѣсколько сотъ футовъ вышины. По береговому краю вокругъ всего основанія горы будетъ немногимъ развѣ болѣе одной версты; такъ что, перелѣзая мѣстами черезъ глыбы камней и преодолѣвая всякія подобныя препятствія, весь островъ можно обойти въ четверть часа. У самаго берега, на болѣе отлогомъ, обращенномъ къ западу скатѣ размѣщены неприхотливыя досчатыя постройки лазарета: продолговатый баракъ, гдѣ насъ помѣстили, кухня, въ которой чернокожій туземецъ готовилъ французскія блюда, небольшая хата, занимаемая на этотъ разъ однимъ изъ пассажировъ, и, сверхъ того, хлѣвъ для животныхъ,-- вотъ и все. Да въ этомъ благодатномъ климатѣ ничего болѣе и не требуется! Было бы гдѣ прилечь на ночь и по временамъ укрыться отъ дождей, которыя, впрочемъ, перепадаютъ больше всего въ апрѣлѣ мѣсяцѣ. Близъ кухни разведенъ небольшой огородъ, гдѣ расли бобы, картофель, а между ними стлалась по почвѣ магнагна, какъ прозывается здѣсь вьющееся растеніе съ желтыми воронкообразными цвѣтами; корень его употребляется въ пищу туземцами, а изъ волоконъ его стебля они плетутъ свои сѣти.
Къ неизмѣннымъ обитателямъ лазарета, а, стало быть, и всего острова, принадлежатъ, кромѣ упомянутаго выше капитана, еще старый экономъ и багажный смотритель (всякая привозимая изъ Сиднея кладь также подлежитъ карантину); потомъ прислуга не только для проживающихъ въ лазаретѣ, но также и для нагрузки и выгрузки клади. Собственно при лазаретѣ приставлено четверо, а именно: туземецъ съ Малабарскаго берега, котораго всѣ такъ и звали малабаромъ (онъ обязанъ былъ убирать наши покои, приготовлять постели и стирать бѣлье), потомъ трое чернокожихъ съ Гебридскихъ острововъ. Одинъ изъ нихъ былъ поваромъ, а двое прислуживали у стола. Ихъ здѣсь называютъ обыкновенно канаками, но это прозвище перенесено сюда французами съ острова Таити, тогда какъ оно вовсе не въ ходу между туземцами Новой Каледоніи и сосѣднихъ съ нею острововъ. Въ багажномъ отдѣленіи значилось человѣкъ шесть чернокожихъ. Все одѣяніе ихъ состоитъ изъ однихъ штановъ, а нѣкоторые, ради приличія, просто обматываютъ вокругъ поясницы кусокъ грубаго полотна, ниспадающаго въ индѣ юбки до колѣнъ. У многихъ грудь украшена татуированными фигурами синеватаго цвѣта, изображающими большею частью птицъ. Около лазарета бѣгало пять собакъ, которымъ, впрочемъ, не отъ кого было охранить жильцовъ, такъ какъ, кромѣ супоросой свиньи и рыжаго полосатаго поросенка съ Соломоновыхъ острововъ, на всемъ островѣ не было никакихъ иныхъ звѣрей.
Что же касается другихъ представителей животнаго царства, то тутъ при насъ жили три кулика, перелетавшіе по берегу съ камня на камень, потомъ пять-шесть птичекъ изъ семейства туземныхъ воробьевъ, нѣсколько стрекозъ и бабочекъ, порхавшихъ по кустамъ на горѣ, а подъ камнями, омываемыми морскимъ прибоемъ, то и дѣло шныряли раки и краббы. Морское дно вокругъ острова кипѣло кораллами, обломки которыхъ выбрасывались на берегъ вмѣстѣ съ разнаго рода раковинами.
Все окружающее гору узкою полосою побережье усѣяно этими бѣлыми обломками. Довольно крутые скаты до верху покрыты невысокимъ лиственнымъ лѣсомъ, изъ чащи котораго здѣсь и тамъ выглядываютъ то верхушка пальмы, то широкій, причудливо изрѣзанный листъ рицинуса, а мѣстами попадаются также панданусы.
Наши прогулки не ограничивались, впрочемъ, однимъ кратковременнымъ обходомъ по окраинѣ острова. Отъ лазарета проложена узкая дорожка, ведущая къ простой, сложенной изъ сучьевъ бесѣдкѣ на горѣ. Отъ бесѣдки не далеко до самой вершины, покрытой обнаженными скалами. Съ высоты этихъ скалъ открывается далекій видъ на окружающую мѣстность; на югъ, по правую руку отъ насъ, тянется островъ Ну, на которомъ въ настоящее время содержатся каторжники, а за нимъ, далѣе, въ глубинѣ залива, ограниченнаго съ одной стороны этимъ продолговатымъ островомъ, виднѣется городокъ Нумэя, обѣтованная цѣль нашей поѣздки. Болѣе всего къ намъ подходятъ на востокѣ отлогіе берега полуострова Дюко, на которомъ не такъ еще давно содержались высланные изъ Франціи коммунары. Они жили тутъ въ простыхъ раскинутыхъ по берегу домикахъ. Несмотря на дѣятельный надзоръ со стороны расположеннаго здѣсь жандармскаго отряда, Рошфору съ нѣсколькими товарищами удалось подкупить одного изъ капитановъ небольшого паруснаго судна и уѣхать отсюда въ Сидней. Наконецъ, за западѣ отъ насъ широко раскинулась морская поверхность, по которой вдали полукругомъ вытянулась кайма бѣлыхъ пѣнистыхъ волнъ, разбивающихся о коралловые рифы; за одномъ изъ нихъ стоитъ маленькій. изъ камня сложенный маякъ, предостерегая мореходовъ отъ грозящей имъ тутъ опасности.
Нѣкоторые изъ пассажировъ отъ нечего дѣлать удили; рыбы здѣсь водится довольно много. Разъ капитанъ показалъ намъ новый, употребляемый здѣсь способъ рыбной ловли. Онъ съ берега бросилъ въ море заряженный динамитомъ патронъ. Упавъ въ воду, послѣдній разразился сильнымъ взрывомъ, взволновавъ и вспѣнивъ морскую гладь. Едва только улеглись волны, какъ на поверхности показалось десятка три рыбъ, величиною съ нашихъ окуней. Канаки бросились за ними вплавь и вынесли на берегъ добычу.
Несмотря на усѣянное камнями дно, купаться въ морѣ было истиннымъ наслажденіемъ. Однако, туземцы предостерегали насъ, чтобы мы, плавая, не слишкомъ удалялись отъ берега, такъ какъ въ здѣшнихъ водахъ водится много акулъ. Недавно, разсказывали намъ, прожорливое морское животное утащило собаку, которую одинъ изъ канаковъ выбросилъ съ лодки въ воду.
Однимъ изъ развлеченій для скучающихъ отъ бездѣлья пассажировъ служило, между прочимъ, прибытіе изо дня въ день парохода изъ Нумой. Какъ только раздается, бывало, вдали гулкій свистъ паровой машины, то все населеніе острова спѣшитъ уже къ пристани. Однако, строго соблюдалось, чтобы никто не приходилъ въ соприкосновеніе съ пріѣзжавшими изъ города. Пароходъ снабжалъ насъ свѣжими съѣстными припасами, а также и мѣстною газетою. Выложивъ всю привезенную кладь на пристань, онъ тотчасъ же удалялся, а наши канаки переносили затѣмъ всю провизію въ лазаретъ.
Несмотря на прекрасную, но жаркую погоду, на благодатное купанье въ морѣ, на хорошее содержаніе, какимъ мы пользовались. пассажиры рады были, когда насталъ конецъ ихъ заточенію. Наканунѣ нашего отъѣзда съ острова чернокожіе вечеромъ собралисъ всей гурьбой передъ пылавшимъ на берегу костромъ и учинили тутъ свой національный танепъ, носящій у нихъ названіе пилу-пилу. Вооружась кто дубиной, кто топоромъ, а иной горящимъ факеломъ и напѣвая подъ тактъ, они бѣгали и скакали вокругъ огня. Чѣмъ далѣе, тѣмъ все неистовѣе становился напѣвъ; размахивая орудіями, канаки запрыгали съ какимъ-то азартомъ, и воздухъ огласился дружнымъ гамомъ, чѣмъ и закончился танецъ. Для полнаго изображенія пилу-пилу тутъ не доставало только baurama, какъ называется родъ маски, употребляемой въ подобныхъ случаяхъ туземцами. Такой видѣнный мною впослѣдствіи и пріобрѣтенный у одного изъ здѣшнихъ миссіонеровъ дангатъ состоитъ изъ огромной маски съ страшными глазами и оскаленною пастью; голова увѣнчана большимъ пукомъ густыхъ волосъ, а къ низу къ маскѣ придѣлана сѣть, вся покрытая черными перьями. Этотъ нарядъ играетъ важную роль въ пилу-пилу, особенно когда танецъ устраивается послѣ удачнаго побоища племени съ сосѣднимъ врагомъ. Тогда одинъ изъ дикарей накидываетъ на голову дангатъ, такъ чтобы глаза его приходились въ открытую пасть маски, а сѣть съ перьями облегала его тѣло въ видѣ капюшона. Нарядившись такимъ образомъ, онъ пускается въ плясъ передъ костромъ, а товарищи его, прыгая и прискакивая, носятся вокругъ съ пѣснями и неистовымъ крикомъ.
На слѣдующее затѣмъ утро пароходъ, прибывъ изъ Нумэи, захватилъ пассажировъ. Проѣхавъ потомъ мимо полуострова Дюко, онъ вошелъ въ рейдъ и высадилъ насъ въ городѣ. Выйдя на пристань и сдавъ свой багажъ чернокожему туземцу, который взвалилъ его на тачку, я послѣдовалъ за нимъ по улицѣ, носящей названіе Севастополь. Другая, параллельная съ нею улица именуется Альма, а третья Аустерлицъ,-- все знакомыя, громкія имена! На противоположномъ концѣ первой улицы стоить отель, тоже прозванный Севастополемъ. Мнѣ, однако, совѣтовали остановиться въ меблированныхъ комнатахъ, гдѣ я и занялъ номеръ. Благодаря рекомендательному письму изъ Сиднея къ одному изъ здѣшнихъ крупныхъ негоціантовъ, я тотчасъ же получилъ членскій билетъ, открывшій мнѣ доступъ въ здѣшній, клубъ или такъ называемый Нумэйскій кружокъ -- Nouméa Cevele. Онъ учрежденъ съ цѣлью доставить живущимъ здѣсь безсемейнымъ офицерамъ и коммерческимъ людямъ пристойное убѣжище, гдѣ они могли бы, не обзаводясь своимъ хозяйствомъ, пользоваться хорошимъ столомъ. На такой конецъ въ клубѣ открытъ табль-дотъ совершенно во французскомъ вкусѣ, но два раза въ день, а именно въ 12 часовъ завтракъ и въ 7 -- обѣдъ. Цѣна за каждый разъ полагается по 5 франковъ съ виномъ, безъ котораго, какъ извѣстно, французы не садятся за столъ.
Мой знакомый самъ ввелъ меня въ назначенный часъ въ кружокъ, представивъ меня тутъ же нѣкоторымъ изъ членовъ. Надо сознаться, ни одна изъ націй земнаго шара не умѣетъ такъ радушно и, мало того, такъ человѣчно принимать въ свою среду заѣзжаго иностранца, какъ французы. У нихъ не встрѣтите ни опасливой чопорной сдержанности хотя бы и весьма учтивыхъ или, скорѣе, этикетныхъ англичанъ, ни слащавой, уснащаемой обильными комплиментами вѣжливости благодушныхъ нѣмцевъ. Французы, напротивъ, нисколько сами не стѣсняясь и сохраняя свойственныя имъ вѣжливыя формы, сразу обращаются къ вамъ какъ къ близкому человѣку, такъ что вы на чужбинѣ среди нихъ чувствуете себя какъ бы въ своемъ кружкѣ. Въ этомъ отношеніи американцы еще болѣе другихъ походятъ на французовъ. Пріятное впечатлѣніе, произведенное на меня при самомъ входѣ въ клубъ, усилилось еще, когда гости сѣли за столъ. Тутъ невольно вспомнилъ я, какъ у англичанъ, хотя бы и тѣсно усѣвшись за табль-дотомъ, каждый изъ сотрапезниковъ ѣстъ, такъ сказать, самъ по себѣ, какъ будто у него нѣтъ ничего общаго съ ближайшими сосѣдями справа и слѣва. Одно уже то, что за англійскимъ общимъ столомъ каждый изъ гостей обязанъ самъ по картѣ назначать себѣ блюда, и оффиціанты, спѣша удовлетворить разнообразнымъ требованіямъ, толкая другъ друга, съ шумомъ мечутся взадъ и впередъ, между тѣмъ какъ гости молча сидятъ, поджидая, когда имъ принесутъ требуемое; изрѣдка перекинется кто-нибудь двумя-тремя словами съ знакомымъ сосѣдомъ, но и то лишь шепотомъ. А здѣсь, за столомъ въ Нумэйскомъ кружкѣ -- какая разница! Это во всѣхъ отношеніяхъ можно назвать общимъ столомъ! Каждое блюдо подается по означенному на картѣ порядку всѣмъ сотрапезникамъ сподрядъ, благодаря чему избѣгается непріятная для гостей суетня и толкотня малочисленной прислуги, которая здѣсь исполняетъ свое дѣло спокойно, безшумно. А гости, не заботясь о томъ, какое бы блюдо заказать по картѣ, безъ помѣхи и стѣсненія предаются, между тѣмъ, свободной бесѣдѣ. Когда я въ первый разъ сѣлъ за столъ въ здѣшнемъ клубѣ, то мнѣ показалось, будто я попалъ въ собраніе общества по поводу какого-нибудь публичнаго торжества. За длиннымъ столомъ, въ высокой, хорошо вентилированной столовой, сидѣло человѣкъ шестьдесятъ слишкомъ. Одна половина гостей состояла изъ штатскихъ, а другая изъ офицеровъ здѣшняго гарнизона. Давно не приходилось мнѣ видѣть такое скопленіе мундировъ съ золотыми вышивками и эполетами! Военные заняли одинъ конецъ стола, а штатскіе размѣстились на другой половинѣ его, но гости не успѣли еще усѣсться, какъ закипѣла общая громогласная бойкая бесѣда. Въ ней всѣ принимали живое участіе и отъ одного конца стола до другаго перекидывались новостями, спорными рѣчами, остротами, каламбурами, такъ что иной англичанинъ съ непривычки подумалъ бы, ее затѣвается ли тутъ нѣчто вродѣ бунта. Мой сосѣдъ, которому я высказалъ свое замѣчаніе, сказалъ только: "Помилуйте, у насъ всегда такъ. Въ теченіе дня всякъ занять своимъ дѣломъ, и мы сходимся вмѣстѣ только за табль-дотомъ. Тугъ сообщаются всякія новости и затѣваются пренія". И дѣйствительно, столовая каждый день, какъ я убѣдился, оглашается все тою же живою, всѣхъ увлекающею бесѣдою, хотя бы, притомъ, изъ пустаго въ порожнее. Разъ какъ-то ожидали изъ Сиднея пароходъ. Одинъ изъ офицеровъ утверждалъ, что онъ придетъ ночью: кто-то изъ коммерсантовъ сталъ возражать. Между ними тутъ же составилось пари на шампанское. Офицеръ, какъ оказалось на другой день, проигралъ пари, и на его счетъ за обѣдомъ шампанское разливалось всѣмъ присутствующимъ гостямъ. Такимъ порядкомъ, бесѣдуя, шутя и споря, незамѣтно просиживаютъ часа по два, по три за столомъ, особенно вечеромъ, когда всѣ свободны отъ дѣлъ.
Въ клубѣ, который помѣщается въ особомъ двухъэтажномь домѣ, выстроенномъ согласно условіямъ тропическаго климата, съ обширною верандою во второмъ этажѣ, отведены особыя комнаты для шахматной и карточной игръ, также большой кабинетъ для чтенія. На одномъ столѣ лежатъ журналы, конечно, все французскіе, а на другомъ газеты, не только французскія, но и англійскія. Тутъ обыкновенно собираются члены, то развлекаясь играми, то читая въ ожиданіи обѣда.
Клубный домъ стоитъ у самаго подножія, холма, къ которому городъ какъ бы притиснутъ. И въ самомъ дѣлѣ, для столицы Новой Каледоніи выбрали весьма небольшую площадку у залива, ограниченную съ трехъ сторонъ горами, такъ что отъ пристани до подножія ихъ будетъ немногимъ болѣе полуверсты разстоянія, и въ этомъ направленіи отъ берега тянутся три главныя улицы, упираясь въ крутые скаты. Весь городъ, по крайней мѣрѣ, застроенная часть его, такъ малъ, что его можно обойти въ четверть часа. По окрестнымъ возвышенностямъ разсыпаны, правда, окруженные пустырями обывательскіе дома, но ихъ можно принять скорѣе на дачныя жилища, находящіеся уже за чертою города. Какъ разъ противъ клубнаго дома разведенъ ничѣмъ не огороженный, открытый скверъ, главную прелесть котораго составляетъ аллея кокосовыхъ пальмъ. Тутъ же мое вниманіе было привлечено строеніемъ, обращеннымъ въ скверу страннымъ на видъ, вычурнымъ фасадомъ, такъ что и принялъ его сперва за театръ, тѣмъ болѣе, что парадная дверь была заперта и не замѣтно было, чтобы кто-нибудь жилъ въ домѣ. Это, какъ оказалось, былъ обанкрутившійся банкъ. Кто-то справедливо замѣтилъ, что, закладывая новый городъ въ молодомъ краѣ, англичане первымъ дѣломъ открываютъ банкъ, американцы -- типографію, а французы -- кофейни. И дѣйствительно, кофеенъ въ Нунеѣ не мало, и всѣ онѣ, повидимому, процвѣтаютъ, тогда какъ единственный бывшій здѣсь банкъ оказался несостоятельнымъ и въ настоящее время окончательно закрытъ. Кстати, по поводу денежныхъ операцій упомяну еще объ одномъ обстоятельствѣ, на улицахъ мнѣ не разъ случалось встрѣчать прикащиковъ, несшихъ въ рукахъ туго набитые парусинные мѣшечки, въ которыхъ, такъ узналъ я, заключалась серебряная монета.
Дѣло въ томъ, что изъ Франціи присылается сюда для раздачи жалованья служащимъ одно только серебро, золота здѣсь почти вовсе не видать. И вотъ, получивъ съ должника по счету нѣсколько сотенъ франковъ,-- не говоря уже о тысячахъ,-- негоціантъ тащитъ, въ свою кассу довольно тяжеловѣсный мѣшечекъ, наполненный серебряною монетою.
За исключеніемъ больницы, казармъ и тому подобныхъ казенныхъ зданій, воздвигнутыхъ изъ кирпича, остальные дома въ Нумэѣ большею частью деревянные, одноэтажные, изрѣдка двухъэтажные. Позади города, на господствующей надъ нимъ горной вершинѣ стоитъ такъ называемый семафоръ, извѣщающій жителей при посредствѣ телеграфныхъ знаковъ о прибытіи какого-нибудь судна въ рейдъ. Какъ разъ подъ той же горой, почти у подножія ея, расположенъ губернаторскій домъ съ прекраснымъ садомъ, изобилующимъ пышною тропическою растительностью. Съ посѣщеніемъ этого мѣста для меня связанъ пассажъ, интересный уже въ томъ отношеніи, что онъ служитъ мѣткою характеристикою французской колоніальной администраціи.
Здѣшній негоціантъ, къ которому у меня было рекомендательное письмо, совѣтовалъ мнѣ на всякій случай сходить въ канцелярію губернатора. "А насъ такъ принято,-- говорилъ онъ,-- чтобы всякій, посѣщающій городъ, сдѣлалъ визитъ губернатору. Спросите тамъ секретаря и передайте ему вашу карточку. Если губернаторъ захочетъ васъ принять, то тѣмъ лучше: онъ можетъ открыть вамъ доступъ въ нѣкоторыя здѣшнія учрежденія. А если не приметъ, и то не бѣда: вы, во всякомъ случаѣ, исполнили долгъ вѣжливости". Слѣдуя совѣту моего знакомаго, я пошелъ въ губернаторскій домъ. У чугунныхъ рѣшетчатыхъ воротъ сада меня встрѣтилъ часовой съ ружьемъ на плечѣ и указалъ входъ въ канцелярію, гдѣ я и засталъ секретаря. Принявъ поданную ему мною карточку, онъ любезно объяснилъ мнѣ, что губернаторъ уѣхалъ на свою загородную дачу, но къ вечеру непремѣнно будетъ въ городѣ и тогда онъ передастъ его превосходительству мою карточку. "На всякій случай,-- прибавилъ секретарь,-- прошу васъ зайти завтра утромъ". Явившись на другой день въ назначенный часъ, я тотчасъ же былъ приглашенъ въ кабинетъ губернатора, контръ-адмирала Курба. Одѣтый въ партикулярное платье, онъ, стоя за обширнымъ, заваленнымъ бумагами письменнымъ столомъ, вѣжливо отвѣтилъ на мой поклонъ и пригласилъ сѣсть на стоявшій противъ него стулъ. Я объяснилъ, что, прибывъ въ Нумаю, счелъ долгомъ представиться его превосходительству, и что желалъ бы ознакомиться съ французскою колоніею. Такъ какъ въ ней имѣется образцовая правительственная ферма, то мнѣ было бы очень интересно посѣтить ее.
-- Это невозможно! воскликнулъ адмиралъ.-- Тамъ у насъ работаютъ ссыльные, а въ такія мѣста мы рѣшительно никого допускать не можемъ.
Признаюсь, меня не мало озадачилъ такой, хотя и весьма вѣжливымъ тономъ высказанный отказъ. Предполагая, однако, что для облеченнаго полномочною властію губернатора въ предѣлахъ Новой Каледоніи все достижимое для смертныхъ возможно, я хотѣлъ еще попытать, не удастся ли, по крайней мѣрѣ, узнать истинную причину такого отказа; а потому я тутъ же обратился къ адмиралу съ заявленіемъ, что желалъ бы посѣтить полуостровъ Дюко, гдѣ содержались прежде коммунары.
-- Это невозможно!-- воскликнулъ опять губернаторъ даже съ выраженіемъ ужаса на лицѣ,-- тамъ теперь тоже содержатся преступники.
Послѣ такихъ рѣшительныхъ отказовъ мнѣ, разумѣется, ничего болѣе не оставалось, какъ ограничиться посѣщеніемъ возможныхъ для меня мѣстъ. Высказавъ это адмиралу, и болѣе не настаивалъ и откланялся.
Когда я передалъ моему знакомому о результатѣ моего визита, то онъ, расхохотавшись, сказалъ только:
-- Узнаю нашего контръ-адмирала! Онъ страшный формалистъ! Впрочемъ, нечего обращать на это вниманіе; не безпокойтесь, мы и безъ того вамъ все покажемъ, что пожелаете.
И вотъ въ наступившее вслѣдъ за моимъ визитомъ воскресенье мой знакомый раннимъ утромъ подъѣхалъ на своемъ боггэ къ моей квартирѣ, приглашая меня прокатиться по окрестнымъ мѣстамъ. Мы тотчасъ же покатили по хорошему шоссе, проложенному вдоль берега, въ сѣверо-западномъ направленіи. На двѣнадцатой верстѣ мы своротили вправо и, проѣхавъ по аллеѣ кокосовыхъ падьмъ, вытянутыхъ по обѣ стороны въ видѣ великолѣпной естественной колоннады, остановились, наконецъ, у подъѣзда красиваго коттеджа. Тутъ только узналъ я, что мы находимся на той образцовой фермѣ, посѣщать которую, по словамъ адмирала, нѣтъ никакой возможности.
На верандѣ привѣтствовалъ насъ самъ директоръ фермы. Гостепріимный хозяинъ, весьма знающій человѣкъ, среднихъ лѣтъ, доставилъ мнѣ всѣ возможныя свѣдѣнія касательно здѣшняго сельскаго хозяйства, жалуясь, притомъ, на саранчу, истребляющую его сахарный тростникъ. И въ самомъ дѣлѣ, съ веранды дома, стоящаго на возвышенномъ мѣстѣ, намъ представилось слѣдующее оригинальное зрѣлище: по ровному разстилавшемуся передъ нами полю, поросшему высокимъ уже сахарнымъ тростникомъ, носилась саранча. Желая помѣшать ей истреблять зелень, директоръ прибѣгъ къ крайнему, хотя, какъ выряжался онъ самъ, и безнадежному средству. На полѣ было собрано около полсотни каторжниковъ, работающихъ на фермѣ. Мнѣ тутъ же бросилось въ глаза, что у всѣхъ преступниковъ бороды и усы были чисто выбриты, такъ что физіономіи ихъ рѣзко отличались отъ остального бородатаго населенія. Одѣтые въ холщевыя блузы и штаны, съ соломенными шляпами на головѣ, каторжники вооружились хворостинами и, выстроившись длинной шеренгой на одномъ концѣ сахарнаго поля, медленно подвигались къ другому краю его, взгоняя засѣвшую въ тростникѣ саранчу. Густою тучею взлетала она передъ подвигавшимися шеренгой загонщиками; но, по мѣрѣ того, какъ они проходили впередъ, насѣкомыя позади нихъ опять спускались на поле. Дойдя до конца, каторжники повторили тотъ же маневръ въ обратномъ порядкѣ, и это продолжалось во весь день съ небольшими перерывами. Такая работа подъ жгучими лучами солнца и, сверхъ, того въ виду безплодныхъ результатовъ ея, показалось намъ по истинѣ каторжныхъ трудомъ.
Впрочемъ, о подробностяхъ хозяйства на здѣшнихъ фермахъ рѣчь будетъ еще впереди. Теперь же сообщу только объ особенномъ административномъ распоряженіи адмирала Курбэ, о чехъ я узналъ, благодаря именно посѣщенію, фермы, за которой провелъ цѣлый день. Дѣло въ токъ, что мой знакомый сообщилъ мнѣ слѣдующее: директоръ былъ не мало встревоженъ моихъ появленіемъ на фермѣ, хотя изъ вѣжливости и не выказалъ своего безпокойства. По пріѣздѣ нашемъ онъ тотчасъ же увелъ моего спутника въ кабинетъ и показалъ ему присланный наканунѣ отъ губернатора печатный циркуляръ, въ которомъ оповѣщалось, что въ Нумѣю прибылъ нѣкто Циммерманъ изъ Москвы; затѣмъ слѣдовало подробное описаніе моей личности и моего костюма съ надлежащими примѣтами; въ заключеніе сказано, чтобы означенную личность ни подъ какимъ видомъ не допускать ни въ одно изъ административныхъ учрежденій на островѣ. Сообщимъ мнѣ содержаніе циркуляра, составленнаго, конечно, знакомымъ мнѣ секретаремъ и подписаннаго контръ-адмираломъ Курбэ, знакомый мой шутя прибавилъ:
-- Теперь вы у насъ подъ надзоромъ полиціи. Тѣмъ лучше: за вами будутъ слѣдить, благодаря чему вы избавлены отъ опасности быть ограблену илм даже съѣдену туземцами.
Прибавлю еще, что, не взирая на такія строгія административныя мѣры, мнѣ во, все время моего пребыванія въ Новой Каледоніи не приходилось испытать никакихъ стѣсненій или непріятностей со стороны лицъ, съ которыми случалось встрѣчаться. Напротивъ, не только въ клубѣ, но вездѣ, гдѣ случалось бывать мнѣ, я былъ принимаемъ съ одинаковою предупредительною любезностью французовъ.
Мнѣ удалось познакомиться здѣсь съ англійскимъ консуломъ, написавшимъ дѣльное сочиненіе объ естественной исторіи птицъ Новой Каледоніи. У него же я видѣлъ замѣчательную коллекцію мѣстныхъ раковинъ и папоротниковъ, растущихъ не только въ Новвой Каледоніи, но также и на другихъ островахъ Тихаго океана. Обладая дубликатами этихъ коллекцій, ученый консулъ предлагаетъ ихъ въ обмѣнъ обществамъ естествоиспытателей, интересуясь особенно какъ раковинами, такъ и папоротниками, находимыми въ предѣлахъ Россіи.
Когда я сообщилъ ему о губернаторскомъ циркулярѣ, то онъ нисколько этому не удивился.
-- Адмиралъ принялъ васъ за русскаго нигилиста,-- сказалъ почтенный консулъ.
Англійскій консулъ, въ свою очередь, передалъ мнѣ другаго рода административный курьезъ. Недавно въ пользу одного бѣднаго семейства въ Нумэѣ собирались по подпискѣ деньги. Когда подписной листъ поднесли, между прочимъ, губернатору, то онъ тутъ же наложилъ на него запрещеніе, основываясь на томъ, что на листѣ не было узаконенной штемпельной марки.
Во всемъ этомъ такъ и проглядываетъ пристрастный къ бюрократической регламентаціи характеръ француза. Любезный, обходительный въ частной жизни, тотъ же вольнолюбивый французъ становится чуть ли не деспотомъ, коль скоро облекается въ какую-нибудь оффиціальную должность. Въ особенности въ колоніяхъ всѣ административныя лица, начиная отъ губернатора и до послѣдняго жандарма или даже до чернокожаго канака, служащаго при полиціи,-- всѣ охвачены административною горячкою къ регламентаціямъ. Такого бюрократическаго задора намъ никогда не случалось встрѣчать къ колоніяхъ англичанъ, гдѣ, напротивъ того, всегда и вездѣ уважаютъ стремленіе къ свободѣ и самоуправленію въ гражданахъ. Въ этомъ и заключается отчасти великая тайна ихъ изумительной колонизаторской способности и чрезвычайныхъ успѣховъ въ ихъ колоніяхъ. Нерѣдко заявляемое мнѣніе, будто французы вообще неспособны къ колонизаціи, опровергается явными фактами. И въ самомъ дѣлѣ, ст о итъ только вспомнить о Канадѣ и Луизіанѣ въ Сѣверной Америкѣ, гдѣ тѣ же французы еще прежде англичанъ основали цвѣтущія колоніи, въ которыхъ до настоящаго времени сохранились французскіе нравы, обычаи и французскій языкъ. Прибавимъ, сверхъ того, что ни одна изъ цивилизованныхъ націй не обладаетъ такою способностью сближаться мирнымъ путемъ съ дикарями, какъ французы, доказательствомъ чему служатъ, между прочемъ, ихъ вояжеры, какъ называютъ въ Америкѣ торговцевъ, обмѣнивающихъ у краснокожихъ буйволовыя шкуры на ружья, порохъ и пр. и подолгу проживающихъ среди дикарей въ полной безопасности. Но само правительство во Франціи, какое бы оно ни было -- монархическое или республиканское, своими утѣсняющими свободное движеніе регламентаціями на каждомъ шагу въ самомъ зародышѣ задерживаетъ и губить едва возникшія поселенія.
То же самое повторяется, конечно, и въ Новой Каледоніи. А, между тѣмъ, этотъ, одинъ изъ наиболѣе крупныхъ острововъ въ здѣшнихъ водахъ, величиною въ 300 квадратныхъ миль, представляетъ чрезвычайно благодатныя условія для развитія цвѣтущей колоніи. Находясь въ тропическомъ поясѣ, онъ пользуется, однако, не черезъ-чуръ жаркимъ, во всякомъ случаѣ здоровымъ климатомъ; въ Новой Каледоніи не жарче, нежели на югѣ Европы, и здѣсь неизвѣстны никакія эпидемическія болѣзни, ни желтая лихорадка, столь опасная для жителей Антильскихъ острововъ. При всемъ томъ, растительность здѣсь вполнѣ тропическая: въ долинахъ зрѣютъ кокососы и бананы, на плантаціяхъ разводятъ сахарный тростникъ, кофе, въ огородахъ сажаютъ ананасы. Привлеченные столь благодатными условіями дѣвственнаго края католическіе миссіонеры, эти повсемѣстные передовики французской колонизаціи, уже лѣтъ сорокъ тому назадъ водворились на восточномъ берегу острова, обращая туземныя племена въ христіанство. Затѣмъ французы, предупредивъ англичанъ, водрузили на берегу національное знамя, избравъ этотъ островъ средоточіемъ для ихъ колоній въ Тихомъ океанѣ. Но самый выборъ мѣста для столицы свидѣтельствуетъ уже о томъ, какъ мало вниманія французскіе администраторы обращаютъ на существенныя условія успѣшной колонизаціи: вмѣсто того, чтобы просто примкнуть къ открытымъ уже миссіонерами цвѣтущимъ поселеніямъ на восточномъ берегу, начальникъ французской эскадры въ 1854 году соорудилъ военный постъ въ глубинѣ Нумэйской бухты и положилъ. такимъ образомъ, основаніе Нумэѣ. Вблизи города не нашлось даже хоть сколько-нибудь сносной воды для жителей. Мало того, несмотря на обильное число администраторовъ и чиновниковъ, наѣхавшихъ въ новый край, несмотря на значительныя затраты, сдѣланныя метрополіею для устройства и поддержки колоніи. здѣшніе правители въ теченіе почти тридцати лѣтъ не позаботились даже объ измѣреніи морской глубины въ Нумэйскомъ рейдѣ, какъ то сообщилъ мнѣ прибывшій сюда агентъ французской компаніи пароходства. Имѣя въ виду устроить непосредственное сообщеніе Франціи съ ея колоніею, компанія находится теперь въ затруднительномъ положеніи, такъ какъ на дѣлѣ оказалось, что въ Нумэйской гавани море недостаточно глубоко для большихъ, приготовленныхъ во Франціи, пароходовъ. Понятно, что послѣ такихъ оплошностей со стороны вмѣшивающейся во все, но ничего основательно не дѣлающей администраціи, нечего ждать успѣшнаго развитія колоніи. А, сверхъ того, завязалась еще кровавая борьба съ воинственными туземцами, жестокими людоѣдами. Предоставленные сначала самимъ себѣ, колонисты, при содѣйствіи миссіонеровъ, ладили съ дикарями мирнымъ путемъ. Но послѣ введенія на островъ вооруженныхъ отрядовъ дли защиты переселенцевъ дѣло не обходилось безъ кровавыхъ стычекъ: военноначальники не знали другаго способа умиротворенія края, какъ пусканіе въ ходъ огнестрѣльнаго оружія и оттѣсненіе отъ береговъ разъяренныхъ дикарей, бѣжавшихъ въ недоступныя горы внутри острова. Однако, туземцы изъ своихъ притоновъ нерѣдко совершаютъ опустошительные набѣги на поселенія. Такъ, еще года три тому назадъ, дикари учинили изъ-за горъ нападеніе на одну изъ колоній, перебивъ болѣе сотни бѣлыхъ, трупы которыхъ, всѣ до единаго были съѣдены. Немногіе изъ колонистовъ успѣли бѣжать въ Нумэю, откуда человѣкъ сорокъ волонтеровъ верхами тотчасъ же отправились на мѣсто побоища, и прежде чѣмъ успѣлъ прибыть туда военный отрядъ, они перебили десятка два чернокожихъ. Потомъ, когда подоспѣлъ гарнизонъ, французы окружили толпу туземцевъ и забрали около шести сотъ человѣкъ въ плѣнъ, которыхъ и размѣстили по разнымъ мелкимъ островамъ близъ Новой Каледоніи.
Надо замѣтить, что туземцы на островѣ уже споконъ вѣка занимались воздѣлываніемъ земли, прибѣгая даже къ искусственному орошенію полей. Несмотря на то, правительство безъ разбора продаетъ наѣзжающимъ въ край бѣлымъ переселенцамъ участки, занятые и воздѣлываемые уже дикарями. Такое отчужденіе земли совершается, конечно, по плацамъ на бумагѣ, а въ натурѣ предоставляется уже самимъ колонистамъ отбивать участки у исконныхъ владѣльцевъ ихъ, чѣмъ кладется начало нескончаемымъ кровавымъ стычкамъ между дикарями и переселенцами.
Понятно, что при подобныхъ порядкахъ туземцы съ ненавистью смотрятъ на поселенія бѣлыхъ, и даже изъ мирныхъ племенъ, живущихъ по берегамъ, рѣдко кто нанимается къ европейцамъ на работу. А потому, какъ фермеры, такъ и горожане вынуждены восполнять недостатокъ рабочихъ рукъ, привозя дикарей съ сосѣднихъ Гебридскихъ острововъ. На такой конецъ въ Нумэѣ имѣется коммерческая компанія, располагающая шестью парусными судами. Послѣднія поддерживаютъ непрерывное сношеніе съ Гебридскими островами, вывозя оттуда кокосовые орѣхи, сандальное дерево и другія произведенія тропическаго края, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, тамъ же вербуются рабочіе для Новой Каледоніи. По писаннымъ уставамъ, такая вербовка должна бы совершаться на основаніи полюбовнаго соглашенія съ туземцами и не иначе, какъ по контракту на три года. Но на самомъ дѣлѣ судохозяева, получая извѣстное вознагражденіе за каждаго привезеннаго якобы вольнонаемнаго рабочаго, прибѣгаютъ къ разнаго рода ухищреніямъ и къ возмутительнымъ насиліямъ. Заманивая подъ какими-нибудь предлогами довѣрчивыхъ дикарей на палубу, шкиперы увозятъ ихъ насильно. Иногда задариваютъ вождя мѣстнаго племени, который за то поставляетъ требуемое количество подчиненныхъ ему чернокожихъ. Не владѣя французскимъ языкомъ, дикари не находятъ ни суда, ни расправы и поневолѣ принимаются за навязанную имъ работу, лишь бы не голодать. Однако, по истеченіи установленнаго трехлѣтняго срока, они уѣзжаютъ опять на родину, не успѣвъ, впрочемъ, сберечь ничего изъ заработковъ, но пріучившись за то къ пьянству и разврату вреди бѣлокожаго населенія. Проникаясь къ нему ненавистью, они передаютъ ее своимъ соотечественникамъ и не упускаютъ случая выместить на первомъ попавшемся въ ихъ руки европейцѣ всѣ наносимыя имъ обиды. Несмотря на строгія узаконенія, имѣющій цѣлью прекратить возмутительные поступки моряковъ, мѣстныя власти смотрятъ сквозь пальцы на варварскіе подвиги шкиперовъ, а въ случаѣ послѣдовавшаго затѣмъ въ отместку избіенія бѣлыхъ чернокожими, безжалостно наказываютъ послѣднихъ.
Вотъ, между прочимъ, одинъ изъ подобныхъ, часто повторявшихся за послѣднее десятилѣтіе фактовъ. Пользовавшійся на Гебридскихъ и сосѣднихъ съ ними островахъ большимъ довѣріемъ дикарей епископъ Паттесонь лѣтъ десять тому назадъ совершалъ поѣздку по миссіонернымъ станціямъ. Случилось такъ, что, прежде прибытія на маленькій островъ Нукату, оттуда однимъ изъ капитановъ насильственно увезены были пять человѣкъ туземцевъ. Родственники несчастныхъ плѣнниковъ думали, что ихъ убили на кораблѣ, и рѣшили при первомъ удобномъ случаѣ отмстятъ за своихъ собратьевъ. Вскорѣ вслѣдъ затѣмъ къ острову прибылъ епископъ Паттесонъ и, по обыкновенію, не принявъ никакихъ мѣръ предосторожности, вышелъ на берегъ съ двумя спутниками. Несмотря на довѣріе, какое островитяне всегда питали къ миссіонеру, они убили подвернувшихся имъ на этотъ разъ бѣлыхъ. Потомъ завернули трупъ епископа въ циновки, уложили его въ лодку и пустили ее по заливу, бросивъ туда же пальмовую вѣтку съ пятью узлами, въ знакъ совершенной ими мести за пятерыхъ захваченныхъ товарищей. Британское правительство задумало строго наказать дикарей и поручило дѣло возмездія крейсировавшему тогда въ Тихомъ океанѣ кораблю "Розаріо". О томъ, какъ англійскій начальникъ исполнилъ возложенное на него порученіе, можно судить по слѣдующей, появившейся вскорѣ статьѣ въ одной изъ нѣмецкихъ газетъ въ Южной Австраліи.
"Корабль "Розаріо",-- сказано тамъ,-- изъ безопасной для него дали бомбами испепелилъ и разрушилъ селеніе дикарей; потомъ вооруженный отрядъ на лодкахъ высадился на берегъ, перебилъ тамъ тридцать человѣкъ чернокожихъ и уничтожилъ ихъ ладьи. Сколько женъ и дѣтей погибло при бомбардировкѣ селенія, объ этомъ не упоминается даже. Съ какою же цѣлью совершена такая ужасная бойня? А для того, чтобы глупое, дикое, первобытное племя восчувствовало могущество Англіи, этой владычицы морей. За то, что епископъ Паттисонъ -- Богъ вѣсть кѣмъ губитъ на берегу, за это никто не въ правѣ такимъ варварскимъ образомъ наказывать цѣлый островъ, цѣлое племя дикихъ людей. Кто довелъ мирныхъ островитянъ Тихаго океана до того, что они нашлись вынужденными защищать свои берега отъ чужеземцевъ, тогда какъ прежде они дружелюбно и гостепріимно принимали послѣднихъ? Вы негодуете на нихъ за то, что они не позволяютъ вамъ похищать и увозить въ неволю ихъ женъ и дѣтей? Неужели вопль ужаса о подобныхъ захватахъ людей не проникнетъ сквозь всѣ колоніи до англійскаго парламента? Вѣдь, называетъ же англичанинъ свой домъ своею крѣпостью, которую онъ готовъ отстаивать отъ всякаго вторженія. Такъ признайте такое же право и за другими людьми".
Газета предостерегала, что такими мѣрами дикарей обратятъ въ тигровъ, и это зловѣщее прорицаніе негодующей газеты сбылось на дѣлѣ: года четыре спустя послѣ изложенныхъ выше событій, туземцы острова воспользовались случаемъ вновь отмстить бѣлымъ, и убили англійскаго командора, приставшаго къ ихъ берегамъ. Не взирая на всеобщее негодованіе, возбужденное прежними распоряженіями, англійское правительство опять-таки подвергло дикарей кровавой карѣ. И такая нескончаемая цѣпь взаимныхъ возмездій,-- съ одной стороны дикихъ островитянъ, а съ другой великобританскаго правительства,-- продолжается все еще до настоящаго времени, и конецъ имъ предвидится лишь съ окончательнымъ истребленіемъ туземныхъ племенъ...
Привозимые, такимъ образомъ, всякими правдами и неправдами въ Новую Каледонію туземцы съ Гебридскихъ острововъ и составляютъ, какъ въ Нумэѣ, такъ и на всемъ островѣ, главную рабочую силу, получая за трудъ по три франка въ день на своихъ харчахъ. Чернокожіе нерѣдко появляются здѣсь также въ качествѣ полицейскихъ, одѣтыхъ въ бѣлую блузу, съ круглою шапочкою на головѣ и съ тростью въ рукѣ. Помимо этихъ большею частью невольныхъ наемниковъ, администрація употребляетъ еще въ работу каторжныхъ. На отдѣленномъ отъ Нумэи неширокимъ проливомъ островѣ Ну стоятъ правительственныя казармы, гдѣ содержатся преступники. Каждое утро они на баркѣ перевозятся съ острова въ городъ и счетомъ сдаются тутъ офицерамъ. Потомъ подъ конвоемъ отводятся за городъ и, вооружась лопатами, проводятъ тамъ въ горы новое шоссе. Вечеромъ офицеры отводятъ преступниковъ къ пристани и опять счетомъ сдаютъ смотрителю, подъ надзоромъ котораго они отвозятся назадъ на островъ Ну, гдѣ и отдыхаютъ до слѣдующаго дня. Сверхъ того, на улицахъ Нумэи часто попадаются кофейнаго цвѣта кабилы въ длинныхъ бѣлыхъ балахонахъ и съ такими же капюшонами на головѣ. Это тоже подданные Франціи, сосланные изъ другой ея колоніи, Алжира, послѣ бывшаго тамъ возстанія лѣтъ двѣнадцать тому назадъ. Они пользуются полною свободою въ предѣлахъ острова, но не могутъ его покинуть. Занимаются кабилы большею частью мелкой торговлей; но за какой-нибудь работой ихъ не случалось видѣть. Напротивъ того, ихъ во всякое время дня можно встрѣтить въ извѣстныхъ кофейняхъ, гдѣ они за чашкою кофе громко голосятъ на своемъ родномъ языкѣ. Такимъ образомъ, за работою на улицѣ здѣсь только и видишь или чернокожихъ, или каторжниковъ.
Изъ послѣднихъ нѣкоторые служатъ у здѣшнихъ офицеровъ поварами. По утрамъ эти повара ходятъ подъ надзоромъ чернокожихъ полицейскихъ по лавкамъ въ городѣ для закупки провизіи. Одѣтые, какъ мы уже видѣли, въ холщевыя блузы и штаны и всѣ до единаго съ гладко выбритыми подбородками, преступники не обременяются, однако, кандалами, такъ что при ограниченной стражѣ, къ нимъ приставляемой, имъ, пожалуй, не трудно было бы бѣжать изъ неволи. Но едва ли кто покусится на такое бѣгство, такъ какъ въ мѣстахъ, легко доступныхъ но берегамъ острова, вездѣ находится лагери съ отрядами конныхъ и пѣшихъ жандармовъ, а спасаться въ горы, во внутрь острова крайне рискованно, такъ какъ тамъ дикари, навѣрное, перебили бы бродягъ, хотя бы только для того, чтобы полакомиться человѣческимъ мясомъ. Притомъ, заблудившись въ горахъ, бѣглецы умерли бы тамъ съ голода, тѣмъ болѣе, что островъ вообще снабженъ весьма скудными средствами сообщенія. Единственная сносная и законченная дорога, та самая, по которой мы проѣхали на образцовую ферму, пролегаетъ изъ Нумэи къ сѣверо-западу, вдоль по берегу, и тянется всего верстъ на пятнадцать до мѣстечка Палты.
Въ одинъ прекрасный день я отправился по ней пѣшкомъ съ ранняго утра. Вскорѣ по выходѣ изъ города потянулись по правую сторону отвѣсныя, довольно высокія скалы, а слѣва стлались тихія воды залива, только вдали морскія волны разбивались о коралловые рифы, образуя тамъ пѣнистую черту. Миновавъ кладбище, а вслѣдъ за нимъ стоянку туземной полиціи и казармы жандармовъ на вершинѣ, я вышелъ въ болѣе открытую мѣстность. Отступя далѣе отъ берега, горы высились куполообразными вершинами, сплошь покрытыми кудреватымъ лѣсомъ. Однако, по спускающимся къ дорогѣ скатамъ растительность вообще не отличается тою пышностью, какую ожидаешь въ тропическомъ краѣ. Деревья не высоки и даютъ мало тѣни. Подобно тому, какъ на материкѣ Австраліи лѣса состоятъ большею частью изъ однихъ эйкалиптовъ, такъ и здѣсь въ нихъ почти исключительно растутъ одни такъ называемыя у туземцевъ ніауіи. Рѣдко прямой, большею частью извилистый, корявый стволъ неказистаго на видъ дерева покрытъ бѣлесоватою корою, которая легко лупится и пропитана особеннымъ смолистымъ составомъ. Туземцы часто пользуются смолистою корою для факеловъ, а европейскіе поселенцы добываютъ изъ нея путемъ перегонки эѳирное масло. Довольно твердое и не легко гніющее дерево употребляется здѣшними плотниками, столярами и каретниками для разныхъ подѣлокъ. Тамъ, гдѣ разросся неприглядный ніаули, рѣдко можно встрѣтить другія древесныя породы; кое-гдѣ въ видѣ подлѣска попадаются лишь акаціи и мимозы, по вѣтвямъ которыхъ вьются цѣпкія растенія. Неглубокая глинистая почва поросла скудною травою. По краю самой дороги проложены водопроводныя трубы, изъ которыхъ мѣстами, въ нарочно для того устроенные боковые краны, вода узкою струею брызжетъ на шоссе. Городъ Нумэя, какъ мы уже замѣтили, ощущаетъ сильный недостатокъ въ прѣсной водѣ, хотя островъ вообще изобилуетъ ключами, потоками и рѣчками. Горожане устраиваютъ при домахъ большіе цинковые водоемы для скопа дождевой воды. Но послѣ продолжительной засухи, она до того оживляется личинками насѣкомыхъ, что становится вовсе негодною для питья. А потому и вынуждены были проложить въ городъ трубы на протяженіи около десяти верстъ, съ тѣмъ, чтобы провести по нимъ воду съ горныхъ потоковъ. Такое водоснабженіе въ настоящее время, конечно, весьма удовлетворительно для трехтысячнаго населенія въ Нумэѣ; а значительнаго прироста жителей въ ближайшемъ будущемъ нечего и ожидать.
Верстахъ въ пяти отъ города дорога спускалась къ болоту, врѣзавшемуся отъ самаго моря въ материкъ. По обѣ стороны проложенной здѣсь гати, надъ разлившеюся отъ прилива морскою водою, по болоту разраслись такъ называемыя мангровы. Толстыя, торчащія надъ почвою корни этого страннаго дерева, величиною съ наши яблони, переплетаясь, образуютъ подъ собою родъ шалашей, гдѣ гнѣздятся змѣи, раки, краббы и нерѣдко находятся устрицы. А на корняхъ подымаются, прихотливо развѣтвляясь во всѣ стороны, сучковатые темно-бурые стволы съ глянцовитыми когтистыми листьями. Между ними висятъ темнобурые, величиною съ голубиное яйцо, мясистые плоды, непріятные на вкусъ. Изъ узловъ на вѣтвяхъ спускаются внизъ воздушные корни; достигнувъ болотистой почвы, они вростаютъ въ нее и оттуда подымаются новыя поросли. Вслѣдствіе этого образуется тутъ такой густой переплетъ, что туземцы нерѣдко пробираются черезъ болото по корнямъ растенія, какъ по мостовнику. Наносимый приливами тинистый песокъ накопляется подъ корнями, почва постепенно поднимается, и когда она поднялась уже выше морскаго уровня, то эти въ своемъ родѣ земноводныя деревья вымираютъ, уступая мѣсто новой, на сушѣ прозябающей растительности.
По лѣвую сторону поднявшейся въ гору дороги, въ долинахъ показывались изрѣдка фермы, гдѣ воздѣлываются рисъ и корнеплодное растеніе таро. Тутъ же зрѣютъ бананы и кокосы, подъ которыми мѣстами разводятся кусты кофейника, сахарный тростникъ и ананасы. Иногда попадались лавочки, торгующія табакомъ и виномъ. Когда фермы пропадали изъ виду, то по обѣ стороны опять тянулись все тѣ же однообразные лѣса ніаули. Но въ одномъ мѣстѣ дорога, пролегая по крутому скату горы, огибаетъ глубокое горное ущелье. Здѣсь предстала уже совсѣмъ иная, болѣе свойственная тропическому краю растительность; въ глубинѣ изъ лиственной чащи подымались вершины пихтъ и казуариновъ, а мѣстами выглядывали иззубренные листья стреловидныхъ папоротниковъ. Такія покрытыя тропическою флорою ущелья оживлялись, сверхъ того, стаями попугаевъ и разныхъ пестрыхъ пташекъ, которыя, повидимому, избѣгаютъ невеселые лѣса ніаули.
Перебравшись по мосту черезъ рѣчку Думбею, я поднялся на правый берегъ ея и скоро достигъ мѣстечка Палты, состоящаго изъ нѣсколькихъ десятковъ домовъ, въ которыхъ живутъ переселившіеся сюда французы и нѣмцы. Первые содержатъ кофейни и торгуютъ виномъ, а послѣдніе воздѣлываютъ поля и огороды, или занимаются плотничнымъ и кузнечнымъ ремеслами. При мѣстечкѣ расположена стоянка жандармовъ, а близъ нея находится селеніе одного изъ мирныхъ туземныхъ племенъ. Жилища чернокожихъ состоятъ изъ конусообразныхъ шалашей, сооружаемыхъ изъ сучьевъ и покрытыхъ сверху пальмовыми листьями. Для входа во внутрь оставляется съ боку невысокое отверстіе. Дикари, темнокофейнаго, почти чернаго цвѣта, ходятъ нагіе и рѣдко татуируются. У мужчинъ на поясѣ виситъ обыкновенно тряпица впереди, а женщины носятъ родъ юбки, сдѣланной изъ кокосовыхъ волоконъ и бахрамой ниспадающей до колѣнъ. Мужчины занимаются болѣе убранствомъ курчавыхъ волосъ на головѣ, густо напудривая ихъ известковымъ порошкомъ, такъ что издали кажется, будто голова покрыта бѣлой мѣховой шапкой. У многихъ дикарей нижняя часть уха снабжена большимъ отверстіемъ, въ которое легко просунуть даже большой палецъ. Они всовываютъ въ эти дырья что ни попало, иногда просто какой-нибудь сучокъ Домашняя утварь дикарей весьма первобытнаго свойства: нѣсколько деревянныхъ и тыквенныхъ посудинъ для сохраненія воды, потомъ еще простыя глиняныя горшки неправильной формы. Боевыя орудія ихъ состоятъ изъ разныхъ видовъ тяжелыхъ палицъ, гладко обтесанныхъ, и изъ копій. Но самое страшное въ ихъ рукахъ орудіе, конечно, топоръ. До появленія европейцевъ такой топоръ дѣлался изъ гринштейна, вставляемаго въ отверстіе топорища; но въ настоящее время туземцы пріобрѣтаютъ у поселенцевъ желѣзныя орудія этого рода, владѣя ими съ большою ловкостью.
Селеніе подчиняется вождю, который здѣсь, благодаря поддержкѣ со стороны европейцевъ, пользуется довольно широкою властью, особенно въ спорныхъ случаяхъ по поводу землевладѣнія. Ближайшая къ деревнѣ земля почти вся занята, и каждый изъ хозяевъ владѣетъ своимъ участкомъ на правахъ личной собственности. Дальнія, невоздѣланныя еще земли считаются какъ бы общиннымъ владѣніемъ. Всякій изъ живущихъ въ селеніи хозяевъ воленъ выбрать себѣ кусокъ въ этой общинной землѣ и обработать его. Такой воздѣланный участокъ считается уже неотъемлемою его собственностью и переходитъ даже по наслѣдству къ его дѣтямъ. Такимъ образомъ, благодаря избытку никѣмъ еще незанятыхъ земель на островѣ, туземцы не лишены средствъ къ пропитанію, почему и не нанимаются вовсе въ рабочіе къ европейскимъ колонистамъ.
Воспользовавшись почтовою каретой, какъ называютъ здѣсь простой, врытый клеенкою фургонъ, поддерживающей сообщеніе съ Нумэей, я вечеромъ того же дня воротился въ городъ.
Шоссейная дорога кончается въ Палтѣ. Дальнѣйшіе пути по острову до того затруднительны, что по нимъ можно пробраться лишь съ помощью туземныхъ вожаковъ, набираемыхъ изъ мирныхъ племенъ, разсѣянныхъ по берегу. Такіе вожаки назначаются обыкновенно мѣстнымъ вождемъ. А если послѣднему почему-либо вздумается отказать въ провожатыхъ, то путешественникъ рискуетъ остаться одинъ въ незнакомомъ ему краѣ, откуда не всегда легко бываетъ найти обратный путь. Какъ вообще затруднительно путешествіе по острову, объ этомъ можно судить по походу, который лѣтъ пять тому назадъ совершилъ здѣшній начальникъ телеграфныхъ станцій, и то лишь придерживаясь по возможности береговъ острова. Какъ лицо оффиціальное, онъ пользовался всѣми необходимыми средствами для такого путешествія и, въ крайнемъ случаѣ, могъ понудить туземныхъ вождей содѣйствовать его походу. Пространствовавъ около двухъ мѣсяцевъ пѣшкомъ, онъ прошелъ слишкомъ тысячу верстъ по нагорнымъ и лѣснымъ тропамъ, иногда не находя рѣшительно никакихъ слѣдовъ дороги, а руководясь единственно указаніями туземныхъ вожаковъ, которые мѣстами топоромъ пробивали проходъ въ чащѣ. Черезъ горные потоки и рѣки нигдѣ, конечно, не оказалось мостовъ, изрѣдка случалось переправляться черезъ нихъ въ ладьяхъ, такъ что путешественнику пришлось перейти въ бродъ сотни двѣ потоковъ, причемъ вода иногда доходила по шею. По пути онъ останавливался частью на миссіонерскихъ и жандармскихъ станціяхъ, частью въ селеніяхъ туземцевъ. Для необходимаго въ дорогѣ багажа путешественникъ взялъ съ собою осла; но животное сильно задерживало людей по неудобно проходимымъ мѣстамъ, особенно но болотамъ; а потому вынуждены были покинуть его и нанимать, кромѣ про водниковъ, еще носильщиковъ. Но, получая поденную плату, наемники изъ каждаго селенія сопровождали путешественника только до слѣдующей ближайшей деревни, принадлежащей уже другому племени. Туземецъ ни за что не рѣшается удалиться за предѣлы принадлежащаго къ его племени округа, опасаясь быть перехваченнымъ и съѣденнымъ сосѣдними людоѣдами. Нечего и говорить о невозможности проникнуть внутрь острова, гдѣ до сихъ поръ но лѣсистымъ горамъ и ущельямъ скрываются воинственныя непримиримыя племена чернокожихъ.
Поперекъ острова съ западнаго берега на восточный переваливаютъ, правда, черезъ горы, четыре тропы, по которымъ, однако, едва отваживаются ходить только туземцы. Одна изъ этихъ тропъ, исходя отъ небольшаго селенія чернокожихъ на западномъ берегу, пролегаетъ до мѣстечка Каналы. Это одно изъ тѣхъ селеній на восточной сторонѣ острова, которыя прибывшими въ Новую Каледонію первыми миссіонерами были заняты еще прежде основанія Нумэи. Расположенная на берегу судоходной рѣчки близъ залива, Канала во всякомъ случаѣ представляетъ болѣе выгодныя условія для заложенія портоваго города, нежели Нумэя. Тамъ уже и начинали селиться колонисты, устраивая въ отличающихся плодородіемъ окрестностяхъ цвѣтущія фермы. Но французскіе администраторы, какъ мы уже упоминали, не сообразуясь съ интересами колонистовъ, упустили изъ виду всѣ эти выгоды, и перенесли столицу острова въ Нумэю.
Однако, нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ горахъ близъ Каналы найдены были богатые никелевые рудники, и за разработку ихъ взялись англичане. Благодаря ихъ капиталамъ и энергичной дѣятельности, разработка никеля вскорѣ приняла довольно широкіе размѣры, и въ послѣдніе три-четыре года привлекла къ себѣ много разнородныхъ переселенцевъ. Обстроившись, поселеніе Канала начинаетъ уже принимать, видъ города, который въ недалекомъ будущемъ, какъ полагаютъ, перерастетъ самую столицу Новой Каледоніи. Извѣстно, какое обширное примѣненіе во всѣхъ отрасляхъ металлическихъ издѣлій получилъ никель въ послѣднее десятилѣтіе. А потому рудники на островѣ разрабатываются въ настоящее время съ большою выгодою, и этотъ металлъ обѣщаетъ быть для Новой Каледоніи такимъ же источникомъ будущаго благосостоянія, какъ золото и мѣдь для Австраліи; но, судя по почину, здѣшними богатствами воспользуются скорѣе предпріимчивые англичане, нежели сами французы.
Какъ Канала, такъ и другія прибрежныя мѣста, сообщаются съ Нумэей при посредствѣ парохода, который совершаетъ свои ежемѣсячные рейсы вокругъ острова. Кромѣ того, имѣется еще почтовое сообщеніе при помощи почтовой кареты, доходящей, какъ мы видѣли, до Палты. Отсюда почта переносится далѣе туземцами, которые отправляются для этого пѣшкомъ обыкновенно по двое, передавая почтовыя сумки отъ одного племени другому. О надежности такого сообщенія можно судить по тому, что туземные почтари часто задерживаются по пути разлившимися послѣ дождей потоками. Нерѣдко случалось, что они пропадали дорогой безъ вѣсти.
При такихъ скудныхъ средствахъ сообщенія сельскохозяйственныя станціи на островѣ приносятъ, конечно, крайне ограниченные доходы, несмотря даже на чрезвычайное плодородіе края. Мелкія фермы близъ города процвѣтаютъ еще хоть сколько-нибудь, благодаря удобному сбыту. Въ Нумэѣ я познакомился съ однимъ изъ крупныхъ землевладѣльцевъ, станція котораго находится на восточномъ берегу, верстахъ въ 300 отъ столицы. Всей земли у него считается около 1,200 гектаровъ. При станціи имѣется до полутораста головъ рогатаго скота, 300 овецъ и десятка три лошадей. За недостаткомъ рабочихъ рукъ воздѣлывается весьма ограниченное количество сахару, рису и другихъ произведеній тропическаго пояса, такъ что главный доходъ получается отъ продажи рогатаго скота. Его не легко, однако, пригнать въ Нумэю. Такой прогонъ, по словамъ хозяина, совершается, въ теченіе трехъ или четырехъ недѣль, причемъ по пути приходится нѣсколько разъ переправлять весь гуртъ вплавь черезъ рѣки. Владѣлецъ станціи вноситъ правительству ренту по три франка за гектаръ. Лишь по истеченіи 24 лѣтъ онъ будетъ окончательно введенъ во владѣніе землей. Участки въ Новой Каледоніи отчуждаются правительствомъ различными путями. Нѣкоторые продаются съ аукціона, другіе по добровольной сдѣлкѣ съ покупателемъ, а иногда отдаются въ долгосрочную аренду. Военные чины, вышедшіе по истеченіи ихъ служебнаго срока въ отставку и желающіе поселиться въ колоніи, имѣютъ право на даровой участокъ земли въ размѣрѣ отъ 15 до 75 гектаровъ, смотря по чину.
Не такъ еще давно Новая Каледонія изобиловала сандальнымъ деревомъ. Но его истребляли для вывоза безъ всякой пощады, такъ что въ настоящее время оно встрѣчается въ лѣсахъ лишь въ видѣ мелкой поросли. За то кокосовая пальма все еще составляетъ немаловажный источникъ доходовъ. Изъ волоконъ кокосовыхъ орѣховъ изготовляются канаты, а изъ ядра добывается масло, составляющее довольно важный предметъ внѣшней торговли. Много кокосовъ вывозится также цѣликомъ въ Англію. На нѣкоторыхъ фермахъ воздѣлывается еще маніокъ, изъ корня котораго получается тапіока. Кофейное деревцо мало воздѣлывается, главнымъ образомъ, оттого, что оно требуетъ затраты значительнаго капитала, такъ какъ доходъ съ него получается только по истеченіи трехъ лѣтъ послѣ посадки. Самымъ доходнымъ растеніемъ фермеры считаютъ сахарный тростникъ, еслибъ только онъ не былъ истребляемъ саранчею. Послѣдняя, впрочемъ, не трогаетъ ароматичныхъ растеній вродѣ кофе и табаку. До какой степени она размножается на островѣ, въ этомъ я воочію убѣдился, когда посѣтилъ миссіонерную станцію Санъ-Люи.
Выѣхавъ для этого утромъ въ почтовой каретѣ по извѣстному уже намъ шоссе, я верстахъ въ шести отъ Нумэи покинулъ экипажъ и своротилъ вправо по дорогѣ, пролегающей къ востоку. Недалеко отъ поворота черезъ протекающую здѣсь рѣчку перекинутъ хорошій деревянный мостъ, по которому окружающая его мѣстность получила прозвище "моста французовъ" (Pont des Franèais). Близъ рѣчки находится ферма съ большимъ садомъ, изобилующимъ апельсинными деревьями. Миновавъ ее и поднявшись на противуположный берегъ потока, я вскорѣ очутился въ лѣсу, гдѣ по воздуху густыми тучами носилась саранча, то и дѣло ударяясь о мою шляпу и попадая въ лицо. Чтобы избавиться отъ такихъ непріятныхъ налетовъ, я нашелся, наконецъ, вынужденнымъ распустить зонтикъ, и сталъ подвигаться впередъ, держа его передъ собою. Ударяясь о зонтикъ, насѣкомыя производили грохотъ, словно по немъ били крупныя градины. Но вотъ, вдали показался густой дымъ: тамъ чернокожіе выжигали лѣса, готовя почву подъ пашню. Туземцы подрубали топорами полусгорѣвшіе пни. Избѣгая, повидимому, дыма, саранча въ этомъ мѣстѣ подымалась выше стоячаго лѣса. Къ сожалѣнію, это продолжалось недолго. Миновавъ пылавшій по обѣ стороны лѣсъ, я вышелъ на открытую поляну и опять пришлось зонтикомъ защищаться отъ саранчи. Наконецъ, показалось селеніе, а на плоской вершинѣ холма бѣлѣла церковь миссіонеровъ.
Дорога къ ней шла аллеей, состоящей изъ кокосовыхъ пальмъ и банановъ. Поднявшись на возвышенную площадь, я увидѣлъ на просторномъ дворѣ толпу чернокожихъ мальчугановъ, весело игравшихъ въ мячъ, а на верандѣ одноэтажнаго довольно обширнаго дома меня привѣтливо встрѣтилъ самъ настоятель. Отрекомендовавшись ему, я попросилъ позволенія осмотрѣть станцію. Священникъ въ отвѣтъ предложилъ свои услуги и тотчасъ же повелъ меня осматривать принадлежащія къ его миссіи заведенія. Прежде всего, мы пошли въ находящійся тутъ лѣсопильный заводъ, приводимый въ движеніе паровою машиною. На заводѣ изъ отличнаго мѣстнаго лѣса изготовляются доски и брусья для построекъ и разныхъ подѣлокъ. Эти предметы отвозятся въ Нумэю и сбываются тамъ за хорошую цѣну. Тутъ же рядомъ стоитъ хорошо устроенный сахарный заводъ, а возлѣ него въ особомъ отдѣленіи приготовляется коньякъ. На плантаціи въ работу употребляются живущіе въ селеніи при миссіи туземцы, обращенные въ христіанство. Они получаютъ за трудъ умѣренную плату. Такимъ образомъ, миссіонеры не только ведутъ выгодное хозяйство, поддерживая миссію собственными доходами, но, сверхъ того, имъ удалось также, при умѣньи обращаться съ дикарями, пріучить послѣднихъ къ работѣ по найму.
Болѣе всего интересовала меня здѣшняя школа для дѣтей туземцевъ. Близъ церкви стоитъ двухъетажное зданіе, въ которое и ввелъ меня настоятель. Насъ встрѣтилъ добродушный патеръ, наставникъ туземнаго молодаго поколѣнія. Классныя, спальни и вообще всѣ помѣщенія довольно обширной школы содержатся въ образцовомъ порядкѣ. Чернокожихъ мальчиковъ обучаютъ тутъ всему, что преподается обыкновенно во французскихъ первоначальныхъ школахъ, т.-е. чтенію, письму, счету, немного географіи и исторіи, причемъ всѣ предметы проходятся, конечно, на французскомъ языкѣ. Надо замѣтить, что дикари, обитающіе на посѣщаемыхъ европейцами островахъ Тихаго океана, не исключая даже Новой Каледоніи, говорятъ большею частію по-англійски, сильно коверкая слова. Изъ нихъ слѣдуетъ исключить только туземцевъ, обучавшихся у французскихъ миссіонеровъ. Эти туземцы не только говорятъ по-французски, но и знакомы -- со словъ учителя, разумѣется -- больше съ географіей и исторіей Франціи, чѣмъ съ своимъ роднимъ островомъ. Въ классѣ, между прочимъ, для изученія географіи висѣла на стѣнѣ единственная большая карта Франціи. Когда я показалъ учителю бывшую при мнѣ подробную, недавно только вышедшую въ Нумэѣ карту Новой Каледоніи, то онъ очень удивился, вовсе не подозрѣвая о существованіи подобной карты.
Разговорившись съ миссіонерами, я полюбопытствовалъ узнать, наростаетъ ли населеніе дикарей, живущихъ въ ихъ миссіи? Настоятель въ отвѣтъ передалъ мнѣ, что у нихъ младенцы рѣдко доживаютъ до перваго года. По словамъ его, у иной матери бываетъ по десяти дѣтей, и едва одно изъ нихъ остается въ живыхъ. Вслѣдствіе чего, несмотря на всѣ заботы миссіонеровъ, населеніе изъ года въ годъ сильно убываетъ. Но о причинѣ такой убыли патеры ничего не могли сказать.
Окончивъ обходъ по заведеніямъ миссіи, я простился съ радушными хозяевами ея и пошелъ въ находящееся вблизи селеніе туземцевъ. Спустившись по дорожкѣ, проложенной зигзагомъ по крутому скату, я перешелъ по перекинутому для пѣшеходовъ носту черезъ ручей и -- передо мною предстала восхитительная идиллія! Площадь, на которой расположилось селеніе туземцевъ, перерѣзана нѣсколькими правильными, краснымъ пескомъ усыпанными дорожками. По обѣ стороны каждой изъ нихъ стоятъ хижины, напоминающія по наружности мазанки въ нашей Малороссіи: онѣ такой же почти величины и также выбѣлены, но только крыты, вмѣсто очерета, пальмовымъ листомъ. Каждая хижина окружена садикомъ съ бананами и кокосовыми пальмами, осѣняющими своими перистыми листьями уютныя жилища. Сидѣвшіе передъ ними на луговинѣ туземцы, радушно улыбаясь, отвѣчали на мои привѣтствія. Они, какъ слѣдуетъ по строгимъ правиламъ приличія, были одѣты большею частью въ полосатыя блузы и штаны. Само собою разумѣется, что и въ домашнемъ обиходѣ ихъ почти ничего не осталось отъ ихъ прежняго дикаго состоянія: первобытнаго свойства посудины замѣнены болѣе удобною утварью, употребляемою цивилизованными націями. Люди живутъ здѣсь, можно сказать, въ полномъ довольствѣ, и, въ виду окружающей ихъ пышной растительности, при благодатномъ раствореніи теплаго воздуха, всякому постороннему посѣтителю должно казаться, что здѣшнимъ обитателямъ для полнаго счастія нечего болѣе желать. Если же, вступивъ въ разговоръ съ туземцами, спросишь ихъ, довольны ли они своимъ настоящимъ положеніемъ, то каждый изъ нихъ, не обинуясь, отвѣтитъ, что не захотѣлъ бы нромѣнять его на прежнюю, дикую жизнь.
Но отчего же при всей столь благодатной обстановкѣ вымираютъ ихъ дѣти? Отчего племя, поставленное въ болѣе счастливыя условія жизни, не оставляетъ по себѣ счастливаго поколѣнія? Когда вглядишься внимательнѣе въ лица этихъ на первый взглядъ довольныхъ дикарей,-- въ лица, утратившія свойственное туземнымъ, неподчинившимся еще цивилизаціи, племенамъ выраженіе чуть ли не звѣрской дикости, то невольно напрашивается другой вопросъ: отчего сквозь ихъ привѣтливыя улыбки проглядываетъ какое-то тоскливое выраженіе? Отчего глаза ихъ не встрѣчаются добрымъ взоромъ съ вашимъ, устремленнымъ на нихъ любопытнымъ взглядомъ, а, напротивъ, смотрятъ какъ бы безсознательно-уныло въ неопредѣленное пространство? Предчувствуютъ ли дикари неминуемую гибель своего племени? Но какое дѣло этимъ едва вышедшимъ изъ дикаго, изъ первобытнаго состоянія, беззаботнымъ дѣтямъ природы до того, будетъ ли процвѣтать или погибнетъ ихъ отдаленное потомство! Здѣшніе туземцы еще далеко не настолько развиты, чтобы ихъ могло омрачать подобное предчувствіе о дальнемъ будущемъ. Что же значатъ эти смутно-тоскливые взоры ихъ? На всѣ подобные вопросы находимъ только одинъ отвѣтъ: дикарей этихъ гложетъ тоска по волѣ.
Правда, живущіе при миссіи туземцы отнюдь не лишены свободы: миссіонеры никогда не прибѣгаютъ, да и не могутъ прибѣгать къ физическимъ насиліямъ, пріобщая своихъ прозелитовъ къ благамъ цивилизаціи. Каждому изъ здѣшнихъ обывателей открытъ путь на всѣ четыре стороны. Отчего же, казалось бы, не воспользоваться имъ свободой и не возвратиться къ прежней, не знавшей никакихъ стѣсненій жизни на полной волѣ? Это легко сказать, но не такъ-то легко выполнить, особенно въ ограниченныхъ предѣлахъ небольшаго острова. Еслибъ здѣсь, въ Новой Каледоніи, туземецъ задумалъ воспользоваться свободой и, отдѣлившись отъ своихъ собратій въ миссіи, пустился въ лѣсистыя горы, то онъ наткнулся бы какъ разъ на чуждое ему племя и, навѣрное, былъ бы съѣденъ. А потому онъ по неволѣ остается при миссіи. Въ этомъ отношеніи, надо отдать имъ справедливость, миссіонеры ведутъ свое дѣло весьма искусно: одаривая сначала дикарей разными пріятными для нихъ предметами, они, такъ сказать, завлекаютъ туземцевъ исподволь въ сѣти цивилизаціи и, опутавъ ими беззаботныхъ людей, окончательно лишаютъ ихъ возможности возвратиться къ прежней вольной, дикой жизни. Дѣло въ томъ, что, въ порывѣ филантропическихъ замысловъ, миссіонеры вовсе не сообразуются съ характеромъ и потребностями туземцевъ, и съ искреннимъ желаніемъ облагодѣтельствовать послѣднихъ, они во что бы то ни стало хотятъ сдѣлать ихъ счастливыми на свой ладъ, примѣняя къ нимъ мѣрило зрѣлаго цивилизованнаго человѣка, упуская, притомъ, изъ виду, что какъ всякая особь, такъ точно и племя въ извѣстномъ возрастѣ постигаетъ счастіе только по своему, сообразно съ извѣстною степенью его развитія. Лишившись средствъ удовлетворять своимъ естественнымъ побужденіямъ, какъ особь, такъ и племя вымираетъ медленною смертью. Такъ и несомнѣнныя удобства,и наружное довольство, которыми облагодѣтельствованы дикари, въ концѣ-концовъ, ведутъ въ окончательной ихъ гибели. И память объ исчезнувшихъ племенахъ сохранится развѣ въ интересныхъ, но сухихъ изслѣдованіяхъ ученыхъ этнографовъ.
Съ такими впечатлѣніями, вынесенными изъ поселенія отчасти цивилизованныхъ дикарей, я воротился въ Нумэю, гдѣ семафоръ извѣщалъ уже жителей о прибытіи парохода изъ Сиднея. За неимѣніемъ иныхъ средствъ сообщенія, мнѣ пришлось возвратиться въ Австралію, съ тѣмъ, чтобы оттуда уже посѣтить другіе острова Океаніи.
"Русская Мысль", No 6, 1884