Тридцать четыре года царствования Екатерины II, царствования мудраго, благотворнаго, великодушнаго, всегда обдуманнаго, всегда кроткаго, постоянно милосердаго, приучило все умы к постоянно плавному ходу общественной жизни: не было скачков, переломов, перемен, отмен; все и каждый знал свое дело и был совершенно уверен и спокоен, что делает не ошибочно, не страшась подъисков, действовал решительно и безбоязненно всякой ответственности. Справедливо сказал Нелединский-Мелецкий в одном из своих стихотворений: „Правление умы заводит, последний раб царю вслед ходит; коль пьяницы султаны, тогда имам, купец, солдат все—пьяны!"
Екатерина сказала в грамоте, дарованной дворянству: „отныне да не накажется никогда на теле дворянин российский".
Наследовавший ей Павел Петрович не хотел продолжать самодержавствовать по стопам ея, избрал себе примером Петра I-го и начал подражать просветителю народа русскаго, да в чем?—начал бить дворян палкою.
Петр присутствовал в Сенате, по крайней мере, два раза в неделю, Павел ноги в Сенат не поставил, не знал, как дверь отворяется в храм верховнаго судилища; общее собрание Правительствующаго Сената называл Овчим Собранием.
Лишь только поднял Павел Петрович палку на дворян, все, что имело власть и окружало его в Гатчине, начало бить дворян палками. Дворянская грамота, как и учреждение об управлении губерний, лежали в золотом ковчеге на присутственном столе Правительствующаго Сената, не быв уничтоженными, но неприкосновенными, как под спудом.
Несправедливо обвиняют Екатерину в том, что она, видев запальчивый до изступления характер сына, опрометчивость, не дававшую в нем места здравому разсудку, наклонность его, можно сказать—и более нежели наклонность, к жестоким наказаниям, разрушающим человека, не подумала благовременно сделать распоряжение о наследии самодержавства, не передала его внуку своему, великому князю Александру, старшему сыну сына своего.
Но вот вопрос, подлежащий к разрешению: Екатерина при вступлении на всероссийский трон объявила манифестом народу русскому и во всей Европе, что восприняла бразды правления и будет царствовать только до совершеннолетия сына ея. Если бы сын ея был одарен хотя посредственными способностями к ношению на раменах своих бремя правления царскаго, Екатерина не могла бы безпрепятственно царствовать 34 года. Зависть Европы к блистательной ея славе, постепенно укрепляющемуся величию и могуществу государства, страшнаго всей вселенной, не оставила бы прямаго наследника без преподания ему советов и изъявления готовности на содействие, нет! никто сего испытания не решился предпринять, сколь оно ни представлялось выгодным для завидующих, ибо всякая смута в Poccии препинала бы путь к славе, величию и могуществу державы Русской.
Напротив, король и философ великий Фридрих II, в наставлениях наследникам своим, постановил непреложным правилом, обращать всегда взор на Север и всегда согласоваться с предприятиями мудрой повелительницы его.
Иосиф II, император, по тогдашнему именовавшийся римский, о котором думали много, но который сделал мало, т. е. много начал и ничего не кончил, в бытность свою в Петербурге, путешествуя под именем капитана Вейс или Фалк— не помню, обращался с в. кн. наследником с соблюдением строгаго придворнаго этикета; тот-же Иосиф, посетив Екатерину во время ея путешествия в Херсон и Тавриду, обращался с кн. Г. А. Потемкиным-Таврическим, как школьный товарищ. Потемкин принимал Иосифа, лежа в постеле; можно заключить, что Фридерик и Иосиф, во всяком случае, были готовы поддержать владычество Екатерины.
Говорили, и утвердительно, при вступлении на трон императора Павла, что духовное завезание действительно было Екатериною написано и вверено в хранение кабинет-министру графу Безбородко, которым Екатерина назначала преемником престола велик. князя Александра, родителя-же его, в. князя Павла, назначала быть генералиссимусом всех войск. Если первое назначение и действительно было определено духовным завещанием, то второму нельзя дать веры.
Екатерина более и лучше нежели кто либо знала, что могущество, власть, слава, крепость и существование власти опирается на войско. Возможно-ли поверить, чтобы столь мудрая и прозорливая государыня, каковою весь свет признавал Екатерину; передавая Александру венец и державу, в то-же время отнимала у него могущество и крепость самодержавия назначением главным повелителем войск устраненнаго от наследия великаго князя, прямого законнаго наследника и родителя, назначеннаго ею на царство! Это неимоверно.
Разсказывали, что лукавый малоросс Безбородко, немедленно по прибытии великаго князя из Гатчины, поднес его высочеству вверенное хранению его духовное завещание. Великий князь, приняв от Безбородко духовную, изорвал и бросил в камин. Если это справедливо, то должно согласиться, что Безбородко поступил как высокий ум государственнаго правления!!
При коронации в Москве, Павел пожаловал графу Безбородко 15 или 20 тыс. душ крестьян. Безбородко, за пять месяцев службы императору, получил награждения во сто раз более, сколько был награжден императрицею за все время служения при лице ея величества!