Прошло еще два дня. Случилось так, что никто у нас в доме часов не хватился. У отца вышла какая-то крупная; неприятность с одним из его доверителей: ему было не до меня и не до моих часов. Зато я беспрестанно думал о них! Даже одобрение... предполагаемое одобрение Давыда меня не слишком утешало. Он же ничем особенно его не выказывал: всего только раз сказал-и то вскользь, что не ждал от меня такой удали. Решительно: пожертвование мое приходи лось мне в убыток, оно не уравновешивалось тем удовольствием, которое Мое самолюбие мне доставляло.
А тут еще, как нарочно, подвернись другой знакомый нам гимназист, сын городского доктора,- и начни хвастаться новыми, и не серебряными, а томпаковыми часами, которые подарила ему его бабушка...
Я не вытерпел наконец - и, тихомолком выскользнув из дому, принялся отыскивать того самого нищего мальчика, которому я отдал свои часы.
Я скоро нашел его: он с другими мальчиками играл у церковной паперти в бабки. Я отозвал его в сторону и, задыхаясь и путаясь в речах, сказал ему, что мои родные гневаются на меня за то, что я отдал часы,- и что если он согласится мне их возвратить, то я ему с охотой заплачу за них деньгами... Я, на всякий случай, взял с собою старинный елизаветинский рубль, весь мой наличный капитал.
- Да у меня их нету-ти, часов-то ваших,- отвечал мальчик сердитым и плаксивым голосом,- батька мой увидал их у меня да отнял; еще пороть меня собирался. Ты их, говорит, должно, украл где-нибудь-какой дурак тебя часами дарить станет?
- А кто твой отец?
- Мой отец? Трофимыч.
- Да кто он такой? Какое его занятие?
- Он-солдат отставной, сражант. А занятия у него никакого нету. Старые башмаки чинит, подметки строчает. Вот и все его занятие. Тем и живет.
- Где ваша квартира? Сведи меня к нему.
- И то сведу. Вы ему скажите, батьке-то, что вы мне часы подарили. А то он меня все попрекает. Вор да вор! И мать туда же: в кого, мол, ты вором уродился?
Мы с мальчиком отправились на его квартиру. Она помещалась в курной избушке на заднем дворе давным-давно сгоревшей и не отстроенной фабрики. И Трофимыча, и жену его мы застали дома. Отставной "сражант" был высокого роста старик, жилистый и прямой, с желто-седыми бакенами, небритым подбородком и целой сетью морщин на щеках и на лбу. Жена его казалась старше его: красные ее глазки уныло моргали и ежились посреди болезненно-припухлого лица. На обоих висели какие-то темные лохмотья вместо одежды.
Я объяснил Трофимычу, в чем было дело и зачем я пришел. Он выслушал меня молча, ни разу не смигнув и не спуская с меня своего тупого и напряженного-прямо солдатского взгляда.'
- Баловство! - промолвил он наконец хриплым, беззубым басом.- Разве так благородные господа поступают? А коли если Петька точно часы не украл-так за это ему- ррраз! Не балуй с барчуками! А украл бы-так я б его не так! Рраз! рраз! рраз! Фуктелями, по-калегвардски! чего смотреть-то? Что за притча? Ась?! Шпонтонами их! Вот так история?! Тьфу!
Это последнее восклицание Трофимыч произнес фальцетом. Он, очевидно, недоумевал.
- Если вы хотите возвратить мне часы,- пояснил я ему... я не смел его "тыкать", даром что он был простой солдат... - то я вам с удовольствием заплачу... вот этот рубль. Больше они, я полагаю, не стоят.
- Ннну! - проворчал Трофимыч, не переставая недоумевать и по старой памяти поедая меня глазами, словно я был начальник какой.-Эко дело-а?-Ну-кося, раскуси его!.. Ульяна, молчи!-окрысился он на жену, которая разинула было рот.- Вот часы,- прибавил он, раскрывая ящик стола,- коли они ваши точно - извольте получить; а рубль-то за что? Ась?
- Бери рубль, Трофимыч, беспутный,-завопила жена.- Из ума выжил, старый! Алтына за душой нет, а туда же, важничает! Косу тебе напрасно только отрубили, а то-та же баба! Как так-ничего не знамши... Бери деньги, коли уж часы отдавать вздумал!
- Ульяна, молчи, паскудница! - повторил Трофимыч.- Где это видано-разговаривать? А? Муж-глава; а она- разговаривать? Петька, не шевелись, убью!.. Вот часы!
Трофимыч протянул ко мне часы, но не выпускал их из пальцев.
Он задумался, потупился, потом уставил на меня тот же пристально-тупой взор-да вдруг как гаркнет во всю глотку:
- А где же он? Рубль-то где?
- Вот он, вот,- поспешно промолвил я и выхватил монету из кармана.
Но он ее не брал и все смотрел на меня. Я положил рубль на стол. Он вдруг смахнул его в ящик, швырнул мне часы и, повернувшись налево кругом и сильно топнув ногою, прошипел на жену и на сына:
- Вон, сволочь!
Ульяна что-то залепетала - но я уже выскочил на двор, на улицу. Засунув часы в самую глубь кармана и крепко стискивая их рукою, я примчался домой.