Егор так задумался, что столкнулся с мальчуганом, шедшим ему навстречу. Громкие рыдания мальчика сразу прервали его думы.
— Чего ты гудишь, как паровоз? Я же не сильно толкнул тебя, — сказал Егор, не терпевший плакс.
Но мальчик плакал навзрыд. Все его маленькое тело содрогалось от рыданий. Он тер кулаком глаза и, сам того не замечая, растирал грязь по щекам.
— В чем дело? — примирительно спросил Егор, поняв, что мальчик плачет не от толчка.
Но тот, уловив нотку сочувствия в его голосе, заплакал еще громче.
— Хлопец, а ревешь, как белуга!
— Белуги не ревут, они рыбы, а я деньги потерял, — наконец вымолвил мальчик.
— Искать надо, а не плакать.
— Я искал… а Степка подошел, услышал, что я потерял, и смеется. «Врешь ты все, говорит, сам истратил на конфеты и притворяешься! Вот пойду, говорит, и расскажу, что сам видел, как ты конфеты ел…»
— Ну и брат у тебя! — посочувствовал Егор.
— Он не брат — Степка Пханов, — невразумительно ответил мальчик.
— Ты вот что, орел, — сказал Егор: — плакать перестань, а расскажи толком.
— Я не орел, я Толя!
Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, Толя рассказал, что он потерял последние деньги. Его, как сироту, из дома для эвакуированных ленинградских детей взяла тетя Глаша. Она очень хорошая, он у нее как сын родной. Вчера она купила ему ботинки на рынке, дорого заплатила, и у них до получки осталось только сто рублей. Тетя Глаша послала его с последней сторублевкой в магазин за продуктами. Он эту сторублевку потерял. А Степка еще врет…
— Так ты из Ленинграда! — радостно воскликнул Егор, чувствовавший себя очень одиноким в этом чужом городе.
— Из Ленинграда.
Егору было и радостно от встречи с земляком и жалко этого обиженного мальчугана. Хотелось помочь мальчику, но как? Он засунул руки в карманы, ощупал шелестящие бумажки… Мелочь! Эх, была бы у него тысяча рублей! Есть, правда, сотня в левом кармане гимнастерки, так это «НЗ» — неприкосновенный запас на случай беды.
— А если мы поищем еще? — предложил Егор.
— Нет, нет. Их Степка нашел и взял.
— Пойдем заставим его отдать, — сказал Егор.
— Что ты! Он сын Мустафы Пханова. Он знаешь какой! Он уже год, как бросил учиться в шестом классе. Он большой. Он хвастался Топсу, что у родного отца потихоньку тащит деньги из кармана. Если Степка нашел, то ни за что не сознается… А сам грозится: «Все узнают, как ты у Глафиры Николаевны деньги украл». А я их не крал… — Слезы снова покатились по щекам мальчика. — «Воров, говорит, учить надо. Не принесешь — отправят тебя в исправительный дом для малолетних преступников…»
Егор смотрел в огромные карие глаза мальчика, и столько было в них горя, незаслуженной обиды и беспомощности, что Егор мгновенно вынул из кармана деньги.
— Вот твои деньги, — сказал юный фронтовик и протянул свою последнюю сторублевку.
— Ну! — как вздох облегчения, вырвалось у мальчугана.
Он порывисто схватил деньги, разгладил свернутую вчетверо смятую сторублевку, развернул ее, осмотрел с обеих сторон и дрожащей рукой протянул деньги Егору обратно.
— Это не те, — еле слышно прошептал он: — на тех в углу чернильным карандашом было написано «сорок две тысячи».
Егор понял, что не так-то просто заставить честного мальчика даже в беде принять деньги, и ему еще сильнее захотелось помочь мальчику. Егор дружески хлопнул его по плечу и сказал с напускной грубостью:
— Брось меня разыгрывать! Значит, я твою только что разменял. Ты вот что: дают — бери, бьют — беги. Ну, чего на меня глаза пялишь? Что я, дурак, что ли, свои рубли всяким встречным-поперечным дарить? И вообще, раз старший приказывает, не рассуждай, а исполняй. А ну, суй деньги в карман! — И Егор схватил руку мальчика, зажал в ней сторублевку. — А теперь аллюр три креста — беги и покупай продукты.
Мальчик стоял, не спуская с Егора изумленного взгляда. Егору стало не по себе.
— А ну крой бегом, а то вот возьму и отберу назад деньги!
Мальчик молча протянул ему сторублевку.
— Спрячь! — сердито крикнул Егор. — И пошутить нельзя. Ну, кругом марш!
Мальчик вдруг покраснел, засмеялся и, поняв, что над ним не шутят, подскочил к Егору и крепко обнял его за шею. Егор смутился.
— А ну тебя! — вырываясь, с сердцем сказал он странно скрипучим голосом, потому что в горле у него запершило и сдавило.
Он махнул рукой и поспешно пошел вдоль улицы, потом вдруг обернулся и крикнул:
— А Степке Пханову скажи, что встретил своего земляка, ленинградца, бывалого фронтовика, и если Степка тебя пальцем тронет, ему непоздоровится!
В горле у Егора опять сжало, и он, резко повернувшись, зашагал дальше. Он брел неизвестно куда. За ним, понурив голову, брел Барс, всегда послушный и верный друг. А сзади стоял худенький тринадцатилетний мальчик с сияющим взглядом широко открытых карих глаз. Сжимая в руке сторублевку, он смотрел вслед Егору, и крупные слезы текли по его щекам, но это уже не были слезы горя.