Байрон

(Отрывок «Из Цедлица»)

Войди со мной — пуста сия обитель,

Сего жилища одичали боги,

Давно остыл алтарь их — и без смены

На страже здесь молчанье. На пороге

Не встретит нас с приветствием служитель,

На голос наш откликнутся лишь стены.

Зачем, о сын Камены

Любимейший, — ты, наделенный даром

Неугасимо-пламенного слова,

Зачем бежал ты собственного крова,

Зачем ты изменил отцовским ларам?

Ах, и куда, безвременно почивший,

Умчал тебя сей вихрь, тебя носивший!

Так некогда здесь был жилец могучий,

Здесь песнями дышал он — и дыханье

Не ветерка в черемухе душистой

Казалося игривое журчанье, —

Нет, песнь его грозней гремящей тучи,

Как божий гнев, то мрачный, то огнистый,

Неслась по тверди мглистой, —

Вдруг над зеленой нивой или садом

Невыцветшим заклепы расторгала,

И мрак, и лед, и пламень извергала,

Огнем палила, бороздила градом, —

Местами лишь, где туча разрывалась,

Лазурь небес прелестно улыбалась!

Духов, гласят, неистовое пенье

Внимающих безумьем поражало, —

Так и его, как неземная сила,

Все пропасти душевные взрывало,

На самом дне будило преступленье,

Дыханье замирало, сердце ныло,

И нечто грудь теснило,

Как бы кругом воздушный слой, редея,

Земную кровь сосал из нашей жилы,

И нам, в борьбе, недоставало силы

Стряхнуть с себя господство чародея,

Пока он сам, как бы для посмеянья,

Своим жезлом не рушил обаянья!

И мудрено ль, что память о высоком

Невольной грустью душу осенила!..

Не лебедем ты создан был судьбою,

Купающим в волне румяной крыла,

Когда закат пылает над потоком

И он плывет, любуясь сам собою,

Между двойной зарею, —

Ты был орел — и со скалы родимой,

Где свил гнездо — и в нем, как в колыбели,

Тебя качали бури и метели,

Во глубь небес нырял, неутомимый,

Над морем и землей парил высоко,

Но трупов лишь твое искало око!..

Злосчастный дух! Как в зареве пожара

Твое кроваво-тусклое зерцало,

Блестящее в роскошном, свежем цвете,

И мир и жизнь так дико отражало!..

С печатью на челе святого дара

И скиптром власти в неземном совете

Любил ты в мутном свете

Земную жизнь виденьями тревожить!..

В тебе самом, как бы в иносказанье,

Для нас воскресло грозное преданье, —

Но распознать наш взор тебя не может —

Титан ли ты, чье сердце снедью врана,

Иль сам ты вран, терзающий титана!..

Своих отцов покинул он обитель,

Где тени их скитаются безмолвны,

Где милые осталися залоги, —

И как весь день метет крылами волны

Морская птица, скал пустынных житель, —

Так и ему по жизненной дороге

Пройти судили боги,

Нигде не встретив мирной, светлой кущи! —

И тщетно он, в борьбе с людьми, с собою,

Рвался схватить земное счастье с бою.

Над ним был Рок, враждебный, всемогущий!

Всходил за ним на снежные вершины,

Спускался в дол, переплывал пучины!..

То мчится бард, беглец родного края,

Навстречу солнца, по стихии бурной,

Где Лиссабон, на жарком небе рдея,

Златым венцом объял залив лазурный, —

Там, где земля горит, благоухая,

И где плоды, на пыльных ветвях зрея,

Душистей и свежее, —

Тебя потом он огласил приветом,

Страна любви, геройства, приключений,

Где и поднесь их сладкопевный гений

Как бы волшебным обвевает светом

Узорчатой Альгамбры колоннады

Иль рощи благовонные Гренады!

То совершитель тризны благочестной,

Теней погибших окруженный роем,

Равнину ту обходит он с тоскою,

Где жребий мира выпал славным боем,

Где был судим сей страшный суд железный!..

Сия земля, клейменная судьбою,

Под чуткою стопою

Дрожит еще невольно и поныне,

Как тундра крови, — здесь, в мученьях страшных,

Притоптаны ряды сердец отважных,

И слоем лег их пепел по равнине, —

Враждебные, они затихли вместе,

Те с жаждою, те в упоенье мести!..

Но дале бард — и видит пред собою

Гроздоносящий вечно-юный Рейн, —

И там и сям, на выси виноградной,

Мелькает замок, и поднесь обвеян

Волшебной былью, мглисто-золотою!..

И вот, вдали, сияющий и хладный,

Возник титан громадный —

Швейцария!.. Там мир как за оградой;

Звучит рожок, поют вольней потоки,

В горах, как в чаше, озера глубоки,

Свет на холмах, в долинах тень с прохладой

И надо всем вершины ледяные,

То бледные, то огненно-живые!..

Потом с высот, где, разлучаясь, воды

В широкие, полдневные равнины,

Как бы на пир, стремят свое теченье,

Отколь не раз, как льдистые лавины,

Полночные срывалися народы, —

В Италию, — родимое владенье,

Он сводит вдохновенье —

Небесный дух сей край чудес обходит,

Высокий лавр и темный мирт колышет,

Под сводами чертогов светлых дышит,

С цветущих персей запах роз уводит

И шевелит прозрачной пеленою

Над дремлющей в руинах стариною!..

Но на Восток цветущий и пустынный

Влекло певца всесильное пристрастье,

В любимый край его воображенья!..

Сей мир насильства, лени, сладострастья

Он зрел еще перед его кончиной —

Где обнялись в роскошном запустенье

И жизнь и разрушенье,

И дружески цвели в вечернем свете

Вершины гор, где жил разбой веселый,

Там, за скалой, пирата парус белый,

Здесь рог луны, горящий на мечети,

И чистые остатки Парфенона

На девственном румянце небосклона.

Но ты расторг союз сего творенья,

Дух вольности, бессмертная стихия!

И бой вспылал Отчаяния с Силой!..

Кровь полилась, как воды ключевые,

В ночи земля пила их без зазренья,

Лишь зарево, как светоч над могилой,

Горе над ней светило, —

И скоро ли — то провиденье знает —

Взойдет заря и бурный мрак развеет!..

Но юный день с любовью да светлеет

На месте том, где дух певца витает,

Где в сумраке болезненной надежды

Сомкнула смерть его земные вежды!..

Певец угас пред жертвенником брани!..

Но песнь его нигде не умолкала, —

Хоть из груди, истерзанной страстями,

Она нередко кровью вытекала,

Волшебный жезл не выпадал из длани,

Но двигал он лишь адскими властями!..

В распре с небесами

Высокая божественность мученья

Была ему загадкою враждебной —

И, упиваясь чашею врачебной,

Отравы жаждал он, не исцеленья, —

Вперенные в подземный ужас очи

Он отвращал от звездной славы ночи!..

Таков он был, могучий, величавый,

Восторженный хулитель мирозданья!..

Но зависти ль удел его достоин?..

Родительским добром существованья

Он приобрел даруемое славой!

Но был ли он сим демоном присвоен,

Иль счастлив, иль спокоен?

Сиянье звезд, денницы луч веселый

Души его, где вихри бушевали,

Лишь изредка угрюмость провевали.

Он стихнул днесь, вулкан перегорелый.

И позднее бессмертия светило

С ночных небес глядит в него уныло…