Той же ночью, в половине десятого, машина Дика остановилась у обочины дороги, в полумиле от Галлоуз-Коттедж. Выключив свет, Дик сидел, ожидая прибытия полицейского автомобиля. Он услышал шум мотора задолго до того, как увидел свет передних фар и, запустив двигатель, ждал, когда полицейские проедут мимо, чтобы устремиться за ними. Головная машина замедлила ход и резко свернула на подъездную дорогу; машина Дика следовала за ней почти вплотную. В свете передних фар Дик рассмотрел, что яма под живой изгородью зарыта.
Передняя машина наехала на густую изгородь там, где дорожка поворачивала к дому, и двигатель даже взвизгнул, когда машина соскользнула в глубокую канавку, прорытую сразу же под живой изгородью.
Галлоуз-Коттедж был погружен в темноту, как и во время предыдущего посещения его Диком. Когда Дик подошел к Сниду, инспектор стучал в дверь и трое из полудюжины полицейских, прибывших на машине, направились к заднему фасаду здания.
На стук ответили быстро. Над дверью появился свет, и сама дверь резко отворилась. Сталлетти был так же бледен и мрачен, как и ранее. Эксцентричная и зловещая фигура. Его испачканные руки поглаживали длинную черную бороду, пока Снид в нескольких словах объяснял причину визита.
— Ода, я вас знаю, — сказал хозяин так, будто его не взволновало присутствие наряда полиции. — Вы — Снид, а ваш друг, стоящий сзади, тот джентльмен, который остался без бензина как-то ночью. Какая небрежность! Войдите, друзья мои, в этот храм науки!
С экстравагантным жестом гостеприимства он посторонился, и пять человек ввалилось в холл.
— Моя гостиная! Полагаю, вы захотите ее посмотреть, — сказал Сталлетти и бросился открывать дверь в комнату, в которой ранее принимал Дика.
— Я хотел бы посмотреть вашу рабочую комнату, — сказал Снид и хозяин повел их в заднюю часть дома. — Нет, не ту, что здесь, а ту, что наверху!
Сталлетти пожал плечами, секунду поколебался, затем повел их вверх по непокрытой ковром лестнице. В конце ее была комнатка, дверь которой он оставил открытой, когда вошел. Меньший пролет вел к широкой лестничной площадке, на которую выходило три двери. Дик и Снид вошли в комнату слева. Это была бедно меблированная комната: старая раскладушка в углу, побитый и мрачный умывальник, одна ножка которого была сломана и подремонтирована, и глубокое старое кресло — вот и вся мебель.
Следующая комната была, очевидно, кабинетом и спальней Сталлетти. Здесь мебели было с избытком и она была расставлена с таком беспорядке, что это не поддавалось описанию. В углу, у окна, стоял высокий стальной сейф. Сталлетти открыл его с таинственной улыбкой.
— Желаете осмотреть ящики? — с сарказмом спросил он.
Снид не ответил. Он заглянул под кровать, открыл бюро, приказал хозяину открыть буфет и переключил свое внимание на третью комнату, которая тоже была спальней с двумя кроватями, если так можно было назвать кучу старых пледов в каждом углу.
— О-о-о! Вы, кажется, сбиты с толку, мой дорогой Снид, — произнес Сталлетти, когда они спускались вниз. — Вы ожидали найти здесь ого-нибудь из ваших маленьких мальчиков? Вы, наверное, сказали себе: «Ах, этот Сталлетти опять взялся за свои штучки и снова пытается создать большого сильного человека из слабого маленького существа, которое дорастает лишь до того, чтобы курить сигареты и изучать алгебру…» А?
— Ты что-то слишком разговорчив, Сталлетти!
— А почему бы и нет? — спросил весело итальянец. — У меня так редко бывает такая компания! Представьте себе, друг мой, что я иногда не разговариваю неделями и даже не слышу человеческого голоса. Я живу экономно: нет нужды готовить пищу, поскольку я ем сырые продукты, что вполне естественно для плотоядных. Я слышал, как ваш автомобиль проезжал мимо, и в нем сидели плоскогрудый коротыш с сигаретой им недоброжелательно настроенная женщина, запланировавшая вероломство, и я был еще больше рад оттого, что я — молчаливый плотоядный. Вот моя лаборатория!
Он открыл дверь в задней части дома и показал длинную комнату, которая, очевидно, была встроена еще до постройки коттеджа. В комнате стоял длинный стол, заваленный бумагами и книгами на всех иностранных языках. Две полки на одной из стен комнаты были заставлены баночками и пузырьками, среди которых нельзя было найти и двух похожих (Дик заметил бутылку из-под содовой, наполовину заполненную красной жидкостью и закрытую пробкой из ваты); лавка была завалена записывающими устройствами, линейками, микроскопами разных размеров; старый, весь в пятнах, операционный стол; шкаф с хирургическими инструментами; до сотни пробирок; на столе лежала мертвая крыса, распластанная до лапок.
— Хотите посмотреть на забавы бедного ученого? — сказал Сталлетти. — Нет, нет, друг мой, — воскликнул он, когда Снид наклонился над столом, — крыса мертва! Я ни в коем случае не занимаюсь вивисекцией из-за ваших дурацких законов. Вам не дано понять, что за удовольствие получаешь от этого! Способны ли вы ощущать счастье от недельного изучения химических реакций?!
— Кто еще находится в доме, Сталлетти? — спросил Снид.
Профессор ухмыльнулся.
— Я живу один. Вы же видели сами. Сюда никто не приходит.
— Мистер Мартин слышал крик в ту ночь, когда заходил сюда.
— Ему послышалось, — холодно парировал Сталлетти.
— Кроме того, на него в аллее напал полуголый субъект. Это ему тоже показалось?
— Типичный случай, — сказал доктор, без всякого смущения глядя Сниду в глаза.
— Наверху спит кто-нибудь еще? Там четыре спальных места.
Желтое лицо расплылось в улыбке.
— Я никогда не теряю надежды, что ко мне зайдут друзья, но, увы… Они не приходят. Я одинок. Останьтесь здесь на неделю, месяц, и вы убедитесь сами. Оставьте одного из вас, дотошного офицера, пусть понаблюдает! Это будет не трудно — доказать мое одиночество!
— Хорошо, — произнес Снид после паузы и, повернувшись, вышел из дома.
Профессор постоял на крыльце и следил за машинами, пока они не скрылись, затем закрыл на задвижку тяжелую дверь и стал не спеша подниматься наверх, в свою комнату. Открыв ящик стола, вынул длинный хлыст и со свистом разрезал им воздух. Затем он подошел к комоду и впустил в дом того, кто должен был войти, того единственного, кто должен был войти… Нажав одну их кнопок фальшивого комода, он открыл всю переднюю створку, как дверь.
— Иди в постель, поздно, — позвал Сталлетти.
Он говорил по-гречески. То, что таилось в темноте, вошло, шаркая ногами и мигая от света. Оно было на голову выше профессора и кроме оборванных шорт, крепящихся на талии, не имело одежды…
— Иди в свою комнату! Я принесу тебе молока и поесть!
Стоя на почтительном расстоянии от своего создания, Сталлетти треснул его хлыстом. Гигант с тупым выражением лица поспешил вприпрыжку через лестничную площадку, прямо в комнату с единственной раскладушкой. Сталлетти плотно притворил дверь, запер ее, спустился вниз, пересек лабораторию и через небольшую дверь вышел во двор за домом. Он по-прежнему держал в руке хлыст и на ходу размахивал им, издавая негромкие хлопки. Миновав рощицу пихт, Сталлетти остановился под развесистым дубом и свистнул. Что-то упало с дерева прямо у него перед носом и присело, опираясь на руки.
— Комната — молоко — спать! — приказал он и ударил хлыстом, когда эта послушная масса замедлила движение. Странное существо моментально побежало рысцой и исчезло за дверью лаборатории; за ним, не спеша, последовал Сталлетти.
Потом он поднялся наверх, неся на подносе две огромные чаши молока и два блюда с мясом. Когда его создания были накормлены, он закрыл их в берлогах, спустился в свой рабочий кабинет и выбросил из головы и невольников, и детективов, с головой погрузился в свои исследования.