Инспектор Смит знал в Лондоне почти каждого, кто представлял собой хоть какую-нибудь величину. Многие испытали бы шок, узнай они, насколько подробно известна ему вся их подноготная. Порой крупица информации или ненароком брошенное словцо открывали ему тайные связи между отдаленными явлениями. Детективам, специализирующимся на уголовных преступлениях, это иногда очень помогает.
Инспектор шел с визитом к Лео Морану. Анонимное письмо лежало у него в кармане и несколько смущало его, но интуиция подсказывала, что предстоящий разговор обещает быть интересным.
Банкир проживал недалеко от старого Лайна, и Смит нисколько не удивился, увидев идущего ему навстречу Бинни. Где-то в подсознании Кремня всплыла связь между этим слугой и Мораном. Он не преминул воспользоваться встречей, чтобы прощупать почву. Тем более, что он знал Бинни как неисправимого сплетника, большого любителя порассказывать истории о своих хозяевах. В большинстве этих историй содержались лишь крупицы правды, но послушать его стоило.
Бинни приподнял шляпу и вежливо поздоровался:
— Добрый день, мистер Смит, — немного помявшись, он робко продолжил, — простите меня за смелость, сэр… новости есть какие-нибудь?
— Вы говорили, что знали этого Тиклера?
Бинни покачал головой.
— Совсем немного. Он мой предшественник…
— Сплюньте, — раздраженно сказал Кремень. — Вы хотите сказать, что он служил у мистера Лайна до вас?
Бинни кивнул.
— А у Морана вы служили?
Физиономия Бинни расплылась в улыбке.
— У кого я только не служил! Был камердинером у лорда Френли…
— Меня ваш послужной список не интересует. Что он за человек, этот Моран? Богатый, да? Деньгами швыряется?
Бинни глубоко задумался, словно от ответа зависела его жизнь.
— Он был очень приятным джентльменом. Я прослужил у него всего шесть месяцев. Он живет сразу за углом, окна в парк выходят.
— Я вас не об этом спрашиваю! Он по натуре скрытный, тихий?
— Я не помню, чтобы он много шумел…
Бестолковые ответы Бинни даже ангела вывели бы из себя. Инспектор начал даже сочувствовать Хервею Лайну.
— Когда я говорю «тихий», — скривился Кремень, — я имею в виду, не беспутничал ли он? Ну, вино, женщины, рестораны — вы понимаете, о чем я? Ваша матушка, должно быть, в детстве частенько вас роняла…
— Я не помню своей матушки. Нет, сэр, я не могу сказать, что мистер Моран был гулякой. Небольшие вечеринки устраивал, что правда, то правда. Приглашал леди и джентльменов из театра. Но когда у него пропали деньги, бросил это.
Кремень прищурился.
— Пропали деньги? Как, когда? В банке пропали?
— Нет, сэр, его собственные деньги. — Бинни испуганно заморгал глазами. — И мне пришлось тогда уйти. У него были акции в банке. Не в его банке, а в другом — и тот лопнул. Я хочу сказать…
— «Лопнул» мне объяснять не надо. Что это значит, я знаю. Устраивал вечеринки, говорите — выпивка и все такое? Как и этот, как его… — инспектор прищелкнул пальцами.
Бинни ничем помочь не мог. Он беспокойно оглядывался по сторонам, словно высматривая, как бы сбежать.
— Спешите? — спросил Смит.
— Кино начинается через десять минут. С Мэри Пикфорд…
— А, эта! — В голосе Кремня не прозвучало ни малейшего интереса. По его мнению, все актрисы мира не стоили и одного среднего лондонского преступника. — Так что об этом Тиклере… У Морана он служил?
Бинни подумал и покачал головой.
— Нет, сэр; по-моему, он служил у мистера Лайна, когда я служил у мистера Морана, а когда я служил у… — Бинни остановился, а затем, словно его осенило, быстро добавил: — Сегодня он выступает по радио.
Инспектор вздрогнул.
— Кто выступает? О ком это вы?
— Мистер Моран. Лекция об экономике или о чем-то в этом роде. Он частенько выступает.
Лекции Кремня Смита интересовали мало. Он еще немного порасспрашивал слугу, но без особых успехов, и, вконец потеряв терпение, отпустил беднягу.
Банкир жил в прекрасном особняке, в послевоенные годы сдаваемом внаем под квартиры. По широкой светлой лестнице Кремень поднялся на верхний этаж. Слуга провел его в гостиную, со вкусом обставленную дорогой мебелью. Из двух окон открывался прекрасный вид на Риджентс-парк, но внимание Кремня в первую очередь привлекла роскошь обстановки.
Пол укрывал персидский ковер; бра, хрустальная люстра, серебряные подсвечники заметно отличались от тех, которыми забита прилавки универмагов. В большой стеклянной витрине с подсветкой были разложены несколько прекрасных миниатюр; в другой такой же — редкие украшения из нефрита, некоторые из них стоили, похоже, очень больших денег. Кремень не разбирался в живописи, но и он понял, что картины на стене принадлежат кисти старых мастеров.
Инспектор знал финансовые возможности управляющего средним отделением банка; мог с большой точностью назвать размер его жалованья. И, осматривая квартиру и роскошную обстановку, без конца задавал себе один и тот же вопрос: «Откуда у Лео Морана все это могло взяться?»
Смит рассматривал картину, когда услышал за спиной шаги. Мистер Моран был одет в шелковый халат поверх сорочки и белого жилета. Казалось, он нисколько не удивлен своему посетителю.
— Привет, Смит! Не часто вы балуете нас своим посещением. Присаживайтесь и выпейте. — Он позвонил. — Конечно, пива?
— Конечно, пива, — чистосердечно признался Смит. — Хорошенькое у вас гнездышко, мистер Моран!
— Неплохое, — небрежно бросил хозяин квартиры. Он показал на ту картину, которая заинтересовала Кремня. — Подлинный Коро. Мой отец отдал за нее триста фунтов; сейчас стоит, наверное, тысячи три.
— Ваш отец был состоятельным, мистер Моран?
— Деньги у него были. А почему вы спрашиваете? Не укладывается в голове, как это на мое жалованье можно так обставить квартиру, я прав? — Глаза банкира весело поблескивали. — Наверное, думаете, что у меня есть незаконные доходы? Например, ворую у себя в банке или нечто подобное?
— Смею заверить, — торжественно произнес Кремень Смит, — что подобное мне и в голову не приходило.
— Пива, — приказал Моран слуге, который появился в дверях. — У вас какое-то дело ко мне? Какое?
Кремень задумчиво поджал губы.
— Я разузнаю об этом бедняге Тиклере…
— О парне, которого убили? Знаю ли я его, вы хотите спросить? Конечно, знаю! В последнее время не было случая, чтобы я вышел из этого дома и не столкнулся с ним. Все хотел мне что-то рассказать или продать — я так ни разу и не поинтересовался, что.
Кремень заинтересовался:
— Вы так и не знаете, что он хотел рассказать? Может, за это его и убили?
— Вы что, подозреваете меня?
Кремень улыбнулся — то ли абсурдности вопроса, то ли появлению большой бутылки пива — Моран так и не понял.
— Вы знаете мисс Лейн?
— Немного, — холодно ответил Моран.
— Хорошая девушка. Ваше здоровье! — Кремень поднял стакан и залпом осушил его. — Отличное пиво, почти как до войны. Помнится, тогда его можно было взять по четыре пенса за кварту.
Он тяжело вздохнул и попытался выжать еще немного из бутылки, но увы. Моран снова взялся за колокольчик.
— Почему вы спросили о мисс Лейн?
— Слышал, вы интересуетесь артистами… А вот и слуга!
— Еще бутылку для мистера Смита, — не поворачивая головы, бросил Моран. — Что вы хотите сказать?
— Ну, вы ведь когда-то устраивали для актеров вечеринки?
— Да, много лет назад, в дни моей зеленой юности. А что?
— Так, просто интересно, — пожал плечами Смит.
Хозяин квартиры поднялся и зашагал по комнате, пытаясь справиться с раздражением.
— За каким чертом вы пришли сюда, Смит? Вы ведь не из тех, кто понапрасну тратит время на идиотские расспросы. Связываете меня с этим убийством? Убийством этой мерзкой трущобной крысы, которую я едва знал? Абсурд!
Кремень покачал головой.
— Конечно, нет, — пробормотал он. — Я просто собираю информацию.
Принесли пиво. Раздражение мистера Морана улетучилось.
— Могли бы, по крайней мере, сказать, что за вашим визитом кроется — или вы все держите в секрете? Выкладывайте, дружище, не темните.
Мистер Смит вытер усы, медленно поднялся со стула и перед венецианским зеркалом поправил свой широкий розовый галстук.
— Я скажу вам, что скрывается за моим визитом — как мужчина мужчине. Мы получили анонимное письмо. Установить, кто писал, труда не составило. Его прислала хозяйка квартиры, где жил Тиклер. Мы поговорили с ней, и знаете, что оказалось? Когда Тиклер сильно напивался, а это случалось каждый день, он обычно с этой дамой разговаривал о вас.
— Обо мне? Но что он мог знать и говорить обо мне!
— Многие болтают о людях, которых не знают, — начал Смит. — Известность в обществе…
— Чепуха! Я не общественный деятель. Я всего лишь скромный управляющий банком, который ненавидит банковское дело и с радостью сгреб бы в охапку все банковские книги и в Риджентс-парке сжег, напоил бы клерков, открыл бы подвалы для мелких воришек Лондона и превратил бы это чертово заведение в ночной клуб!
Уставившись на Морана с отвисшей челюстью, Смит не пропустил ни одного слова из этой тирады. Учтивость и уравновешенность покинули банкира, и на его лице проступила долго сдерживаемая злоба, если не нечто большее.
— Однажды за то, что я играл на бирже, меня чуть не вышвырнули из банка. Я — игрок, всегда был им и остаюсь. Выкинь они меня тогда, мне бы конец. Пришлось на коленях приползти к директорам, чтобы позволили остаться, да еще пришлось притворяться, что их банк — это самое для меня дорогое на свете, а директора — святее Папы Римского. И каждый раз, когда я пытался хоть немного подзаработать, чтобы послать их ко всем чертям и смыться, фортуна отворачивалась… — Он щелкнул пальцами. — Я и правда не знаю Тиклера. И почему он говорил обо мне, понятия не имею.
Кремень Смит глянул на свой котелок.
— Вы знаете мистера Хервея Лайна?
— Да, он наш клиент.
— Давно его видели?
Моран помолчал и задумчиво ответил:
— Да уже года два.
— О!
Инспектор сказал «О!», потому что ничего другого в голову не пришло.
— Ну, я пошел. Извините, что побеспокоил, но вы ведь знаете — дела не терпят отлагательств.
Он протянул банкиру свою огромную руку, но мистер Моран был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил этого.
Закрыв за гостем дверь, банкир медленно вернулся в гостиную и присел на краешек дивана. Долго просидел неподвижно, затем встал и подошел к стене. Отодвинул картину, за которой скрывался сейф, открыл его и вытащил пачку документов. Очень внимательно просмотрел их и положил обратно. Затем вытащил из глубины сейфа плоскую кожаную шкатулку, в которой лежали билеты на поезд и пароход, а также паспорт с вложенными банкнотами на две тысячи фунтов. Шкатулку он уложил в саквояж и начал торопливо переодеваться.