Дик Алленби еще не заговаривал о помолвке; и безымянный палец Мэри Лейн пока ничем не выдавал ее будущего. Дик упомянул об этом к слову, во время обычного разговора.
Между двумя последними актами «Утесов судьбы» он сидел в гримерной и через кретоновую[11] штору, за которой Мэри переодевалась, разговаривал с ней.
— Обо мне скоро пойдет дурная слава, — говорил он. — Ничто так не вредит репутации изобретателя, как то, что его признают своим в театре. Сегодня охранник пропустил меня без расспросов.
— А ты пореже приходи, и не будет узнавать. — Мэри вышла из-за шторы и села за туалетный столик.
— Реже? Ну, я бы не сказал, что меня огорчает моя репутация. Наоборот, я очень рад видеть тебя, разговаривать с тобой. Знаешь, я все чаще прихожу к мысли, что для меня важней всего на свете — это ты.
— Важней даже ружья Алленби?
— А, это! — С нарочитой небрежностью Дик махнул рукой. — Кстати, ко мне сегодня приходил один немец, инженер, и за патент предложил — от имени солидной фирмы в Эссене — десять тысяч фунтов.
— А он, часом, не приболел?
— Я тоже сначала так подумал. — Дик прикурил недозволенную сигарету. — Но потом оказалось, он очень толковый парень. Сказал, что считает меня одним из величайших изобретателей века.
— Милый, так оно и есть, — лукаво улыбнулась ему Мэри.
— Знаю, — шутливо поклонился в ответ Дик. — Но по-немецки это звучало чертовски приятно. Если честно, Мэри, я и понятия не имел, что эта штука стоит так дорого.
— Хочешь продать? — Девушка повернула голову.
Дик замялся.
— Еще не решил. Но, знаешь, именно эта солидная прибавка к доходам и навела меня на мысль о твоем неукрашенном безымянном пальце.
Мэри отвернулась к зеркалу, пробежалась пуховкой по лицу и покачала головой.
— У меня в планах стать великой актрисой.
— Ты и так великая актриса, — вальяжно произнес Дик. — Ты сумела выудить предложение руки и сердца у великого гения.
Девушка резко повернулась.
— Знаешь, чего я боюсь?
— Ну, вероятно, остаться незамужней великой актрисой?
— Нет, меня пугает другая перспектива. — Она говорила очень серьезно. — Твой дядя может оставить мне все свои деньги.
Дик тихо рассмеялся.
— Мой ночной помой такие страхи не нарушают. А с чего ты это взяла?
Мэри глянула на него и задумчиво прикусила губу.
— Один раз он сам сказал что-то в этом роде. А совсем недавно мне пришло в голову, что он настолько ненавидит меня, что может такое сделать, лишь бы досадить мне. Согласись, это ужасно.
Дик изумленно уставился на девушку.
— Объясни, ради Бога!
— Тогда мне не нужно будет как одержимой работать на сцене ради денег. Я превращусь в посредственную актрису и вынуждена буду оставить театр.
— Ты это серьезно?
— Да. Согласись, это было бы ужасно.
— По-моему, ты волнуешься напрасно, — сухо заметил Дик. — Старик скорее оставит их собачьему дому. Ты часто с ним видишься?
Она не успела ответить. Их увлекательную беседу прервал стук в дверь. Мэри приподнялась, думая, что это мальчик, приглашающий на сцену. Но стук повторился, и на пороге появился Лео Моран. Увидев Дика, банкир изобразил на лице недовольство.
— Вместо того, чтобы болтаться здесь без дела, лучше бы сидели дома и ловили каждое слово в моей эпохальной речи.
— Слышал, что вы выступаете на радио, — улыбнулся Дик. — Так вас для этого случая переодели?
— Нет, собрался на ужин.
В дверь снова постучали, на этот раз пришел мальчик, и Мэри поспешила на выход. Она и рада была сбежать: в присутствии мистера Морана ей почему-то становилось не по себе.
— Вы смотрели этот спектакль?
Моран кивнул.
— Да, имел несчастье — видимо, за все мои грехи. Это самый ужасный спектакль в Лондоне. Не могу понять, чего это ради старина Майк не снимает его. У него должен быть очень богатый спонсор.
— Вы когда-нибудь слышали о Вашингтоне Вирте?
На лице Лео Морана не дрогнул ни один мускул.
— Не приходилось. А что, это он финансирует спектакль?
— Да, очень странный тип. Я на днях подсчитывал: на этом спектакле он потерял уже что-то около десяти тысяч. Никакой выгоды он не имеет. И, насколько я знаю, особого повода держаться за эту постановку у него нет. Среди исполнителей единственная женщина, на которую стоит посмотреть, это Мэри, но они мало знакомы.
— Вашингтон Вирт, Вашингтон Вирт… Что-то знакомое. — Моран смотрел на стену поверх головы Дика. — То ли слышал, то ли видел где-то это имя… Кстати, сегодня вечером ко мне заходил ваш старый приятель, Кремень Смит. Вы ведь были рядом, когда нашли этого несчастного Тиклера?
Дик кивнул.
— Этот болван вел себя так, словно я замешан в этом!
— Если под болваном вы имеете в виду Кремня, то не огорчайтесь: со мной он вел себя так, словно это я убил. Пивом угостили?
Моран кивнул, затем открыл дверь, глянул вдоль пустого коридора и тихо ее прикрыл.
— Я пришел, потому что надеялся застать вас здесь, Дик. Хочу попросить об одолжении.
Лицо Дика расплылось в улыбке.
— Вряд ли что доставит мне большее удовольствие, чем отказаться одолжить деньги управляющему банком.
— Не будьте идиотом, речь не о деньгах. Всего лишь…
Он остановился, словно подбирая слова.
— На одну, две недели я должен уехать из Лондона. Мне должны дать отпуск… и я хочу провести его в деревне. Не могли бы вы забирать мою почту и до моего возвращения держать ее у себя?
— А почему вы не хотите, чтобы ее пересылали?
Лео Моран нетерпеливо взмахнул рукой.
— Есть причины. Я вообще почте особенно не доверяю. Слугу я отпускаю, и квартира остается без присмотра. Если оставлю вам ключ, может, и за квартирой заодно присмотрите?
— Хорошо, я не против. А когда вы уезжаете?
— Ничего определенного, к сожалению, сказать не могу. Не уверен даже, дадут ли мне вообще отпуск. Совет директоров всегда ставит палки в колеса…
— Как, неужели даже управляющий банком не может свободно распоряжаться своим отпуском?
— Вы не представляете себе, как трудно иметь дело с этой кучкой болванов в Сити[12]. Вы сроду не узнаете, насколько близки они к человеческим существам из мяса и костей. Так и кажется, что перед вами божества, сошедшие с небес. Вы подходите к ним, трижды падаете на колени, становитесь на голову, и даже после этого они вряд ли вас замечают!
— Да будет вам, не горячитесь. Знаете, ведь со временем вы тоже можете стать одним из них?
— Ну, это маловероятно, у меня другие планы.
— Да? Это интересно. Кстати, мне нужен ваш совет.
Дик рассказал о предложении, которое получил от немца. Описывать свое изобретение ему не было необходимости, поскольку Моран и видел его, и проверял, как оно действует.
— Деньги я сейчас брать бы не стал. Предпочел бы половину будущих доходов от внедрения… Вы скоро домой?
— Прямо сейчас. Мэри пригласили на ужин.
— Мистер Вирт? — тонко улыбнулся Моран.
— Я думал, вы о нем не слышали.
— Только что вспомнил. Это тот тип, который устраивает для актеров вечеринки. Я и сам когда-то устраивал их — это только кажется красивым, внутри сплошная гниль! Раз вы домой, пойду вместе с вами и еще раз полюбуюсь вашим непревзойденным изобретением международного значения.
Лео Моран частенько и по любому поводу говорил с иронией. За это, собственно, его недолюбливали в обществе. И Дик Алленби, чувствительный, как и все изобретатели, к любой, даже дружеской насмешке, почувствовал раздражение. Но он простил банкиру его ехидство за все, что было у того сказать о Джерри Дорнфорде.
— Это подонок! — убежденно заявил Моран. — Почему я так думаю, сказать не могу — не имею права разглашать тайны банковского вклада. Завтра у меня с ним как раз состоится разговор. От одной этой мысли настроение портится…
Джентльмены взяли такси. Вечер выдался теплым, но очень туманным. Автомобиль медленно двигался в веренице машин.
— Кстати сказать, — заговорил Дик, — вы напомнили мне, что надо сделать одно важное дело: прийти домой и разрядить ружье. Собирался провести опыт — прострелить специальной пулей стальную плиту, да так и бросил. А ружье хватило ума оставить заряженным… О, да здесь совсем ничего не видно!
Туман настолько сгустился, что при подъезде к дому водителю пришлось двигаться вдоль бордюра чуть ли не наощупь.
Маленький лифт был также погружен во тьму, и даже после того, как Дик щелкнул выключателем, свет не появился. Он шагнул в лифт и что-то раздавил ногой, раздался громкий хлопок. Мужчины вздрогнули.
— Что за чертовщина? — раздраженно сказал Моран.
Дик чиркнул спичкой. На полу валялись осколки небольшой лампочки, выкрученной с потолка кабины.
— Странно. Какие хулиганы здесь побывали?
Дик нажал кнопку, и лифт поднял их на пятый этаж. У двери своей квартиры он достал из кармана ключ и еще раз удивился — в замке уже торчал другой. С недобрым предчувствием он повернул ручку — дверь открылась.
— Чьи это идиотские проделки?
Дик включил свет и замер, слова застряли у него в горле. Место на верстаке, где он оставил свое детище, пустовало. Ружье пропало!