Днем 2 мая определение астрономического пункта было закончено. Наложив вычисленные координаты на съемку Гидрографической экспедиции, мы увидели, что характер видимого берега плохо соответствовал тому, что было изображено на старой карте.
Посоветовавшись, решили осуществить наше намерение, зародившееся еще раньше — пройти от нашего астрономического пункта восточным берегом Земли до астрономического пункта Гидрографической экспедиции на мысе Берга. Это давало нам возможность перезаснять на указанном участке очертания берега и прилегающих гор, исправить имеющиеся ошибки, выяснить геологическое строение района и увязать нашу съемку с единственным имевшимся до нас на Северной Земле астрономическим пунктом.
Днем я заснял наш и лежавший рядом небольшой островок. На их скалистых берегах я вновь увидел чистиков. Птицы держались парами и сидели на каменных карнизах на высоте лишь от 40 до 60 метров. Истратив несколько патронов, добыл двух птичек. Винтовочные пули попали удачно и не разнесли их. Желудки птичек оказались совершенно пустыми, зато наши наполнились вкусным супом. Повидимому, пока держатся птицы и есть патроны, с ружьем здесь все же можно прожить.
Перед вечером к чистикам присоединились хлопотливые маленькие люрики. Потом появилась огромная чайка-бургомистр. Она сделала над нами несколько высоких кругов и плавно унеслась к мысу Ворошилова. Там было безопаснее.
У островков недавно побывал медведь. Были тут и следы песцов. Этим пока и ограничивались здесь признаки жизни. Еще бедней была растительность. На вулканических породах, слагающих островок, нашлось лишь несколько лишайников, в некоторых расселинах виднелся мох, и изредка можно было обнаружить замерзшие побеги полярного мака.
Погода весь день была чудесной — небольшой мороз, ясное небо и легкий ветерок сначала с северо-востока, потом с юга.
3 мая после полудня вышли к мысу Берга. Остаток «дня» и всю «ночь» были в пути и к 10 часам 4 мая, проделав 49 с лишним километров, прибыли к цели.
Съемка этого дня показала, что мыса Стрельцова, который указан на карте Гидрографической экспедиции, в действительности не существует. Если допустить, что под этим именем был нанесен на карту мыс, лежащий на несколько километров севернее нашего астрономического пункта, то надо признать, что вся линия восточного берега Земли к северу от мыса Берга нанесена в 1913 году со значительными ошибками. На действительно существующий пролив Красной Армии карта не делала даже намека. Съемки производились с корабля, шедшего во льдах ломаными курсами и вдали от берега, да еще при наличии ледяного припая с айсбергами и торосами. При этих условиях ошибки были понятны.
Исследованный нами район свидетельствовал о значительном разнообразии пород, образующих Северную Землю, и о большой сложности ее геологического строения.
Пройденный берег был на три четверти занят ледниками. Их склоны гладки и лишены трещин. Очевидно, на этом участке ледники доживают свои дни. Все же они занимают все долины между острыми, обрывистыми с востока и севера вершинами. Под одним из ледников ярко выраженное зандровое поле, свидетельствующее о продолжающемся отступлении ледника.
Здесь снова обнаружили полярный мак и остатки какого-то злакового, определить которое мы не сумели. Как и всюду, встречались мхи и лишайники.
Непонятно было поведение птиц. Много крупных стай чистиков и люриков летело с севера. Перелет с этой стороны был необъясним. Оставалось предположить одно из двух: или где-то на севере есть открытая вода и птицы возвращались с кормежки на базарные скалы в фиорде Матусевича, или еще севернее находились их гнездовки и они летят на юг в поисках пищи.
Две трети большого перехода сделали сравнительно легко. Дорога на всем протяжении была хорошей. Далее на подходе к мысу Берга, где прошлый раз после пересечения Земли мы шли сплошным убродом, теперь лежал крепкий, отполированный ветром снежный покров. Поэтому мы и осилили за один перегон такое расстояние. Да и сани были почти пустыми, так как, кроме палатки, спальных мешков, примуса с двумя литрами керосина, двухдневного запаса продовольствия, хронометров и оружия, весь остальной груз был оставлен на месте.
Зато Арктика показала себя на последней трети пути. Густой сухой туман накрыл наш караван, как только мы оторвались от берега, намереваясь пересечь широкое устье фиорда Матусевича. Свойство тумана — до неузнаваемости искажать отдельные предметы и весь пейзаж — удивительно. Низкий берег кажется горным хребтом, снежные заструги — высокими вершинами, а отдельные маленькие камни или даже помет песца представляются чуть ли не скалами.
Туман одинаково осложняет путь и моряку, и охотнику, и путешественнику на собаках. Приходится часто останавливаться, проверять курс и быть особенно внимательным, чтобы не сбиться с него. Путь кажется бесконечным, и невольно начинаешь сомневаться в правильности его.
Близки к этому были и мы, уже совсем было решив, что нами пройдены не только устье фиорда Матусевича, но и мыс Берга с нашим продовольственным складом и всеми знаками. Противоречил этому только характер окружающих нас льдов. При первом посещении мыса Берга я запомнил, что вплотную к нему примыкали торошенные льды, причем линия торошения уходила от мыса в северо-восточном направлении, оставляя к северу, в устье фиорда Матусевича, огромное невзломанное поле. Поэтому, пока под ногами лежал ровный лед, можно было, при сохранении генерального курса, быть уверенным, что мы не проскочим намеченную точку.
Продолжали гнать собак, и когда они уже готовы были выдохнуться, мы, наконец, наткнулись на мыс, лежащий несколько-севернее нужной нам точки. Отсюда в сгустившемся тумане почти ощупью вышли на мыс Берга. Опознать местность прежде всего помог гурий, выложенный нами с Журавлевым. Трехметровый каменный столб благодаря оптическим свойствам тумана казался огромной башней, упирающейся в самое небо. Рядом с ним стояли обломанный флагшток и знак на астрономическом пункте, который и был конечной точкой нашего рейса.
Ужинали в тот день около полудня. Нельзя сказать, что мы ели с аппетитом: 49-километровый переход, напряженное движение в тумане на последней трети перехода так утомили, что мы не могли уже думать о чем бы то ни было, кроме сна.
Во второй половине дня 5 мая, проделав 46 километров в обратном направлении, вернулись в свой лагерь у Диабазовых островков на выходе из пролива Красной Армии. Половину пути опять шли в тумане и снегопаде и сильно устали. Весь наш груз лежал в полной сохранности.
Как только была поставлена палатка, нырнули в спальные мешки и моментально заснули. Потом я слышал лай собак, но никак не мог отогнать сон и сообразить, что происходит. Но лай собак делался все ожесточеннее и, наконец, прогнал сон. Высунувшись из палатки, я метрах в пяти-шести увидел медведя. Не обращая внимания на собак, он смело шел к продовольствию, сложенному рядом с палаткой. Мой карабин лежал в чехле на санях. Мелькнула мысль: куда побежит медведь, когда я брошусь за карабином? Но долго раздумывать было нельзя. Раздетый и босиком, я бросился к саням. Зверь в недоумении остановился. Это его и погубило. Он свалился после первой пули, а для верности получил вторую.
Можно было только порадоваться, что зверь не явился в наше отсутствие. Он по-своему распорядился бы нашим имуществом и мог сильно навредить нам.
Наутро у нас были намечены обследование и съемка массива мыса Ворошилова. Но нам не хотелось тревожить собак, отдыхающих после почти 100-километрового рейса и… уничтожения половины туши медведя. В этот день мы занимались осмотром и съемкой соседних островков. Один из них, лежащий на отшибе, километрах в двух к северу от лагеря, оказался сложенным вулканическими породами. Занимал он площадь немногим более трех квадратных километров и в самой высокой части поднимался на 110 метров над уровнем моря. Со своими обрывистыми северо-восточными и отлогими юго-западными берегами он носил законченную форму «бараньего лба» и целиком укладывался в характерные формы всего окружающего пейзажа, в основном созданного деятельностью ледников в эпоху более мощного оледенения Северной Земли.
Ледники двигались здесь в северном направлении. Об этом говорили не только формы рельефа. На поверхности островков мы обнаружили валуны красных песчаников. Основные массивы их залегают южнее, и только оттуда они и могли быть занесены. В то же время на юге мы еще ни разу не обнаружили ни одного валуна из изверженных пород.
В полдень термометр показывал всего лишь — 12,7°. Яркое солнце, чистое бледноголубое небо и полная тишина царили над льдами. С вершины островка открывалась широчайшая панорама. Четко рисовался весь восточный берег Земли от мыса Ворошилова до мыса Фигурного. К юго-западу открывалась большая половина пролива Красной Армии. В бинокль, на расстоянии почти 50 километров, я различал отдельные айсберги и узнавал знакомые теперь участки-берега. Километрах в двенадцати к северо-востоку и востоку виднелись сильно, торошенные льды. Их выгнутая линия четко обозначала вход в пролив. Характер льдов говорил о том, что здесь они не вскрывались много лет.
Только к северу, куда попрежнему больше всего хотелось проникнуть взглядом, берег тонул в белой мгле. На видимом пространстве он сильно понижался и заканчивался каким-то выступающим к востоку очень низким мысом. Взгляд невольно тянулся сквозь мглу, а мысль хотела угадать — что лежит за этим выступом? На карте Гидрографической экспедиции сплошная линия восточного берега Земли здесь переходила в неуверенный пунктир. В ближайшие дни нам предстояло или заменить его четкой линией, отведя к востоку или западу, или совершенно стереть с карты. Потому так и хотелось проникнуть как можно дальше на север.
Но и в районе мыса Ворошилова было много неизученного, интересного и неясного. Вечером экспедиция вышла на обследование мыса. К нашему приезду под скалами разгулялся сильный ветер. Пока исследовали обнажения обрывов, ветер еще больше окреп. Но метели не было, так как здесь совершенно отсутствовал снежный покров. Только в расселинах скал ветру удавалось отыскать небольшое количество снега. Тогда лицо кололо острыми снежными иглами и приходилось отворачиваться.
Стоило же нам повернуть на юго-западную сторону скал, как мы попали в полосу полного штиля. Даже пороша, выпавшая накануне, лежала здесь нетронутой.
Мы расшифровали геологию массива. Потом, соблазненные хорошей погодой, поднялись на ледниковый купол, распространяющийся с юга и частично захватывающий мыс Ворошилова. Высота его здесь достигала нескольких сот метров над уровнем моря. Поверхность ледника тоже была почти лишена снежного покрова. Редкие нунатаки столбами возвышались над поверхностью льдов.
Спуститься с купола оказалось более сложным делом, чем подняться. Тормозить ход саней на голом и крутом ледяном склоне было почти невозможно. Сани налетали на собак или оказывались даже впереди них. Из боязни покалечить животных или свалиться с какого-нибудь незамеченного обрыва обмотали полозья веревкой и тогда без особых приключений спустились в пролив.
Здесь нас встретил ветер еще более сильный, чем раньше. Теперь он несся с севера, бил нам в лицо и успел изрядно разукрасить нас, пока мы добрались до лагеря.
На этом решили прекратить работы по ознакомлению с районом мыса Ворошилова.
На астрономические наблюдения, увязку своей съемки с астрономическим пунктом на мысе Берга и геологические работы в этом районе мы потратили более пяти суток. Правда, этот кусочек Земли был необычайно интересен во многих отношениях и заслуживал более тщательного изучения, но мы не имели времени заняться им более подробно.
Надо было спешить на север, чтобы потом не упустить возможностей на юге. Время шло. Приближалась весна. Количество птиц с каждым днем увеличивалось. У скал мыса Ворошилова стоял беспрерывный гомон. При выстреле слетали уже не сотни, а тысячи птиц. Пока попрежнему больше всех было люриков, за ними шли чистики. Из чаек мы видели только бургомистров. Ни белой полярной чайки, ни розовой, ни поморника, ни крачки еще не замечалось. Но надо было ожидать и их появления.
Вечером 7 мая приступили к погрузке саней. При первом взгляде на все скопившееся здесь имущество трудно было поверить, что мы сможем увезти его.
В конце концов наша мечта сделать мыс Ворошилова исходной точкой для северного маршрута превратилась в действительность. Мы находились более чем в 150 километрах от нашей базы, проделали уже большую работу, а наши ресурсы не только не уменьшились, а, наоборот, увеличились. Не будь здесь у нас продовольственного деп и не подбрось мы сюда пеммикана с нашего основного склада на мысе Серпа и Молота, наши запасы были бы близки к истощению.
А теперь основной нашей заботой было, как бы увезти имевшиеся запасы.
После того как мы запрятали в камни медвежью шкуру, отложили немного продуктов и геологические образцы, решив оставить все это здесь до будущих времен, основной груз все еще значительно превышал обычную грузоподъемность всех саней экспедиции.
Запасы продовольствия, собачьего корма и горючего позволяли нам рассчитывать на безбедное месячное путешествие, а при более строгом соблюдении рациона запасов могло хватить и на полтора месяца.
Мы надеялись, что через двадцать суток мы обойдем северную часть Земли и вновь окажемся на мысе Серпа и Молота. Однако я опасался, что хорошая дорога, которой мы до сих пор пользовались, сильно ухудшится, как только наш караван окажется у берегов, прилегающих непосредственно к открытому морю с его торошенными льдами. Но выдержать срок было совершенно необходимо. Если мы не сумеем в первых числах июня выйти на мыс Серпа и Молота, то таяние снега может захватить нас в центре Земли, сделает невозможным пересечение ее и, таким образом, сорвет план исследования центральной части.
Это была забота о будущем, не столь уж отдаленном. Нельзя было без крайней необходимости задерживаться на севере, надо было по возможности убыстрять свое продвижение.