Советская Арктика за период работы в ней большевиков обогатилась новыми видами транспорта. Ледоколы и специально приспособленные суда стали обычными в полярных морях. Воздушные линии соединили самые отдаленные точки Арктики как между собой, так и с культурными центрами, лежащими далеко на юге. Самолеты пронесли советских полярников над ледяными пространствами, доставили наших исследователей к самому сердцу Арктики — к Северному полюсу. Постепенно приспосабливаются к необычным условиям и входят в обиход Севера гусеничный трактор и автомобиль. Машины убыстряют темпы освоения огромных территорий северных окраин нашей родины и помогают скорейшему включению в культурную, общественную и хозяйственную жизнь страны народов Севера.
Однако, как сейчас, так и (надолго в будущем, местный олений и собачий транспорт, наряду с ростом и все большей и большей приспосабливаемостью к полярным условиям механизированного транспорта, занимает и будет занимать почетное место.
Механизированный транспорт решает большие, масштабные проблемы связи. Местную связь — хозяйственную, в основном — промысловую деятельность местного населения, и во многих случаях научно-исследовательские работы еще долго с успехом будут обслуживать в районах лесотундры ездовые олени, а в районах глубокой Арктики — собаки. Еще совсем недавно они были здесь единственным средством передвижения. В течение веков собака была незаменимым помощником и другом человека в борьбе с неприветливой и суровой природой и как нельзя лучше приспособилась к условиям севера.
Собака сравнительно легко переносит сильные морозы, проходит там, где не пройдет ни олень, ни лошадь, ни тем более машина. Довольствуется она немногим. Полкилограмма мяса или еще меньше сушеной рыбы в сутки делают ее работоспособной в течение ряда лет. Удобство собачьего транспорта заключается еще и в том, что корм для собак дает сама Арктика.
Почти ни одна научно-исследовательская полярная экспедиция прошлого, совершавшая работу на безлюдных берегах Ледовитого океана или планировавшая переходы по морским льдам, не обходилась без ездовых собак. Попытки некоторых заморских полярных исследователей заменить их лошадьми или пони привели к полному краху. За собакой осталась почетная роль помощника человека, изучающего полярные пространства.
План нашей экспедиции, как уже было сказано, целиком опирался на собачий транспорт. И не только потому, что я привык работать с собачьей упряжкой, а и потому, что в те годы какого-либо другого, более надежного транспорта, годного для наземных полярных условий, еще не существовало.
* * *
Наших собак впервые я увидел на одной из железнодорожных станций между Вологдой и Архангельском.
Около большого четырехосного вагона грузового поезда стояла толпа любопытных. Они с удивлением прислушивались к волчьему вою, несущемуся из-за прикрытых дверей. У вагона спокойно прохаживался в своем колоритном национальном костюме, с медной трубкой в зубах, пожилой нанаец. Он молча преграждал путь белобрысым ребятишкам, пытавшимся заглянуть в щель двери. Когда я подошел к вагону со вторым проводником и поздоровался с нанайцем, ребята окружили меня кольцом и забросали вопросами.
— Дяденька, что это — зверинец? Волки? А у нас будут показывать?
— Да нет, ребята, это собаки.
— Собаки? Сколько?
— Да-да, собаки. Пятьдесят штук.
— Пятьдесят! Шутишь! Зачем столько? Куда они едут? А что это за человек? Нанаец! А почему он нанаец?!
Я не успевал отвечать на сыпавшиеся вопросы.
Тем временем толпа у загадочного вагона все увеличивалась. Здесь, повидимому, была уже вся деревня. Ребята стаей стояли вплотную к дверям. Некоторые из них успели сбегать домой и теперь держали в руках ломти хлеба. Зрителям не терпелось. Хотелось посмотреть внутрь вагона. Глаза ребят горели любопытством. Мне тоже хотелось поскорее увидеть будущих четвероногих помощников. Я отодвинул двери вагона. Вой оборвался. Несколько псов рванулись на цепях и, как вкопанные, остановились у входа.
Ребята сначала отпрянули, но, увидев, что собаки привязаны, осмелели и сгрудились у входа. Кто-то бросил кусок хлеба. Псы рванулись, лязгнули зубами, и кусок исчез. Потянулись руки с новыми ломтями. Видя такие дары, собаки, привязанные близко у дверей, охотно завязывали мимолетную дружбу, позволяли ребятам трепать себя и называть, повидимому, совсем неожиданными именами.
— Шарик! Белка! Кудлан! Козел! Полкан! — кричали дети, а собаки повертывались на каждое имя в надежде получить новый кусок хлеба. Это развеселило зрителей. Смех и шутки летели из толпы.
Вдруг все смолкло. Ребята тревожно всматривались в полутемный угол вагона. Там изумрудно-зеленым светом горело несколько точек. Иногда, на какие-то секунды, свет их становился рубиновым.
— А там кто, дяденька?
Пришлось объяснить, что собаки с такими глазами происходят с реки Колымы. На свету глаза у них почти белые, а в темноте горят вот как сейчас. Это одна из лучших пород ездовых лаек — сильные, выносливые, не боящиеся самых страшных морозов.
Я успел прощупать взглядом всю стаю. Увидел, что колымских собак лишь несколько штук, и мысленно пожалел об этом. Кроме «колымок», здесь были прекрасные оживленные лайки с хорошей грудью, стройными крепкими ногами и плотной густой шерстью. Только несколько псов лежало спокойно и не обращало никакого внимания на все происходящее. Я влез в вагон и по очереди осмотрел их пасти. По зубам было видно, что эти псы достаточно пожили и поработали. Это и сделало их такими спокойными. Но другие встретили меня рычанием, скалили зубы; однако после окрика и уверенных движений быстро смирились и дали, хотя и не совсем охотно, осмотреть себя.
Один здоровый молодой пес, как только я отвернулся от него, вцепился в лапу своего соседа. Раздался визг. Все остальные бросились в сторону дерущихся. Короткие цепи не давали возможности принять участие в потасовке. Стая рычала, лаяла и хрипела, давясь на цепях. Щелкнул кнут нанайца, порядок восстановился. Псы, лишенные своего излюбленного удовольствия — хорошей драки, молча, скаля зубы, заняли свои места.
Несмотря на наличие нескольких старичков и слабосильных, я все же остался доволен знакомством с будущими помощниками. Раздобыть собак для экспедиции было самой трудной задачей. Теперь они были доставлены. А некоторый отсев неминуем.
При моем выходе из вагона придвинулись поближе взрослые зрители. Вновь посыпались вопросы. Пришлось рассказать, что собаки, закупленные в низовьях реки Амура в нивхских и нанайских стойбищах, сначала ехали по Амуру в Хабаровск, откуда через весь Советский Союз едут в Архангельск, дальше будут посажены на ледокол и отправятся в Арктику, а там будут возить груз и помогать при изучении еще неизвестных земель.
Я не обманывал слушателей. Собаки действительно проделали большой путь. Срок, в который они были подысканы, закуплены и доставлены, был рекордным.
Экспедицию утвердили в последние дни марта. До выхода в море оставалось три с половиной месяца. За это время надо было получить ездовых собак.
Я побывал в Архангельске. Это — пункт выхода экспедиции в море. Найти здесь собак было наиболее желательно. Я знал, что город и прилегающие районы в какой-то мере ежегодно снабжали собаками Новую Землю, что и порождало у меня некоторую надежду. Действительность оказалась плачевной. Ездовых лаек здесь не было. На Новую Землю сбывались преимущественно дворняги и помеси их с сеттерами и лягавыми. Предлагали их и мне. Пытались всучить даже пинчера, уверяя, что это незаменимый пес. Однако расхваливание не могло улучшить качество товара. Рухнула слабая надежда на получение собак и с Новой Земли, лежащей на будущем пути экспедиции. Если там и можно было бы приобрести собак в достаточном количестве, то это были бы представители той же неподходящей для нас «архангельской» породы.
Но что же делать? Где взять собак?
Ближе всего были тундры европейского Севера. Но там ездят на оленях, а собака представлена только оленегонной лайкой. Она прекрасный пастух, но совершенно не годна для упряжки. Если продвинуться дальше на восток, можно было бы набрать небольшое количество неплохих собак в низовьях Енисея. Но здесь их надо было собирать, что называется, поштучно, значит, объехать для этого огромный район и потратить не менее года времени. Не годится! Еще дальше на восток — ездовые собаки были в Верхоянском и Колымском районах. И отличные собаки. Заполучить их было бы хорошо. Я радировал в Якутск. Но там не могли уложиться в нужные сроки и отказали в нашей просьбе.
Больше всего ездовых собак на Камчатке и в Анадырском крае. Здесь можно подобрать прекрасную стаю для любой работы и для любого района севера. Но и Камчатка и Анадырь были слишком далеко, а тогдашние способы сообщения с ними не давали никакой надежды на срочное разрешение вопроса.
Единственная надежда оставалась на Дальний Восток. В низовьях Амура ездовыми собаками пользуются охотники нивхи и нанайцы. В Николаевске-на-Амуре собачья упряжка на улице — обычное явление. Даже в Хабаровске иногда можно наблюдать, как, нарушая все правила движения, вводя в смущение милиционеров и заставляя шарахаться в сторону автомобили, мчится собачья упряжка.
Я телеграфировал в Хабаровск Дальневосточной конторе Госторга. Там я работал раньше и оттуда отправлялся в свою первую экспедицию на остров Врангеля. Госторговцы все еще считали меня своим человеком. На мою просьбу помочь они обещали сделать все возможное. Агентам, работавшим в низовьях Амура, полетели телеграммы с заданием о срочной закупке собак. Аппарат сработал хорошо. Собаки быстро были собраны и вскоре под надзором двух проводников начали свое путешествие в направлении Архангельска.
Естественно, что при заочной покупке нельзя было рассчитывать получить все 50 собак доброкачественными. Поэтому-то в прибывшей стае и нашлось несколько старичков-полуинвалидов. В основном же здесь были середнячки.
Не обладая какими-либо исключительными достоинствами, они, как читатель увидит в дальнейшем, честно трудились, переносили более чем собачьи лишения и своей исключительной выносливостью помогли исследованию Северной Земли. Пройденный ими путь складывался в тысячи километров. Лютовали морозы, выли метели, по горло захлестывала вода, одевая собак в непроницаемый ледяной панцырь, а они шли и шли, волоча за собой тяжело нагруженные сани. Некоторые из них гибли в лямке, отдавая последние силы работе, не зная даже, насколько их работа помогала экспедиции выполнить важные задачи.
Я был рад встретиться со своими будущими четвероногими помощниками. Проводил их вагон до Архангельска и здесь сдал на попечение Журавлеву. До выхода экспедиции в море они помещались в арендованном дворе, почти в центре города, и в белые северные ночи нередко устраивали свои концерты, будя волчьим воем спящих архангельцев. И вот теперь они с нами на Северной Земле — наши помощники.
Охотник С. П. Журавлев провел за Полярным кругом 13 лет.