1. „БЕСПОДОБНЫЙ“ ГОРОД

Несмотря на свое столичное положение, Вашингтон издавна слыл чем-то вроде заштатного городка, находящегося з стороне от больших дорог политического и экономического развития страны. Практические янки, за исключением безнадежных политических простаков, отдавали себе отчет в том, что Вашингтон с его Конгрессом, Белым Домом и другими учреждениями, символизирующими американскую «демократию», – это лишь парадная витрина фирмы, во внутренних помещениях которой вершатся дела, далеко не соответствующие ее фальшивой рекламе. Поэтому в американской литературе и публицистике Вашингтон долгое время презрительно третировался как нудное провинциальное захолустье, в котором кучка прожженных политиканов на виду у почтеннейшей публики непрерывно дерется между собою за тепленькие местечки в государственном аппарате или во имя интересов своих принципалов с Уолл-стрита, чикагской зерновой биржи и техасских нефтепромыслов.

Однако эта репутация Вашингтона как города-витрины или города-ширмы в последние годы благодаря стараниям определенных кругов стала претерпевать любопытную эволюцию. Во время войны и в особенности после ее окончания на книжном рынке США в изобилии появились книги, в которых американская столица всячески возвеличивается как «город неувядаемой славы» и «бессмертного величия». «Вот каков Вашингтон!» – с ложным пафосом восклицает в заглавии своей книги реакционный журналист Киплингер. «Вашингтон – бесподобный город», – на столь же высокой ноте вторит ему заголовок книги Веры Блум, дочери реакционнейшего конгрессмена от демократической партии Соломона Блума. Легко представить, сколько дифирамбов столице содержится в книгах с такими восторженно-рекламными названиями. В таком же роде и другая послевоенная книжная продукция о Вашингтоне, равно как и бесчисленные статьи в периодической прессе. Средний по количеству населения город – в Вашингтоне всего около шестисот тысяч жителей – на глазах у пораженных американцев, привыкших говорить о нем, в лучшем случае, с добродушной снисходительностью, ловко превращается в руках литературных жонглеров чуть ли не в центр мироздания. Фантазия наемных писак американского империализма, авансом провозглашающих Вашингтон столицей американизированного земного шара, поистине безудержна.

Я неоднократно приезжал в Вашингтон еще тогда, когда жил в Нью-Йорке. В один из таких приездов я совершил подробный осмотр города в компании вашингтонца Эрика Купера.

Наш маршрут начался от единственного в городе вокзала «Юнион-стэйшн». Через небольшой сквер, разбитый на привокзальной площади, мы поднимаемся на холм, возвышающийся над ближайшими районами столицы. На холме в здании Капитолия помещается Конгресс – высшее законодательное учреждение Соединенных Штатов. Местонахождение Конгресса породило ходячее в политических кругах выражение «на холме», ставшее синонимом слова «Конгресс» и почти вытеснившее его из обихода вашингтонцев.

Мы обходим массивное здание со всех сторон. Над центральным подъездом громоздится тяжеловесный купол, поддерживаемый колоннами в коринфском стиле. Рядом с Конгрессом дома, в которых расположены канцелярии сенаторов и членов палаты представителей, а также библиотека Конгресса и верховный суд США.

Эрик Купер останавливает меня перед фасадом Капитолия и вводит в элементарный курс вашингтонской топографии. Оказывается, мы стоим сейчас в пункте, через который проходят линии, делящие город в административном отношении на четыре части. Эти линии образуют улицы Норс-Кэпитол, Ист-Кэпитол и Саус-Кэпитол. Четвертая линия проходит не по улице, а через длинный и узкий парк, идущий на запад от Капитолия. Когда-то Капитолий, находящийся всего в одном километре от реки Потомак, был топографическим центром города. Но с тех пор Вашингтон так разросся, в особенности на северо-запад, что Капитолий очутился фактически на юго-восточной окраине, прижатой к Потомаку и его притоку – Анакоетии. Существующее административное деление на четыре неравные части явно устарело.

Решив осмотреть прежде всего северо-западную часть города, в котором находится большинство правительственных учреждений, памятников, музеев, мы направляемся по аллеям парка на запад от здания Конгресса. По обе стороны парка расположено несколько музеев и картинных галерей, за ними ряд департаментов (министерств) – юстиции, труда, торговли, сельского хозяйства. В конце парка, на обширной лужайке, высится огромный каменный обелиск. Это монумент Джорджу Вашингтону. Он стоит одиноко, представляя взору зрителя лишь четыре убогих плоских грани, уходящие ввысь: на них вы не увидите ни игры линий, ни гаммы цветов. Создатель этого каменного столба не проявил ни тени творческой фантазии. Зато внутренние стены обелиска выложены камнями, привезенными из разных местностей Америки и из развалин древности – из руин Карфагена, афинского Парфенона, храма Эскулапа. Есть камни с Везувия и даже с… могилы Наполеона на острове св. Елены.

Туристов этот обелиск интересует не потому, что он связан с памятью первого американского президента, а потому, что с его вершины превосходно виден весь город.

Лифт, устроенный внутри, поднимает туристов на высоту в пятьсот пятьдесят футов, откуда, как на ладони, виден не только весь Вашингтон, но и его окрестности. Отсюда можно разглядеть находящиеся по соседству памятники Томасу Джефферсону и Аврааму Линкольну. Они представляют собою архитектурные сооружения в форме античных храмов.

Несколько минут ходьбы от обелиска – и мы попадаем к Белому Дому, резиденции президента. В этом приземистом доме когда-то жил и работал Линкольн, руководивший отсюда борьбой за освобождение негров в войне между северными и южными штатами. В Белом Доме в течение тринадцати лет бессменно обитал Франклин Рузвельт, – единственный в истории США случай столь длительного пребывания одного и того же лица на посту президента. В апреле 1945 года сюда переехал Гарри Трумэн, очутившийся на посту президента случайно, вследствие смерти Рузвельта.

Рядом с Белым Домом стоит старинный четырехэтажный дом, занимающий почти целый квартал. Безвкусный архитектор, видимо страдавший пристрастием к колоннам, окружил ими дом со всех сторон, местами даже и на всех четырех этажах. До последнего времени в этом доме был расположен государственный департамент. Впоследствии он перебрался в бывшее помещение военного департамента, находящееся неподалеку, на 17-й улице. С другой стороны к Белому Дому примыкает здание казначейства (министерство финансов). Его вид представляет собою странную смесь стиля модерн с античными архитектурными мотивами.

Мы присаживаемся отдохнуть в Лафайет-сквере, перед Белым Домом. В сущности, мы уже обошли пешком весь центральный район Вашингтона, видели почти все парки, монументы и правительственные учреждения, занимающие сравнительно небольшую часть города – между Конгрессом и 17-й улицей. Только некоторые из министерств расположены в других районах.

Дальнейший осмотр совершается нами в такси, так как американская столица раскинулась на обширном пространстве. Наш маршрут проходит сначала через самую старую часть Вашингтона – Джорджтаун, затем по Массачузетс-авеню, вдоль которой тянутся кварталы роскошных особняков. Оттуда через живописный Роккрикпарк мы выезжаем на одну из главных городских магистралей – 16-ю улицу. В своей значительной части она занята дипломатическими миссиями, отелями и всевозможными храмами, включая масонские святилища.

Из этой поездки я вынес довольно отчетливое представление о топографии американской столицы. Она несложна. К району правительственных учреждений примыкают кварталы банковских, торговых и зрелищных предприятий, ресторанов и кабачков. Вокруг них широким полукругом тянется густо населенный «черный пояс» – районы, где живут негры. Всю остальную территорию города занимают жилые кварталы белого населения. Эти кварталы застроены по преимуществу маленькими коттеджами или так называемыми «блоками» – длинными двухэтажными домами разделенными на квартиры так, что каждая из них размещается на двух этажах. Небоскребов в Вашингтоне нет, как нет и фабрично-заводских районов. Все это резко отличает его от промышленных городов севера и востока страны и делает его похожим скорее на один из городов аграрного юга. Планировка Вашингтона выдержана в обычном стиле американских городов: подавляющее большинство улиц пересекается под прямыми углами. Исключение составляют лишь широкие проспекты-авеню, которые бороздят город во всевозможных направлениях.

Вашингтон выделяется среди американских городов – больших и малых – прежде всего своим искусственным происхождением. Он не развивался стихийно на основе местной промышленности, торговли или судоходства, а был построен именно для того, чтобы служить столицей Соединенных Штатов. Это обстоятельство главным образом и определяет физиономию города. Вашингтон кишмя-кишит всевозможными административными учреждениями. Последние иронически именуются «алфавитными», так как американцы ограничиваются в обиходе лишь начальными буквами слов, составляющих длинные названия учреждений. В их стенах работают десятки тысяч чиновников. Основную мгссу населения столицы составляют поэтому государственные служащие, работники коммунальных, торговых, зрелищных предприятий и ресторанов, домашняя прислуга. Большинство работников обслуживающих профессий – негры, или, как их иначе именуют, «цветные», составляющие около трети всего населения столицы.

Такой социальный состав населения Вашингтона не случаен. Одна из главных целей «отцов-основателей» (полупочетное, полуироническое звание первых руководителей новой республики после войны с Англией за независимость) состояла в том, чтобы расположить столицу вне крупных населенных центров, где много бедного, недовольного своим положением люда. Эта цель совпадает с намерениями современных потомков «отцов-основателей», стремящихся избавиться от неприятного соседства промышленного пролетариата. Расчет делался на то, что конгрессмены и сенаторы, разнокалиберные политиканы и дельцы смогут вершить здесь свои дела без постоянной оглядки на рабочие окраины. Чиновники, среди которых преобладают мелкобуржуазные элементы, хорошо вышколены и выдрессированы в роли послушных исполнителей хозяйской воли. Процесс дрессировки происходит постоянно, но своей кульминационной точки он достиг тогда, когда по почину президента Трумэна начала проводиться «проверка лояльности» государственных чиновников. Что касается негритянского населения столицы, то здесь, как и повсюду в американской «демократии», негров не принято считать людьми. «Стопроцентные» вашингтонцы англо-саксонского происхождения в лучшем случае рассматривают их как людей «третьего сорта». «Второсортными» они считают иммигрантов из Южной и Восточной Европы.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы и белое, в том числе «стопроцентное», население Вашингтона было в большом фаворе у американских законодателей, – скорее наоборот. Действительная или лицемерная боязнь Конгресса подвергнуться какому бы то ни было «давлению» со стороны местного населения привела к тому, что жители Вашингтона лишены даже тех формально-политических прав, которые имеет любой американский гражданин. Стоит калифорнийцу или пенсильванцу, луизианцу или нью-йоркцу поселиться в столице, как он немедленно лишается этих прав, ничего не приобретая взамен их. Жители Вашингтона, точнее – занимаемого им федерального округа Колумбия, не имеют права участвовать в избрании президента и представителей в Конгресс. Неоднократные попытки прогрессивных деятелей провести в Конгресс законопроект о предоставлении вашингтонцам избирательных прав неизменно проваливались. Вашингтонцы лишены даже привилегии местного самоуправления, которой обладают жители любого американского города. Округом Колумбия управляет особый комиссар, назначаемый президентом и Конгрессом. Характерно, что на протяжении последних лет, вплоть до августа 1947 года, Конгресс не находил для столицы лучшего комиссара, чем сенатор Бильбо – гнусный расист, взяточник и самый махровый из всех реакционеров, заседавших в сенате. Конгресс мог быть уверен, что при таком комиссаре прогрессивным элементам в Вашингтоне не будет оказываться никаких поблажек.

Несмотря на все свои старания, Конгрессу не удается избавиться от встречи лицом к лицу с недовольным населением. В первую очередь я имею в виду делегации всевозможных организаций, которые приезжают в Вашингтон, чтобы предъявить определенные требования, выразить протест против какого-либо мероприятия путем пикетирования правительственных учреждений или путем подачи петиций, деклараций и т.д. Расхаживающие вдоль решетки Белого Дома или у подъезда Конгресса пикетчики с плакатами являются повседневной деталью столичного быта. В фактах этого рода, как в капле воды, отражается растущий гнев широких масс населения, которых безжалостно грабят при помощи инфляции и у которых отнимают элементарные политические и профсоюзные права.

Живя в Вашингтоне, я был частым свидетелем и других форм протеста, рождавшихся тут же, в столице. Как ни изобретательны были «отцы-основатели» в выборе места для столицы, как ни стремятся современные правители быть подальше от «язвы пролетариата», все же пролетариат – хотя и не промышленный – в Вашингтоне существует. У него есть много причин для недовольства. Инфляция, породившая растущую изо дня в день дороговизну, задела Вашингтон больше, чем другие города. Стоимость жизни всегда была здесь очень высока, чего, однако, никак нельзя сказать о зарплате. А после войны диспропорция между стоимостью жизни и уровнем зарплаты еще более увеличилась. И вот стачки возникают одна за другой: бастуют водители автобусов и трамваев, телефонистки, служащие отелей и ресторанов, торговой сети. В любой части города можно видеть пикеты бастующих, несущих плакаты вроде, например, такого: «Ресторан «Гуд Фуд» несправедлив к своим служащим». Подобные плакаты являются не только выражением протеста, но и призывом к публике бойкотировать то или иное предприятие и тем самым способствовать успеху борьбы его служащих или рабочих.

Столичная полиция, как и всюду в США, приходит на помощь власть имущим, изыскивая всяческие поводы для того, чтобы обвинить бастующих в нарушении закона и жестоко расправиться с ними. По части самоуправства вашингтонские полисмены вряд ли уступят первенство полисменам других американских городов. Избиение и другие виды полицейского издевательства над вашингтонцами – это тоже повседневная деталь столичного быта. Масштабы и степень полицейского самоуправства, как правило, замалчиваются прессой, но в отдельных случаях они все же становятся достоянием гласности. Осенью 1947 года «Вашингтон-пост» сообщила, например, о факте зверского избиения двумя полисменами некоего Джулиуса Клегга находившегося затем под арестом в продолжение тридцати четырех часов без предъявления обвинения. Этот и подобный ему возмутительный случай избиения полисменом студента, имевший место почти одновременно, остались совершенно безнаказанными. Подобранные сенатором Бильбо и его достойными преемниками блюстители «порядка» спокойно предаются своим садистским наклонностям во имя сохранения «американских традиций личной свободы и неприкосновенности граждан», как выспренне выражаются в своих речах политиканы. Вместе с тем вашингтонская полиция неохотно занимается борьбой с преступностью, о чем говорит скандальный, увеличивающийся из года в год рост числа убийств, грабежей и краж со взломом. Выбор местоположения столицы, помимо вышеприведенных соображений, явился также результатом политического компромисса между оспаривавшими первенство штатами: Вашингтон был основан в тогдашнем географическом центре Соединенных Штатов.

Климатические условия – а хуже их, кажется, трудно было найти, – при этом во внимание не принимались. Вашингтон расположен в жарком и влажном поясе. «Только три места жарче, чем Филиппинские острова, – заявил однажды губернатор этих тропических островов Вильям Тафт: – Это Цинцинатти, Вашингтон и преисподняя…»

В течение пяти-шести месяцев в году вашингтонцы работают в условиях нестерпимой жары и духоты, не избавляясь от них и ночью. Чиновники, находящиеся на верхних ступенях бюрократической лестницы, имеют в своих кабинетах воздухоохладительные установки. Среди же мелких чиновников, служащих и рабочих, не обладающих таким комфортом, нередки случаи тепловых ударов во время работы. Я не говорю уж о том, что, по свидетельству представителя службы здравоохранения, невыносимая жара снижает эффективность труда рабочих и служащих минимум на одну треть.

Климатические особенности Вашингтона являются причиной хронически возобновляющихся предложений о переносе столицы в какой-нибудь иной пункт Соединенных Штатов. В последнее время появился новый повод для таких разговоров, порожденный горячечной пропагандой о якобы угрожающей США «опасности нападения» со стороны неведомых врагов. В печати появились предложения о переносе столицы в район Скалистых гор, в Денвер или другие местности штатов Среднего Запада. Некоторые алармисты с серьезным видом подсчитывали уже стоимость устройства столицы на новом месте или обсуждали вопрос о будущем использовании нынешних общественных зданий Вашингтона.

Вашингтон является столицей Соединенных Штатов лишь в очень узком смысле слова. Это – административный и законодательный центр страны, но вовсе не ее экономический центр. Еще меньше он имеет основания претендовать на роль культурного или духовного центра. В этом отношении Вашингтон представляет собой нечто весьма убогое. Несколько научных музеев и картинных галерей, созданных главным образом на частные средства, не могут прикрыть его духовной и культурной нищеты. Покойный президент Рузвельт не скрывал своего презрения к ограниченности и пустоте жизни в американской столице. На митинге в местечке Бойз, в штате Айдахо, он открыто заявил, что «Вашингтон является одним из наиболее провинциальных городов на всем земном шаре».

В городе нет ни оперного, ни драматического театра, если не считать любительской труппы при католическом университете. Приезжие оперные труппы ставят здесь изредка оперы только в концертном исполнении, пользуясь для этого «Конститюшн-холл» – конференц-залом реакционного общества «Дочери американской революции». Гастролирующие драматические труппы из других городов ставят спектакли в помещении театра «Нэшнл», не имеющего собственной труппы. Впрочем, будем справедливы и отметим, что в Вашингтоне все же имеется постоянный «театр» с постоянной труппой: это – «Бурлеск», единственной программой которого является демонстрация «актрис», раздевающихся догола под дикое улюлюканье и одобрительный свист зрителей. Вот и весь «вклад» американской столицы в театральную культуру страны.

Единственно развитой отраслью «культуры» в Вашингтоне является бурная светская жизнь. Завсегдатаи светских салонов – сенаторы, конгрессмены, высшая бюрократия, генералитет, приезжие богачи – ежедневно кочуют с одного приема на другой, едва успевая менять наряды в соответствии с требованиями этикета. Один досужий любитель статистики подсчитал, что на каждую книжную лавку в городе приходится семнадцать «салонов красоты» обслуживающих дам «из общества». Из этого видно, что в американской столице книга отступает на задний план перед кисточкой маникюрши. Впрочем, и в тех книжных лавках, которые существуют в Вашингтоне, хорошую книгу, как жемчужное зерно из известной басни, можно обнаружить, только разрыв навозную кучу бульварной литературы.

Этим, собственно, и исчерпывается культурная жизнь американской столицы. Вы не найдете здесь научной общественности, – к ней я, конечно, не отношу ученых специалистов, работающих в лабораториях военного ведомства за семью печатями. Здесь нет и литературных кругов, если под этим не подразумевать многочисленную свору желтых журналистов, ежедневно заполняющих столбцы газет своей бульварной стряпней. Уважающие себя деятели культуры не могут заниматься творческим трудом в обстановке травли, проводимой пресловутым «Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности». Эта травля сделала политическую атмосферу Вашингтона гораздо более невыносимой, чем атмосфера природная. «Ни один вашингтонец не сделал мало-мальски значительного вклада в американское искусство или литературу», – говорится в «Справочнике столичного журналиста». Можно ли более убийственным образом охарактеризовать уровень духовной и культурной жизни американской столицы?

В конце концов, если принять во внимание все, что сказано выше, то нельзя не воскликнуть вместе с Верой Блум: да, Вашингтон действительно «бесподобный» город! Бесподобный по своей культурной отсталости, по своему чванливому высокомерию, наконец по своей антидемократической сущности!