Возлюбленному брату Флавіану Левъ епископъ.
Прочитавъ посланіе твоей любви, такъ запоздавшее къ нашему удивленію, и разсмотревъ порядокъ епископскихъ деяній, наконецъ мы узнали, какой случился у васъ соблазнъ и возсталъ противъ чистоты веры, и то, что прежде казалось тайною, ныне сделалось для насъ явнымъ. Такимъ образомъ Евтихій, удостоенный было имени и сана пресвитерскаго, оказался весьма безразсуднымъ и столь великимъ невеждою, что и къ нему могутъ быть отнесены слова пророка: не восхоте разумети еже ублажити (делать добро), беззаконіе умысли на ложи своемъ (Псал. 35, 4–5). А что беззаконнее, какъ нечестиво умствовать о вере и не следовать мудрейшимъ и опытнейшимъ? Но сему — то безумію подвергаются те, которые, встретивъ въ чемъ либо неясномъ затрудненіе къ познанію истины, прибегаютъ не къ пророческимъ изреченіямъ, не къ писаніямъ апостольскимъ, и не евангельскому авторитету, а къ самимъ себе; и такимъ образомъ, не захотевъ быть учениками истины, становятся учителями заблужденія. Ибо какіе могъ пріобресть успехи въ знаніи священныхъ книгъ Ветхаго и Новаго Завета тотъ, кто не уразумелъ первыхъ словъ самаго символа? и что по всей вселенной исповедуется устами всехъ возрожденныхъ, того еще не понимаетъ сердцемъ этотъ старикъ.
Поэтому, не зная того, чтó должно думать о воплощеніи Бога Слова, и не желая потрудиться на широкомъ поприще священныхъ писаній, чтобы сподобиться света веденія, онъ долженъ бы былъ принять внимательнымъ слухомъ по крайней мере то всеобщее и единогласное исповеданіе, которое исповедуютъ все верующіе: «веруемъ въ Бога Отца Вседержителя, и въ Іисуса Христа, единороднаго Сына Его, Господа нашего, родившагося отъ Духа Святаго и Маріи Девы». Этими тремя изреченіями низпровергаются ухищренія всехъ почти еретиковъ. Ибо когда веруемъ, что Богъ есть и Вседержитель и вечный Отецъ, то этимъ уже доказывается, что Сынъ совеченъ Ему, и ничемъ не разнствуетъ отъ Отца: потому что рожденъ отъ Бога Богъ, отъ Вседержителя Вседержитель, отъ вечнаго совечный, а не позднейшій по времени, не низшій по власти, не разнственный по славе, не отдельный по существу. Онъ же — вечнаго Отца вечный Единородный родился отъ Святаго Духа и Маріи Девы. Это временное рожденіе ничего не убавило у того божественнаго и вечнаго рожденія, и ничего къ нему не прибавило, но всецело предало себя на спасеніе заблудшаго человека, чтобы и смерть победить, и силою своею сокрушить діавола, имущаго державу смерти (Евр. 2, 14). Ибо мы не могли бы победить виновника греха и смерти, если бы нашего естества не воспринялъ и не усвоилъ Тотъ, котораго ни грехъ не могъ уязвить, ни смерть — удержать въ своей власти. Онъ зачался отъ Духа Святаго во чреве Матери Девы, которая какъ зачала Его пребывъ девою, такъ и родила сохранивъ девство.
Но если онъ не могъ почерпнуть точнаго понятія изъ этого чистейшаго источника христіанской веры[2], потому что онъ собственнымъ ослепленіемъ затемнилъ для себя блескъ очевидной истины: то обратился бы къ ученію евангельскому, где Матфей говоритъ: книга родства Іисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля (Матф. 1, 1); поискалъ бы наставленія также въ проповеди апостольской, и читая въ посланіи къ Римлянамъ: Павелъ рабъ Іисусъ Христовъ, званъ апостолъ, избранъ въ благовестіе Божіе, еже прежде обеща пророки своими въ писаніихъ святыхъ, о Сыне своемъ, бывшемъ отъ семене Давидова по плоти (Рим. 1, 1–3); съ благочестивою любознательностію приступилъ бы къ книгамъ пророческимъ, и нашелъ бы обетованіе Божіе данное Аврааму: и благословятся о семени твоемъ вси языцы (Быт. 22, 17). А чтобы не недоумевать о свойстве сего семени, пусть последовалъ бы апостолу, который сказалъ: Аврааму же речени быша обеты и семени его; не глаголетъ же: и семенемъ, яко о мнозехъ, но яко о единомъ: и семени твоему, иже есть Христосъ (Гал. 3, 16). Пусть также внялъ бы внутреннимъ слухомъ своимъ пророчеству Исаіи, который говорилъ: се дева во чреве зачнетъ, и родитъ Сына, и нарекутъ имя ему Еммануилъ, еже есть сказаемо: съ нами Богъ (Ис. 7, 14; Матф. 1, 23); прочиталъ бы съ верою и сіи слова тогоже пророка. Отроча родися намъ, Сынъ и дадеся намъ, егоже начальство на раме Его; и наречется имя Его: велика совета Ангелъ, Чуденъ, Советникъ, Богъ крепкій, Князъ мира, Отецъ будущаго века (Ис. 9, 6). Тогда не сталъ бы говорить, пустословя, будто Слово стало плотію такъ, что Христосъ, рожденный изъ девической утробы, имелъ образъ человека, а не имелъ истинаго тела (такогоже, какъ тело) Матери. Не потому ли, можетъ быть, онъ признаетъ Господа нашего Іисуса Христа не имеющимъ нашего естества, что ангелъ, посланный къ благословенной Маріи, говорилъ: Духъ Святый найдетъ на тя, и сила Вышняго осенитъ тя; темже и раждаемое (отъ тебя) свято, наречется Сынъ Божій (Лук. 1, 35), т. е. такъ какъ зачатіе Девы было действіе божественное, то и плоть зачатаго не была отъ естества зачавшей? Но это рожденіе, исключительно удивительное и удивительно исключительное, должно быть понимаемо не такъ, чтобы необыкновенностью рожденія уничтожилось свойство рода. Плодотворность Деве дарована Духомъ Святымъ; а истинное тело заимствовано отъ (ея) тела. И когда такимъ образомъ Премудрость созидала себе домъ, Слово плоть бысть, и вселися въ ны (Іоан. 1, 14), т. е. въ той плоти, которую Оно заимствовало отъ человека, и которую одушевило духомъ жизни разумной.
Такимъ образомъ; при сохраненіи свойствъ того и другаго естества и при сочетаніи ихъ въ одно лице, воспринято величіемъ уничиженіе, могуществомъ немощь, вечностію смертность. Для уплаты долга естества нашего, безстрастное естество соединилось со страстною природою, дабы одинъ и тотъ же, Ходатай Бога и человековъ, человекъ Христосъ Іисусъ (1 Тим. 2, 5), и могъ умереть по одному (естеству), и не могъ умереть по другому, какъ того и требовало свойство нашего врачеванія. Посему истинный Богъ родился въ подлинномъ и совершенномъ естестве истиннаго человека: всецелъ въ своемъ, всецелъ въ нашемъ. Нашимъ же называемъ то, чтó Творецъ положилъ въ насъ въ начале, и что Онъ восхотелъ возвратить намъ. Ибо въ Спасителе не было и следа того, что привнесъ въ человека искуситель, и что прельщенный человекъ допустилъ (въ себя). И хотя Онъ сделался причастнымъ человеческихъ немощей, но отсюда не следуетъ, что сделался участникомъ и нашихъ греховъ. Онъ воспріялъ образъ раба безъ скверны греха, возвеличивая человеческое, и не уменьшая божественнаго: потому что то истощаніе, по которому невидимый соделался видимымъ, и по которому Творецъ и Владыка всехъ тварей восхотелъ быть однимъ изъ человековъ, было снизхожденіемъ Его милосердія, а не недостаткомъ могущества. Посему Тотъ, который, пребывая въ образе Божіемъ, сотворилъ человека, Онъ же самый соделался человекомъ, принявъ образъ раба. Оба естества сохраняють свои свойства безъ всякаго ущерба. Какъ образъ Божій не уничтожаетъ образа раба, такъ и образъ раба не умаляетъ образа Божія. А такъ какъ діаволъ хвалился темъ, что прельщенный его коварствомъ человекъ лишился божественныхъ даровъ и, обнажившись отъ блага безсмертія, подпалъ строгому приговору смерти, а онъ (діаволъ) въ своемъ бедственномъ положеніи нашелъ некоторое утешеніе въ томъ, что имелъ участника своей измены, что будто и Богъ, по требованію своего правосудія, переменилъ свое определеніе о человеке, котораго сотворилъ для такой чести: то открылась нужда въ домостроительстве тайнаго совета для того, чтобы и неизменяемый Богъ, котораго воля не можетъ лишиться свойственной ей благости, исполнилъ, посредствомъ сокровеннейшаго таинства, первое о насъ определеніе своей любви, и человекъ, впавшій въ грехъ по коварству злобы діавольской, не погибъ вопреки божественному намеренію.
Итакъ Сынъ Божій, низойдя съ небеснаго престола, приходитъ въ сіи дольнія (страны) міра, и не разлучаясь отъ славы Отца, раждается новымъ способомъ, новымъ рожденіемъ. Новымъ способомъ, — потому что Невидимый въ собственномъ (естестве) сталъ видимымъ въ нашемъ, Непостижимый благоволилъ соделаться постижимымъ, Предвечный началъ быть во времени, Господь вселенной воспріялъ образъ раба, сокрывъ безмерность своего величія, Безстрастный Богъ не возгнушался сделаться человекомъ могущимъ страдать, и Безсмертный — подвергнуться закону смерти. Новымъ же рожденіемъ рожденъ Онъ, — потому что непорочное девство не познало похоти, и между темъ доставило вещество плоти. Итакъ Господь принялъ отъ Матери естество, но не грехъ. А изъ того, что рожденіе это чудно, не следуетъ, что естество Господа нашего Іисуса Христа, рожденнаго изъ утробы Девы, отлично (отъ нашего). Ибо Тотъ; который есть истинный Богъ, есть вместе и истинный человекъ. И если уничиженіе человека и величіе божества взаимно соединились, то въ этомъ единстве нетъ никакого превращенія. Ибо какъ Богъ не изменяется чрезъ милосердіе, такъ человекъ не уничтожается чрезъ прославленіе. Каждое изъ двухъ естествъ въ соединеніи съ другимъ действуетъ такъ, какъ ему свойственно: Слово делаетъ свойственное Слову, а плоть исполняетъ свойственное плоти. Одно изъ нихъ сіяетъ чудесами, другое подлежитъ страданію. И какъ Слово не отпало отъ равенства въ славе съ Отцемъ, такъ и плоть не утратила естества нашего рода. Ибо одинъ и тотъ же (объ этомъ часто нужно говорить) есть истинно Сынъ Божій и истинно сынъ человеческій: есть Богъ, потому что въ начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Богъ бе Слово (Іоан, 1, 1); есть человекъ, потому что Слово плоть бысть, и вселисл въ ны (Іоан. 1, 14); — Богъ, потому что вся Темъ быша, и безъ Него ничтоже бысть (Іоан. 1, 3); — Человекъ, потому что рожденъ отъ жены, былъ подъ закономъ (Гал. 4, 4). Рожденіе плоти есть обнаруженіе человеческаго естества; а что Дева раждаетъ, это есть знаменіе божественной силы. Младенчество Отрочати свидетельствуется бедными пеленами; величіе же Всевышняго возвещается пеніемъ ангеловъ. Новорожденному человеческому (сыну) подобенъ Тотъ, котораго Иродъ нечестивый хочетъ умертвить; но Господь вселенной есть Тотъ, которому раболепно поклониться съ радостію идутъ волхвы. Когда Онъ пришелъ принять крещеніе отъ предтечи своего Іоанна: тогда, дабы не утаилось, что подъ покровомъ плоти скрывается Божество, съ неба возгремелъ гласъ Отца: сей есть Сынъ Мой возлюбленный, о немже благоволихъ (Матф. 3, 17). Далее, Его, какъ человека, искушаетъ діавольское коварство; и Ему же, какъ Богу, служатъ чины ангельскіе. Алкать, жаждать, утруждаться и спать, очевидно, свойственно человеку; но пять тысячь человекъ насытить пятью хлебами, но жене самарянской дать воду живую, отъ которой піющій не будетъ уже более жаждать, но немокрыми ногами ходить по поверхности моря, и утишеніемъ бури укрощать возмущеніе волнъ, безъ сомненія, есть дело божественное. Какъ не одного и тогоже естества дело — и плакать изъ состраданія по умершемъ друге, и его же, по удаленіи камня отъ четверодневной могилы, воскрешать къ жизни силою одного слова; или — висеть на древе, и въ тоже время превратить день въ ночь и поколебать все стихіи: или — быть пригвожденнымъ (ко кресту), и въ тоже время отверзать вере разбойника двери рая (о многомъ умалчиваемъ): такъ не одному и томуже естеству свойственно говорить: Азъ и Отецъ едино есма (Іоан. 10, 29), и — Отецъ Мой болій Мене есть (Іоан. 14, 28). Ибо хотя въ Господе Іисусе одно лице — Бога и человека: однако иное то, откуда происходитъ общее того и другаго уничиженіе, и иное то, откуда проистекаетъ общее ихъ прославленіе. Отъ нашего (въ Немъ естества) у Него есть меньшее Отца человечество, а отъ Отца у Него есть равное съ Отцемъ божество.
По причине этого — то единства лица, которое должно разуметь по отношенію къ тому и другому естеству, и о Сыне человеческомъ читаемъ, что Онъ сшелъ съ неба, тогда какъ Сынъ Божій воспріялъ плоть отъ Девы, отъ которой родился; и обратно — о Сыне Божіемъ говорится, что Онъ распятъ и погребенъ, тогда какъ Онъ потерпелъ сіе не божествомъ, по которому Единородный совеченъ и единосущенъ Отцу, а немощнымъ человеческимъ естествомъ. Отсюда все мы и въ символе (веры) исповедуемъ единороднаго Сына Божія распятымъ и погребеннымъ, сообразно съ сими словами апостола: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1 Кор. 2, 8). А когда самъ Господь нашъ и Спаситель, научая своихъ учениковъ вере посредствомъ вопросовъ, спросилъ: кого Мя глаголютъ человецы быти, Сына человеческаго? и когда на ихъ ответъ, что различные различно объ этомъ думаютъ. Онъ сказалъ: вы же кого Мя глаголете быти? — Меня т. е. Сына человеческаго, котораго вы видите въ образе раба и въ истинномъ теле, — за кого вы Меня считаете? — тогда блаженный Петръ, по вдохновенію свыше и на пользу отъ своего исповеданія всемъ народамъ, отвечалъ: Ты еси Христосъ, Сынъ Бога живаго (Матф. 16, 13–16). И достойно названъ блаженнымъ отъ Господа и отъ сего первообразнаго Камня стяжалъ твердость и силы и имени своего — тотъ, который по откровенію Отца исповедалъ одного и тогоже и Сыномъ Божіимъ и Христомъ; потому что одно изъ сихъ (наименованій), взятое отдельно отъ другаго, не служило во спасеніе, напротивъ одинаково было опасно исповедать Господа Іисуса Христа только Богомъ, а не вместе и человекомъ, или признать Его простымъ человекомъ, а не вместе и Богомъ.
По воскресеніи же Господа, которое конечно есть воскресеніе истиннаго тела, такъ какъ не иной кто воскресъ, а тотъ же, кто былъ распятъ и умеръ, — что иное делалось въ продолженіе сорокадневнаго Его пребыванія (на земле), какъ не то, чтобы чистота веры нашей была свободна отъ всякаго мрака? Такъ, Онъ то беседовалъ съ учениками своими, обращался и елъ съ ними, а техъ изъ нихъ, которыхъ безпокоило сомненіе, допустилъ осязать Себя тщельнымъ и нарочитымъ осязаніемъ; то входилъ къ ученикамъ своимъ, тогда какъ двери были заперты, давалъ имъ Духа Святаго дуновеніемъ своимъ, и, даровавъ имъ светъ разуменія, открывалъ тайны священныхъ писаній; то опять показывалъ рану въ боку своемъ, и язвы отъ гвоздей, и все знаки недавняго страданія, говоря: видите руце Мои, и нозе Мои, яко самъ Азъ есмь; осяжите Мя и видите: яко духъ плоти и кости не имать, якоже Мене видите имуща (Лук. 24, 39). И все это для того, чтобы убедить, что въ Немъ свойства божественнаго и человеческаго естества пребываютъ нераздельно, и чтобы такимъ образомъ мы знали, что (въ Немъ) Слово не то же, что плоть, и исповедывали единаго Сына Божія и Словомъ и плотію (вместе).
Сего — то таинства веры должно считать вовсе чуждымъ этого Евтихія, который въ Единородномъ Божіемъ не признаетъ нашего естества ни въ уничиженіи смерти ни въ славе воскресенія. И не ужаснулся онъ суда блаженнаго апостола и евангелиста Іоанна, который сказалъ: всякъ духъ, иже исповедуетъ Іисуса Христа во плоти пришедша, отъ Бога есть; и всякъ духъ, иже разделяетъ Іисуса, отъ Бога несть, и сей есть антихристъ (1 Іоан. 4, 2–3). А что значитъ разделять Іисуса, какъ не отделять отъ Него человеческое естество и безстыдными вымыслами упразднять таинство веры, которымъ однимъ мы спасены? Слепотствуя же въ отношеніи къ природе тела Христова, онъ по необходимости съ такою же слепотою будетъ безумствовать о ней въ состояніи страданія Его. Ибо если онъ не считаетъ креста Господня за призракъ, и не сомневается, что страданіе, воспріятое за спасеніе міра, было истинное (страданіе): то онъ долженъ признать и плоть Того, смерти котораго онъ веруетъ. Пусть не говоритъ онъ, что не нашего тела былъ тотъ человекъ, котораго самъ признаетъ страдавшимъ: ибо отрицаніе истинной плоти есть отрицаніе и страданія плоти. Итакъ, если онъ пріемлетъ христіанскую веру и не отвращаетъ своего слуха отъ проповеди евангельской: то пусть разсудитъ, какое естество, пронзенное гвоздями, висело на древе крестномъ; пусть размыслитъ, когда воинъ копіемъ отверзъ бокъ распятаго, откуда тогда истекла кровь и вода, для омовенія Церкви Божіей банею и (напоенія) чашею. Пусть послушаетъ и блаженнаго Петра, который проповедуетъ, что освященіе Духомъ бываетъ чрезъ окропленіе кровію Христовою (1 Петр. 1, 2). Пусть не мимоходомъ прочтетъ слова тогоже апостола: ведяще, яко не истленнымъ сребромъ или златомъ избавистеся отъ суетнаго вашего житія отцы преданнаго, но честною кровію яко агнца непорочна и пречиста Іисуса Христа (1 Петр. 1, 18–19). Пусть не противится и свидетельству блаженнаго апостола Іоанна, который говоритъ: и кровь Іисуса Сына Божія очищаетъ насъ отъ всякаго греха (1 Іоан. 1, 7), и въ другомъ месте: сія есть победа, победившая міръ, вера наша. Кто есть побеждаяй міръ, токмо веруяй, яко Іисусъ есть Сынъ Божій? Сей есть пришедый водою и кровію, Іисусъ Христосъ; не водою точію, но водою и кровію; и Духъ есть свидетельствуяй, яко Христосъ есть истина; яко тріе суть свидетельствующіи: Духъ, и вода, и кровь; и сіи три едино суть (1 Іоан. 5, 4–6. 8): то есть, духъ освященія, кровь искупленія, и вода крещенія. Сіи три составляютъ одно и пребываютъ нераздельными; ни одно изъ нихъ не отделяется отъ своего единства: такъ какъ кафолическая Церковь живетъ и преуспеваетъ тою именно верою, чтобы во Христе Іисусе не исповедывать ни человечества безъ истиннаго божества, ни божества безъ истиннаго человечества.
Евтихій, отвечая на пункты вашего допроса, говорилъ: «исповедую, что Господь нашъ прежде соединенія былъ изъ двухъ естествъ; по соединеніи же исповедую одно естество». Удивляюсь, что столь безразсудное и столь нечестивое исповеданіе его не было порицаемо никакою укоризною со стороны судившихъ (его), и что эти слишкомъ безумныя и слишкомъ хульныя слова оставлены безъ вниманія, какъ — бы не было выслушано ничего оскорбительнаго! тогда какъ столько же нечестиво говорить, что единородный Сынъ Божій былъ двухъ естествъ до воплощенія, сколько нелепо утверждать, что въ Немъ одно естество после того, какъ Слово плоть бысть. Чтобы Евтихій не сталъ считать мненія своего или вернымъ, или сноснымъ, на томъ основаніи, что оно не было опровергнуто ни однимъ вашимъ голосомъ, то убеждаемъ тщаніе любви твоей, возлюбленный братъ, очистить невежественнаго человека и отъ этого пятна на его сознаніи, если, по действію милосердія Божія, дело его приметъ добрый оборотъ. Ибо онъ хорошо началъ — было отступать отъ своего убежденія (какъ видно изъ хода соборныхъ деяній), когда, по вашему требованію, обещался признавать то, чего прежде не признавалъ, и успокоиться на той вере, которой прежде былъ чуждъ. Но когда онъ не захотелъ изъявить согласія предать анафеме (свой) нечестивый догматъ: то ваше братство изъ этого заключило, что онъ остается въ своемъ нечестіи и заслуживаетъ приговора осужденія. Впрочемъ, если онъ искренно и нелицемерно кается и сознаетъ, хотя бы и поздно, какъ справедливо подвиглась противъ него власть епископская, или если онъ, для полнаго оправданія, осудитъ все свои худыя мысли и устно и собственноручною подписью: то милосердіе къ исправившемуся, какъ бы оно ни было велико, не будетъ предосудительно. Ибо Господь нашъ, истинный и добрый Пастырь, душу свою положившій за своихъ овецъ, и пришедшій спасти души человеческія, а не погубить, хочетъ, чтобы мы были подражателями Его человеколюбія, т. е. чтобы согрешающихъ обуздывала правда, а обратившихся не отталкивало милосердіе. Тогда собственно съ полнымъ успехомъ защищается истинная вера, когда ложное мненіе осуждается самыми последователями своими.
Для вернаго же и безпристрастнаго изследованія всего дела, мы отправили, вместо себя, братій нашихъ, епископа Юліана и пресвитера Рената, и еще сына моего діакона Иларія. Къ нимъ присоединили мы нотарія нашего Дульцитія, котораго вера много разъ испытана нами. Уповаемъ на содействіе помощи Божіей, что заблудившій, осудивъ неправоту своего образа мыслей, спасется. — Богъ да сохранитъ тебя въ здравіи, возлюбленный братъ!
Дано въ іюньскія иды, въ консульство светлейшихъ консуловъ Астерія и Протогена[3].
Печатается по изданію: Деянiя Вселенскихъ Соборовъ, изданныя въ русскомъ переводе при Казанской Духовной Академiи. Томъ третiй: Соборъ Халкидонскiй, Вселенскiй четвертый (начало). — Казань: Въ Университетской типографiи, 1863. — С. 516–531.