CCLI
Сладко спалось мне. Сладко было пробуждение мое. Тишина окружала меня. Как потерявший память, я не знал, где я. Хотел рассмотреть, приподнимал ресницы, но они опадали снова на глаза, и предметы скрывались от взоров. Сон преодолел усилие. Снова погрузился я в волны забвения. Мне казалось, что я на Олимпе, на пиру у Юпитера. Жажда томит меня, я умоляю Гебу[375]:
Лей нектар мне, Ювента-Геба!
Дай нить!… горят мои уста!…
Как свет, как мысль о благах неба,
Струя прозрачна и чиста!…
Как сладок… взгляд твой! Что ж он томен?
Не буря ли волнует грудь?…
Постой, постой!… я буду скромен…
Я буду пить!… но дай вздохнуть!
CCLII
Глубоко вздохнул я и проснулся. Смотрю. Где я? – Лежу в фургоне лошади распряженные спокойно едят сено. Вправо лес; влево… шум уединенная корчма… Где же мой Берна? мошенник!
Иду в корчму – в корчме все пьяно!
II Берна пьян! Ну как тут быть?!
Он Мардохея от Амана [376]
Не мог, бездельник, отличить!
Подобный растах [377]не был в плане!
Вот я к жиду: Впряжешь ли кляч? –
Что ж жид в ответ? – « Ни, шабас, пане!» –
О, счастлив тот, кто не горяч!
Но если б и его заставить
В корчме с жидами шабаш [378]править???
Я посмотрел бы!!!