Через месяц, вечером 20 августа, Симон Форд и Мэдж провожали наилучшими пожеланиями четырех туристов, собиравшихся покинуть коттедж. Джемс Старр, Джек Райан и Гарри сопровождали Нелль на поверхность земли, туда, куда ее нога еще не ступала ни разу, — в тот ослепительный мир, блеска которого ее глаза еще не знали.
Поездка должна была продолжаться два дня. Джемс Старр, а с ним и Гарри хотели, чтобы за эти сорок восемь часов, проведенных на поверхности, девушка увидела все, чего нельзя увидеть в мрачной шахте, то есть самые различные пейзажи, — чтобы ее глазам открылась панорама города, поля и горы, реки, озера, заливы, море.
В этой части Шотландии, между Эдинбургом и Глазго, природа словно собрала воедино все земные чудеса, а небо было таким же, как и везде: с вечно бегущими облаками, с ясной иль затуманенной луной, с сияющим солнцем, с россыпью звезд.
Поездка была задумана так, чтобы удовлетворить всем требованиям программы.
Симон Форд и Мэдж были бы рады сопровождать Нелль; но, как известно, они были домоседами и не могли решиться хотя бы на один день покинуть свое подземное царство.
Джемс Старр поехал как наблюдатель и философ; с точки зрения психологии, ему было очень интересно наблюдать наивные впечатления Нелль, — быть может, угадать что-нибудь из тех таинственных событий, которые были связаны с ее детством.
Гарри с тревогой спрашивал себя, не изменится ли Нелль при этом быстром посвящении в тайны внешнего мира, не станет ли она во всем отличной от той девушки, которую он до сих пор знал и любил.
Что касается Джека Райана, то он радовался, как зяблик, порхающий в первых лучах солнца. Юноша надеялся, что его заразительная веселость сообщится и остальным путникам: этим он хотел отблагодарить их за приглашение.
Нелль была задумчива и сосредоточена.
Джемс Старр благоразумно рассудил, что выехать нужно вечером. Действительно, для девушки было лучше перейти от ночного мрака к дневному свету постепенно. С полуночи до полудня она должна была последовательно увидеть все переходы теней и света, и ее глаза могли мало-помалу приспособиться к ним.
Выходя из коттеджа, Нелль взяла Гарри за руку и сказала:
— Гарри, значит, мне непременно нужно оставить нашу старую шахту хотя бы на несколько дней?
— Да, Нелль, — ответил молодой человек, — это необходимо. Необходимо и для тебя и для меня.
— Но, Гарри, — продолжала Нелль, — с тех пор как ты меня нашел, я счастлива, совершенно счастлива. Ты меня многому научил. Разве этого не довольно? Что я буду делать наверху?
Гарри взглянул на нее, не отвечая. Доводы, высказанные девушкой, совпадали с его собственными мыслями.
— Дитя мое, — сказал тогда Джемс Старр, — я понимаю твои колебания, но все же тебе следует идти с нами. Те, кого ты любишь, сопровождают тебя, и с ними ты вернешься. Если ты захочешь после этого продолжать жить в шахте, как старый Симон, как Мэдж, как Гарри, — будь по-твоему! Я не сомневаюсь, что именно так и будет, и одобряю тебя. Но ты по крайней мере получишь возможность сравнить то, что оставляешь, с тем, что ты выберешь, и действовать свободно. Идем же!
— Идем, милая Нелль, — произнес Гарри.
— Я готова, — ответила девушка.
В девять часов Нелль и ее спутники отправились на поверхность с последним поездом. Через двадцать минут он доставил их на станцию, куда подходила короткая ветка пути из Думбартона в Стерлинг, обслуживавшая Новый Эберфойл.
Уже стемнело. По небу бежали редкие облачка, гонимые северо-восточным ветерком, освежавшим воздух. На смену погожему дню спускалась теплая ясная ночь.
В Стерлинге Нелль и ее спутники вышли из вокзала. Перед ними тянулась дорога к Форту, окаймленная высокими деревьями.
Девушка жадно вдыхала свежий воздух, испытывая приятное ощущение прохлады.
— Дыши хорошенько, — сказал Джемс Старр. — Дыши этим воздухом, насыщенным живительными ароматами полей!
— Что это за клубы дыма несутся у нас над головами? — спрашивала Нелль.
— Это облака, — ответил Гарри, — полусгустившиеся водяные испарения, ветер их гонит к востоку.
— Ах! — сказала Нелль. — Как было бы чудесно нестись вместе с их беззвучной вереницей! А что это за светлые точки мерцают меж облаками?
— Это звезды, о которых я тебе говорил, Нелль. Это все солнца, центры миров, быть может, подобных нашему.
Созвездия вырисовывались все яснее на темной синеве неба. Ветер постепенно разгонял тучи. Нелль долго смотрела на эти тысячи сверкающих звезд.
— Но если это солнца, — спросила она, — то как могут мои глаза выносить их блеск?
— Дитя мое, — ответил Джемс Старр, — это действительно солнца, но они находятся от нас на огромном расстоянии. Самая близкая звезда из многих тысяч звезд, посылающих нам свои лучи, — это Вега, в созвездии Лиры. Погляди, она сверкает почти в зените, а от нее до нас пятьдесят тысяч миллиардов лье. Поэтому твои глаза могут выдержать ее блеск. А солнце поднимется завтра всего в тридцати восьми миллионах лье от нас, и на него никакой человеческий глаз смотреть не может, ибо оно пылает сильнее самого раскаленного горна. Но идем, Нелль, идем!
Они пошли по дороге. Джемс Старр вел девушку под руку, Гарри шел рядом с ней, а Джек Райан то убегал вперед, то возвращался, словно щенок, которого медлительность хозяев выводит из терпения.
Дорога была пустынна. Нелль смотрела на силуэты больших деревьев, колеблемых ветром; она могла бы принять их в потемках за великанов, размахивающих руками. Шелест ветра в густых ветвях, глубокая тишина в те минуты, когда он спадал, горизонт, выделявшийся отчетливой чертой в открытых местах, — все вызывало в ней новые чувства, оставляло неизгладимое впечатление. После первых расспросов Нелль умолкла, и ее спутники, словно по общему согласию, не мешали ее задумчивости. Они не хотели повлиять своими речами на чуткое воображение девушки и предпочитали дать мыслям самостоятельно зарождаться у нее в уме.
Около половины двенадцатого они дошли до северного берега Форта. Там их ждала лодка, нанятая Джемсом Старром; она должна была за несколько часов доставить их в Эдинбургский порт.
Нелль увидела у своих ног блестящую воду, колеблемую приливом и словно усеянную дрожащими звездами.
— Это озеро? — спросила она.
— Нет, — ответил Гарри, — это большой залив с проточной водой, это устье реки, почти морской рукав. Зачерпни рукой этой воды, Нелль, и ты увидишь, что она не пресная, как в озере Малькольм.
Девушка наклонилась, обмакнула руку в набежавшие волны и поднесла ее к губам.
— Вода соленая, — заметила она.
— Да, — ответил Гарри, — море дошло сюда, потому что сейчас прилив. Такой соленой водой, которой ты сейчас отведала, покрыто почти три четверти Земного шара.
— Но если вода в реках та же, которая падает из туч, образуемых из морской воды, то почему она пресная? — спросила Нелль.
— Потому что, испаряясь, вода теряет соль, — ответил Джемс Старр. — Тучи образуются из испарений и изливают на землю эту пресную воду обратно в виде дождя.
— Гарри, Гарри! — вскричала вдруг девушка. — Что это за красноватый свет на горизонте? Не лесной ли это пожар?
И она указала на восток, где небо, подернутое дымкой, было слегка окрашено в красный цвет.
— Нет, Нелль, — ответил Гарри. — Это восходит луна.
— Да, луна! — воскликнул Джек Райан. — Великолепное серебряное блюдо, которое духи проносят по небу, чтобы собрать целую россыпь звездных монет!
— Право, Джек, — заметил, смеясь, инженер, — я и не знал за тобой такой склонности к смелым сравнениям!
— Что ж, мистер Старр, мое сравнение верно. Вы видите, звезды исчезают по мере того, как луна движется. Потому я и думаю, что они на нее падают.
— Это значит, Джек, — возразил инженер, — что луна затмевает своим блеском звезды до шестой величины, и потому они как будто исчезают на ее пути.
— Как это прекрасно, — повторяла Нелль, вся обратившаяся в зрение. — Но я думала, что луна совсем круглая.
— Она бывает круглой в полнолуние, — ответил Джемс Старр, — то есть когда стоит против солнца. Но сейчас она на ущербе, в последней четверти, и от серебряного блюда нашего друга Джека остался лишь тазик для бритья.
— Ах, мистер Старр, — воскликнул Джек Райан, — какое недостойное сравнение! Я как раз хотел запеть песню в честь луны:
Светило ночи, что лучом
Своим ласкаешь…
Но нет, теперь это невозможно! Ваш бритвенный таз сбрил все мое вдохновение!
Тем временем луна постепенно поднималась над горизонтом. Последние облачка вокруг нее растаяли. В зените и на западе звезды еще блистали на черном фоне, который должен был вскоре побледнеть в лунном сиянии. Нелль молча созерцала это прекрасное зрелище, глаза ее не утомлялись от этого мягкого, серебристого света, но рука дрожала в руке Гарри и говорила за нее.
— Сядем в лодку, друзья мои, — произнес инженер. — Нам нужно подняться на Трон Артура до восхода солнца.
Лодка была привязана у берега; ее сторожил моряк. Нелль и ее спутники заняли свои места. Подняли парус, и его сейчас же надул северо-восточный ветер.
Какое неизведанное ощущение для Нелль! Она каталась несколько раз по озерам Нового Эберфойла, но как бы плавно Гарри ни двигал веслом, оно всегда выдавало усилия гребца. Здесь же Нелль впервые почувствовала себя увлекаемой вперед, скользящей почти так же плавно, как скользит воздушный шар в атмосфере. Залив был спокоен, словно озеро. Полулежа на корме, Нелль отдавалась этому движению. Иногда, при перемене галса, лунные блики дробились блестками на поверхности воды, и тогда лодка плыла словно по мерцающему серебряному покрывалу. Это было восхитительно!
Глаза у Нелль невольно закрывались. Ею овладела неодолимая дремота, и, склонившись головой на плечо Гарри, она уснула спокойным сном.
Гарри хотел разбудить ее, чтобы она не пропустила ни одного из чудес этой ночи.
— Дай ей поспать, мой мальчик, — сказал ему инженер. — Два часа отдыха помогут ей перенести впечатления дня.
В два часа ночи лодка достигла пристани Грэнтон. Едва она коснулась берега, как Нелль пробудилась.
— Я спала? — спросила она.
— Нет, дитя мое, — ответил Джемс Старр. — Тебе только снилось, что ты спишь.
Ночь была очень ясная. Луна, на полпути от горизонта к зениту, разливала по небу свои лучи.
В маленьком Грэнтонском порту стояли только две-три рыбачьих лодки, тихо покачиваясь на волнах. С приближением зари ветер утих. Небо очистилось от туч, все предвещало один из тех дивных августовских дней, которые так прекрасны близ моря. Вдали поднимался теплый пар, такой тонкий и прозрачный, что первые же лучи солнца должны были рассеять его без остатка. Девушка могла видеть море, сливавшееся с краем небосклона. Это расширяло ее горизонт, но все же она еще не получала того особого впечатления, какое дает океан, когда свет словно раздвигает его пределы до бесконечности.
Гарри взял Нелль за руку, и они пошли за Джемсом Старром и Джеком Райаном по пустынным улицам. В представлении Нелль это предместье столицы было лишь скоплением темных домов, напоминавшим ей Колсити, с той лишь разницей, что свод здесь был выше и мерцал блестящими точками. Она шла легко, и Гарри ни разу не пришлось замедлять шага, из боязни утомить ее.
— Ты не устала? — спросил он после получасовой ходьбы.
— Нет, — ответила она. — Мои ноги словно не касаются земли. Небо так высоко над нами, что мне хочется улететь туда, будто у меня есть крылья.
— Держи ее крепче! — вскричал Джек Райан. — Нам нужно сохранить нашу маленькую Нелль! У меня тоже иной раз бывает такое ощущение, когда я некоторое время безвыходно проведу в шахте.
— Оно вызвано тем, — пояснил Джемс Старр, — что мы больше не чувствуем давления сланцевых сводов, поднимающихся над Колсити. Тут нам кажется, что небо — это глубокая бездна, и хочется в него устремиться. Не это ли ты ощущаешь, Нелль?
— Да, мистер Старр, — ответила девушка, — именно это. У меня, право, кружится голова.
— Ты привыкнешь, Нелль, — возразил Гарри. — Ты привыкнешь к бесконечности внешнего мира и, быть может, забудешь нашу мрачную шахту…
— Никогда, Гарри! — ответила Нелль и прикрыла глаза рукою, словно хотела оживить в душе воспоминание обо всем, что она покинула недавно.
Дома вокруг спали. Джемс Старр со своими спутниками пересекли Лейс-Уок, обогнули Колтон-Хилл, где в полумраке возвышались Обсерватория и памятник Нельсону; потом они пошли по Реджент-стрит и, сделав после моста небольшой крюк, достигли конца Канонгэт.
В городе еще не было движения. На готической колокольне канонгэтской церкви пробило два часа.
Здесь Нелль остановилась.
— Что это за темная масса? — спросила она, указывая на здание, стоявшее отдельно в глубине небольшой площади.
— Это дворец прежних властелинов Шотландии, Холируд, где совершилось столько печальных событий! — ответил Джемс Старр. — Историк мог бы вызвать тут немало царственных теней, начиная с злосчастной Марии Стюарт и кончая старым французским королем Карлом Десятым. И все-таки, несмотря на эти мрачные воспоминания, когда рассветет, Нелль, вид этого дворца не покажется тебе чересчур угрюмым. Со своими четырьмя толстыми зубчатыми башнями Холируд похож на загородную резиденцию, у которой каприз ее владельца сохранил феодальный облик. Но двинемся дальше. Там, в ограде старинного Холирудского аббатства, возвышаются живописные скалы Солсбюри, а над ними господствует Трон Артура. Туда-то мы и поднимемся. С его вершины, Нелль, ты увидишь, как восходит солнце над морским горизонтом.
Они вошли в Королевский парк, потом, постепенно поднимаясь, миновали Виктория-Драйв — прекрасную круговую дорогу, удобную для экипажей и удостоившуюся нескольких строк в романе Вальтера Скотта.
В сущности Трон Артура представляет собою лишь холм высотой в семьсот пятьдесят футов, одинокая вершина которого господствует над окружающими возвышенностями. Поднимаясь по тропе, извивавшейся по его склону, Джемс Старр и его спутники меньше чем за полчаса достигли вершины, похожей на львиную голову, если смотреть на нее с запада.
Там все четверо сели, и Джемс Старр, у которого всегда была наготове цитата из сочинений великого шотландского романиста, сказал:
— Вот что написал Вальтер Скотт в главе восьмой «Эдинбургской темницы»: «Если бы мне нужно было выбрать место, откуда лучше всего видны восход или закат солнца, я выбрал бы именно это». Погоди же, Нелль, вскоре появится солнце, и ты увидишь его во всем великолепии.
Взоры девушки обратились к востоку. Гарри, сидевший рядом, внимательно и тревожно наблюдал за нею: не окажется ли восход солнца слишком сильным для нее впечатлением? Все молчали; притих даже Джек Райан.
В прозрачной дымке над горизонтом обозначилась узкая светлая полоса с розовым оттенком. Воздушные облачка, заблудившиеся в зените, были тронуты нежным светом. У подножья Трона Артура смутно виднелся еще окутанный сумраком спящий Эдинбург; в темноте там и сям виднелись светлые точки — первые огоньки, засветившиеся в окнах старого города. На западе горный хребет, поднимавшийся вдали причудливыми зубцами, замыкался линией острых вершин, каждую из которых солнечные лучи должны были вскоре украсить огненным султаном.
Тем временем на востоке морская даль вырисовывалась все яснее. Гамма красок возникала постепенно, в том же порядке, что и в радуге. Красный цвет дымки на горизонте мало-помалу переходил к зениту в фиолетовый. С каждой секундой палитра становилась все ярче. Розовый цвет переходил в красный, красный — в огненный. В точке пересечения светозарной дуги с окружностью моря рождался день.
Нелль переносила взгляд от подножья холма к городу, отдельные кварталы которого начали постепенно выступать из общей массы. Там и сям поднимались высокие строения, остроконечные колокольни, и контуры их рисовались все отчетливее. В воздухе разливался словно какой-то пепельный свет. Наконец, первый солнечный луч коснулся глаз девушки; это был тот самый зеленоватый луч, который поднимается утром или вечером из моря, когда горизонт совершенно чист.
Еще через полминуты Нелль выпрямилась, указывая рукой на какую-то одну точку над новым городом.
— Огонь! — воскликнула она.
— Нет, Нелль, — ответил Гарри, — это не огонь. Это золотой венец, которым солнце отмечает вершину памятника Вальтеру Скотту!
Действительно, верхушка колокольни высотою в двести футов блистала, как маяк первого класса.
День настал. Взошло солнце. Его диск казался влажным, точно действительно вышел из морских волн. Сначала сплюснутый вследствие рефракции, он постепенно принял круглую форму. Его сияние вскоре стало нестерпимым, словно открылся в небе зев раскаленного горна.
Нелль была вынуждена тотчас же зажмуриться и даже прикрыть слишком тонкие веки плотно сжатыми пальцами.
Гарри хотел, чтобы она отвернулась в другую сторону.
— Нет, Гарри, — возразила она, — нужно, чтобы мои глаза привыкли видеть то, что видят твои.
Сквозь ладони Нелль видела свет, еще розовый, но белевший по мере того, как солнце поднималось над горизонтом. Постепенно ее глаза привыкли к нему. Потом ее веки разомкнулись, и глаза наполнились, наконец, сиянием дня.
Девушка упала на колени и взволнованно воскликнула:
— Бог мой, как прекрасен твой мир!
Потом она опустила глаза и огляделась. У ее ног расстилалась панорама Эдинбурга: чистенькие, прямые кварталы нового города, нагромождение домов и причудливая сетка улиц Старой коптильни. Надо всем этим господствовали две высоты: замок, прилепившийся к базальтовой скале, и Колтон-Хилл с руинами современного греческого памятника на своем округлом хребте. От столицы лучами расходились прекрасные, обсаженные деревьями дороги. На севере Фортский залив, подобно морскому рукаву, глубоко врезывался в берег, в котором открывался Лейсский порт. Выше, на третьем плане, развертывалось живописное побережье Файфского графства. Эти северные Афины соединялись с морем дорогой, прямой, как Пирей. К западу расстилались прекрасные песчаные пляжи Ньюхейвена и Портобелло, где песок окрашивал в желтый цвет первые волны прилива. Даль оживляли рыбачьи лодки и два-три парохода, поднимавших к небу султаны черного дыма. За всем этим зеленели необозримые поля.
Равнина была там и сям слегка всхолмлена. Ломонд-Хилл на севере, Бен-Ломонд и Бен-Лиди на западе отражали солнечные лучи так, словно их вершины были покрыты вечными снегами.
Нелль не могла говорить. Уста ее шептали несвязные слова. Руки у нее дрожали, голова кружилась. Силы на миг оставили ее. На этом свежем воздухе, перед этим дивным зрелищем она вдруг почувствовала, что слабеет, и упала без сознания на руки Гарри, успевшего подхватить ее.
Эта девушка, жизнь которой до сих пор протекала в глубине шахты, увидела, наконец, все то, что составляет мир, каким его создала природа и человек. Ее взгляд, обежав город и поля, впервые обратился к необъятности моря и к бесконечности небес.