ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Разочарованный, разозленный скептическими ответами шерифа, мистер Титбюри ушел из полицейского управления и вернулся к миссис Титбюри.
— Ну что, Герман, — обратилась она к нему, — нашли жулика, Инглиса?
— Он — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул, — его зовут Билл Аррол…
— Мерзавец арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда смогут поймать…
— А наши деньги? Наши три тысячи?…
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул: все погибло! Но эта сильная женщина скоро встала.
— Что же делать? — спросил муж в полном отчаянии.
— Ждать, — ответила она.
— Но чего? Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка.
— Но как же с деньгами?
— Есть время их выписать, даже если нас отошлют на окраину Соединенных Штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились на телеграф.
Понятно, весь город знал уже о несчастье, постигшем чету Титбюри, но не нашлось ни одного, кто посочувствовал бы им. Не говоря уж о том, что никто и не подумал держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей, за игроков, топтавшихся после двух тиражей только в четвертой клетке. Изучая карту, миссис Титбюри рассчитывала на десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс. Тогда одним скачком они перенеслись бы в двадцать четвертую, штат Мичиган — соседний с Иллинойсом. Это был бы самый удачный удар игральных костей, какой только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут телеграмму вынули из аппарата и… И надо быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы получить не четыре и не шесть, и не сколько угодно, а именно пять очков! Перейдя на девятую клетку (штат Иллинойс), игрок обязан был немедленно передвинуться еще на пять очков вперед и опять попадал в Иллинойс, а если к четырнадцати еще прибавить пять, то получим девятнадцать. Таким образом, утроенные пять очков прямехонько вели в квадрат, отмеченный «гостиницей».
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель походкой людей, получивших сильный удар по голове. Их сопровождали насмешки зевак.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторял мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — Какие же мы глупцы, что решились метаться по всей Америке.
— И мы будем метаться дальше, — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере тысяча триста миль!
— Мы их сделаем.
— Придется платить штраф в тысячу долларов!
— Уплатим.
— Нам нельзя участвовать в двух ходах матча!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но пробыть в Новом Орлеане около сорока дней… а жизнь в нем безумно дорога.
— Все равно мы туда едем.
— У нас уже нет денег…
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— Я хочу!
— И, в довершение всего, — вспомнил мистер Титбюри, — мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию.
Действительно, после слов: «девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеан», в злосчастной телеграмме стояло: «Эксельсиор-отель». Какова бы ни была эта гостиница — первого разряда или последнего, — именно на нее указал покойник, и приходилось подчиняться.
— Значит, мы отправимся в «Эксельсиор-отель», — сказала миссис Титбюри.
На календаре стояло второе июня, а голубому флагу надлежало явиться за телеграммой только пятнадцатого июля. Но нужно помнить, что кто-нибудь из «семи» в один прекрасный день мог быть послан туда на смену мистеру Титбюри, поэтому супругам лучше бы поскорее занять девятнадцатую клетку и сидеть там, дожидаясь счастливого случая.
Получив денежный перевод из чикагского банка, мистер и миссис Титбюри покинули Грейт-Солт-Лейк-Сити пятого июня при полнейшем равнодушии местного населения и не получив от шерифа обещанного кончика веревки. Поезд повез их через штат Вайоминг к Шайенну и оттуда через штат Небраска в Омаху. Там из экономии путешественники пересели на пароход и по главному притоку Великой реки добрались до Канзаса, а потом до Сент-Луиса, который стоит немного ниже впадения Миссури в Миссисипи, через которую как раз в Сент-Луисе перекинуты два моста.
Великая американская река, длина которой превышает четыре тысячи пятьсот миль, не раз меняла свое название. Миси Сипи, то есть Большая Вода — так ее называли на своем языке алгонкины, одно из индейских племен Северной Америки, затем испанцы дали ей название Рио-дель-Спирито-Санто (Река Святого Духа). В середине XVII века путешественник Кавелье де ла Саль назвал ее Кольбер, а исследователь Жолье дал ей имя Бюад. И наконец, под поэтическим пером Шатобриана река стала называться Месшасебе. Но многочисленные названия были вытеснены самим первым — Миссисипи. Так называемая промышленная Миссисипи начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуана. Кроме основных притоков — Миссури, Арканзаса, Ред-Ривера, Иллинойса и Огайо, в нее вливаются воды Миннесоты, Терки, Айовы, Чипиевы, Висконсин и других больших и малых рек.
В Сент-Луисе пассажиры пересаживаются на другое судно.
Пароход «Блэк-Уорриор» принял на борт чету Титбюри и поплыл вниз по течению «Большой Воды». Мистеру и миссис Титбюри предстояло плыть вдоль речной границы шести штатов, не считая Луизианы — конечной цели путешествия. На правом берегу останутся Миссури и Арканзас. На левом — Кентукки, Теннесси и Миссисипи.
Проплывая между штатами Миссури и Иллинойс, путешественники могли видеть высокие меловые скалы высотой в шестьдесят туазов. Ниже устья Огайо начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Равнина Миссисипи становится очень широкой, и при виде многочисленных рукавов, разветвляющихся вокруг островов, можно подумать, что Великая река уже пытается образовать дельту.
«Блэк-Уорриор» осторожно скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые изменяют свой облик или уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков. Вот как описывает эти места Элизе Реклю: «Вся область низменных равнин, простирающаяся к западу от Миссисипи ниже города Кейро, на пространстве 200 км с севера на юг усеяна озерами и болотами, перерезана ленивыми речками, которые останавливаются перед малейшим препятствием. Обыкновенно повторяют, что эти полузатопленные земли, известные под именем «Провалившейся страны» (Sunk Country), вдруг опустились во время землетрясения 1812 года, разрушившего Новый Мадрид, который испанцы основали на правом берегу Миссисипи». И все же можно предположить, что даже до землетрясения равнина «Провалившейся страны» представляла сеть озер и болот, внутреннюю дельту реки с тысячами рукавов. Вот почему навигация по Миссисипи доставляет большие трудности, с которыми, однако, хорошо справляются искусные лоцманы штата Луизиана.
Супруги Титбюри проплыли Мемфис, важный город штата Теннесси, затем Хелену, расположенную на холме, потом, миновав устье Арканзаса, путешественники попали в места, похожие на «Провалившуюся страну», в край стоячих вод и болот с зыбкой почвой, поглотившей когда-то деревню Наполеона. В Виксберге, одном из промышленных городов штата Миссисипи, пароход не останавливался, потому что русло реки в результате сильнейшего разлива отклонилось от города на несколько миль к югу. Берега здесь представляют невысокие песчаные холмы и откосы, изрытые течением реки.
Наконец, в трехстах милях от моря, «Блэк-Уорриор», миновав устье Ред-Ривер (Красной реки), пересек границу штата Луизиана. Там клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал своей средней высоты, «Блэк-Уорриор» мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель.
После Натчеза до самого Орлеана не встречается мало-мальски крупных городов, если не считать Батон-Ружа. Дальше городка Доналдсонвилла места уже совсем пустынные. «Вид Миссисипской долины, — пишет Элизе Реклю, — с ее живой рекой посередине и ее угасшими реками по бокам, показывает, что могучий поток постоянно описывал в своем движении волнообразную линию, делая изгибы вправо и влево. Эта подвижность реки, которую можно сравнить со змеей, развертывающей свои кольца, объясняет вид берегов. Только тот, кому случалось путешествовать в девственных лесах, может составить себе понятие о тишине, царствующей на берегах Миссисипи в средней части ее течения. Леса, острова, поросшие ивняком, песчаные мысы сменяются одни другими с приводящим в отчаяние однообразием, и можно плыть целые дни, не видя на берегу никаких следов пребывания человека».
Слияние Ред-Ривер с Миссисипи обозначает начало Миссисипской дельты. Здесь от разливов защищаются высокими насыпями. Правда, северо-западнее устья «Красной реки» более высокие места не страдают от наводнений и способны производить различные сельскохозяйственные культуры. Луизиана знаменита плантациями сахарного тростника и цитрусовых, в ее нетронутых дремучих лесах живут медведи, пантеры, дикие кошки, а многочисленные речки служат обиталищем аллигаторов.
Штат Луизиана, проданный Первой империей американцам за 20 миллионов франков, занимает тридцатое место в федеральной республике. Население его, черное в большинстве, превышает миллион сто тысяч человек. Его столица Батон-Руж, в которой сосредоточены все законодательные учреждения Луизианы, в сущности, представляет собой большое поселение, в котором живут десять с половиной тысяч американцев. Но он находится в местности со здоровым климатом, чего нельзя не ценить здесь, в нижнем течении Миссисипи, где жители страдают от эпидемий желтой лихорадки.
Через пять дней Новый Орлеан принял в свои стены чету Титбюри. Выйдя из вокзала, мистер и миссис Титбюри увидели великолепное ландо, ожидавшее, по-видимому, кого-то из пассажиров «Блэк-Уорриора». Каково же было их изумление, когда к ним подошел чернокожий лакей и спросил:
— Мистер и миссис Титбюри, если не ошибаюсь?
— Они самые, — ответил мистер Титбюри. — А что вам от нас нужно?
— Экипаж к вашим услугам.
— Мы не заказывали.
— В «Эксельсиор-отель» иначе не приезжают, — ответил с поклоном лакей.
— Хорошенькое начало! — прошептал мистер Титбюри и тяжело вздохнул.
Приехав на Каналь-стрит, они остановились перед нарядным зданием — дворцом, в полном смысле слова. Вестибюль его был залит яркими огнями. Выездной лакей соскочил с козел и поспешно открыл дверцы экипажа. Важный мажордом во фраке повел ослепленных и растерянных супругов в отведенное им помещение.
Утром они проснулись при мягком свете электрического ночника. Светящийся циферблат дорогих стенных часов показывал восемь. У изголовья кровати они увидели ряд электрических кнопок, которые ждали, чтобы их коснулись пальцы: тогда в комнату явится горничная или лакей. Другие кнопки заказывали ванну, утренний завтрак, газету и дневной свет. Именно на нее и нажал крючковатый палец миссис Титбюри.
В ту же минуту плотные шторы окон механически поднялись, наружные ставни опустились, и снопы солнечных лучей ворвались в комнату. Мистер и миссис Титбюри молча взглянули друг на друга. Они не осмелились произнести ни единого слова, боясь, как бы оно не обошлось им в несколько долларов. Роскошь обстановки была исключительная, безумная: дорогая мебель, дорогие портьеры, ковры, штофные, очень дорогие обои.
Встав с постели, чета прошла в будуар, где царил необыкновенный комфорт: умывальники с кранами холодной, горячей и теплой воды, пульверизаторы, готовые наполнить воздух своими нежно пахнущими брызгами, мыло всех цветов и запахов, губки исключительной мягкости, белоснежные полотенца.
Им была предоставлена целая квартира: столовая, в которой стол сверкал серебром; гостиная, с драгоценной люстрой, картинами больших мастеров, художественной бронзой, с портьерами, тиснеными золотом; дальше кабинет хозяйки, в котором стояло пианино с лежавшими на нем нотами, стол с модными романами и альбомами фотографий штата Луизиана, а рядом — кабинет, где красовались целые груды новейших журналов и газет, шкатулка с письменными принадлежностями и даже маленькая пишущая машинка.
— Но ведь это точно пещера Али-Бабы! — вскричала миссис Титбюри, совершенно потрясенная тем, что увидела.
— И нужно полагать, что сорок разбойников здесь тоже где-нибудь поблизости, — прибавил мистер Титбюри, — а вернее, даже целая сотня!
— Позвони, Герман, — могла только произнести миссис Титбюри.
Супруг нажал кнопку, и джентльмен во фраке и белом галстуке появился в дверях гостиной.
В изысканных выражениях он передал приветствие от управления «Эксельсиор-отеля» и его директора, польщенных тем, что их посетил милейший третий партнер великой национальной игры. Очевидно, мистер располагает свободным временем и решил провести его в Новом Орлеане, в обществе своей почтенной супруги. Администрация гостиницы примет все меры, чтобы окружить их комфортом и всевозможными развлечениями. Кухня английская, американская или французская — по желанию; вина лучших заморских погребов. Ежедневно в распоряжение известного чикагского богача предоставлялся экипаж; элегантная яхта всегда готова для экскурсий по реке Миссисипи или по озерам Борнь и Пон-Шартрен. Для дорогих гостей абонирована ложа в опере, где как раз гастролировала французская труппа, пользовавшаяся громкой известностью.
— Сколько? — перебил джентльмена мистер Титбюри.
— Сто долларов.
— В месяц?
— В день.
— И с каждого человека, не правда ли? — вмешалась в разговор миссис Титбюри.
— Да, сударыня.
Вот куда привела их несчастливая звезда! Но покинуть «Эксельсиор-отель» значило бы быть исключенным из партии — и отказаться от всякой надежды получить в наследство миллионы покойного.
— Едем! — вскричал мистер Титбюри, едва только мажордом вышел из комнаты. — Берем чемодан и возвращаемся в Чикаго!… Я не останусь здесь ни одной минуты, зная, что каждый час стоит восемь долларов!
— Останешься, — сказала миссис Титбюри.
Город Круассан, как называют еще Новый Орлеан, был основан в 1717 году на самом изгибе великой реки, в сорока пяти лье от ее устья. Этот город обслуживается девятью железнодорожными линиями, и тысяча пятьсот пароходов делают рейсы по его водным путям. Перейдя восемнадцатого апреля 1862 года на сторону южан, он вынес шестидневную осаду войск адмирала Фаррагута и был взят генералом Батлером. В громадном городе с населением в двести сорок две тысячи душ, где смешаны французы, испанцы, негры, англичане и англо-американцы и в котором тридцать два сенатора и девяносто семь депутатов, в городе, представленном в Конгрессе четырьмя членами и служащем местопребыванием католического епископа (и это среди баптистов, методистов и представителей епископальной церкви) — в самом, так сказать, сердце штата Луизиана вынуждены провести целый месяц супруги Титбюри, вырванные из своего чикагского дома. Но раз уж преследовавший их злой рок требовал этого, то разумнее было бы не отказываться от услуг, которые входят в ежедневную плату. Так, по крайней мере, рассуждала госпожа Титбюри.
С того дня за ними ежедневно приезжал великолепный экипаж. Они катались в самых элегантных кварталах с восхитительными виллами и коттеджами, окруженными густой зеленью апельсиновых деревьев и цветущих магнолий. Так прогуливались они по насыпям шириной в пятьдесят туазов, которые защищают город от наводнений, по набережным, вдоль которых в четыре ряда стояли пароходы — буксирные, парусные и каботажные суда, ежегодно перевозившие до миллиона семисот тысяч кип хлопка. Чаще всего чета Титбюри появлялась на улицах Ройяль и Сан-Луи, крестообразно перерезающих французский квартал. И какие там очаровательные дома с зелеными ставнями и просторными двориками, с журчащими водами бассейнов и какое множество редких цветов! Как настоящие туристы, они посетили Капитолий — старое здание, превращенное во время войны Севера и Юга в законодательное учреждение, с палатами сенаторов и депутатов. Управление «Эксельсиор-отеля» позаботилось, чтобы гости увидели все достопримечательности города: университет, собор в готическом стиле, здание таможни, Ротонду с ее громадным залом. Там читатель найдет замечательную коллекцию книг, праздный путешественник — художественную галерею, а биржевик — очень оживленную биржу. На элегантной паровой яхте Титбюри совершили прогулки по тихим водам озера Пон-Шартрен и по реке Миссисипи. Любители оперы видели их в ложе, где они тщетно старались уловить своими ушами (не способными воспринимать никаких музыкальных звуков) гармонию оркестровой партии.
Так проходили дни, точно в каком-то сне. Мистер Титбюри больше не пытался спорить со своей властной супругой, готовой ради состояния чикагского богача пожертвовать своим собственным. Раз уж их посадили в эту золотую клетку, они склюют все, что предлагается за двести долларов в день. На роскошно сервированном столе они не оставляли ни крошки от бесчисленных блюд, с риском нажить себе болезни и расширение желудка в приближавшиеся годы старости.
Прошло две недели, ни один из партнеров не явился на смену господину Титбюри. Казалось, о нем все забыли.