Как-то после уроков, уходя домой, я по привычке заглянула в свой класс и увидела Лёву, окружённого кучкой ребят: тут были Гай, Горюнов, Ильинский, Выручка, Саша Воробейко и Рябинин. Лёва горячо объяснял что-то, обращаясь главным образом к Лёше Рябинину, а тот стоял красный, смущённый и как будто недовольный.
– Да разве это твои деньги, что ты ими распорядился? – услышала я слова Лёвы.
– А что, он на себя, что ли, потратил? – возразил Саша Воробейко.
Я ничего не понимала.
– Зачем он вообще покупал? – сердился Лёва. – Это школа должна была сделать, а не он. С какой стати Савенков будет принимать от него подарки?
– Так не от меня же, а от всех! – возмущённо крикнул Лёша.
– Что у вас случилось? – вмешалась я.
Все разом обернулись и хором начали объяснять. Прошло немало времени, прежде чем я поняла, в чём дело.
У нас постоянно было около семидесяти рублей общих классных денег. На эти деньги мы покупали цветную бумагу, краски, портреты писателей, иной раз и книги в классную библиотеку. Деньги обычно хранились в классе, в нашем шкафу, но как-то само собой вошло в обычай, что распоряжается ими хозяйственный Лёша Рябинин: он всегда знал, что именно надо купить. И вот, видя, что Коля Савенков ходит в морозы в изодранной шапчонке, Лёша распорядился по своему усмотрению: он взял классные деньги, купил шапку-ушанку и пять минут назад вручил её изумлённому Лёве со словами: «Отдай Савенкову».
Вожатый попытался объяснить, что «частная благотворительность» тут неуместна, что она может только обидеть Николая, что надо действовать иначе, через школу… Но Лёша, а за ним и остальные стояли на своём: что же Савенкову обижаться на товарищей? Ведь Лёша купил шапку не на свои, а на общие, классные деньги.
– Прежде всего ты должен был посоветоваться со мной и с Лёвой, – сказала я. – Почему ты нас не спросил?
– Так ведь, Марина Николаевна, когда же было спрашивать! – рассудительно начал Лёша. – Иду я по улице, ищу клей и кнопки, и ещё вы сказали портрет Чехова поискать. Деньги со мной. Гляжу – какая шапка подходящая! Вы только посмотрите – тёплая, хорошая! Ну, я и купил. Что же мне было – пропустить её, что ли?
Мы с Лёвой переглянулись, и, я уверена, он подумал в эту минуту то же, что и я: а вот мы пропустили, не подумали о том, что Коля Савенков ходит в дырявой шапке и хорошо бы купить ему новую. А Лёша об этом думал, и трудно упрекать его за то, что он сделал.
– Что ж, Лёва, – сказала я: – вы, конечно, правы, но что сделано, то сделано. Может, всё-таки отдадим шапку Николаю – не возвращать же её в магазин!
Лёва прошёлся по классу раз, другой. В серьёзные минуты он всегда расхаживал взад и вперёд.
– А как же мы это сделаем? – спросил он.
– Вручим на отрядном сборе! – воскликнул Витя Ильинский.
Я просто похолодела. Неужели ребята и вправду решат устроить такое? К величайшему моему облегчению, Саша Воробейко сказал резко:
– Тоже выдумал! Может, ещё под музыку её вручать?
– Отдать надо в одиночку. Лучше пускай Лёва отдаст, чтоб Николай не стеснялся, – поддержал Саша Гай.
– А по-моему, лучше отдать Колиной маме. Сказать, что от школы, и всё. А она сама ему подарит, – сказал Толя Горюнов.
– Точно! – скрепил Воробейко.
Это неотвязное словечко, несмотря на все мои протесты, просто рябило в речи ребят: его употребляли все.
На том и порешили. Лёва отнёс злополучную ушанку (впрочем, надо отдать справедливость Лёшиному вкусу: действительно очень хорошую и тёплую) матери Савенкова.
– Я ей сказал: «Вот Николаю от школы новая шапка». Она сперва удивилась, стала отказываться, но я ей растолковал, что это от школы и, так сказать, в деловом порядке: чтоб голова не мёрзла и не переставала соображать на уроках, – доложил мне потом Лёва и при последних словах улыбнулся застенчиво и немного иронически, так что я тотчас поняла: Савенковой он этого, конечно, не сказал, а сказал какие-то гораздо более простые и добрые слова, которые не хочет повторять. – Ну, она поблагодарила – и всё в порядке.