Очень интересовал меня Лёша Рябинин. Плотный, крепко сбитый, он был неразговорчив и незаметен, но я видела, что остальные слушаются его беспрекословно. Дежурит кто-нибудь, из сил выбивается – никак не выгонит ребят в коридор, а Лёша только бровью поведёт – и всех словно ветром выдует из класса. Он ничем не выделялся среди других, разве только ростом: он был самый высокий и, повидимому, самый сильный в классе.
Как ни странно, я скоро обнаружила в нём нечто общее с Борей Левиным. Раз, выходя из школы, я услышала во дворе шум. Подошла к возбуждённой кучке ребят и увидела, что всегда спокойный Лёша ухватил за шиворот Чеснокова и трясёт его изо всех сил, сквозь зубы повторяя:
– Попробуй ещё, тогда узнаешь! Вот попробуй!
Увидев меня, он не выпустил Чеснокова, но трясти перестал.
– Что у вас тут происходит? – гневно спросила я.
Рябинин молчал.
– Я спрашиваю, что случилось? Почему ты бьёшь Чеснокова? Что он сделал?
– Пускай сам скажет, что он сделал, – неохотно ответил Лёша.
– Говори, – обратилась я к Чеснокову. Тот молчал, глядя в сторону. Молчали и остальные.
– Так в чём же всё-таки дело? – повторила я.
И тогда в круг вступил Юра Лабутин:
– Марина Николаевна, Рябинин не виноват. Он за меня заступился… Меня Чесноков косым дразнит, – добавил он тише.
Рябинин отпустил Чеснокова, взял из рук Гая свою шапку и надвинул её на самые брови. Только после этого он заговорил:
– Я ему добром говорил, Марина Николаевна: отстань от Лабутина, не приставай, не трогай. А он всё своё: то косым, то очкастым. Лабутин и очки перестал носить. А если он очки носить не будет, у него косина не пройдёт. Так доктор сказал.
– Так дело было? – спросила я Чеснокова.
– Да… – тихо ответил он.
– И не стыдно тебе?
Он опять промолчал.
– Мы все ему говорили, – раздался голос Гая. – Лабутин виноват, что ли, что у него глаза больные? Чего ж его дразнить!
– Я больше не буду, – не поднимая головы, ответил Чесноков.