В кабинете управляющего.
Она вошла. Мистер Мэггисон сидел за своей конторкой с вращающимся пюпитром. Он встал, чтобы предложить ей занять место, что само по себе было уже необычайным событием. Стул его стенографа был свободен. На мгновение ангельский лик управляющего возобладал над мефистофелевским. Мистер Мэггисон улыбался. Но Вин не знала, бояться ли этой улыбки, или благодарить за нее судьбу.
— Закройте, пожалуйста, дверь, мисс… мисс Чайльд, — сказал он. И его ангельские глаза пристально взглянули из-под резко контрастировавших с ними густых бровей в лицо высокой девушки, давая ей понять, что слово «пожалуйста» надо рассматривать, как милость. Она сразу поняла, что управляющий намеренно запнулся прежде, чем произнести ее фамилию. Человек, занимающий столь высокое положение, очевидно, хотел быть любезным по отношению к подчиненной ему девушке, в то же время давая ей почувствовать, что она не бог весть какая важная особа.
С каким-то задорным, юным чувством собственного достоинства Вин закрыла двери кабинета.
— Вы можете присесть. Мне надо поговорить с вами.
Она села на стул отсутствовавшего стенографа мистера Мэггисона. За это время легкий румянец на ее щеках превратился в пунцовый. Еще больше, чем раньше, она не знала, что он намерен сделать и что она предпримет, когда он это сделает. Но, сидя против него, она сознавала, что ей нечего бояться. Она чувствовала в себе самообладание и силу.
— Вас не удивило, что я помню вашу фамилию, мисс Чайльд?
— Я не знаю здешних обычаев, — отвечала она натянуто, сознательно не прибавив слова «сэр».
Мистер Мэггисон окинул ее пытливым взглядом, за которым скрывался бесстыдный смех.
— Забавный ответ, — сказал он. — Вы не знаете здешних обычаев! У меня составилось такое представление о вас, что вам мало известны деловые обычаи как по ту, так и по эту сторону океана. — Говоря это, он наблюдал за ее лицом, стараясь уловить на нем хоть какое-нибудь дрожание век. — Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, почему вам пришла мысль поступить к нам.
— Я прочла ваше объявление о сверхштатных руках.
— Газеты полны объявлениями, но почему вы ухватились именно за наши?
— Я пыталась обратиться в другие места, но неудачно.
— Итак, мы оказались последним прибежищем, а…?
— Я сперва думала стать гувернанткой или компаньонкой, или же поступить в публичную библиотеку, или что-нибудь в этом роде.
— А почему бы не на сцену, у вас красивая внешность и подходящая фигура.
— Я пыталась сделать и это, но только не в оперетку, так как обещала своему отцу, что никогда этого не сделаю. Не знаю, где бы я, как непрофессиональная служащая, могла получить место. По-видимому в Нью-Йорке все места заняты, а у меня нет никакой подготовки.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, что я задаю вам все эти вопросы потому, что мы чем-нибудь недовольны вами… Вы работали очень хорошо. Я всегда прекрасно осведомлен о всем, что происходит в магазине. Я слежу за малейшими мелочами во всех отделениях. Если бы я этого не делал, я бы не занимал положения, какое занимаю. Я пригласил вас сюда для того, чтобы похвалить вас за проявленный вами вкус в первый день службы. И до сих пор вы делали все очень хорошо, очень хорошо. Но прежде всего я должен вас предупредить, что мне донесли, что вы — шпионка.
Он приблизил к ней свою голову, словно собираясь броситься на нее, если бы это понадобилось. Но Вин не отстранилась. То, что ей пришлось услышать в первый день, избавило ее теперь от удивления.
— Я слышала как-то это выражение по моему адресу от одной из девушек, — откровенно призналась она. — Я не могла понять, что заставило ее думать обо мне, как о шпионке, и не понимаю этого до сих пор.
— Я полагаю, что она нашла ваш вид слишком важным для приказчицы, и потом могли обратить внимание, что вы неопытны в работе.
— Но, вероятно, в ваших больших предприятиях имеется множество девушек, находящихся в моем положении, как и у меня на родине.
— Нет, и в этом ваша ошибка. У нас имеют больше шансов, чем вы, простые женщины, для которых есть больше мест. Мы не берем в наши магазины таких, как вы. Такие могут легче сами постоять за себя. Хотя вы — иностранка, но вам не пришлось еще испытывать мытарств и к тому же вы, кажется, только недавно здесь.
— Да, недавно. И мои деньги быстро улетучивались, — улыбнулась Вин, ободренная тем, что пока ни одно из предсказаний Сэди не оправдывалось. — И все-таки, я не понимаю, почему кому-нибудь могло придти в голову, что я шпионка. Что делать шпиону в магазине?
— И это зависит от того, исходит ли шпионство изнутри или извне.
— Здесь имеется порода энергичных людей, объединяющихся в организации, которые называются «Лигами против потогонной системы», или «Рабочими обществами взаимопомощи». Они выслеживают, что происходит за кулисами торговых предприятий, и, если могут, стараются поймать нас.
— Теперь я понимаю! И вы подумали, что они могли меня нанять…
— Я так не думаю, конечно. Я горжусь тем, что немедленно умею разоблачать их; у меня на этот счет есть особый нюх. И я уверен, что вы не принадлежите к этой шайке. Но я счел своим долгом сообщить вам об этом доносе. А теперь с этим покончено, вопрос выяснен, и мы перейдем к следующему.
Снова Вин находилась в ожидании. Ее сердце замерло, так как мистер Мэггисон взглянул на нее так, точно хотел сказать что-то особенное.
— Большую часть сверхштатных служащих мы отпускаем через неделю после Рождества, — начал он, — даже если они и годятся, так как и без них у нас достаточно постоянных приказчиков. Но, может быть, мы оставим вас, если вы будете себя хорошо вести и если пожелаете остаться. Вы хотите этого?
— Да, благодарю вас. Пока я предпочла бы остаться, если подойду, — ответила осторожно Вин.
— Прекрасно, посмотрим, как-нибудь устроим вас. Я вам сказал раньше, что хотел вас испытать. Поэтому я и поместил вас туда, куда поместил. Я вижу, что вы это испытание выдержали. А теперь мне пришла мысль испытать вас еще раз.
Он промолчал с минуту.
— Я не понимаю этого.
— Я могу послать вас на эту неделю в другое отделение, — продолжал он, — где вам будет приятнее и где будет меньше работы. Что вы скажете о перчаточном отделении?
Вин почувствовала себя очень глупо.
— Что могу сказать я о перчаточном отделении? — беспомощно спросила она.
Тут мистер Мэггисон громко расхохотался.
— Да вы, в самом деле, не профессионалка, мисс Чайльд. Все девицы считают верхом счастья попасть в перчаточное отделение. Ту роль, которую выполняет для актрис лондонский «Веселый театр», для наших продавщиц играет перчаточное отделение. Они называют его ярмаркой невест. Вы понимаете, дамские и мужские перчатки; вам понятно теперь, в чем дело?
— Мне кажется, что да, — сильно покраснев, неохотно отвечала Вин.
— Некоторые из хорошеньких приказчиц нашего перчаточного отделения вышли замуж за важных особ с пятой Авеню. Их приятное занятие как раз подходит для этого. Молодые люди покупают к Рождеству дюжинами перчатки для своих красавиц, собираясь надеть на палец обручальное кольцо и переменить образ жизни. Может быть, я назначу вас в перчаточное отделение, если вы постараетесь быть там полезной.
— Я постараюсь сделать все от меня зависящее, куда бы вы меня ни назначили, мистер Мэггисон, — сказала Вин.
— Превосходно! Но теперь я хочу вам сказать кое-что частным образом, — заявил Мэггисон. — Я сказал вам, что говорили о вас в вашем отделении, чтобы узнать, как вы это примете. По-видимому, вас не очень возмутило предположение, что вас могло нанять так называемое «благотворительное общество», чтобы следить за возможными у нас упущениями. Не потому, что у нас много таких упущений, в этом случае ваш труд был бы излишним. Мы даем нашим приказчицам стулья и все условия, каких требует закон, и нам не приходится слышать о жалобах наших приказчиков. Но, конечно, мы не всемогущи. Ходят слухи, что случаются факты, которые до нас не доходят, мелкие проделки, стоящие нам денег. Служащие плутуют и даже воруют, нам приходится бдительно следить за всем. Но мы не в состоянии одновременно углядеть за всем. Поэтому, когда нам попадается пара зорких глаз, превышающих средний уровень, мы иногда считаем целесообразным…
— О, мистер Мэггисон, пожалуйста, не продолжайте, — прервала Вин управляющего. — Я бы предпочла, чтобы вы об этом не говорили, так как… я не хочу об этом ничего слышать. Я… я не хочу знать, на что вы намекаете.
Пришла его очередь покраснеть. Но перемена в цвете лица была у него еле заметна. Он великолепно владел собой. Он замолчал, продолжая пристально смотреть на нее. После этого взрыва Вин сидела безмолвно, затаив дыхание.
— Хорошо, — сказал он, — очень хорошо. Это было вторым испытанием. И оно сошло так же удачно, как и первое. Теперь вы поняли?
— Я… я не уверена в этом. Я…
— Вы только что сказали, что не хотите знать, на что я намекаю, а я хочу, чтобы вы это знали. Я снова испытывал ваш характер. Теперь я знаю, что он у вас прямой. Вы — хорошая девушка, мисс Чайльд, в такой же степени, как и хорошенькая.
Вдруг, именно в тот самый момент, когда она почувствовала такое облегчение, что готова была расплакаться, Мэггисон резким движением нагнулся вперед и тяжело положил свою горячую пухлую руку на ее руку. Девушка вскочила, и его рука упала на стол. Ей показалось, что она слышит, как она оправдывается перед Сэди, объясняя ей свою опрометчивость: «Я не могла вынести этого. Я не хотела. Мне было все равно, что будет».
— В чем дело? — спросил он громким голосом, при чем его лицо теперь действительно побагровело. Он продолжал сидеть, тупо уставившись в нее.
— Ничего, мистер Мэггисон, — сказала она, — я только думаю, что отняла у вас слишком много времени. Вы разрешите мне уйти?
Говоря, она прямо и пристально смотрела в его глаза, словно он был животным, которое можно укротить, если не спускать с него своего взгляда и не обнаруживать страха. Винифред испугалась, но действовала так, как будто этого страха не было, и это было важнее всего. И, по-видимому, ее средство подействовало, по крайней мере, на короткое время.
Успокоившись, он сказал: «Да, вы можете идти, мисс Чайльд. Мне нечего больше сказать вам… в настоящее время, кроме того, что вы не будете назначены в перчаточное отделение.»