На ферме Андраде мы отдыхали несколько дней. Андраде в кредит снабдил нас всем, в чем мы нуждались. Прежде всего мы оделись и насладились такими лакомствами, как бисквит, молоко, молочный шоколад, масло и проч. Они казались нам такими вкусными, как никогда.
Затем мы взяли у Андраде новый бот, запас пищи, горшки, котел, рыболовные принадлежности, и, наконец, одежда была засунута в наш походный мешок и перенесена на борт лодки.
Полные надежд тронулись мы в наше второе путешествие на знакомые места. Как опытные гребцы, мы доплыли до нашей стоянки через 40 дней.
Первую ночь мы провели на берегу в лагере, который устраивал когда-то Сантьяго. Я накрыл себя москитовой сеткой. Ночью моя нога высунулась из-под сетки, и я проснулся от острой боли в большом пальце ноги. Я схватил гуттаперчевый шнур и зажег его. Моя нога была покрыта кровью, больше ничего не было видно. Вскоре я открыл виновника несчастья. Под крышей хижины кружился вампир.
Еще горел мой шнур, и я сидел на своей постели, как вампир возобновил свое нападение. Он спустился на землю и с помощью крыльев стал карабкаться под мое одеяло. Я схватил махете и убил отвратительное животное.
Из всех моих наблюдений над вампирами, это был первый случай нападения на неспящего человека. Очевидно, во сне я движением ноги неожиданно прервал его работу. И боль могла произойти от того, что зверь с испуга сразу оторвал рот от раны, или потому, что он в ярости укусил ногу. Боязнь, которую испытывают обыкновенно вампиры к человеку, исчезла от неистовой кровожадности, охватившей зверя. Ее уже ничем нельзя было заглушить, раз зверь попробовал крови своей жертвы.
Мы приступили к нашей задаче — к сбору денег для путешествия в Нью-Йорк, то-есть к обработке каучуковых деревьев.
Поселок на одном из притоков Амазонки. На реке челнок с защитной крышей из пальмовых листьев.
В самом начале нашей работы я заболел лихорадкой. Однажды меня без всякой видимой причины начало трясти. Меня так трясло, что зубы мои стучали и подгибались колени. Я лег на землю и сжался в клубок. Мускулы моего лица болели от напряжения, которым я сдерживал скачку подбородка. Кости в теле ныли. После тряски началось такое обильное выделение пота, что одежда моя была мокра насквозь. Пот имел такой отвратительный запах, что одежду приходилось до мытья развешивать где-нибудь вне лагеря.
Неделя за неделей, месяц за месяцем продолжалась лихорадка с точностью заведенных часов. Меня начинало трясти через день, ровно в 11 часов утра. Если я был в лагере, я ложился на одеяло и Жак садился на меня.
— А то вас будет опять бросать по всей окрестности, — говорил он.
Если я был на работе, то я ложился на землю, и меня трясло обычно 20 минут. Лихорадка страшно изнуряла меня. Однако, я продолжал работать в надежде, что мне со временем станет лучше. Но этого не было. Я худел с каждым днем.
Уже год, как мы работали в верховьях Иазуни. Постепенно кучи каучука около нашей хижины выросли до значительных размеров. Я мог с уверенностью сказать, сколько долларов мы получим за собранные богатства.
Мы все больше и больше узнавали лес. Но всех своих тайн он нам не открывал.
Однажды во время охоты я заметил особенное движение в кустах. Я спрятался в зелень и насторожился. На высоте трех метров над землей показалась длинная тонкая шея. На ней была голова с парой рогов. Голова раскачивалась в разные стороны, как бы ища добычи. Меня поразило, что рога были направлены не вперед и вверх, а в бок.
Если это шея, — подумал я, — то как же выглядит туловище?
Я стал подкрадываться, чтобы открыть туловище животного. Вдруг длинная шея вытянулась вперед, рога зацепились за спутанные лианы и повисли на них. Шея стала медленно опускаться вниз, оставив на лианах то, что я счел за голову. Сгнившая кожа прилипла к черепу, на котором висели два-три позвонка. Теперь я догадался, в чем дело. Мне до этого случая пришлось видеть два раза головы животных, свисавших с деревьев. Как могли эти животные оказаться на деревьях — оставалось для меня загадкой.
Теперь я увидал анаконду. Она медленно спустилась на землю и стала отыскивать место, где бы выспаться.
Анаконда глотает целиком свою добычу, но с рогами она не в состоянии справиться. Тогда она ложится и терпеливо ждет, пока ее желудок переварит проглоченную добычу. Таким образом, голова с рогами, начавшая гнить, отпадает.
Впоследствии я знал от индейцев, что это обычное явление в лесу.
Когда мы хотели немного отдохнуть от нашей работы в лесу, мы приносили в лагерь горшок со свежим гумми и принимались за изготовление самых разнообразных вещей. Мы делали из гумми новые мешочки для табаку, непромокаемые простыни, наволочки для воздушных подушек, пару башмаков или свечи.
Из гумми можно делать множество разных вещей. Для починки платья ничего не может быть лучше гумми. Застывший гумми крепче всяких ниток и даже самой ткани. Уходя вглубь леса, хорошо брать с собой непромокаемые плащи.
Мы их делали таким образом: хлопчатобумажную ткань промазывали с одной стороны жидким гумми. Из такой материи хорошо устраивать крыши при поездках на лодке, когда солнце нестерпимо жжет.
Эластичность чистого гумми с некоторых деревьев — удивительна. Мы растягивали кусок в 10 и в 20 раз, и он возвращался в первоначальное положение.
Чтобы приготовить ботинки, мы опускали ногу в жидкий гумми. Снятое с ноги гумми застывало через 10 минут. Этот опыт мы повторяли несколько раз, и доводили толщину башмака до желательного размера. Для постоянной носки такие башмаки не годятся, нога в них преет и начинается воспаление. Но для леса, где земля усеяна колючками, — они незаменимы.
В лесу однако есть кое-что, против чего не может устоять и гумми. Проснувшись как-то утром, мы заметили, что наши москитовые сетки, шляпа Жака и наши резиновые мешки в дырках. Оказалось, что ночью нас посетили муравьи. Несколько часов они спокойно работали над нашими вещами. Муравьи отрезали своими острыми челюстями куски от наших вещей и тащили их прочь. Каждый муравей уносил столько, сколько позволяли его силы. Особенно жаль нам было москитовые сетки. От них остались только две половинки. Толстые резиновые мешки не пострадали, зато более тонкие — были все в мелких дырочках, которые мы потом заклеили гумми.
Когда мы однажды тащили в лагерь партию добытого нами гумми, мы неожиданно наткнулись на медведя-муравьятника. Нам удалось его застрелить. Мы сварили его мясо в горшке и так как были голодны, то съели по большой порции. Вскоре нам сделалось плохо. Жак отделался тошнотой, а я пролежал несколько дней в нашей хижине.