В. П. Чкалов беседует с ребятами в детском саду при заводе «Двигатель революции» (г. Горький).
События развернулись неожиданно. Через полтора месяца после рождения сына Чкалова, по проискам людей, которых отнюдь не радовали успехи советской авиации, перевели «за недисциплинированность» в истребительную эскадрилью в Брянск. Ольга Эразмовна преподавала в одной из ленинградских школ и не могла ехать вместе с мужем. Разлука была тяжела для Валерия Павловича. Он не успел еще насладиться чувством отцовства, а ему пришлось надолго оторваться от семьи.
Иван Панфилович Антошин был далеко, работал в Туркестане, и Валерий, когда наступили трудные для него времена, оказался без необходимой ему моральной поддержки.
Начались дни одиночества. Обстановка в эскадрилье складывалась для Чкалова неблагоприятно. Новый командир относился к нему недоверчиво. Не приносила радости и работа. Чкалова поставили в такие условия, что ему было не до решения новых, интересных авиационных задач. Когда становилось особенно тоскливо, он вспоминал свой недавний триумф в праздничном небе Москвы, торжественное заседание в Большом театре. Но и счастливые картины недавнего прошлого не приносили облегчения.
Все же Чкалов боролся со своими, как ему казалось, упадочническими настроениями и упорно твердил самому себе: «Раз я получил поощрение правительства за фигуры высшего пилотажа на малой высоте, значит я обязан итти и дальше по этому же пути, добиваться еще большего совершенства».
И он снова начинал летать так, как должен был летать, по его мнению, настоящий истребитель. За это его сажали на гауптвахту, грозили выгнать из армии.
С гауптвахтой Чкалов был хорошо знаком и в Ленинградской эскадрилье. Много раз доставалось ему за «неуставные полеты». Случалось, он чувствовал себя несправедливо наказанным. Но там был И. П. Антошин, которого он уважал и которому верил. А здесь, в Брянске, вместо строгого, но сердечного отношения «бати» Чкалов видел лишь равнодушие нового командира.
Летом 1928 года Брянская авиационная часть проходила лагерный сбор под Гомелем. С трудом получив короткий отпуск, Чкалов заехал за женой и сыном в Ленинград и повез их в Василёво. От Ленинграда до Рыбинска (ныне город Щербаков) добрались поездом. а там сели на пароход и спустились вниз по Волге. Валерий радовался, когда Ольга Эразмовна восхищалась речным простором, живописными берегами. Они сидели на палубе до глубокой ночи. Валерию все было дорого: и шум пароходных колес, и приятная свежесть, которой несло от воды, и огни бакенов.
Земляки встретили Валерия дружески, уважительно. Коренным жителям села Василёва приятно было, что сын хорошо известного им котельщика Павла Чкалова стал летчиком.
– На большую дорогу вышел твой Аверьян, и эта дорога открыта ему не только на земле, но и в небе, – говорили старожилы Павлу Григорьевичу.
Для стариков Чкаловых приезд долгожданных гостей был настоящим праздником.
За два-три дня, проведенных дома, Валерий отогрелся душой, повеселел.
О служебных неприятностях он не рассказывал, – зачем огорчать родных! Он много шутил, смеялся. Ольга Эразмовна была довольна: Валерий стал прежним.
Но, вернувшись в лагеря, Чкалов снова затосковал о семье, о прежних своих смелых полетах. У него появилась тревога: если так будет продолжаться, он разучится летать. Спокойная, будничная работа только утомляла его, не давала никакого морального удовлетворения.
Если бы перед ним поставили трудную и сложную задачу, его талант развернулся бы во всю ширь. Но окружавшие тогда Чкалова люди или не понимали его, или сознательно ему мешали. Они создали такие условия, при которых он сам отказался от творческих исканий.
Валерий Чкалов начал подозревать, что тот, кто интригует против летчиков-патриотов, тот одновременно борется за ослабление нашей военной мощи, что за спиною тупых и упорных предельщиков действуют злобные и хитрые враги народа.
В те годы против Коммунистической партии, против ее Центрального Комитета вела предательскую, подрывную работу троцкистско-бухаринская оппозиция.
Пытались активизироваться враждебные советской власти элементы в городе и деревне.
Коммунистическая партия предупреждала трудящихся нашей страны против самоуспокоенности, благодушия, призывала народ к бдительности, подчеркивала, что неверно было бы думать, будто у нас нет уже классовых врагов.
Чкалов в те трудные для него дни с особой силой почувствовал всю правоту и своевременность этих призывов партии. Многое из того, о чем он только смутно догадывался, становилось ему ясным.
О том, насколько тяжело было Чкалову в Брянской авиационной части, можно судить по его письму жене:
«Летаю мало и не хочу. Какая-то апатия. (Как это не похоже на Валерия Чкалова! – М. В.) Машины очень плохо сделаны, и приходится летать с опаской. Так что никакого удовлетворения не получаешь, а только расстраиваешься».
* * *
15 августа 1928 года Чкалов летел из Гомеля в Брянск. Был пасмурный, почти совсем осенний день, тяжелые облака давили самолет к земле.
Пользуясь возможностью потренироваться на малых высотах вдали от «бдительного ока» начальства, Чкалов нырнул под телеграфные провода. За сеткой мелкого дождя он не заметил низко нависших рядов проволоки и сломал машину. Эта авария сильно огорчила его. «Вчера подломал самолет, – писал он Ольге Эразмовне, – страшно неприятно, хотя и пустяки сломал, но все-таки… За шесть лет не было поломок, а тут вот появилась. Объясняю плохим душевным состоянием».
Комиссия, расследовавшая причины аварии, установила: «Врезался в провода. Повреждение: поломка самолета. Заключение: виновен летчик». И эта случайная авария была раздута чуть ли не до размеров тягчайшего преступления.
Сохранился интересный документ – пилотское свидетельство Чкалова за первый период его летной жизни.
Из свидетельства видно, что за все время это была у него одна-единственная авария по своей вине. И все же его отдали под суд.
Чкалов сознавал, что он совершил нелепую ошибку, сам дал козыри в руки своих недоброжелателей. Будущее рисовалось ему в мрачных красках. Однако в письмах к жене он старался быть одержанным. Ольга Эразмовна не должна была знать, как ему трудно. Она кормила сына, и Валерий Павлович не хотел ее волновать. Но Ольга Эразмовна между строк читала: с мужем что-то происходит, у него не все благополучно. И она настойчиво просила писать откровенно.
А Чкалова продолжали травить все бесцеремоннее. Ему вспоминали его старые «грехи», приписывали новые.
Осенью и в начале зимы он находился в подавленном состоянии. Из его жизни ушла радость творческих полетов. В конце концов он не устоял перед желанием поделиться своими переживаниями с близким человеком. С горечью писал он Ольге Эразмовне: «…Так как мои полеты выделяются из других, то это нужно как-то отметить. И вот это отмечают, как „воздушное хулиганство“…»
Но Чкалов не падал духом окончательно. Слишком сильна была в нем уверенность, что он правильно выбрал свой путь.
«Как истребитель я был прав и буду впоследствии еще больше прав, – заявлял он. – Я должен быть всегда готов к будущим боям и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым. Для этого нужно себя натренировать и закалить в себе уверенность, что я буду победителем. Победителем будет только тот, кто с уверенностью идет в бой. Я признаю только такого бойца бойцом, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Союзу, то я в любой момент могу это сделать…»
Это не были просто слова, написанные в минуту душевного смятения. В дальнейшем Валерий Павлович на деле доказал их силу и глубину.
Между тем Чкалова ожидали еще худшие испытания. За поломку самолета суд приговорил его к году тюремного заключения. Молодой темпераментный летчик много передумал и пережил в камере Брянского исправительного дома. Да, были ошибки, он не отрицал, были. Увлекаясь полетами, он забывал обо всем на свете и, случалось, нарушал устав. Но он никогда не был «воздушным лихачом». Свою профессию он любил страстно, мечтал в совершенстве овладеть летным искусством, чтобы героически служить Родине.
В камере – тяжелая, гнетущая тоска. Можно спать, лежать, сидеть, ходить – и только. Единственное развлечение – приход тюремного служителя с обедом или ужином.
«Выдержу ли?» – с ужасом думал Чкалов и сам себе отвечал: «Надо выдержать!»
Он старался вспомнить все хорошее, светлое. Разве мало было у него радостей? Как задушевно относился к нему, тогда упрямому и резкому подростку, начальник авиационных мастерских Хирсанов! Из его рук он получил путевку в авиацию. Потом учеба в летных школах. – Шагал вверх по ступенькам; рядом шли мужественные, честные друзья-товарищи. Требовательные и дружелюбные командиры помогали молодым воспитанникам выйти на настоящую дорогу. А «батя»?
«Если бы не перевели батю в другую часть, не сидел бы я здесь», – решил Чкалов.
Мысли его перенеслись к семье. Ольга… сын… Трудно приходится жене. Но она умница, стойкая, любит его…
«1-го был мысленно с тобой и Игорем, думал только о тебе и твой образ видел очень ясно… Ты и сын – вот моя жизнь, мой воздух и свет. Сын – это связующее звено в нашей жизни. А ты – друг, товарищ, который не бросит меня в тяжелую минуту и рядом с которым я отдохну и морально, и физически», – писал он Ольге Эразмовне.
В мрачные дни Чкалов особенно остро сознавал, как много значит для него семья, какой новый смысл внесло в его жизнь рождение Игоря. Письма к жене были полны беспокойной отцовской заботы:
«Лёлик, почему так долго у сынки нет зубов? Ты обрати внимание. Это плохо, если у него сразу пойдут потом. Правильно: два зуба внизу, потом два зуба наверху и четыре внизу и т. д….» «Как он сидит – сам или нет? Капризулит или нет, как оспа, как зубки, прорезались или нет? Ты вот все эти мелочи про сынку не пишешь. Как он вырос? Вес какой его? Сейчас же сходи и взвесь его. Ты знаешь, как мне хочется все это знать…»
…Через девятнадцать дней Чкалова освободили. Но вернуться в свою часть ему не пришлось, – его демобилизовали из армии.
Трудные дни продолжались. Кое-кто из друзей советовал Чкалову забыть авиацию, из-за которой он попал в такой «жесткий переплет», и выбрать себе более спокойную, «земную» профессию. Особенно усиленно рекомендовали ему поступить в технический вуз. Природные способности и энергия Чкалова могли служить гарантией, что он будет хорошим инженером.
Перспектива спокойной жизни, когда не придется ежедневно тревожиться за любимого человека, была по душе Ольге Эразмовне. Но в то же время она понимала, что значит для Валерия навсегда расстаться с самолетом.
Чкалов был великолепным летчиком, однако после суда и демобилизации не легко было добиться, чтобы ему доверили машину. Бездействие страшно угнетало его. Тем более, что вокруг все кипело, люди работали до самозабвения.
В то время трудящиеся нашей страны широко обсуждали первый пятилетний план великих работ, план развернутого социалистического наступления. За цифрами капитальных вложений вставали крупные заводы и фабрики, электрические станции, совхозы, тысячи километров новых железнодорожных линий, громадное жилищное строительство.
Чкалов особенно ревниво следил за перспективами отечественной авиации. Он понимал, что для успешного ее развития необходима мощная индустриальная база. Теперь такая база создавалась.
«А я? Какой вклад я могу внести в великое всенародное дело?» – думал Чкалов и повторял упрямо, как когда-то подростком-кочегаром на пароходе «Баян»: «Буду летать, буду!»
Он устроился в Осоавиахим. В его обязанности входило возить пассажиров на «Юнкерсе». Для летчика-истребителя, да еще такого мастера фигурного пилотажа, как Чкалов, летать на тихоходном, неповоротливом «Юнкерсе» было мучением. С тоской вспоминал Чкалов о своей боевой машине, тем более, что международная атмосфера снова сгустилась.
Заправилы капиталистического мира считали, что наступил удобный момент для нападения на Советский Союз. Летом 1929 года Япония, за спиною которой действовали Англия и Америка, спровоцировала конфликт на Китайско-Восточной железной дороге, и белокитайские войска напали на наши дальневосточные границы.
Летая в спокойном московском небе, Чкалов со злостью сжимал штурвал своими крепкими руками молотобойца. Ему бы туда, где шли горячие бои и на земле и в воздухе!
Красная Армия быстро ликвидировала военный инцидент. Но Чкалов еще долго не мог остыть. С новой силой ощутил он, что его призвание – военная авиация. Глубокая горечь чувствуется в иронической надписи, сделанной им на обороте своей фотографии:
«Бывший военный летчик. Истребитель. Когда-то летал. Сейчас подлетывает на «Юнкерсе». Скучно и грустно смотреть на вас, Валерий Павлович. Самолет вам не подходит, не по духу. Ну, а в общем катайте пассажиров, и то хлеб! В.»
Чкалов, не умел мириться с будничной работой. В истребительной эскадрилье он «отводил душу» в воздушных экспериментах. В Осоавиахиме же о них не могло быть и речи.
– Мне приходится летать так, как будто я везу молоко, – жаловался Чкалов жене.
Жизнь его текла монотонно, однообразно. Поэтому он особенно жадно интересовался выдающимися полетам», о которых сообщала печать и с восторгом рассказывали друг другу летчики.
13 июня 1929 года в газетах появилась заметка: «Новый блестящий успех советской авиации». В ней сообщалось о предстоящем перелете самолета «АНТ-9».
Конструктором этого самолета, получившего название «Крылья Советов,», был Андрей Николаевич Туполев, а командиром – известный летчик Михаил Михайлович Громов.
На «АНТ-9» Громов готовился лететь в Западную Европу по маршруту: Москва – Берлин – Рим – Вена – Варшава – Москва.
– В успешном облете западноевропейских столиц я уверен; и машина хороша, и командир не подведет, – с радостным оживлением говорил Валерий Павлович своим товарищам.
Большинство из них тоже мечтало о больших полетах и горячо обсуждало достижения М. М. Громова и других выдающихся летчиков.
После окончания школы Валерий надолго расстался с Громовым, но оба они сохранили друг о друге самые лучшие воспоминания. Чкалов постоянно следил за выдающимися успехами своего бывшего инструктора. Громов тоже не переставал интересоваться судьбой молодого талантливого летчика. Он знал и о полете под аркой Троицкого моста, и о дерзких воздушных экспериментах, и о награде наркома.
Известие о демобилизации Чкалова было для него совершенно неожиданным. Михаил Михайлович попытался помочь Чкалову. Несколько лет спустя он рассказал об этих попытках в своих воспоминаниях, посвященных памяти великого летчика.
«Когда я и Юмашев узнали об этом (о демобилизации Чкалова. – М. В.), мы возмутились, – пишет М. М. Громов. – …Мы убеждали начальников, от которых зависела тогда судьба Чкалова:
– Он должен вернуться в авиацию. Бросаться такими людьми – преступление.
Долгое время эти начальники были глухи к нашим уговорам. Один из них ответил буквально следующее:
– Теперь у нас много народа в авиации. И отдельным недисциплинированным человеком мы можем не дорожить».
Чкалов и не подозревал, какое горячее участие в его судьбе принимал тот самый М. М. Громов, за перелетом которого он все время следил с неослабным вниманием.
16 июля в газетах появилось сообщение, что «Крылья Советов» реют над Европой. Облет европейских столиц превратился в триумф советской авиации. В семье Чкаловых это событие праздновали, как семейное торжество. Собрались близкие друзья и оживленно обсуждали все детали полета.
23 августа 1929 года стартовал другой самолет конструкции А. Н. Туполева – «Страна Советов». По своим конструктивным и летным качествам он тоже превосходил заграничные машины.
Летчики С. А. Шестаков и Ф. В. Болотов летели на этом самолете из Москвы до Нью-Йорка. Они покрыли расстояние, равное половине окружности земного шара. Перелет проходил по маршруту: Москва – Челябинск – Новосибирск – Красноярск – Иркутск – Хабаровск – Николаевск-на-Амуре – Охотское море – Петропавловск-на-Камчатке – Берингово море – Алеутские острова – остров Уналашка – полуостров Сьюард – Сиэттль – Окленд – Сан-Франциско – Город Соленого озера – Чикаго – Детройт – Нью-Йорк.
Стояла дождливая осенняя погода. Туманы чередовались со штормами. Через Берингово море Шестаков вел самолет в сплошном тумане, а над Уналашкой «Страна Советов» в течение двух часов отчаянно боролась с бурей и проливным дождем. Путь и без того был нелегкий: три четверти воздушной трассы пролегало над тайгой, болотами, морями и скалами – над местами, где вынужденная посадка грозила гибелью и людям и машине.
По тем временам это был из ряда вон выходящий, героический перелет. Летчикам пришлось столкнуться с исключительными трудностями. Но пока «Страна Советов» летела над своей территорией, успешно пробиваясь через сибирскую тайгу, тундру, через северные моря к американскому материку, население Соединенных Штатов Америки относилось к перелету равнодушно и даже недоверчиво. Такое отношение было вызвано поведением американской прессы. О перелете печатали по две-три строчки на последних страницах газет.
Зато когда «Страна Советов» появилась над территорией США, эффект был необычайный. Со всех сторон посылались приветственные телеграммы. Спешно создавались комитеты по встрече советского самолета. На аэродроме в Сиэттле, где сделала посадку «Страна Советов», летчиков ожидала огромная восторженная толпа. Представители губернатора с большим трудом пробрались к самолету.
И это было только началом триумфа. «Страна Советов», летая из города в город, опускалась на аэродромы под звуки «Интернационала» и гром аплодисментов тысячной толпы. Американский народ встречал советских летчиков с красными флагами и цветами.
Когда Шестаков посадил самолет на аэродроме «Кертис-Фильд» в Нью-Йорке, толпа смяла охрану и ринулась к машине. Шестакова и Болотова буквально засыпали цветами. Каждый человек в этой громадной толпе стремился лично приветствовать наших летчиков.
Так встретили посланцев Советского Союза простые люди Америки. Но иначе отнеслись к ним правительственные органы и официальные лица США. Никто из членов правительства не счел нужным приветствовать экипаж «Страны Советов». Приемов не было.
Сказалась позиция империалистических кругов США, упорно не желавших признать Советский, Союз. Они протестовали против любой формы официальных отношений с СССР. По их указке пресса всячески старалась преуменьшить политическую и культурную рать перелета, его значение для сближения двух великих народов. С этой целью в каждой статье, в каждой заметке после краткого описания событий, о которых нельзя было умолчать, добавлялись пространные рассуждения о том, что энтузиазм масс относится к личным качествам советских летчиков, но никоим образом не к стране, посланцами которой они являются.
Но как ни искажался в печати смысл великого перелета из СССР в Америку, скрыть действительность не удалось. Многие тысячи американцев собственными глазами увидели замечательную советскую технику. Трезвая оценка значения перелета проскользнула и в печати США. Американская газета «Геральд трибюн» писала 31 октября 1929 года: «…Вместо крушения, как ожидали благочестивые антибольшевики, самолет великолепно перелетел из России через Берингово море, летел со скоростью 110 миль в час. Этот полет должен заинтересовать наших банкиров, до сих пор глупо покупающих русские царские обязательства и обязательства Керенского».
Перелет «Страны Советов», вписавший еще одну славную страницу в историю советской авиации, вызвал скрытое недовольство не только в США, но к в других буржуазных странах. Американские, английские и французские капиталисты стремились овладеть воздушными путями над Атлантическим океаном. В этой борьбе принимала деятельное участие и Германия. На немецких заводах строились мощные многомоторные самолеты, громадные океанские дирижабли типа «Цеппелин».
Империалисты выступали против Советского Союза единым, открыто враждебным фронтом. Они видели для себя смертельную опасность в экономическом и культурном подъеме социалистического государства и не жалели средств на борьбу с ним.
Между тем Советский Союз продолжал итти своим путем. В стране уже существовал крепкий фундамент для непрерывного развития тяжелой индустрии, перевооружалось на базе новой техники народное хозяйство. Немало препятствий было на пути, но советские люди под руководством Коммунистической партии успешно преодолевали все трудности.
В план первой пятилетки было включено и создание мощной авиационной промышленности. Предстояло не только увеличить производство самолетов для обороны страны и ее хозяйственных нужд, но также догнать и перегнать авиационную технику капиталистических стран.
И снова Чкалов с огорчением думал, что пройдет год-другой, и он совсем превратится в «воздушного извозчика», забудет фигурный пилотаж. А в эскадрилье, наверно, уже есть новые машины, быстрые, верткие, летное мастерство советских авиационных кадров растет…
В августе 1930 года Чкалов ушел из Осоавиахима и отправился в Василёво отдохнуть в родных местах. Там его опять ждали купанье, рыбалка, мирные беседы на берегу у костра…
Месяц прошел незаметно. Отдых на Волге освежил Валерия, дал ему силы для новой борьбы. Прощаясь с отцом и Натальей Георгиевной, он твердо заявил:
– За меня не беспокойтесь. Я своего добьюсь!
Из Москвы Ольга Эразмовна получила от него радостное письмо: Валерий вернулся в военную авиацию, поступил в Научно-исследовательский институт Военно-Воздушных Сил (НИИ).