Вскоре после уничтожения ящика у памятника Петру I на Сенатской площади, у самой решетки, где стоял часовой, появилась женщина. Одета она была прилично, даже богато — в теплый меховой салоп и атласный капор, из-под которого выглядывало красивое личико. Появилась она у памятника и простояла целый день, с утра до вечера.
Часовому на посту не полагается разговаривать. Он не спрашивал женщины, но будочник — или алебардщик, по-тогдашнему, — подошел и спросил, что ей нужно.
— Разве нельзя стоять? — скромно спросила она в свою очередь.
— Нет, стоять можно — место здесь общественное…
— Ну, вот я и стою…
Что с ней было делать?
И на другой день тот же будочник опять на том же месте увидел ту же, одетую в хороший меховой салоп, женщину. Она стояла тихо, скромно…
И на третий день то же самое.
Будочник доложил околоточному, что вот третий день-де стоит у памятника Петру I женщина, никаких предосудительных поступков не делает, но стоит. Околоточный велел позвать его, если она придет и на четвертый день.
Женщина пришла. Будочник сбегал к околоточному — тот явился к памятнику. Видит, стоит женщина, хорошо одетая, стоит смирно, и спрашивает ее:
— Что вам угодно?
— Это, — отвечает она, — я скажу не вам, а только тому, кто постарше вас.
Околоточный не обиделся, потому что, во-первых, личико у женщины было хорошенькое, а, во-вторых, одета она была хорошо. Махнул он рукой, ушел, но, видимо, заинтересовался.
— А что, барыня у памятника стоит? — спросил он на другой день у алебардщика.
Тот ответил, что стоит.
Околоточный доложил тому, кто был чином повыше его, что появилась у памятника Петру I женщина. Тот тоже полюбопытствовал.
Так стояла эта женщина недели уже две. Доклад о ней наконец дошел до самого генерал-полицеймейстера.
— Прогнать! — приказал тот спервоначала.
Ему возразили, что прогонять не за что, так как женщина стоит, дурного ничего не делает, и притом личико у нее хорошенькое, а одета она прилично.
— Ну, хорошо, я сам съезжу, посмотрю! — согласился генерал-полицеймейстер.
Через несколько дней проезжает он мимо памятника, видит, как ему было доложено, стоит женщина в меховом салопе у решетки. Вышел он из саней, подошел к ней и спросил:
— Что вам угодно, сударыня?
— Это, — говорит женщина, поглядев на него, — я скажу одному только государю.
— Государя так нельзя видеть, сударыня, — отвечает он. — Ступайте домой.
— А разве нельзя здесь стоять? Ведь тут место общественное!
Генерал-полицеймейстер пожал плечами:
— Стойте, если угодно!..
Женщина опустила голову и осталась стоять.
Генерал-полицеймейстер велел в ежедневных рапортах между прочим доносить ему, стоит ли женщина у памятника Петру. Ему стали ежедневно доносить, что стоит.
Раз как-то случилось, что на докладе, когда государь был в хорошем расположении духа, генерал-полицеймейстер рассказал ему, что стоит-де у памятника Петру вот уже несколько времени женщина, прилично одетая, и хочет рассказать что-то, но только ему одному, государю. Государь велел привести ее к нему.
И вот однажды рано утром явился к памятнику генерал-полицеймейстер и нашел женщину в салопе на обычном ее месте. Он взял ее и сам повел во дворец.