Варгин провел почти всю ночь у Кирша.
Он вышел от него обновленный духом и искренне дал обещание, что больше не вернется к леди Гариссон.
Он пришел на рассвете в свою мастерскую, в бедную обстановку с холстами начатых картин, с диваном, сделанным из ящиков, и с рябой кухаркой в затрапезном сарафане.
Рябая кухарка ничуть не удивилась ни исчезновению Варгана на несколько дней, ни внезапному возвращению его среди ночи, ни новому богатому платью, бывшему на нем. Во время своего служения у художника она видала от него и не такие виды, привыкла ко всему и, махая рукой, обыкновенно говорила:
– Одно слово – художник!
Варгин пришел домой, лег и заснул, не раздеваясь. Сильное возбуждение, испытанное им, разрешилось крепким сном; благодатная здоровая молодая натура взяла свое.
Проспав часов девять, Варгин проснулся поздно, среди дня, переоделся и умылся. Он чувствовал себя как после сильного угара. Да, это был угар, но он прошел и не возобновится.
Так решил было сначала Варгин, но мало-помалу соблазн стал заползать незаметно для него самого ему в душу, и, если бы не обещание, данное Киршу, он, кажется, не усидел бы дома.
Нет, вернуться к леди не было возможности, да и Кирш взял честное слово, и все, что он говорил, была правда; если это так, идти к ней нельзя, но если бы... если бы только увидеть ее, хотя бы встретиться как будто случайно?
Но где Варгин мог теперь встретиться с ней случайно? Он не искал, не раздумывал об этом, но как-то само собой вышло так, что он вдруг собрался и пошел к Вере Туровской.
Не было никаких оснований к тому, чтобы леди появилась у Туровской. Ну, а вдруг?
В вестибюле верхотуровского дома Варгин застал человека в мундире гражданского ведомства, которому как раз в то время, когда Варгин вошел, лакей, спустившийся с лестницы, сказал:
– Пожалуйте, просят!
– Доложите и обо мне! – поспешно приказал ему Варгин.
Лакей повел наверх человека в мундире и вместе с тем пошел докладывать о Варгине. Потом он вернулся и по-прежнему бесстрастно и равнодушно проговорил:
– Пожалуйте, просят!
Варгину очень хотелось спросить у лакея, здесь ли леди Гариссон или нет; он уже было решился на то, что, если она здесь, он не пойдет, но не спросил и пошел.
Вера Туровская была одна с человеком в мундире, которого она успела уже усадить.
– Я очень рада, что вы пришли как раз кстати, – сказала она Варгину, здороваясь с ним. – Вот господин чиновник от генерал-губернатора, который хочет получить сведения о леди Гариссон. Это – художник Варгин, – пояснила она, обращаясь к чиновнику, – он тоже знал леди и может рассказать о ней так же, как и я, все, что знает.
– А вы давно знаете ее? – спросил чиновник у Веры.
– Нет, очень недавно! – ответила она. – Я познакомилась с ней в доме маркиза де Трамвиля.
– А раньше, за границей, не встречали ее?
– Нет, не встречала.
– Значит, она давно известна маркизу... как вы назвали его?
– Трамвилю! – подсказала Вера. – Насколько я знаю, он тоже познакомился с ней только здесь, в Петербурге, куда сам только что приехал.
– Откуда?
– Из Франции.
– А кто он такой?
Вера пожала плечами.
– Французский дворянин.
– Почему же так называемая леди Гариссон была у него в доме?
– Не знаю. У нее, кажется, были какие-то дела.
– Да, – подтвердил чиновник, – генерал сам разговаривал с отцом Грубером, и тот объяснил, что эта женщина разыгрывала из себя также благотворительницу. Ловкая, однако, особа! Ну, а скажите, пожалуйста, почему вы бывали в доме у маркиза? Он женат?
– Нет, не женат. Он был болен, и я навещала его.
– Он приходится вам родственником?
– Нет, нет! – испугалась даже Вера. – Отчего вы думаете, что он приходится мне родственником?
– Оттого, – стал объяснять чиновник, замявшись, – что мне показалось странным, как это вы, девица, и навещаете больного холостого человека!
– Тут ничего нет странного, – начала Вера. – Ну, что ж такого, что я навещала его? И потом, это вовсе не касается дела леди Гариссон!
– Но это касается маркиза, а нам важно выяснить не только ее личность, но и тех, с кем была она в сношениях. Поэтому мне необходимо знать все подробно о маркизе. Вероятно, вы хорошо знаете его, если между вами существует такая интимность, что вы навещаете его!
Вопрос был поставлен ребром, и Вере приходилось отвечать прямо.
– Маркиза я знаю давно, – ответила она, – и могу вам поручиться, что он вполне порядочный человек. А что бывала я у него...
– Да-да! – подхватил чиновник. – Почему же вы бывали у него?
– Он мой жених! – выговорила Вера, вспыхнув, и потупилась.
– А! Это другое дело, – решил чиновник, – тогда все понятно! Так что вам совершенно неизвестно, кто была леди Гариссон?
Вера покачала отрицательно головой.
– Ну, а вам известно? – обратился чиновник к Варгину.
– Что? – переспросил тот.
– Кто была эта леди?
– Позвольте! – остановил его Варгин, чувствуя какое-то инстинктивное недружелюбие к чиновнику и желая придраться к нему. – Как вы говорите про леди, что она «была»?
– Ну да, была! – повторил чиновник, видимо настаивая с административной самоуверенностью на точности того, что говорил.
Этот тон самоуверенной административной точности особенно бесил Варгина.
– А разве ее теперь нет? – усмехнулся он, зло глядя на чиновника.
– А теперь ее нет, – сказал чиновник.
– Где же она?
– Она умерла.
– Она умерла? – воскликнул Варгин. – Когда?
– Сегодня утром ее нашли на вилле, в ее роскошной спальне, мертвую. Доктора констатировали разрыв сердца.
Варгин закрыл руками лицо и долго не мог проговорить ни слова.
– Так что же вы хотите теперь от мертвой? – произнес он наконец. – Она уже покончила свои счеты с жизнью, ведь это уже простое любопытство с вашей стороны.
– Не совсем простое! – ответил чиновник. – Эта женщина оказалась более чем загадочной; на левой руке у нее, выше локтя, был знак, вернее клеймо.
– Какое клеймо? – переспросил Варгин, и сердце его вдруг забилось.
– А такое, которым во Франции палачи на эшафоте клеймили по приговору суда преступников, уличенных в воровстве. Ну, а теперь я все-таки попрошу вас сообщить мне все, что вы знаете об этой женщине.
Варгин подчинился этому.
Допрос был непродолжителен, так как Варгин и сам не мог сообщить слишком многого. Да и мысли не вязались у него под влиянием происшедшего.
Сам не свой ушел он от Туровской. Он не рассказал чиновнику всего, что знал о леди, а сказал только, что был приглашен для того, чтобы написать ее портрет, и затем заведовал декоративной стороной ее бала и праздника на вилле. Он не упомянул ничего об ее связи с иезуитами не потому, чтобы боялся их, но потому, что не хотел делать это, не зная, как к этому отнесутся Кирш и Елчанинов.
От Туровской он направился прямо к Елчанинову. Последний только что вернулся из казарм со службы и поспешно переодевался, чтобы пойти к Туровской. У них не было условлено, что он придет, но это, по мнению Елчанинова, подразумевалось само собой: куда же было идти ему, как не к ней?
Должно быть, у Варгина лицо от волнения сильно изменилось, потому что Елчанинов сразу, как взглянул на него, спросил:
– Что с тобой случилось?
– Я видел Кирша! – ответил Варгин.
– Вчера ночью?
– Да.
– Значит, его расчет оказался верен, и недаром я сказал тебе вчера, когда ты упорно прощался: «До свидания!» Вот видишь, мы свиделись! Я сказал тебе тоже, что тебя надо спасти.
– От кого спасти? – уныло, потупя взор, протянул Варгин.
– От этой женщины, – пояснил Елчанинов.
– Эта женщина уже умерла.
– Да не может быть? – удивился Елчанинов. – Когда же?
– Сегодня утром ее нашли мертвой.
– Так и есть, отделались!
– Что ты хочешь сказать этим?
– То, что означает это слово на языке иезуитов: она стала неугодна им, и они отделались от нее. Быстры они в таких делах. Ты что же, был у нее на вилле сегодня?
– Нет, я дал слово Киршу не ходить к ней, – уныло ответил Варгин.
– Откуда же ты знаешь?
– Сейчас я был у Туровской и там видел чиновника от генерал-губернатора.
– Зачем он был там?
– Узнавать о леди. Он расспрашивал о знакомстве Веры Николаевны с леди Гариссон.
– Ну, и что же она отвечала?
– Что она познакомилась с ней через своего жениха, маркиза де Трамвиля.
– То есть бывшего жениха! – поправил Елчанинов, осматриваясь в зеркало и обдергивая на себе мундир.
– Она не сказала «бывшего», – возразил Варгин, – она просто назвала маркиза «мой жених».
Елчанинов, как был, повернулся и остановился.
– Ты сам это слышал? – переспросил он.
– Сам, своими ушами.
– Ты врешь! Она не могла сказать так после того, что было между нами!
– Я не знаю, что было между вами, но только повторяю тебе, что сам слышал, как она назвала чиновнику маркиза своим женихом.
– Да что же это, да как же? – заговорил Елчанинов, вдруг совсем растерявшись. – Что же, она смеется, что ли, надо мной?
– Самое лучшее: советую тебе, пойди сам и спроси у нее.
– Никуда я не пойду, ничего не хочу спрашивать! – воскликнул Елчанинов и как бы в доказательство своих слов расстегнул вдруг мундир, быстро сорвал его с себя и кинул.
– Да чего ты так вдруг забеспокоился? – удивился Варгин.
– Да как же! – размахивая руками, стал рассуждать Елчанинов. – Как же она еще вчера вела так себя со мной? Словом, после того, что было между нами... – Он вдруг сел и опустил голову. – Вру я все, – неожиданно решил он, – ничего не было между нами! В самом деле, что случилось такого особенного? Ну, она была мила со мной, ну, я ей говорил что-то, но ведь ничего положительного она не ответила мне. Я ее о маркизе не спрашивал; может быть, спроси я ее, она мне прямо так и сказала бы, что он ее жених. Но тогда все-таки она не должна была слушать мои слова, да и сама говорить иначе. Ведь это – кокетство с ее стороны! Варгин, ведь это – просто женское кокетство! Неужели она такая же ничтожная женщина, как и все остальные?
– Как и все остальные! – повторил за ним, махнув рукой, Варгин.
Он думал теперь об «остальных женщинах», которые сосредотачивались все для него в одной, и эта одна была уже мертва. Он сочувствовал приятелю, но не мог воспринять и разделить его горе, у него было свое.
Странное, совсем непонятное чувство испытывал он теперь. Клеймо палача, оказавшееся на руке бывшей леди Гариссон, оттолкнуло его от нее. Кого он любил в ней? Кто была она? Какое прошлое стояло за ней? И, как ни неприятно было ему, он должен был сознаться перед самим собой, что и для него, и для нее лучше было, что она умерла.
– Да, женщина – всегда женщина, – проговорил он. – Ведь и я...
– Нет, – перебил его Елчанинов, – ты не сравнивай своей любви с моей! Пойми, тут огромная разница!
– Никакой разницы нет, и для меня, и для тебя одинаково. И та, и другая – женщина.
– Да, но в любви нашей разница. Ты любил красоту леди, ее тело, и потому твоя любовь – не что иное, как страсть, прости меня, низменная, животная страсть – и больше ничего. Для тебя спасение в том, что судьба оборвала проявление твоего чувства. Но я, видит Бог, никогда не помышлял о Вере, как о женщине. Для меня она была счастьем, радостью, я любил ее душу, хотел душой слиться с нею, и вдруг она заявляет, что она невеста другого... что же это такое?
Он расставил руки в стороны и так и остался в такой позе.
Варгин не мог ничего ответить ему.