Жанна еще рассказывала, когда на балконе появился Ахмет и проговорил с невозмутимым спокойствием:
— Там приехал какой-то! — и он подал карточку, на которой фиолетовыми буквами было написано с одной стороны по-русски, а с другой — по-французски: «маркиз Кювье».
— Это Фиолетовый! — сказал Агапит Абрамович, узнав издали карточку. — Он, очевидно, был послан вслед за мною. Я не понимаю, что это может значить?
Княгиня тоже переглянулась с Жанной в недоумении и сказала Ахмету:
— Попроси прийти сюда!
Кювье появился весь в пыли прямо с дороги и, несколько смущенный видом своего платья, сейчас же стал оправдываться:
— Я торопился, чтобы догнать Желтого еще на дороге, но мне не удалось сделать это, и вот я нахожу его тут.
— Да в чем дело? — спросил Крыжицкий.
— Вы присланы Белым? — спросила, в свою очередь, Жанна.
— Да! Он послал меня сам с письмом и велел передать на словах.
— Дайте письмо! — сказала Жанна.
Кювье вынул из кармана письмо, запечатанное Белым, и передал его.
Жанна быстро распечатала его, скользнула взглядом по строчкам, и вдруг ее щеки побелели, губы дрогнули и нижняя челюсть затряслась, словно бы в судороге.
— Что с тобой?.. Что с вами?! — в один голос воскликнули княгиня, Агапит Абрамович и Кювье.
Жанна вскочила, топнула ногой и бросила письмо:
— Идиоты!.. Глупцы!.. Маленькие дети! — не своим голосом выкрикивала она, видимо, не находя достаточно обидных названий, которые соответствовали бы степени ее гнева. — Он мне пишет, что по завещанию кардинала Аджиери осталась только маленькая мыза в Голландии, из-за которой не стоило хлопотать, и он, старый осел, прекратил это дело как не стоящее внимания!..
— К сожалению, вышло действительно так! — стал уверять Кювье. — Мыза и вся-то не стоит затраченных на это дело денег!
Жанна с силой ударила чубуком о перила балкона, так что он разлетелся, и отбросила его прочь. Она была страшна и, вместе с тем, противна в своем бешенстве:
— Не слушают!.. хотят рассуждать сами… Да какое он имеет право бросить дело, порученное ему?.. — задыхаясь, бросала она отдельные слова.
— Но если оно не оправдывает вложенных усилий?.. — попытался было возражать Кювье.
— Молчите!.. — закричала Жанна. — Как так вы не сообразили, откуда же кардинал мог брать деньги, хотя бы для того, чтобы посылать их сыну?
— Но это он мог делать из своих кардинальских доходов, — примирительно произнес Агапит Абрамович.
— Хороши у него были доходы! — не унималась Жанна. — Хороши у него были доходы во время революции!.. А между тем он и тогда жил по-прежнему… У него были деньги… много денег… и он прятал их… спрятал, очевидно, на мызе, и его сын найдет их там. А эти деньги мои… они принадлежат мне… потому что я выстрадала их!
Она упала на стул, казалось, в обмороке.
Княгиня бросилась к ней и хотела расстегнуть ворот ее блузы, но Жанна отстранила ее руку, встала, собрав последние силы, и отчетливо проговорила:
— Я пойду к себе… соображу… дам вам новые письма… и вы оба, с первым же кораблем, отправитесь — один во Францию, другой в Голландию, и я вам ручаюсь, что для Петербурга найдется другой Белый, более разумный и деятельный, а этого уберут и освободят нас от его глупостей.
И она удалилась с балкона, махнув рукой бросившейся к ней княгине, чтобы та оставила ее в покое. Но княгиня не послушалась и пошла за ней.
Оставшись на балконе с Агапитом Абрамовичем, Кювье сначала подошел к нему и едва слышно прошептал:
— Как же быть теперь?
Крыжицкий, облокотившись на перила балкона, смотрел на море, но, занятый своими мыслями, не любовался его красотой, а соображал и потому ответил не сразу.
— То есть что значит, «как быть»? — произнес он.
На что Кювье ответил:
— Да ехать ли нам, как она говорит, или может быть это будет слишком поспешно и неосмотрительно с нашей стороны?
— Почему же неосмотрительно? — спросил Крыжицкий.
— Да потому, что достаточно ли она сильна, в самом деле, чтобы сломить и уничтожить Белого?.. А если он надумает отомстить нам за то, что мы ее послушаемся?
В этих словах Кювье сквозила плохо скрываемая робость перед могуществом Белого.
— Мы поедем, — сказал, видимо, уже все обдумав, Крыжицкий, — для того чтобы выяснить и открыть спрятанное состояние Аджиери, и, чтобы сделать это как можно скорее, отправимся отсюда морским путем, как наиболее коротким. Что же касается Белого и его смены, то это дело не наше. Пусть она, — он кивнул в сторону дома, — поступает, как знает… Мы к этому не будем причастны, так не все ли нам равно?
— Но она хочет, чтобы мы передали ее письма! — возразил Кювье.
— Письма ее будут запечатаны и никто не сможет упрекнуть нас, что мы знали их содержание. А отказать члену общества, да еще высшему, в передаче его письма, написанного в главный совет, мы не имеем права!..
— Да, разве что так! — согласился Кювье и вздохнул свободнее.