Желтый сок травы
В тот день после обеда, который был подан на большом балконе, выходившем в сад, все еще сидели и весело смеялись тому, как дук перевирал русские слова, которым учила его княгиня Гуджавели, когда пришли сказать дуку, что его спрашивает Белый.
Под этим именем к дуку являлся старик с белой бородой и в черной шапочке на голове. Дук всегда принимал его немедленно у себя наверху и подолгу сидел, запершись с ним один на один. Иногда же, наоборот, старик очень скоро уходил от дука, а затем приходил снова.
Сидевшие за столом видели через выходившие на балкон двери и окна гостиной, как старика провели по этой гостиной и вслед за ним пошел, извинившись и встав из-за стола, дук дель Асидо.
Жанна, выждав немного, тоже встала из-за стола, сказав княгине Гуджавели, что пойдет писать спешные письма и просила не мешать ей.
Она действительно пришла в занимаемые ею вместе с княгиней Гуджавели комнаты на первом этаже, в которые ход был прямо с главной лестницы.
Войдя к себе, Жанна притворила дверь настолько не плотно, что осталась небольшая щель, и прильнула глазами к этой щели. . Так она остановилась и ждала терпеливо, ничем не выказывая своего присутствия тут лакеям, которые пересмеивались между собой и фыркали на лестнице.
В чем у них было дело, Жанна не могла разобрать, потому что почти совсем не владела русским языком. Но, конечно, не ради них, этих лакеев, стояла она тут…
Лакеи вдруг смолкли, заслышав шаги наверху… Жанна насторожилась.
Она увидела, как Белый спускался с лестницы, распахнула дверь и, как бы случайно, пошла ему навстречу.
— Одну минуту! — остановила она старика. — Пойдемте ко мне, я не задержу вас; мне нужно сказать вам несколько слов…
— Но мне некогда! — ответил Белый. — Я тороплюсь…
— Вы торопитесь на заседание?.. По поводу этого заседания мне и хочется поговорить с вами!
— Так говорите здесь!
— Здесь неудобно, тут люди слышат!
— Но по-французски не понимают.
— Кто их знает?.. А дело слишком важное!
— Ну, будь по-вашему, — пожал плечами Белый, — я зайду к вам! — И он вошел в ту же самую комнату, где говорил с Жанной, когда та возвратилась от Саши Николаича.
Но теперь она сама привела его сюда, быстро прошла с ним к окну, повернулась спиной к свету и заглянула своими быстрыми проницательными глазами, сохранившими, несмотря на ее годы, блеск молодости, прямо Белому в лицо, ярко освещенное солнцем.
— Я тоже хочу быть сегодня на заседании! — сказала она.
— Ты хочешь довольно многого!.. — усмехнулся старик.
— Уж будто и многого?.. — улыбнулась и Жанна. — Я думаю, что я могла бы быть полезной…
— Как, например, в деле с Николаевым, к которому ты поехала?
— И ничего не испортила! — подхватила Жанна. — А увидела много важного… хотя бы то, где лежала у Николаева расписка!
— Счастливая случайность, и ничего больше!
— Все равно, может повториться еще такая же счастливая случайность со мной… Я хочу быть на заседании и принимать участие в делах общества!
— Ты сегодня почему-то разговариваешь слишком свободно, — вдруг сказал старик, — или, может быть, мне это кажется только?
— Может быть, и нет. Во всяком случае, разница есть в том, как я говорила с тобою прежде и как говорю теперь. Прежде я тебя боялась…
— А теперь? — спросил старик.
— А теперь не боюсь!..
— Вот как! Почему же это?..
— Я боялась тебя, потому что ты знал, кто я, а теперь не боюсь, потому что знаю, кто ты!
— Что ты этим хочешь сказать?..
— Только то, что теперь знаю наверняка, что ты и дук Иосиф дель Асидо — одно и то же лицо!
Белый как будто даже вздрогнул слегка и инстинктивным движением отвернулся.
— Что за вздор ты говоришь! — снова усмехнулся он. — Разве ты не видела, как я прошел через гостиную, когда дук дель Асидо еще сидел за столом вместе с вами?
— Ну, эта штука, — рассмеялась Жанна, — может обмануть такого ребенка, как княгиня Мария, или такую наивную простоту, как княгиня Гуджавели, но не меня!.. Говорят, у Робертсона показывают шутки гораздо хитрее, а эта слишком проста… Когда тебе нужно стать Белым, к тебе приходит или человек, загримированный им, или, может быть, на самом деле, старик с седой бородой, одинакового с тобой роста и сложения, но вместо него из дома выходишь ты, с отлично наклеенной бородой и в превосходном парике!.. А твой двойник сидит теперь наверху, запершись в кабинете, как будто там занимается делами дук дель Асидо…
— Кто это сказал тебе?
— Мой разум и наблюдательность. Мне уже давно показалось странным, что каждый раз, как старик уходит, дук сидит взаперти у себя в кабинете, пока тот не вернется. Я знала, что сегодня будет заседание и что тебе сегодня нужно будет выйти под видом Белого, чтобы быть на этом заседании; и я сделала опыт, который вполне мне удался и доказал мне без всякого сомнения, что ты и дук дель Асидо — одно лицо.
— Что же это за опыт? — спросил Белый.
— Ты знаешь, есть одна травка; она везде растет, очень сочная и ее сок красит весьма легко в желтое. Когда ты сегодня заснул на скамейке под мой рассказ и я осталась с тобой одна, потому что княгиня Мария ушла к гостю, я сорвала такую травку и коснулась твоего лица сломанным кончиком стебля травки сбоку, у левого виска, на мочке правого уха и над правой бровью и все эти пятнышки остались на твоем лице, хотя ты преобразился в Белого, но не догадался стереть их.
Старик сдвинул брови и некоторое время молчал.
Жанна с торжеством глядела на него: старик был пойман и уличен ею, и она ждала, что он скажет ей или сделает.
— Ты наблюдательна, — сказал он, — и достаточно хитра, в чем я, впрочем, не сомневался…
— А ты достаточно умен, чтобы не отрицать того, что стало явным, — сказала Жанна. — Но, во всяком случае, теперь мы равны с тобой и у тебя нет надо мною преимущества… Я готова исполнять при твоей жене роль ее ментора в свете, но исключительно отдать себя этой обязанности не желаю. Я хочу действовать на пользу нашего общества, потому что чувствую в себе силы и способности, которые могу приложить на деле…
— Ты и будешь действовать, — произнес старик.
— Да, буду, не подчиняясь твоей воле, — продолжала Жанна со все большим и большим ожесточением, — и, может быть, ты еще раскаешься в том, что напомнил мне о самых страшных минутах, пережитых мною в жизни, и пригрозил мне, что можешь раскрыть, когда захочешь, мой позор…
Белый покачал головой.
— Ты только что хвастала своими способностями, а теперь доказываешь, что тебе как будто трудно пустить их в ход, когда нужно… Все эти упреки могли быть обращены тобой ко мне, если бы ты не знала, как знаешь теперь, что я, Белый, не кто иной, как дук Иосиф дель Асидо. Ведь я же представил тебя всюду как невестку мою, то есть дука дель Асидо, я тебя назвал женою моего брата, следовательно, если, как ты говоришь, раскрыть твой позор, то этим, прежде всего, я опозорил бы сам себя… Разве жена брата князя Сан-Мартино может быть не только опозорена, но даже заподозрена в чем-то предосудительном?
Этим рассуждением, справедливости которого нельзя было не признать, Жанна была уничтожена. Ей нечего было возразить. Она должна была признаться, что верх снова остался не за нею, а за этим человеком, обладавшим как бы сверхъестественной способностью подчинять себе людей. Она, смирившись, замолчала и потупилась. И словно в награду за это Белый сказал ей:
— Ну хорошо, надень шляпу и мантилью, я возьму тебя с собой на заседание…