Я проснулся от чрезвычайно неприятного ощущения пристального взгляда. Кошмарные кошачьи глаза уродливой твари впились в мои глаза невыносимо пристальным взглядом узких зрачков. Держа в руках свое копье, оно стояло в трех шагах, вглядываясь мне в лицо, словно пытаясь что-то прочесть на нем. Совершенно инстинктивно я сжался, ожидая нападения. С минуту смотрели мы в глаза друг другу. Ни единой человеческой мысли, ни одного чувства не отражалось на живой маске. Это было лицо живого сфинкса.

Урод внезапно быстро нагнулся, захватил горсть песку. Он указал на себя, в сторону моря, вверх, и, отведя копье и подбросив песок в воздух, сделал быстрое движение, пронзив на лету облако падающих песчинок. И неподвижно уставился на меня. Я тупо следил за его движениями. Что он говорил? Конечно о себе. Но что? Быть может о кораблекрушении, о буре и молнии, ударившей в корабль? Я кивнул головой. Мой взгляд упал на конец опущенного копья. Я провел рукой по тонкой полоске прута, и дрожь омерзения пробежала по телу — такие гладкие, червеобразные, точно без суставов пальцы, пальчики зеленой лягушечьей лапки обхватывали прут.

Монстр повернулся, быстро, не оглядываясь, зашагал к лагерю. Я проводил его равнодушным взглядом Не пытаясь объяснить их, я принимал факты и только.

— Довольно спать! — услышал я сквозь сон смеющийся голос Врагина. Сотрясая воздух пальбою расставленных батарей, гремели удары за дюной. Солнце опускалось. — Так храпите — дюны рассыпятся, — улыбался Врагин.

Урод высоко подпрыгнул и на лету взмахнул копьем…

Он сидел. На голове его тюрбаном был повернут рукав, оторванный от нижней рубашки. Он выплюнул зеленую жвачку и протянул мне кусок кактуса со стертыми колючками. Хотите пить? — вместо воды пока. Да — вот — он оторвал второй рукав — закройте голову! С проблеском радости я убедился, что Врагин был прежним Врагиным.

Я со всеми подробностями рассказал происшедшее. Глаза его блеснули при упоминании о встрече на берегу, а по окончания рассказа горели возбуждением. Возможно ли, чтобы в наш век могло существовать, хотя бы и в Африке, неизвестное племя? Может быть, болезнь — вроде пучеглазия?

— Вряд ли. Это — чужие… Идем к ним! Однако, колено ушиблено сильно. Буду опираться — разрешите.

За извилистой лощиной открывался вид на лагерь с сидящей одинокой фигурой. Остальные пятеро суетились на большой дюне. Отражая ослепительные лучи солнца, поблескивала и искрилась там сеть огромной паутины, раскинутой между тонкими кольями. Да, они плетут сеть.! Часовой, повернув голову, следил за нашим приближением, но уже не схватился за оружие.

Опасность нам не угрожала, по-видимому. К поразительному уродству их я пригляделся. Сказывался полнейший упадок сил, непреодолимо клонило ко сну, хотелось лечь и заснуть.

Встревоженно засвистали птицы.

— Тогда тоже?!

— Что? — не понял я.

— Свистали? Пичужки?

— Все время. Но к чему…

— Они и тогда пересвистывались? — нетерпеливо перебил Врагин. — Ни слова не произносили? — Это значит, они!.. — И остальные отзываются… Отойдем… Пока.

Мы сели у первой группы кактусов. Я жевал и сосал кактус, дремал, но заснуть не мог. Врагин строил догадки. Изредка у него срывались отдельные слова: — Эволюция… Ящеры… Другой путь… Но шлемы?..

От лагеря, разорвав знойный воздух, донесся дикий визг, сменился коротким злобным щелканьем и перешел опять в визжащий скрежет и вой, точно работала круглая пила.

Врагин вскочил, застонал и, хромая, побрел к лагерю. Я видел, как он подошел, постоял минут пять, повернулся и пошел обратно.

— В большой ящик вертикально вставлен короткий стержень, на стержне со страшной быстротой вращается туманный шар. Звуки — из ящика. — Он молча сел и задумался.

Пронзительный звук, не смолкая до самого заката, метался по лощине и разносился но пустынным окрестностям.

— Слышите, скоро отлив. Пора! Идем за ужином.

Мы перешли дюну возле сети на кольях. Шесть воткнутых в песок никкелированных прутьев, метра в два длиною, огораживали небольшую круглую площадку, диаметром в три-четыре метра. В центре ее стоял седьмой прут — короче. Густая сеть тончайших паутинных нитей проволоки шелковой вуалью соединяла верхние концы всех семи прутьев между собою.

Возвращаясь, мы несли наловленных крабов, ракушек и сухих чурбаков с берега. Солнце быстро садилось за дюну, косая тень ползла к нам. Тень доползла и до лагеря. Звуки мгновенно замолкли. Костер горел в сгущавшейся тени лощины, и мы хрустели спеченными крабами, когда зашло солнце.

В темноте быстро наступавшей ночи видно было, как торопливо поднялись на дюну пять фигур и исчезли за серым гребнем.

— Видели? Отправились. И заметьте: отлив. Вы говорили, — утром тоже во время отлива ходили. — И носили. — Идем на разведку! Может быть, отчасти и разрешим загадку.

Мы поднялись вблизи кольев.

Во все сгущавшейся темноте внизу перед нами расстилалась знакомая прибрежная полоса. Уже далеко отступившее море оставило лужи воды, полосы ила и тины, скользкие обломки скал, кучи водорослей. Пять черных пятнышек, временами сливаясь в одно, двигались вдали, быстро приближаясь к воде. Прямо, впереди — над низкими, длинными волнами отлива, возвышалась обнаженная морем черная громада, ее бы можно было принять за большую глыбу камня, плоский, но широкий подводный камень, если бы не туда именно направлялись пятеро из лагеря.

— Их затонувший корабль.

— Корабль, да, но их ли? Не наш ли? И груз с нашего корабля, — возразил я.

Через полтора часа, при свете звезд, они подходили снизу, таща тяжелые ноши. Откуда-то сбоку, из-за дюны, выскочил шакал. Наткнувшись на нас, испуганно метнулся прочь и черным шариком, стремглав, покатился вниз, навстречу шедшим. Но ночному воришке не пришлось вторично испугаться. Сверкнула ослепительная вспышка молнии, прогремел удар, загудела земля. Шакал исчез. Нас осыпало песком. Группа, как ни в чем не бывало, продолжала двигаться.

— Вот интересный случай удара молнией. — Врагин взглянул вверх. — И угораздило же беднягу! Не повезло.

Они молча прошли мимо, не проронив ни звука. Но… ушло пятеро, вернулось шестеро. Обсуждая это обстоятельство, мы опускались. Я прямо направился к тлевшим углям раздуть огонь. Врагин задумчиво завернул в лагерь и принес оттуда два больших шерстяных одеяла.

— Развязана целая кипа. Не отняли, — лаконически объяснял он. — Возятся с матрацем. Думаю — складная палатка, — закончил Врагин, располагаясь на песке удобнее и завертываясь в одеяло.