ПОЯВЛЕНИЕ «ДЯДИ НАДИ»
Тимофей Лукич Плескач - командир соединения подводных лодок Северного флота - очень любил в походе соленые сухарики. Он насыпал ими полные карманы и грыз их, не торопясь и почти не переставая. Поэтому, когда командир гвардейской подводной лодки «Северянка» Логинов приказал коку запастись солеными сухариками, у многих на лодке возникли вполне определенные предположения.
Вскоре эти предположения подтвердились, потому что вестовой пронес в каюту командира хорошо всем известный потертый фибровый чемоданчик. С этим чемоданчиком капитан первого ранга Плескач всегда ходил в море.
Знаменательно было и появление замполита подразделения Орлова.
Орлов пришел на катере еще с утра, снаряженный по-походному.
Командир соединения и замполит подразделения - это было слишком щедро для «Северянки»! Поход предстоял, по видимому, особо ответственный. Каждый из экипажа отлично понимал это, но обычай требовал не подавать виду, что тебе что-нибудь известно.
«Северянка» одиноко стояла на рейде в дальней губе; над ней несся с тоскливым воем неугомонный снежный вихрь, но в кают-компании лодки было почти уютно. Радиорепродуктор мурлыкал вальсы, над столом покачивался оранжевый шар лампы, расписанный китайскими тенями, а вокруг на узеньком красном диване и стульях-разножках разместились шестеро офицеров.
Все они были в валенках, в ватниках и меховых шапках-ушанках. И только на механике Новгородцеве, отличавшемся особым вниманием к своей внешности, была черная с белым кантом форменная пилотка подводника.
В эту минуту механик, ворча, штопал продравшийся носок, его сосед - минер Мельничанский - невозмутимо пришивал пуговицы к кителю. Остальные с ожесточением сражались в увлекательную игру, которую лишенные воображения сухопутные люди называют «домино» и которая на любом корабле именуется «морским козлом».
- Мне жаль вас, дорогой друг, - шутливо заметил Мельничанский, глядя на мучения Новгородцева, штопавшего носок. - Пробоина у вас довольно большая, особенно в пятке. А штопать вы совсем не умеете, товарищ гвардии инженер-капитан-лейтенант, прямо скажем.
- Молчали бы, «специалист»! - отшутился Новгородцев.
Но это не произвело никакого впечатления. Унять Мельничанского было нелегко. Минер подышал на очередную пуговицу, которую собирался пришить, обтер ее о ватник и мечтательно вздохнул.
- Все! - торжествующе возгласил штурман Сахаджиев, ударяя костяшкой по столу. - Считайте «рыбу»!..
- Сорок два, - уныло признались проигравшие, подсчитав очки…
- Работайте, работайте, - покрикивал на них штурман. - А мы будем «сушить весла»…
Выигравшие штурман Сахаджиев и старпом Евсеев декоративно поставили локти на стол и стали болтать руками, согнутыми в кисти. Это означало, что они «сушат весла». Проигравшие Логинов и Орлов принялись «работать» - мешать на столе костяшки. Игра продолжалась.
- У меня был приятель, совторгфлотский капитан, - предался воспоминаниям маленький, неугомонный штурман, поблескивая живыми черными глазками. - Морячина! Весь мир облазил. Как забьет «козла», сейчас книжку достанет и запишет-кого обыграл, при каких обстоятельствах, число и координаты. Бывало, начнет читать эту книжечку - заслушаешься… Ну, а мы долго еще будем болтаться в этой губе?.. «Порожняя» - одно название чего стоит…
- Думаю, что долго не простоим, - успокоил его командир лодки Логинов. Обветренное широкоскулое лицо командира с крепко сомкнутым упрямым ртом могло казаться спокойным и суровым, если бы не лукавство, весело притаившееся в мелких морщинках у глаз. Но глаза Логинова не смеялись - зоркие, пристальные, серые глаза.
- Мы свое дело сделали, а там - как начальство… Девиацию уничтожили, на мерную милю сходили, механизмы в порядке - в любую минуту выйдем, как только прикажут. Я думаю…
В этот момент открылась дверь из центральною поста, и вестовой попросил у Логинова разрешения войти. «Да», - сказал Логинов и умолк. Расспрашивать командира не принято. И поэтому никто не посмел вернуться к интересовавшей всех теме.
- Внизу! - закричал голос с мостика. - Доложите командиру: к лодке идет моторный катер!..
Услышав эти слова, Логинов и Орлов встали из-за стола и поспешно направились к тралу.
- Капитан первого ранга, должно быть, идет, - пояснил старпом, собирая и укладывая в коробочку костяшки «козла».
- И не один, а с разведчиками, - гордясь своей осведомленностью, добавил штурман.- И она среди них…
- Она? - удивился Мельничанский.
- Ну, конечно, - подтвердил штурман.-Теперь-то уж чего скрывать? Через часок-другой, наверное, выйдем в море. Интересно, какая она из себя? Воображаю, как очарует ее этот юноша с дырявым носком.
Тонкое лицо Новгородцева вспыхнуло, механик быстро рассовал носки по карманам.
- Поскольку торпедистам в таком походе делать нечего, роман на лодке возможен только с Мельничанским, - продолжал разглагольствовать штурман.
- Не остри, Жора, - возмутился старпом Евсеев. - Она ближайшая подруга моей жены и мой друг.
- Что же этот твой друг может на лодке делать? - снисходительно опросил Мельничанский.
- Не на лодке, а на берегу. Высадим разведчиков на вражеский берег, подождем их дня два-три, подберем и обратно доставим.
- А зачем же она с ними, Аркадий?
Евсеев недовольно пошевелил мохнатыми сросшимися бровями. Огромный, в рыжем комбинезоне и высоких болотных сапогах, он мог бы показаться угрюмым увальнем и тугодумом. На самом деле это был человек быстрого и острого ума.
- Она и врач, и переводчица, и разведчица,- сказал старпом. - Из этих краев родом. Норвежский и немецкий знает. Вместе с моей Наташей в Ленинграде кончала медвуз. Там и познакомились. Звали мы ее всегда «Дядя Надя»…
Заинтересованный этими сенсационными подробностями, штурман раскрыл было рот, собираясь забросать старпома новыми вопросами. Но в это мгновение послышалея близкий шум мотора. С мостика донеслись слова команд: «Смирно!»… «Вольно!»…
По трапу рубочного люка в центральный пост опустилась знакомая кряжистая фигура командира соединения Плескача, за ним показались Логинов, Орлов и небольшая группа людей в синих лыжных костюмах. Ничто, кроме автоматов, не выдавало в них бойцов.
Разведчики-матросы, повинуясь жесту Логинова, прошли, в сопровождении вестового Никишина, в смежный отсек, а двое - один рослый, другой маленького роста - вместе с Плескачом остались в кают-компании.
Поздоровавшись, Плескач предложил познакомиться и сесть.
Рослый гость оказался командиром разведчиков капитаном Мызниковым; он запросто обменялся рукопожатиями со всеми присутствующими. А маленький лыжник… Это и была «Дядя Надя»!.. Трудно понять, чем она - белокурая, пухленькая и румяная - заслужила прозвище, столь мало соответствовавшее ее внешности. Каждый встретил ее по-своему: Логинов - по-деловому, Орлов - с располагающей улыбкой, старпом Аркадий Евсеев - как старую приятельницу, Мельничанский - несколько хмуро, Новгородцев - сконфуженно, штурман Сахаджиев - с откровенным любопытством. Надя держалась со всеми одинаково просто и непринужденно, без тени смущения.
- Угости-ка чайком, командир! - потер руки Плескач.
- Ясное дело, - согласился Логинов. - Товарищ Никишин, чаю нам дайте, бутербродов с сыром.
- Есть, чаю! Есть, бутербродов с сыром! - бодро и громко отрапортовал Никишин, но тотчас перешел на робкий шёпот и, окая от волнения, забормотал: - Нет бутербродов с сыром, товарищ командир! Колбаса, если желаете…
Этот ответ немедленно вызвал за столом веселое оживление.
- А соленые сухарики захватили? - притворно насупившись, спросил Плескач.
- Точно так, товарищ капитан первого ранга, - отрапортовал Никишин. - Уже на борту, на случай, если с нами в море пойдете…
- Добро! - улыбнулся Плескач и отпустил вестового.
«Никишин… Никишин… - вспоминала тем временем
Надя. - Мне эта фамилия очень памятна…»
Вестовой вернулся с чайником и накрыл на стол. Логинов гостеприимно повел рукой. Все потянулись за бутербродами, стали прихлебывать крепкий «морской» чай.
- Простите, - не удержалась Надя, повернувшись к Никишину. - Нет ли у вас однофамильца или родственника - офицера на одной из подводных лодок?
Смешливый Сахаджиев тотчас что-то смекнул и подавился чаем. Никишин казался совсем растерянным.
- Помилуйте, - взглянув на Сахаджиева, удивленно сказала Надя. - Это же вы - Никишин. Я вас знаю. Вы мне писали.
Сахаджиев покатывался со смеху и отрицательно махал руками. Вестовой, багровый от непонятного Наде смущения, с трудом вымолвил, обращаясь к Логинову:
- Разрешите идти, товарищ капитан-лейтенант?
- Нет, погодите,- лукаво сказал Логинов, но тотчас, сжалившись, добавил: - Добро. Идите…
И когда вестовой исчез за дверью переборки, спросил Евсеева:
- Может быть, вы сумеете объяснить, чему так обрадовался штурман?
- Охотно, могу объяснить… У Никишина страстишка посылать письма девушкам, о которых пишут в газетах. О нашей «Дяде Наде» тоже в газетах упоминали. Он и ей письма отправлял, наверное…
- Ты всегда был путаником, Аркадий, - недовольно сказала Надя и, строго поглядев на продолжавшего хохотать Сахаджиева, снова подтвердила:
- Вот автор этих писем. Я даже портрет его получила.
Бедный штурман сконфузился и умолк.
- Правильно, Дядя Надя, - согласился Евсеев, - а знаете, в чем дело? Никишин еще в мирное время писал многим стахановкам, летчицам и дояркам. И всегда все ему отвечали. Переписка у него была большая. Но называться вестовым он почему-то стеснялся, а за кого себя выдает в письмах, теперь догадаться нетрудно. Он на лодке у всех офицеров и старшин фотографии клянчил. Никто не давал, а у Жоры Сахаджиева сердце - не камень… Не пойму только, зачем Никишин чужие фотографии в своих письмах посылает? Какой ему от этого прок? Вдруг девушка влюбится по фотографии? Для кого же тогда Никишин старался?.. Впрочем, пока он будет рассылать портреты штурмана, я думаю, сердца всех знатных девушек в безопасности…
- Старпом! - притворно простонал штурман. - Я верю в свою звезду.
- Разве уж если запоешь, - пожал плечами старпом. Обратившись к Наде, он пояснил: - Голос у нею, действительно, не очень противный. Штурман - флагманский тенор нашей лодки. Одна девушка, послушав этот, голос, оказалась настолько неблагоразумной, что даже вышла за него замуж.
- Она сейчас в Ленинграде, с дочкой, - вздохнул сразу ставший серьезным Сахаджиев. - Получил я на-днях письмо. Ночью Маришку в убежище несла, а та во сне бормочет: «Мама! Какая у нас самолетная улица»…
- А моя пишет - Петька просит: «Папа, привези мне фугаску», - прихлебывая чай, вспомнил Орлов. - Ишь, чего захотел!
- Каким временем мы располагаем, товарищ капитан первого ранга? - почтительно спросил Плескача Логинов.
- Вполне достаточным, - успокоил Плескач, взглянув на часы. - Снимемся в двадцать четыре часа. Переход рассчитан точно на сутки. Нужно разведчиков высадить в темноте. Пока еще можем поболтать… Чай допьем - будем готовиться к походу. Давайте послушаем наших гостей.
- Давно пора! - обрадовался изнемогающий от любопытства Сахаджиев. - Что вы там собираетесь делать, в этом фиорде, дорогой капитан?.. Поганое место. Мы там однажды чуть не напоролись на мину.
- Главным образом будем ловить бабочек, - невозмутимо ответил Мызников. - Там водятся великолепные экземпляры.
- Вы слишком строги к нему, капитан,- смеясь, сказал Плескач.
- Вообще говоря, дело нам предстоит нехитрое, но и нелегкое, - серьезно продолжал Мызников. - По видимому, готовится наше наступление на Севере. Мы должны выяснить расположение фашистских штабов, артиллерийских батарей и маневренных аэродромов. При случае- подпалить и взорвать военные склады немцев. Если удастся - захватить «языка». Вот и все.
- Да, действительно, «вот и все»… - уважительно буркнул Сахаджиев.
Люди сухопутной войны всегда казались ему героями. «У нас что?- рассуждал штурман.- Даже раненые бывают редко. А если уж тонуть - так всем вместе. Зато всегда в чистом белье, ноги не натерты, всегда со своим камбузом, с сервизами, с мадерой… Все-таки мы воюем, как баре! А вот они… Даже неловко, ей-богу…»
И невдомек было штурману, что привычный и понятный для него труд подводной войны в свою очередь вызывал в непосвященных трепет беспредельного уважения. Именно такое чувство испытывала Надя, осматриваясь в отсеке лодки.
- Очень у вас интересно, товарищи, - простодушно призналась она. - Я на подводной лодке в первый раз. Колесики, колесики, совсем как в часовом механизме… Какая-то марсианская машина!..
- Ничего марсианского тут нет, Дядя Надя, - ободрил ее старпом. - Клапаны да магистрали. Будешь натыкаться - спрашивай, как называется, и все приборы узнаешь. Вас - молодых подводников - только так и научишь.
- Подводные плаванья не для женщин, - веско сказал Плескач. - На Черном море в мирное время, кажется, брали однажды на борт какую-то журналистку. Уж очень, должно быть, настойчивая была… А в нашем море вы - первая подводница…
- Ну, что ж, приятно быть исключением, - улыбнулась Надя. - А что самое страшное в подводном плавании? Чего вы сами больше всего боитесь?
- У всякого свои страхи, - усмехнулся Плескач. - Обо мне, например, злые языки распространяют слухи, будто я очень боюсь… утопленников!
- Так и должно быть, - засмеялась Надя. - Я читала в газете, что старейший североморец Плескач потопил одиннадцать фашистских транспортов. Сколько это утопленников?..
В центральных постах и кают-компаниях североморцев действительно была в ходу веселая легенда, будто командир соединения страшно боится утопленников. Плескач, впрочем, и сам был непрочь пошутить и «потравить» в свободную минутку в кают-компании. «Когда я водил баржи на Волге…», - начинал он обычно свои рассказы, оглаживая крутой подбородок и хитро поводя проницательными умными глазами. Или: «Как сейчас помню - дело было в Кронштадте…» И тут все подсаживались поближе, потому что за таким вступлением неизменно следовала какая-нибудь небывалая и увлекательная история.
Но сейчас командир не был склонен занимать трибуну рассказчика.
- Почему же «старейший»? - ограничился он слабым протестом. - Даже здесь, за этим столом, есть мои ровесники по Северу: Логинов, Орлов и я вместе на одной лодке сюда пришли.
- Командир соединения был тогда минером, - пояснил Логинов, - я штурманом, а Орлов мотористом. Это знаменитая лодка. Ее сам товарищ Сталин посетил!
- Сталин с Ворошиловым были у нас на лодке, - не удержавшись, принялся рассказывать Орлов. Его лицо загорелось, выцветшие голубые глаза засветились от воспоминаний. - Товарищ Киров на миноносце остался, а они зашли к нам. В последнем шлюзе Беломорско-Балтийского канала. Товарищ Плескач тогда вахтенным командиром стоял - рапортовал наверху Иосифу Виссарионовичу. Логинов лодку показывал…
- А вы? - спросил Мызников…
- А я?.. Я обед готовил.
- Расскажи уж, - тепло сказал Плескач, - расскажи уж, Павел Васильевич, про свою встречу.
Орлов не заставил себя просить.
- Кок у нас тогда заболел, пришлось заместить… Я на камбузе работал. Оладьи пеку и в ус себе не дую. И вдруг двери открывается и входит… Сталин! Я чумичку выронил, растерялся. Еле смог доложить: «Товарищ Сталин! Краснофлотец-кок Орлов. Готовлю обед для команды-борщ, плов рисовый, оладьи и какао». А Ворошилов позади стоит, смеется. «По-морскому, - говорит, - у них повар называется кок». Сталин потрепал меня по плечу: «Да это не морской кок, а настоящий морской лев!» Я и сейчас не тоненький, а тогда еще шире был. А потом говорит: «Покажите, что готовите?» Всего отведал и похвалил. «Хорошо готовите, товарищ Орлов». Только я собрался ответить, а Сталин и Ворошилов уже пожали мне руку и пошли. Вот и вся наша встреча на лодке… Говорили потом товарищи, что Сталин, спускаясь в лодку, комингса даже не задел! Спустился, как настоящий подводник!..
- А мне еще раз встретиться с ним довелось, когда он у себя в Кремле подводников собирал, - удовлетворенно сказал Плескач. - Он тогда крепкий совет нам, подводникам, дал. В этом совете была прямо вся тактика нашей подводной войны изложена. Так и стараемся воевать…
- Много мы навоюем с такими походами, как сейчас! - воскликнул Мельничанский. - Обнаруживать себя нельзя, в торпедную атаку выйти нельзя. Другим на базе за потопленные транспорты будут жареных поросят подносить, а мы облизывайся .
- Ну, отдохнули - и хватит! - вдруг перебил Плескач. И произнес не громко, но раздельно, отчеканивая каждое слово:
- Снимайтесь с якоря!
- Есть! - ответил Логинов, приказав дать сигнальный звонок, и четко скомандовал: - По местам стоять, с якоря сниматься!
Подводники кинулись к своим боевым постам. Изо всех отсеков доносились повторяемые экипажем слова команды: «С якоря сниматься!» Затем наступила тишина. Только где-то в магистралях шипел сжатый воздух; корпус лодки, чуть дрожа, резонировал на подергивания убираемого якоря, урчала вода, в центральном посту приглушенным молодым баском распоряжался механик.
Гвардейская подводная лодка «Северянка» выходила в море.