ДЕД МАТВЕЙ

Сеня Майбыров нарочно не включал свет. Сегодня в школьном спектакле «Молодая гвардия» ему предстоит выступить в роли Олега Кошевого. Надо успеть повторить всю роль. В потемках ничто не отвлекало его. Время от времени Сеня с тетрадкой подходил к окошку. Свет уличного фонаря был достаточно ярок, и Сеня без труда пробегал отдельные строчки, проверяя себя.

- Вступая в ряды «Молодой гвардии»,- негромко, но с чувством произносил он, - перед своими друзьями по оружию, перед родной многострадальной землей, перед всем народом клянусь выполнить безоговорочно любое задание организации…

Сеня слышал, как мать в прихожей просеивала муку, как приходила сестра Лена и спрашивала, не вернулся ли с охоты дед. Вспомнил, что дед обещал вернуться сегодня в канун Октябрьского праздника. И все еще не вернулся.

- Понятно,- продолжал повторять роль Сеня, - но вопрос о предателе Фомине я все же ставлю отдельно. Будем голосовать персонально… Тюленин, Туркенич, Земнухов, Шевцова, Громова…

С улицы донесся лай собаки. Сеня посмотрел в окно. По ту сторону дороги шел незнакомый охотник. За спиной он нес несколько убитых зайцев-беляков. Вот уже охотник скрылся за домами, а Сеня продолжал стоять у окна. Вдоль сельской улицы выстроилась шеренга столбов электролинии. На зданиях сельсовета и сельпо развевались красные флаги. Праздничными огнями сиял фасад здания средней школы.

«Неужели не придет сегодня дед? Неужели сорвется наш план?» - думал Сеня, но тут же снова вернулся к роли. Повторяя текст, он стал искать выразительные жесты и сразу же забыл о том, что отвлекло его от репетиции.

Сене показалось, что теперь он вовсе не подросток из далекой северной деревни Коми, вовсе не ученик девятого класса. Он ощущал в себе частицу того большого пламени, которое горело в груди Олега Кошевого.

- Товарищи! Мои дорогие товарищи! Пусть мы умрем так, как умирали за Родину коммунисты! Пусть мы умрем тысячу раз, только бы вечно сиял на земле свет нашей великой Родины!

Сеня повторял сцену за сценой, мысленно переносясь в небольшой донецкий городок, где жили и боролись юные молодогвардейцы.

Вдруг он услышал, как в коридоре заскулил Буско. Собака несмело просилась в избу после долгой отлучки. Слышал, как мать пустила ее в прихожую, приласкала… Затем снова открылись и закрылись двери, звякнул брошенный под лавку топор. Сеня все слышал и, продолжая учить роль, искал нужную интонацию в последних словах Олега Кошевого.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался свет.

- Ты разве не слышишь, Сеня,- сказала мать, - дед пришел.

- Пришел?..

Бывало, Сеня сорвется с места и прямо к деду, тормошит его, помогает раздеваться. А на этот раз сначала положил на этажерку тетрадь, посмотрел в зеркало не взлохмачены ли волосы, и только тогда вышел.

Старый охотник уже успел скинуть с себя полушубок и теперь сидел на лавке, упершись в нее обеими руками. Одет он был в рубашку защитного цвета, штаны из домотканного сукна, на ногах большие охотничьи сапоги.

- Здравствуй, внучек, здравствуй! - подавая руку, сказал дед.

Голос у него мощный, пальцы кряжистые и очень жесткие.

- Здравствуй, деда… Мы так ждали тебя с Митей Кушмановым…

- С Митей?..

Сеня не понял, просто спросил дед или удивился. Но этого было достаточно, чтобы сделать вывод: начинать разговор об охоте рано, дед может сказать: «Не пущу. Буско тоже должен отдохнуть», и тогда уже не изменит своему слову.

- Это с чего же Митя меня ждет?- спросил дед.

Сеня посмотрел на мать. Но она не знала о планах сына и потому сказала:

- Они сегодня в спектакле выступают. «Молодую гвардию» ставят.

Только не так просто провести деда Матвея! Из-под длинных ресниц глаза его видят человека насквозь.

- Ты совсем большим стал, сынок, - промолвил он и улыбнулся в свою седую бороду.

«Догадывается,- подумал Сеня. Или это я сам раньше просил, чтобы он пустил нас в праздник на охоту? Только не отказал бы».

К Сене подошел Буско. Кончиком влажного носа дотронулся до руки.

- Соскучился?- Сеня погладил собаку. В ответ Буско повилял хвостом.- А грамоту свою он еще не забыл, дедусь?

- Хорошо помнит, сынок. Принесет белку к ногам и ляжет. Или: запретишь лаять ни звука, как человек.

По внешнему виду Буско походил на овчарку. На самом деле это обыкновенная северная лайка уши торчком, хвост кренделем.

- Наверное, голоден песик, - Сеня ласково потрепал собаку за ушами.- Сейчас я тебя накормлю.

- Не надо, - остановил его дед.- Белки есть. Сниму с них шкурки, пусть ест на здоровье мясо.

Он принес из-под полатей свой лаз, вынул из него пять белок и норку.

- Мама, посмотри, какая красивая норка, - радостно воскликнул Сеня, держа в руке черно-коричневого зверька с лоснящейся короткой шерстью.- Это тоже нынешняя добыча, деда?

- Нынешняя. Погоняться за ней пришлось долго. Из-за нее мы с Буско опоздали домой.

Сеня знает, что норка, подобна выдре, живет в лесных речках. От нее пахнет дурно, как от горностая. Не каждая собака идет на этого зверька. Но Буско, умный и трудолюбивый, берет каждого зверя, лишь бы напал на свежий след.

- На-ка, Сеня, да вынь оттуда все, - сказал дед, а сам принялся снимать с белок шкурки.

Сеня нащупал в мешке мягкий, длинношерстный мех, вопросительно взглянул на деда, но тот как будто ничего не хотел знать, кроме своих белок.

Длинношерстный зверь оказался рысью. Сеня неторопливо вынимал ее из мешка. Как только показалась голова зверя, Буско встревоженно зарычал, на спине его дыбом встала шерсть: он все еще помнил, как отчаянно сопротивлялась рысь, и продолжал сердиться на лесную хищницу. Но теперь все рассматривали зверя, и на Буско никто не обращал внимания.

- Ух, и ноги длиннущие! Лапы здоровенные!- восхищался Сеня.- А голова совсем не по росту маленькая.

Он стал расспрашивать деда, как и где убита рысь.

- Буско постарался, - все так же не отрываясь от работы, ответил старик. - Даже стрелять не пришлось, удавил сразу. А того места ты не знаешь. Около Огненного болота.

В мешке было еще две куньи шкурки, связка шкурок горностая, несколько десятков беличьих. Добыча заняла весь стол, покрытый голубой клеенкой.

«Наверное, дед выполнил сезонную норму добычи,- подумал Сеня.- А сколько еще наловит он до большого снега!»

Дед Матвей - лучший охотник колхоза имени Ленина, в прошлом году он был удостоен Всесоюзной премии.

Мать пошла протапливать баню. Сеня по просьбе деда стал нанизывать беличьи шкурки на деревянные прутики, чтобы просушить их. За этим занятием его и застал Митя Кушманов. Он, видимо, спешил: смуглое лицо его раскраснелось, уши горели, ноздри раздувались. Митя был худощавый, подвижный юноша, глаза черные, игривые, а разговаривает, как из пулемета строчит.

- Дед Матвей пришел… Ой, сколько белок! Рысь?.. А я из школы.- Наклонившись, он шепнул Сене:- Ну что? Обещал дед?

Митя Кушманов спешил не только в разговоре. В классе он отвечал, не успев встать из-за парты, однако не ошибался. Контрольные работы выполнял раньше всех, а получал четверки, если б не спешил были бы у него пятерки. На уроках физкультуры - акробат, на соревнованиях - в числе лучших, но опять-таки мог быть первым. А карикатуры рисует- со смеху живот надорвешь.

Вместо ответа Сеня сказал:

- Помогай мне нанизывать шкурки…

Митя понял, что разговор с дедом еще не состоялся.

Странной казалась со стороны дружба этих двух пареньков, так непохожих друг на друга. Сеня, в противоположность товарищу, нетороплив, осторожен в поступках. Он ладно и крепко скроен, ходит немного переваливаясь, будто каждый шаг печатает.

Сеня спросил у Мити, зачем он ходил сейчас в школу. Тот ответил, с досадой махнув рукой:

- Опять потому же самому… с моим языком трудно сыграть роль Сергея Тюленина… Над дикцией поработали с Иваном Павловичем.

- Ну и как?

- Помогает. Кроме того, условились, что если забудусь и начну тарахтеть, Иван Павлович за сценой потихоньку ударит в графин… Хорошо придумано?

Дед неожиданно рассмеялся.

- Выходит, ты, Митя, тоже играешь в спектакле? - Друзья переглянулись: было ясно - дед ни во что не ставит Митю. Он много читал, прочел и роман «Молодая гвардия», знает, каким был Сергей Тюленин.

Митя сделал вид, что не обиделся.

- Да,- сказал он с расстановкой,- я участвую в спектакле.- И, посмотрев на Сеню, добавил:- Мы были бы очень рады, дедушка, если бы ты пришел сегодня в школу.

Старик как-то неестественно кашлянул, закончил снимать шкурку с белки и после того, как отнес мясо Буско, сказал:

- Спасибо за доброе слово. Только ведь устал я очень. Мне б скорее на печку. Соскучился я по ней.

Сеня решил помочь другу.

- Спектакль будет после торжественного заседания. Ты, дедуся, до его начала все успеешь и в бане попариться, и отдохнуть. Кроме того, не забывай, что праздник в этом году три дня подряд. А за ними сессия сельсовета. Тебе, как депутату, и после праздника придется задержаться дома.

- Ладно, коли так, - ответил дед и взял из рук Сени унизанный шкурками прутик, слегка встряхнул его, и пушистые беличьи хвосты заиграли.

Было заметно, что дед Матвей доволен добычей. Глаза его улыбались, бородатое лицо стало ласковым.

- Ты, деда, говорил, что поймал рысь около Огненного болота, - спросил Сеня.- Почему это болото называется Огненным?

- Почему Огненным? - переспросил дед и начал разделывать норку. Ножик в его руке был острый не тот большой нож, который висит на поясе в ножнах, а маленький. Работая, дед как бы играл им. Он надрезал задние лапки и, освободив их от шкурки, принялся сдирать хвост… - Хм… Почему, спрашиваете, оно называется Огненным? Об этом, пожалуй, стоит рассказать…

Митя стал рассматривать рысь, готовясь слушать рассказ. Заметив это, Буско снова зарычал, как бы желая предупредить, чтобы мальчик не касался зверя. «Положи добром, положи обратно,- будто хотел сказать пес, а то, знаешь, какой он… На своей шкуре испытал его хищные зубы…»

- И зол же был Буско, когда с рысью насмерть дрался,- вставил дед. - Почти сутки после этого не мог даже есть… А это самое Огненное болото оно далеконько, за второй охотничьей банькой. Тебя, Сеня, я никогда еще не водил туда. Никто не знает, где это болото начинается и где кончается. Четыре реки оттуда берут начало и все текут в разные стороны - на юг, на север, на запад и восток.

От норки пошел неприятный острый запах.

- Прямо хоть нос затыкай, когда снимаешь с нее шкурку,- проворчал дед, но тут же вернулся к своему рассказу.- Вы, конечно, не верите этому, да и я сам, старик, теперь тоже не верю. Но было время, когда Огненное болото пользовалось недоброй славой.

- Какой недоброй славой?

- А такой: считали, что в этом болоте жила нечистая сила, и очень немногие отваживались охотиться в тех местах. А уж на самое болото никого силком не затащишь. Многие, кто хотел прослыть храбрецом, головой своей расплачивались… Да-а, паря, по-разному бывало… Сумасшедшими возвращались домой, а то и совсем пропадали.

Рассказ был прерван приходом матери. Она пришла сказать, что баня истопилась. Деду и Сене надо было поторапливаться, тем более, что до спектакля времени оставалось совсем немного.

- Вот что, Митя, - шепнул другу Сеня. - Если немного опоздаю, не тревожьтесь за меня. Я приду. Мне теперь важно поговорить с дедом, чтобы он дал согласие отпустить нас на охоту завтра же утром.

Баня подействовала на деда оживляюще. За чаем мать Сени угостила старика вином, и он совсем помолодел.

- Значит, Сенечка, сегодня ты играешь, можно сказать, главную роль, - не без гордости сказал дед, когда Сеня стал одеваться… - Олега - ох, как надо сыграть! И жить надо учиться у него. Да-а. Жить надо, как они - без страха, честно, на пользу народную.

Сеня с благодарностью посмотрел на деда.

- А на спектакль мы будем ждать тебя.

Старик хорошо понимал, почему так медленно одевается внук.

- Вижу, как хочется тебе в лес. В молодости сам был таким: в праздники, бывало, дома не удержишь, все с ружьем бродишь… Охота, братец ты мой, развивает аппетит и сообразительность, многому учит… Это все хорошо. Одно лишь не согласуется: Буско не отдохнет. Может, не завтра, а послезавтра пойдете?

Когда же дед увидел недовольное лицо Сени, то поспешил добавить:

- Ладно, подумаю… А ты иди, иди в школу. Я тоже скоро приду.

Сказав это, он пошел к сундуку, где хранилась его праздничная одежда.

СВЕТЛЫЙ ЛЕС

Юные охотники вышли из дому, когда восток стал слегка розоветь. Но пока они шли по полям, заря разгорелась. У горизонта она стала совсем багряной, как будто за бесконечными лесами заречья вспыхнул гигантский пожар.

- День будет ветреным, - указывая на зарю, сказал Сеня.

- Мне безразлично ветрено или тихо, - беспечно ответил Митя и, разбежавшись, покатился по льду, образовавшемуся в придорожной канавке.- Главное, что мы с тобой все же идем на охоту.

- Это, конечно, очень важно, что именно с тобой, этаким туристом.

Митя весело рассмеялся:

- Какой там турист!

Одет он в легкий ватник, на ногах здоровенные ботинки и гетры, на голове - старенькая фетровая шляпа, помятые поля которой свисали до узких плеч. Даже берданку Митя нес не по-охотничьи. Большой топор лесоруба еле умещался в котомку. На левом боку болталась полевая сумка с патронами, дробью, порохом, лепешками, блокнотами, карандашами, компасом.

- Если уж идти в лес, то, конечно, в полном вооружении,- шутил Митя. - Топор, нож, ружье - это еще не все… Остановись-ка, Сеня. Я нарисую тебя на фоне утренней зари.

Сене не терпелось скорее дойти до лесу.

- Ты запомни, а нарисуешь потом.

Митя не унимался:

- Всего лишь на несколько минут остановись… Я же хочу сделать рисунок с натуры. Только набросок. Вот так. Вот, вот… одну минуточку…

Буско стоял рядом на поводке. Собака казалась понурой. Очевидно, ей не хотелось идти из дому без заслуженного отдыха, особенно сегодня, когда на селе так вкусно пахнет. Но художник изобразил Буско веселым. Он и Сеню старался сделать более привлекательным. Охотничья шапка деда Матвея на рисунке будет впору Сене, лаз меньше, кожаные пимы - по ноге.

Митя быстро рисовал и улыбался. В его воображении рождалась карикатура. Лаз будет больше обычного, шапка как копна, охотничий нож, что висит в чехле за поясом, примет размер сабли, а двустволка станет маленькой, совсем игрушечной. Эту карикатуру Митя поместит в школьной стенной газете.

- Спички взял?- вдруг спросил Сеня.

- Спички?- вздрогнул Митя и стал быстро шарить в карманах, в полевой сумке.- А ты взял?

Сеня не ответил прямо на вопрос.

- Пошли, - сказал он, - видишь, рассвело. - Огни в селе совсем потускнели. Митя оглянулся. Село стояло под левым крылом зари. Электрические лампочки на столбах казались угасающими звездами.

- Там, на селе, скоро будет шумно, весело, - сказал Митя, - а мы не увидим ни митинга, ни демонстрации.

Сеня не ответил.

Митя шел сзади товарища и с досадой думал о том, как много в нем самом ребячества. Но ведь может же он, Митя Кушманов, быть таким, каким захочет! Разве плохо исполнил он роль Сергея Тюленина? Даже дед Матвей после спектакля похвалил его. И от этого воспоминания к Мите снова вернулось его веселое настроение.

Лесная дорога, так же как и в поле, была мерзлой и неровной. Сеня спустил с привязи Буско и стал посвистывать ему, как заправский охотник,- то прерывисто, то протяжно. Охотничья собака бродит-ищет под такой посвист.

Ранней осенью, когда Сеня приходил сюда с дедом ставить силки, лес казался сплошным, словно вырезанным из малахита, а дорога бесконечно длинным зеленым коридором. Дружно шумели березы и осины; весело покачиваясь, переговаривались с ним мохнатые ели и гибкие пихты; махали, словно дирижировали, своими мощными ветвями сосны-великаны. Было что-то таинственное и веселое в шуме осенней тайги, в крике ее пернатых обитателей.

Теперь все изменилось. Снявшие с себя зеленое убранство березы и осины стояли врозь; что-то думали про себя ели и пихты; затихли сосны. Северная парма в это тихое утро словно ожидала чего-то неминуемого. И в то же время она была удивительно светлой и звонкой.

Так же ясно и в полный голос донесся до молодых охотников лай Буско. Ребята свернули с дороги. Под ногами шуршала спавшая листва, трещали сучья валежника.

Буско лаял, уставившись на седую огромных размеров ель. Кругом стояли такие же высокие деревья. При каждом шаге похрустывал подмороженный мох.

- Давай-ка, Митя, ударь о ствол обухом топора, - скомандовал Сеня после того, как осмотрел ель со всех сторон. Он с малых лет хаживал на охоту с дедом и теперь во всем подражал ему. Только сначала легонько.

Сеня знал: если белка сидит на нижних ветвях, надо постараться не спугнуть её оттуда. В ближнюю цель легче попасть.

Митя сегодня первый раз на охоте. Отец его - служащий, долго работал в больших городах, и Митина семья совсем недавно вернулась в родные места.

- Сильнее ударь!.. Еще сильней!

Белка ничем не обнаруживала себя. Может быть, она сидит на другом дереве? Но Буско лаял на эту ель.

- Иди на мое место и смотри на верхушку. Я ударю.

Они поменялись местами. Митя взял ружье на изготовку. Колени его немного дрожали. Он испытывал необычное ощущение, пожалуй, беспокойство, при мысли о том, что сейчас, первый раз в жизни, выстрелит по живой цели.

Сеня ударил обухом что было силы.

- Есть! - закричал Митя. Шевельнулась. На самой верхушке. Стрелять?

- Стреляй, если хорошо видишь.

Сене хотелось, чтобы первым выстрелил его товарищ. Но оказалось, что Митя видел не белку, а качнувшийся на верхушке сучок.

- Тогда смотри. Ударю ещё.

Белка выскочила на кончик сучка, но не остановилась и, сходу прыгнув на стоящую рядом березу, побежала по её голым сучьям, а оттуда махнула на соседнюю ель. Все это произошло неожиданно быстро. Буско взвизгнул и тут же сорвался с места. Сеня не снял даже с плеча ружья, а Митя, торопливо поведя стволом берданки вслед зверьку, едва успел нажать спусковой крючок, да и то уже, когда белка была далеко. Лес откликнулся эхом выстрела, собака громко залаяла.

- Сучок, что ли, хочешь сшибить? - весело крикнул Сеня. Теперь он стоял рядом с Митей и пристально следил за белкой, которая в секунду взобралась на макушку высокой ели.

- Почему сучок? - недоумевающе спросил Митя.

- Потому, что белка была уже в двух-трех метрах от того места, куда ты стрелял.

Сеня вдруг умолк; не переставая смотреть вверх, он приложил приклад ружья к плечу, остановил дыхание и выстрелил.

Буско вильнул хвостом и нетерпеливо залаял. Он стоял под самой елью и, конечно, не видел, что творится наверху. Но слух собаки в несколько раз острей слуха человека; кроме того, обоняние нередко заменяет ей и уши и глаза. Словом, Буско знал, что белка сейчас будет падать, и насторожился.

И точно, на самой верхушке мелко задрожал тоненький сучок. Затем показалось белое брюшко падавшей белки. Но, вдруг зацепившись передними лапками за ветку, она повисла, как игрушка на новогодней елке. Светло-серый мех ее блестел в лучах утреннего солнца, задние лапки искали опору, чтобы удержаться. «Вот бы срисовать», подумал Митя. И в это время белка сорвалась и медленно покатилась с ветки на ветку. Буско теперь лаял радостно, делая прыжки навстречу смертельно раненому зверьку.

- Неси сюда! - приказал собаке Сеня. Подражая деду, Сеня дунул в беличий мех - в одно, другое, третье место, - сквозь мягкий пух везде проступала нежная белая кожица.

- Самый первый сорт!..

Мите не терпелось подержать белку.

- Дай-ка сюда. - Он тоже стал дуть в мех.

Снова залаял Буско. На этот раз белка сидела на осине и издалека была видна среди голых ветвей. Выстрелил в нее Митя. А когда охотники стали выходить обратно на дорогу, они набрели на зайца, попавшего в пылем.

Заячий пылем целое сооружение. Ставится он на зиму под ветвистой елью, чтобы не занесло снегом. Около самого ствола из палок складывается что-то вроде садка. Через ворота садка проходят два кряжа: нижний короткий и верхний подлиннее. Затем верхний кряж приподнимается и с помощью коромысла подвешивается на тоненький осиновый сучок. Когда заяц заходит в садок и прокусывает этот осиновый сучок, кряж с силой срывается и давит его.

- Нам просто везет! - обрадовался Митя, бросившись к ловушке.

Но защемленный между двумя кряжами заяц не поддавался.

Сеня смотрел на Митю так, будто видел его в первый раз. Митя не обратил на это никакого внимания. Он торопился освободить зайца и весело тараторил:

- Свежая зайчатина… Да если еще на скоромном масле изжарить. Не помешает лучку, немного перчика… Наша мама еще лавровый лист кладет. Пальчики оближешь!..

Митя приподнял кряж и взял убитого зайца за спину.

- Он, мерзлый и твердый, как камень. Придется сначала отогреть его, а уж потом снять шкуру… Ты, Сеня, мастак по этой части…

Он не договорил, увидев грозное выражение лица своего друга.

- Эх ты!..- сквозь зубы процедил Сеня. - А еще роль Сергея Тюленина играл…

Лицо Мити сначала вспыхнуло густым румянцем, потом сразу побледнело. Заяц упал на землю.

- Понимаешь ли ты, что делаешь? - голос Сени звучал сурово.

Но в том-то и дело, что Митя и теперь еще не понимал, в чем его вина. Кольнуло в сердце имя Сергея Тюленина, в образе которого Митя жил короткие часы на школьной сцене, с которым породнился, вероятно, навсегда.

- Зачем Тюленина вспомнил?

- А затем, что Сергей никогда не поступил бы так. Это называется воровством.

- Воровством? - шепотом спросил Митя.

И Сене вдруг захотелось улыбнуться. Конечно, Митя сам не знает, что делает. Но ему-то, Сене, хорошо известны охотничьи законы: ни при каких обстоятельствах не брать зверя и дичи из чужих ловушек. И не только не брать, надо еще постараться предохранить от хищников то, что видишь в ловушке.

От обиды в глазах Мити показались слезы.

- Я никогда не брал чужого!

- А это? Охотник, может быть, целую неделю бродил по лесу, ставил ловушки. Придет, а здесь уж побывали воры… Понимаешь ты это или нет? А если бы из твоих ловушек стали красть?

Митя молча положил зайца на старое место.

- И так не годится, - остановил его Сеня. - Если уж добыча побывала в руках, то обратно в ловушку ее не кладут. Ее надо повесить так, чтобы хищники не достали, а охотник быстро заметил. - И совсем другим голосом спросил: - Веревочка у тебя найдется?

- Веревочка?.. Поищу…

Сеня видел, как просветлело лицо приятеля, как руки его что-то искали в полевой сумке, в котомке, и как Митя, не найдя подходящей веревочки, не задумываясь, отрезал шнурок у котомки.

- Привяжем за задние лапы и повесим вот на этот сук, - сказал Сеня.

Когда заяц уже висел на ветке, друзьям сразу стало легче. Казалось, будто между ними ничего не произошло.

- Мы еще вот что сделаем, - улыбнулся Сеня, - оставим записку.

Митя извлек из полевой сумки бумагу и карандаш.

«7 ноября здесь прошли охотники - Митя Кушманов и Сеня Майбыров»,- написал Сеня и подал бумагу Мите.

- Распишись.

Они встретились взглядами.

- Я?

- Конечно, ты…

Когда Митя расписывался, мускулы его лица усиленно двигались, как будто каждое движение карандаша доставляло ему боль. Очень хотелось сказать Сене, что он настоящий друг, но решиться на это было как-то нелегко.

На помощь пришел сам Сеня. Заметив смущение товарища, он торопливо сказал:

- Пошли.

- Пошли, - повторил Митя.

Ребята и не заметили, как поднялся ветер и начал шуметь лес. Только охотясь за третьей белкой, они вдруг увидели, как раскачиваются вершины сосен и елей.

- Я тебе говорил будет ветрено, - напомнил Сеня, когда подстрелили и эту белку. - Как бы не потерять собаку. Уйдет далеко - можем не услышать ее голоса.

Но в шуме ветра плохо слышен посвист, поэтому собака сама не уходила далеко от хозяев. Теперь ребята шли довольно быстро. Здесь вблизи дороги белка встречалась редко: ее выбили охотники еще с осени. Ребята торопились дойти к наступлению сумерек до первой охотничьей избушки, где обычно останавливался дед Матвей.

- Там, у избушки, посмотрим, что делать, - говорил Сеня, - может, сразу же до другой махнем. Теперь подзакусим.

Сеня достал спички. У смолистого пня развели костер. Поближе к огню подложили греть пироги, ватрушки. Испеченный к празднику хлеб зарумянился. Как приятно будет похрустывать под зубами корочка, пахнущая дымком…

- Хорошо!

- Очень хорошо!

Митя полулежал, опершись на локоть, Сеня сидел, подогнув ноги. Дым костра, гонимый ветром, метался то в одну, то в другую сторону, над головами шумели стройные сосны.

- Как в пионерском лагере! - весело сказал Митя. - Зря не взяли с собой котелок…

Сеня невольно улыбнулся.

- Зайчик не забывается?.. И я не могу забыть. Даже думаю, что это ловушка нашего деда.

Митя покачал головой.

- Не надо вспоминать, Сеня.

- Согласен. Конечно, мы могли бы взять зайчика, съесть его, и никто бы не узнал. Но куда денешься от своей совести?

Митя поспешил закончить неприятный разговор:

- Мы поступили правильно. К тому же, если эта ловушка твоего деда, то он же и записку нашу найдет. Разве это плохо? Мы же не знали, что заяц его.

- Из тебя может получиться настоящий охотник, - пошутил Сеня и тут же предупреждающе поднял руку: - Ты слышишь?.. Где-то поблизости свистит рябчик.

Сеня достал из кармана свисток и стал подсвистывать: тоненький звук, точно невидимая тонкая струна, протянулся по бору. Ему отозвалась птица со стороны рощи.

- Самец, - шепнул Сеня другу, беря в руки ружье. - Мне надо отзываться, как самке. Он прилетит сюда. Стань немного в сторону и будь наготове, а я стану посвистывать, не меняя места.

Рябчик отзывался охотно, потом вдруг замолчал. Затем ребята увидели летящую к ним меж сосен небольшую серую птицу. Рябчик сел на нижние сучья сосны, рядом с той, под которой сидел Сеня.

«Быдз-быдз-быдз», - бросил призывный клич рябчик.

Сеня боялся шевельнуться, мучительна ожидая выстрела Мити.

Но Митя, впервые в жизни близко видя живого рябчика, замешкался.

Под щекой у рябчика глянцевато-черно, на голове перья пучком, ноги до самых когтей покрыты зимним пухом. Вдруг рябчик вздрогнул, в испуге вытянул шейку и, казалось, будто собирался прыгнуть с горячих угольев. Но как раз в эту минуту прогремел выстрел. Рябчик и отбитый сучок упали на землю вместе.

- Ну и охотник! - воскликнул Сеня, хватая трепещущего рябчика. - Весь вспотел, пока дождался твоего выстрела. При такой медлительности не только дичь пень может убежать.

Митя широко улыбнулся.

- Удивительно красивая птица! - сказал он.

На звук выстрела прискакал Буско. Он разделил с охотниками вкусный завтрак, а затем, как только Сеня и Митя тронулись с места, побежал вперед.

Ветер крепчал. Пока дошли до первой охотничьей избушки, лес стал шуметь так сильно, что разговаривать ребятам пришлось гораздо громче обычного. Небо сплошь заволокло тучами. Стало смеркаться.

Сеня постучал топором по столу, приютившемуся под навесом перед избушкой. Так всегда стучит дед, оповещая лесное жилье о своем возвращении.

Избушка стояла под столетними соснами на берегу небольшой речушки. Выстроена она недавно и во всем отличалась от старых охотничьих избушек-банек. Она была с двумя обычными окошками, с кирпичной печью и плитой, с деревянным полом и хорошо обтесанными стенами. В избушке стоял настоящий стол, на гвозде висела керосиновая лампа. В углу устроены нары.

Но оставаться на ночевку было рановато, и Сеня сказал:

- Мы еще успеем сегодня дойти до второй избушки.

- Сколько до неё километров?

- Кто мерил? Километров пять-шесть должно быть… Самое большое семь. Там я всего лишь раз был… Ну и леса! Не то, что здесь. И зверя там больше. К тому же старую охотничью баньку увидишь.

Лесная дорога сузилась и вскоре превратилась в охотничью тропу. Она пошла по берегу речушки, пересекала ее небольшие притоки, сосновые боры, заболоченные низины.

Буско сначала бежал лениво: не хотелось так поздно уходить от избушки, но вскоре разошелся и отыскал еще одну белку. Пока охотились на неё, совсем стемнело. Вперед пошли быстрее, уже без охотничьего посвиста: торопились добраться до баньки.

Где-то прерывисто заскрипело дерево. Охотники шли вперед. Скрип стал тягучим.

- Дорога не ответвляется?

- Нет. Она доведет нас до баньки.

- Но тропка эта так узка, что и не заметишь, как убежит из-под ног.

Лежащий на дороге валежник, выступавшие из земли коренья во тьме невозможно было увидеть. Усталые охотники то и дело спотыкались, задевали за сучья.

Дерево скрипело уже совсем рядом. Шумно раскачивались мохнатые кроны гигантских сосен.

Сене вспомнился утренний лес, светлый, тихий, и теперь странно было видеть и слышать, как неистовствовала родная парма. Сеня не боялся ни темноты, ни рассерженной стихии, хотя сейчас казался себе таким маленьким, почти ничтожным.

«А что чувствует Митя? Он, может быть, уже раскаивается, что ушли из нижней избушки? Надо спросить».

Сеня обернулся к шагающему сзади Мите и крикнул во весь голос, чтобы перекричать шум леса.

- Как настроение?

- Отличное! - так же громко ответил Митя.

Опять тягуче и надрывно скрипело дерево.

- Далеко еще до баньки?

- Далеко ли, близко ли, а идти вперед дальше нельзя. Надо что-то сообразить.

- Разжечь костер и заночевать?

- Зачем же ночевать?.. Будем идти с факелом. Поищем-ка березку.

В темноте долго не могли найти дерева, а когда нашли, с трудом содрали кусочки бересты.

Вскоре охотники снова пошли по тропе. Сделанный из бересты факел горел шипя, раздуваемый порывами ветра. Лес заиграл новыми красками. Между деревьями заскользили причудливые тени.

ОХОТНИЧЬЯ БАНЬКА

Первое, что удивило Митю, это сама банька - низенькая, покривившаяся, почерневшая. Она стояла съежившись среди крупных елей; за время, в которое банька состарилась, ели успели вырасти и превратиться в могучие деревья.

Под навесом стоял стол. Сеня и здесь не забыл постучать по нему: дескать, принимай, избушка, гостей.

На месте старого очага развели огонь. Тут же висели таганы, и Митя сказал:

- Не хватает лишь котелочка.

- А если котелка нет, в чем будем варить рябчика?

- Как нет?.. Сколько раз ты твердил мне об охотничьих «неписанных законах».

Пуговицы ватника у Мити расстегнуты, гетры спустились, поля шляпы еще сильнее отвисли. Да и сам он сильно устал. Только похудевшее лицо было веселым, и глаза задорно блестели.

Сеня погладил Буско.

- Отдыхай, дружище, - сказал он собаке. - Скоро займусь белками. Поужинаешь.

- А ты на мой вопрос ответь… - не унимался Митя. - Где, говорю, твои «неписанные законы»? В чем будем варить?

Сеня казался удивительно спокойным и даже чересчур медлительным. Он снял лаз. Ремень, на котором висел в ножнах охотничий нож, туго перетягивал его сукман. Вместо шапки на голове подшлемник. Митя даже расхохотался:

- Леший разберет, на кого ты похож. Пугало какое-то.

- Ты, Митя, болтун, - улыбнулся Сеня, и эта улыбка показалась Мите особенно понятной. - Думаешь, дрова, которые ты положил в костер, сами к баньке пришли? Попробуй-ка поискать сухие дрова в такую темень! Зажги бересту, посмотрим хозяйство.

В коридорчике баньки они увидели аккуратно сложенную поленницу дров уже не свежей разделки, и не верилось, что дед Матвей обитал здесь всего лишь несколько дней назад. Это был неприкосновенный запас дров, который может сохраняться тут целыми годами, пока не потребуется в исключительных случаях.

- Разве мало бывает у охотников непредвиденных случаев, как, например, у нас, - объяснил Сеня. - А теперь посмотри вот сюда: здесь должны быть спички или огниво.

Спички и огниво с кремнем лежали на месте.

- Это что такое?- спросил Митя, увидев тут же лоскуток, похожий на коричневую замшу.

- Это трут. Сделан он из березового гриба, сварен вместе с золой, высушен и размягчен. Смотри, какой мягкий. Сейчас попробуем высечь огонь.

Сеня отделил кусочек трута, положил его на краешек кремня, который держал в левой руке, и стал ударять огнивом о кремень. При каждом ударе летели искорки. Трут, очевидно, отсырел и не сразу зажигался. Но вот угодила в него более сильная искра, и он задымил.

- Теперь его надо раздуть… Понял?

- Понял. Дай я высеку огонь.

- Потом будешь практиковаться, - сказал Сеня и стал показывать остальное хозяйство. - Вот тебе котелок, две ложки, соль. В этом бураке должны быть сухари… Точно: сухари! Ну, что, признаешь «не-писанные законы»?

- Вполне признаю и одобряю, - согласился Митя.

Банька была тесноватой. В малюсенькую дверь надо было проходить сгорбившись. Против двери-каменка. Между потолком и полом деревянный настил полок.

- Не скажешь - не черная баня. Вместо окошка - квадратное отверстие, дымоотвод - тоже в стене, только круглый,- удивился Митя.

На стенах были палочки, на спицах большой запас лучины.

- Вот и все заведение. Довольно просто.

Они вышли из баньки и разделили между собой работы: Сеня затопит каменку, снимет шкурки с белок; Митя сходит за водой, ощиплет и сварит рябчика.

Вскоре из дверей и дымохода баньки стал валить густой дым. Его подхватывал разъяренный ветер и, как взбитую шерсть, тут же относил в пушистые ветки елок. На кончике охотничьего тагана повис котелок.

- Помнишь, Сеня, вчера твой дед начал рассказывать про Огненное болото… Ты не спрашивал его после моего ухода?

- А ты как думаешь?

- Тогда расскажи, - быстро придвинулся к Сене Митя.- Хотя бы коротко.

Сеня во всем подражал деду. Он сидел на обрубке, заменяющем табурет, и при свете костра не спеша снимал беличьи шкурки. У ног его лежал Буско, ожидая обещанный ужин.

- Тебе хочется знать про Огненное болото?- спросил Сеня и встал.- Поди-ка сюда,- и он направился к баньке.- Посмотри на дверь. Видишь, состругано здесь? Здесь смолой был намалеван крест. Это дед уже при мне его состругал. Мой прадед нарисовал, чтобы от баньки нечистую силу отогнать.

- Очень забавно, - воскликнул Митя, думая о том, какое это имеет отношение к Огненному болоту. Он вошел в баньку, чтобы посмотреть, как горят дрова в каменке.

Дрова пылали жарко. Даже в просветы между булыжниками прорывались язычки пламени. Вся банька была заполнена густым и горьким дымом. Митя чуть не задохнулся. Он подбросил дров и поспешил выйти.

- Не понимаю, как мы будем ночевать,- сказал он Сене.

- Быстро разочаровался,- пошутил Сеня и попросил Митю помочь ему набивать патроны.

- Ну, а про Огненное болото… расскажешь?- напомнил Митя.

Сеня нажал на рычажок машинки, которой вставляют пистоны, проверил гильзу добротно ли получилось, и начал рассказывать.

- У сестры нашего деда была кума, а у этой кумы - сын, Петр, отчаянная голова. Все побаивались его. Ну, вот, пошел раз этот Петр на охоту к Огненному болоту. Не хотел верить старикам, что в болоте этом всякая нечисть живет, что даже видать огни их жилищ.

- Жилища и огни!..- засмеялся Митя.

- Ты не смейся,- одернул его Сеня,- огни бывают от горения метанового газа, например, это давно известно. А дворцы возникали в воображении суеверных людей. Понятно?

- Немножко.

- Коли так, слушай дальше. Пробыл Петр на охоте недели две. Потом выпал первый снег. Пора уже домой возвращаться. Мать ждет - не дождется. И вдруг в одну из ночей, уже под утро, кто-то стал сильно стучать в двери. Мать вышла и спрашивает: «Кто там?» «Это я, тетушка,- отвечает ей мужской голос. Открой скорее. За мной гонятся жители Огненного болота». Мать узнала сына и открыла двери. Петр стоял на крыльце в одной рубашке и босой. «Кормилец мой, что с тобою?»- испугалась мать. А сын ей: «Ты меня подальше схорони. За мной гонятся». Глаза Петра круглые, лицо землисто-черное, только ноги, как у голубя, красные,- не шутка бежать по снегу от самого Огненного болота! Мать поняла: сын её сошел с ума. Она завела его в дом, стала успокаивать ничего не помогло. Петр лишился памяти, а через несколько дней умер.

- А его собака? Одежда? Добытые им шкуры?- спросил Митя.

- Говорят, никто не пытался узнать, что произошло с ним.

- Как жили люди! - воскликнул Митя, больше всего его возмутило безразличие односельчан к судьбе человека. - Если б такое случилось в наше время, всех на ноги подняли бы, пошли бы по следам Петра, все разузнали бы.

Сеня подошел к костру. Он попробовал варево и протянул ложку Мите. Суп получился вкусным.

- Справим баньку будем кушать.

- С удовольствием,- согласился Митя.- А то я, знаешь, порядком проголодался.

Дыму в баньке было уже мало. В каменке золотились раскаленные угли, от них подымались кверху голубые ленты угарного газа, но скоро и его не будет. Тогда можно закрыть все отверстия, и тепло согреет стены, потолок, пол.

Ветер стал понемногу ослабевать. Друзья заметили это уже во время ужина. Они сидели под навесом. На столе дымился суп из рябчика.

- Кажется, теплее становится.

- Это тебя, Митя, суп согрел. Меня тоже холод начинал пробирать, а теперь чувствую кругом согревается.

Молодые охотники ели с большим аппетитом.

Сеня Майбыров был немного поэтом. У него полная тетрадь собственных стихов, некоторые из них даже помещены в школьном рукописном журнале.

Сеня вдруг призадумался. Его лицо, освещенное пламенем костра, было возбуждено. В нем теперь бушевало такое сильное чувство, что для выражения его нужны были какие-то другие, необыденные слова. И он отыскал их в стихах Пушкина:

О, если б голос мой умел сердца тревожить!

Митя смотрел на Сеню, затаив дыхание. Он, конечно, и раньше знал о том, что Сеня пишет стихи, но об этой заветной мечте своего друга - быть хорошим поэтом Митя не знал.

Сеня пристально посмотрел в лицо товарищу и как бы опомнился.

- Ты вот что, - сказал он ему, - об этом никому. Хвастать еще рано.

Банька согрелась быстро, и когда юноши зашли в неё, их окутало сухим и приятным теплом. Света лучины было достаточно, чтобы раздеться и постелить одежду на полок.

- Все снимай, Митя, все. В одной рубашке останься.

- Неужели в одной рубашке можно будет спать?.. А я думал придется всю ночь мучиться.

- Не надо так плохо думать о наших предках. Они, конечно, были темными, но соображать умели.

- Честно говоря, об этом я не думал… Когда топилась каменка, было так дымно…

Сеня растянулся на своем сукмане..

Митя тоже лег на свой ватник.

- Очень жаль, - сказал он, - что с нами нет деда. Он бы нам рассказал о чем-нибудь. - И тут же спросил, глядя на догорающую лучину: - Новую зажечь?

- Не надо.

Лучина была воткнута между камнями в передней части каменки. Сеня смотрел, как торопливо пожирал ее огонек, как затем замигал он между камнями, оставив раскаленный уголек, и как уголек этот, постепенно тускнея, продолжал освещать глянцево-черные стены.

В темноте еще больше чувствовалось тепло. Оно окутывало усталые руки, ноги и все тело так нежно и легко, будто кто-то невидимый опускал над юношей теплое одеяло. Шум леса проникал сюда приглушенно и, казалось, где-то далеко стоит старая мельница и через ее плотину монотонно падает вода.

- Знаешь что, Сеня,- нарушил молчание Митя, - к рисункам, которые я буду помещать в школьной стенгазете и в нашем рукописном журнале, ты будешь писать стихи. Согласен?

- Это можно,- согласился Сеня.- А теперь будем спать.

- Не возражаю, - Митя повернулся на живот, но через минутку приподнял голову. - Хорошо бы попасть завтра к Огненному болоту.

Сеня не ответил, и Митя замолчал. А уж через минуту дыхание Мити стало ровней и спокойней. Сеня ощущал, как друг его постепенно засыпает, как все сильнее прижимается он к полоку. Кажущийся шум плотины стал отдаляться.

«Вот так и жили наши деды и прадеды: днем охотились, а ночью спали. А придут домой - то же самое»,- уже сквозь сон как будто услышал Сеня. Почему же только услышал?.. Дед Матвей сам здесь. Он сидит возле каменки в одной рубашке и курит трубку.

«Годы чередовались годами, века - веками, немногое менялось в жизни охотников».

Повествование деда ровное, в его старческом голосе слышен шум леса и журчанье ручья, будто устами старого охотника разговаривает сама тайга.

«Скажи, дедусь,- спрашивает Сеня,- что они знали?»

«Знали все, что нужно было знать простому охотнику. Умели читать грамоту леса, мастерски делали ловушки на зверей и дичь, искусно промышляли. Этим заработком погашали долги купцу и кулакам, этим же платили налоги, а что оставалось, несли в кабак».

«И это все?»

«Почему же все. Надеялись на лучшие времена, верили и ждали…»

Дед вдруг рассмеялся:

«Чудак ты, чудак!.. Хочешь спросить, почему раньше охотников не избирали в депутаты, почему они знали только грамоту леса, а не смотрели кинокартины, спектакли, не освещали дома электрическим светом?.. В чьих же руках власть была?.. Чудак ты, чудак?..»

Кто-то потрогал двери баньки. Дед Матвей куда-то исчез. Сеня проснулся. Это Буско просился к своим молодым хозяевам. Сеня послушал лай собаки, встал и открыл двери.

На улице ветер совсем стих. Из темноты густо падали хлопья первого снега.

ПО СЛЕДАМ КУНИЦЫ

Говорят, что первый снег подобен новой книге. Книга, только что вышедшая из печати, пахнет типографской краской, бумага упруга и сопротивляется руке. Никто никому еще не передал ее содержание, ты первый перелистываешь ее страницы, первый следишь за увлекательными событиями, описанными в ней. Снег покрывает землю нежно и ласково, на деревьях он лежит мягко, как вата, а зимний лес под белым покровом непременно оставляет на себе следы человека и зверя. Ты идешь вперед и будто перелистываешь все новые и новые страницы книги. Вот тут, вдоль колоды, прошла ласка. Ее следы парные, как у горностая, но короче прыжки, и лапки поменьше. Вот тут на рябине пировали синички. После них не осталось на кусте ни единой ягодки. Между деревьями петлял старый глухарь. А еще дальше - пунктир лисьих следов.

- Сеня, постой-ка, погляди сюда. На этой ели, по-моему, есть белка,- негромко сказал Митя, когда увидел на снегу шелуху шишек.

Молодые охотники еще затемно покинули баньку, успели подстрелить пару белок и теперь шли по просеке на восток. Сеня посмотрел на снег. Тут действительно была свежая шелуха еловых шишек. Но Сеня сначала к чему-то прислушался и только тогда посмотрел вверх.

- Охотнику нужны не только зоркие глаза, но и острые уши. Митя, ты прислушайся. Может быть, сам сообразишь.

Митя напряг слух. Было так тихо кругом, что сама тишина порождала в ушах еле уловимый звон. Побеленные снегом деревья стояли так спокойно, как будто уснули.

Где-то совсем близко дятел постучал в сухое дерево. Но и этот звук не оживил тайгу, он был глухим, точно горох посыпался на влажную доску.

- До тебя, очевидно, так и не дошло?- спросил Сеня.- Слышишь, как на елях кормятся клесты?

Митя искренне удивился.

- Честное слово, не слышу.

Но вот он увидел, как вместе с шелухой шишек падала с верхушек деревьев снежная пыль.

Да, это были клесты.

- Они только семенами шишек питаются?

- Клесты первые помощники белок.

- По части жратвы, - пошутил Митя. Но Сеня сказал:

- Эх ты, охотник!.. Если хочешь знать, клесты - разведчики белок, а иногда и их кормильцы.

В это время «помощники белок» забеспокоились, тревожно защебетали и стайками стали отделяться от деревьев. Это были желто-серые и красные птички, величиной немногим больше воробья.

- Расскажи, Сеня, как они кормят белок? - попросил Митя, когда приятели отправились дальше.

О «дружбе» клестов с белками Сеня знал, конечно, из рассказа деда. Но другу своему рассказал так, как будто был по этому вопросу специалистом.

- Шишка на деревьях, видишь ли, родится в одном и том же месте не каждый год, поэтому белкам приходится часто менять места. Иногда они даже из Сибири приходят в наши леса или от нас уходят в Сибирь. Такие же большие перелеты делают и клесты.

- Понимаю,- молвил Митя, - в какую сторону летят клесты, в ту сторону кочуют и белки.

- Правильно. Но не только это. В годы, когда шишек много, пояснял Сеня, клесты роняют их на землю… И в большом количестве… А шишка, попав в мох, не высыхает, и семена остаются в ней. Эти семена съедобны даже через год, И белка охотно ищет упавшие шишки и шелушит их, И охотникам выгодно, когда белка становится на такой корм: легче искать собакам, ближе выстрелить охотнику.

Рассказывая об этом, Сеня часто посвистывал Буско и стряхивал палкой снег с небольших елочек, которые густо росли на самой просеке. Юные охотники держали ружья, как бывалые промысловики, чтобы в случае необходимости быстро взять на изготовку.

- А это чьи следы?- остановился Митя.

Сеня посмотрел на следы и вздрогнул от неожиданности. Глаза его блеснули радостным огоньком. Но и здесь Сеня не изменил своему характеру - не заторопился, не бросился по следам, очертя голову.

- Чьи же, думаешь, такие?- спросил он Митю.

- Не знаю. Такие следы я вижу впервые. Похожи на следы горностая, но раза в два-три крупнее. Смотри - прыжок длиннее метра.

Вдруг слева послышалось прерывистое дыхание, треснул сук. Охотники схватились за ружья, и в тот же миг перед ними проскочил Буско. Он погнался за зверем, даже не оглянувшись на своих хозяев, и сразу скрылся за деревьями.

- Заряд смени крупным, - быстро сказал Сеня, перезаряжая ружье.- Буско гонится за куницей.

- Ясно,- мотнул головой Митя и невольно принял такую позу, точно собирался сделать прыжок с вершины горы.

Только вот что, удержал его друг,- без толку не спеши.

Буско тявкнул уже далеко, очевидно, стал настигать зверя.

- Что же мы стоим?..

- Подожди. Они могут дать круг.

Собака подала голос откуда-то издалека.

- Теперь пошли.

Митя бросился бежать, за ним поспешил Сеня. Они врывались в самую чащу, с разбега прыгали через свалившиеся деревья. Было слышно, как Буско, настигая куницу, залаял яростнее, но потом снова погнался, зверь, видимо, стал хитрить - прыгать, с дерева на дерево, прятаться под валежником.

Охотники уже перешли какую-то речушку, прошли сосновый бор, спустились в низину и попали в бурелом.

Куница шла вдоль бурелома. Ее следы то пропадали, то появлялись вновь. Буско гнался, как только мог. Заметно по следам, какие огромные прыжки он делал, перескакивая с колоды на колоду, пропадал под буреломом, топтался вокруг стоящих деревьев…

Оба друга вспотели и раскраснелись. Но было не до отдыха, их целиком охватил охотничий азарт: хотелось настичь ценного зверя во что бы то ни стало.

Было слышно, что собака подалась еще к югу и начала лаять на одном месте.

- Пошли прямо.

- Пошли.

К небу поднимались огромных размеров сосны и ели, кругом была непроходимая чаща. Лай собаки доносился глухо, словно из ямы.

Дорогу прокладывал Сеня. За ним шел Митя. Вскоре они увидели собаку. Буско лаял у засохшей на корню сосны с гладким, без сучьев стволом. Такие деревья называют кондами. Куницы не было видно. Но в кондах бывают дупла, которые чаще всего делают дятлы. В них дятлы выводят птенцов и живут, пока их не выгонят оттуда хищники. Пустое дупло занимают белки, особенно в зимнее время. Натаскают туда мягкого лишайника и живут себе поживают, пока их не обнаружат самые опасные враги белок - куницы.

Митя с досадой махнул рукой.

- Опять неудачно…

Сеня многозначительно посмотрел на него: мол, не беспокойся до поры до времени, и указал на середину дерева.

- Видишь отверстие?

- Вижу. Думаешь, там? Дай ударю…

- Ты с ума сошел,- испугался Сеня. - Выгнать ее из садка?..

По уверенному лаю собаки Сеня узнал, что куница прячется именно в этом дупле. Но как ее достать оттуда? Вскарабкаться по такому толстому дереву, конечно, и думать нечего. А ударишь - считай пропала куница, в таком лесу она, как крылатая.

- Никак не пойму, как же ты хочешь выгнать ее оттуда, если не ударить по стволу? - удивился Митя и тут же предложил:- Может быть, стрелять туда?

Сеня снял с головы свою шапку, стряхнул с нее снег и вместо ответа крикнул на собаку:

- Замолчи, Буско! Слышишь? Замолчи!

Буско непонимающе взглянул на Сеню, жадно глотнул снег, чтобы утолить жажду, и замолчал. Но, видно, очень не терпелось трудолюбивому псу. Он подошел к хозяину и стал скулить.

- Верю тебе, верю,- успокоил его Сеня.- Сейчас будем ловить. Ты, Митя, смотри в отверстие. Если покажется - стреляй. А я попробую ударить пулькой пониже отверстия.

Но он сразу же отказался от этой мысли, и пулевой заряд положил обратно в патронташ.

- Так не годится, - заявил Сеня.- Надо как-то заткнуть отверстие, потом свалить дерево.

- И поймать куницу живьем! - обрадовался Митя.- Вот если бы эта ель была ближе к конде…

- Ель?.. Идея!..- И Сеня начал объяснять свое решение товарищу.

Вскоре у него в руке оказался длинный шест, конец которого был затесан так, чтобы с ближайшего от конды дерева можно было заткнуть отверстие.

Ель была тоньше строевого бревна, но росла она в тесноте и вытянулась чуть ли не вровень с кондой. Сеня, сбросив с себя верхнюю одежду и оставшись в одной рубашке, взбирался на ель. В руке у него шест, за поясом топор. Вот он уже против дупла и, стараясь освободить руки, обхватил ель ногами. Вот он, наконец, выставил в сторону сосны шест; держать его наперевес тяжело, и от натуги Сеня крепко стиснул зубы. Митя держал ружье наизготовке. Шест коснулся сухой сосны, но соскользнул в сторону, и Сеня чуть не выронил его из рук. Сердце Мити дрогнуло и стало учащенно убиться. А Сеня уже снова нацеливается попасть концом шеста в отверстие. Ему было очень тяжело, но он не мог расстаться с мыслью поймать куницу. Сеня со всей силой толкнул шест, но в отверстие не попал. Острие вонзилось в дерево, конда дрогнула, и в тот же миг из дупла вырвался на шест темно-рыжий сноп. Сеня успел приметить желтую манишку на груди куницы, ее кругленькие уши.

- Стреляй, Митя!

И когда он произносил это слово, у самого его лица блеснули черные бусинки испуганных глаз зверя… И почти тут же раздался выстрел. Заливисто залаял Буско. С соседних деревьев посыпался снег, отмечая путь куницы, скачущей по верхушкам деревьев. Митя побежал в том же направлении.

Сеня выпустил из рук шест. Слышно было, как он ударился оземь. Немного дрожали коленки, обессилели руки, спускаться с ели было тяжелее, чем взбираться на неё.

Голос Буско быстро удалялся. Он доносился то сильнее, то утихал, то снова где-то появлялся, но еще дальше прежнего. Куница уходила, петляя.

Сеня шел по следу товарища.

На пути попался широкий ручей. В его пойме Буско, как видно, терял след зверя и долго кружил. Но Митины следы шли дальше,-значит, Буско снова напал на свежий след куницы и погнался за ней.

Следы привели Сеню к кочковатому болотцу. Между кочками Митя, как видно, проваливался, оставив приметные следы - обломки льда и ржавчину.

Снова послышался лай. Под гору Сеня побежал быстрее. Лес постепенно мельчал и редел. Затем показалось открытое болото. Вода в нем промерзла, и на гладком снегу хорошо виднелись следы: собака гналась за куницей, за собакой Митя. Другая сторона болота была тоже неровной, и Митя снова проваливался между кочками.

Раздался выстрел.

- Молодец Кушманов!- воскликнул Сеня. - Он уже там.

Перед Сеней простиралось болото, а посредине его островок леса. И с этого островка ясно слышался голос собаки.

«Значит, Митя не попал в зверя»,- подумал Сеня. Но это не беспокоило его. Главное - куница была там.

После выстрела куница залегла под коренья, и Митя не знал, что с ней делать.

- Ты понимаешь, Сеня, - сказал он подошедшему товарищу, - она ранена, знаю, что попал в неё. А вот зашла сюда… и попробуй-ка ее возьми.

Митя был весь в грязи и снегу. Ремешок полевой сумки оборвался, фетровая шляпа походила скорее на грязную тряпку.

Собака мешала подкапывать землю и, разъяренно рыча, рвала зубами толстый корень.

- Нельзя так, Буско, нельзя! Зубы твои еще пригодятся,- говорил Сеня, отгоняя ее Митя, заостри палку, попробуем пошарить.

Митя передал Сене палку, и тот проколол ею землю в нескольких местах; куница, видно, зашевелилась. Буско залаял с новой силой.

- Да обожди ты, Буско!

Сеня нащупал палкой куницу и погнал ее в сторону собаки. Буско с силой протиснулся под коренья и стал драться со зверем…

Куница оказалась матерой - с большую кошку. Хвост ее пышный, мех густой, на лапках острые когти.

- Молодец, Буско! - похвалил собаку Сеня и передал куницу Мите. - Смотри, какая!.. Да ты не кидайся, Буско! Пусть Митя посмотрит.

Митя приложил к себе куницу.

- Хороша горжетка! Тепленькая, пушистая!.. А тебе, Буско, цены нет… Ты заслужил, знаешь, чего?..

Кушманов быстро сунул руку в полевую сумку, и тут словно кто-то больно ударил его по этой руке: Митя чего-то сильно испугался, даже побледнел.

- Что с тобой?

- Да ничего… В сумке у меня был неприкосновенный запас, плитка шоколаду… Кажется, совсем промокла, испортилась.

Сеня пристально посмотрел в глаза другу. Ему почему-то показалось, что причина испуга была другая.

- Не веришь, что ли? - как будто обиделся Митя и вынул из сумки шоколад, завернутый в газету. Бумага действительно была в ржавой грязи, но свинцовая обертка помогла - плитка была сухой.

Митя отломил от плитки порядочный кусок, дал его Буско, а остальное положил обратно в сумку, не угостив Сеню и не попробовав сам.

Сеня и Митя вдруг заметили, что наступают сумерки, и почувствовали, как промокшая одежда подмерзает.

- Ночевать будем на этом острове, - решил Сеня. - Соорудим нодью (вид охотничьего костра, сделанный из двух толстых бревен), и увидишь, как хорошо просушим одежду и поспим! Ты ведь никогда еще не ночевал у нодьи. Смотри, тут как будто нарочно стоит сухая сосенка. Выруби ее, а я тем временем костер зажгу около этого пня.

Сеня натесал смолистых щепок, собрал сухих сучьев и стал шарить в карманах.

- Митя, - испуганно сказал он, - спичек нету… Ты понимаешь, что может случиться?..

Митя перестал рубить. Он только теперь ясно понял цену своей шутки. Утром, перед тем как отправиться из баньки, Митя взял с собой огниво и кремень, надеясь где-нибудь попробовать высечь огонь. Но чтобы все это было интереснее, Митя незаметным образом забрал и Сенины спички, положив их в полевую сумку. Теперь же, когда он полез в сумку за шоколадом, он нащупал совершенно промокшую спичечную коробку. Правда, у него есть огниво и кремень. Но трут?.. Он весь промок еще больше, чем спички.

- Что же мы будем делать, Митя? А?.. Вот загвоздка. И когда я мог потерять их, понятия не имею.

Мите было очень стыдно, но он не решился признаться.

- А ведь можно и без спичек добыть огонь…

- Верно говоришь, - обрадовался Сеня. - У нас ведь есть ружье. Собери сухой лишайник и пальнем туда.

- Не торопись, - предупредил его Митя и достал из сумки огниво и кремень.

- Из баньки взял? - холодно спросил Сеня. Ему не понравилось самовольничание товарища.

- Только на сегодня. Честное слово! Вот вернемся в баньку, и я положу их на место.

- Трут есть?

Митя не ответил.

Сеня достал из мешка тряпку, но она оказалась сырой, искорки огнива не могли ее разжечь.

Сумерки быстро сгущались. Митю проняла дрожь, одежда его до самого пояса была мокрой.

Выстрелы в лишайник не дали желаемого результата. Тратить заряды было бесполезно.

- Попробуем еще высечь. Разбери один патрон: пыжи должны быть сухими.

Дробь из патрона высыпалась на снег. Пыжи действительно оказались сухими.

- Дай сюда.

Искры от ударов огнивом о кремень в темноте казались более яркими.

- Тут стоит береза. Надери бересты. Расщепи её…

Стальным огнивом больно ударило по пальцу. Но это пустяки. Сеня все яростнее продолжал высекать огонь. Вдруг он подул на пыжи.

- Митя, бересту мне сюда!..

Митя бросился к Сене, в руках которого тлела пакля.

- Поднеси ближе… Вот так!

Береста стала коробиться. Сеня продолжал дуть в тлеющую паклю, пока, наконец, не выскочило из нее маленькое пламя и не зажгло бересту.

- Более крупную, Митя!.. Давай скорее!..

Вспыхнула и эта береста, запылали щепки, клубочком взвился дымок.

- Есть огонь! - закричал Сеня. - Теперь мы с тобой, знаешь, какой костер разведем - небу будет жарко!

Митя быстро натаскал сучья, мелкие ветки, лишайник. Костер рос на глазах. Пламя лизнуло пень, кругом стало светло, и только тогда юноши заметили, что совсем стемнело.

Они принялись валить сухое дерево. Зазвенели топоры, работа согрела обоих. Затем дерево дрогнуло и с гулом повалилось.

Приготовили два коротких бревна. Комлевое было очень тяжелое, его так и оставили на месте.

- Оно будет вместо нижнего бревна нодьи,- говорил Сеня.- Такое же бревно положим сверху, укрепим кольями, чтобы не свалилось, и между бревнами разведем огонь.

И вот охотничий ночлег готов! Вовсю горит нодья. Вместо постели разостланы пихтовые ветки - самые мягкие, самые душистые. Подвешенные на палках сушились дорожные мешки. Сами же охотники стали поворачиваться к огню то одним, то другим боком. Одежда на них тоже задымилась легоньким паром.

- Нодья удобнее всякого костра. Разведешь и до самого утра горит.

- Хорошая вещь, - соглашается Митя.

И потому, что у юных охотников большая удача - поймали куницу и сумели благополучно выйти из трудного положения, ведь перед ними была опасность замерзнуть на островке неизвестного болота, наши молодые друзья чувствовали себя совершенно взрослыми людьми. Хотелось разговаривать, вспоминать, рассуждать.

- Для человека огонь, это, брат, большое дело, - начал Сеня.- Что бы мы стали делать без костра!

- А помнишь греческий миф о Прометее, который похитил у Зевса огонь и научил людей пользоваться им. За это Зевс-громовержец приковал Прометея цепями к скале, чтобы хищные птицы заживо клевали его.

- Да, - задумчиво сказал Митя. - А если говорить об огниве и кремне, то, я думаю, что нашим прадедам они достались труднее, чем, скажем, изобретение электролампочки.

- Все идет от простого к сложному, вспомнив слова своего учителя, сказал Сеня,- Что значит в наш век огниво и кремень? Но в жизни иногда могут пригодиться и они. Или нодья… А вот, пожалуйста! В тех условиях, в каких мы очутились сегодня, лучшего не придумаешь.

Митя вдруг неожиданно рассмеялся.

- Ты, конечно, читал сказку Салтыкова-Щедрина о том, как один мужик двух генералов прокормил?..

Но так же неожиданно и совсем близко рассмеялся кто-то чужой и невидимый. Даже Буско поднял голову и прислушался. Охотники недоумевающе посмотрели сначала друг на друга и потом в сторону лесе, который при свете костра казался сказочным: в одном месте он сверкал золотом, в другом смотрел притаившимся зверем, а в третьем - стоял темной стеной.

- Наверное эхо. Кроме нас с тобой, здесь никого быть не может. Мы, товарищ Кушманов, знаешь, куда попали?..

Вспомнилось все сразу недобрая слава Огненного болота и бегущий по снегу босой Петр…

- Мы с тобой, друг ты мой, очутились на Огненном болоте!

- На Огненном болоте?..- Митя вздрогнул и весь как-то съежился.

- Коли так, то посмотрим, осталась ли тут нечистая сила?!

Митя нарочно громко захохотал, чтобы снова услышать эхо, но эхо не откликнулось. Только лес как будто начал шептаться, да в свете костра еще быстрее заплясали снежинки.

- Начинается пурга.

- Да. Кажется, начинается.

Разговор прервался. Сеня принялся снимать шкурки с тех двух белок, которых добыли до того, как увидели следы куницы. Митя вспомнил о промокших спичках, и от этого стало еще более не по себе. Он теперь ругал себя за то, что до сих пор не рассказал об этом Сене. «Так можно утаить и большее, - думал он. - Так можно оказаться самым плохим человеком».

- Ну не занесет же тебя эта пурга, - промолвил Сеня. Он подумал, что его друг испугался Огненного болота, но сказать прямо об этом было неудобно, и поэтому Сеня упомянул про пургу.

- Почему думаешь, что я испугался пурги?

- Да я это просто сказал… Лучше будет, если мы займемся ужином. С утра ведь не ели. А прежде всего попить надо. Ужасно пить хочется. Может, сходишь и поищешь где-нибудь воды?

- Сейчас схожу. А в чем принести? У нас же никакой посудины нет. Может быть, в моей шляпе?

- Из бересты посудину сделаем. Обожди немного, я кончу, и вместе сходим.

В темноте питьевую воду не нашли, и ее пришлось добыть из снега. У друзей в запасе было свиное сало, хлеб, и они плотно поужинали. Нодья горела ровным и жарким пламенем. В лазу лежал ценный зверь. Молодые охотники снова стали шумными и веселыми. Но, видно, не хотел грустить и здешний житель.

- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - вдруг захохотал он снова.

Буско, рыча, бросился в темноту, а юноши словно остолбенели: сомнений не было, за их спиной слышался человеческий смех.

Собака залаяла. И тут же неизвестный передразнил ее.

Собака - злее. И тот, невидимый, тоже злее.

Митя почувствовал, как волосы его встают дыбом. У Сени расширились зрачки. Но Сене бояться нельзя: он здесь за старшего. Сеня встал, взял в руки ружье.

- Сходим, посмотрим… Или, постой, факел сделаем.

К этому времени вернулся Буско. Он был спокоен.

- Ха-ха-ха-ха!- где-то уже дальше послышался смех.- Угу-угу!.. Ха-ха-ха!.. Угу-угу!..

Сеня сердито сплюнул.

- Так это же… филин!.. Ну и здорово одурачил нас. Тьфу!

Митя облегченно вздохнул.

- Действительно номер! Даже опомниться не успеешь, как с ума сойдешь. - И начал смеяться над собой. - Чудно, право. Никогда не думал, что я такой трус…

Он перестал смеяться и замолчал.

Сеня посмотрел на друга.

- Это что: самокритика?

Не ответив, Митя стал готовиться ко сну: вместо перины - пихтовые ветки, вместо подушки - чурочка, одеяло - куртка. У Сени такое же ложе.

Они легли голова к голове.

- А домой к нам сегодня гости придут,- сказал Сеня.- И нас, наверное, ждут.- Мы же с тобой обещали возвратиться сегодня.

Но Митя смолчал, притворился спящим.

ТАЙНА ОГНЕННОГО БОЛОТА

Мелкий снег стал падать сильнее, он быстро припорошил деревья, тропинки и пни. Зелеными оставались лишь близкие к нодье елочки и разостланные веточки пихты,- с них, разогретых близким огнем, снежинки стаивали сразу.

Митя Кушманов так и не мог заснуть. Его мучило сознание своей трусости.

Бревна нодьи уже успели плотнее прижаться одно к другому, и из огненно-пурпурной щели выбрасывались то синие, то красные язычки пламени. Казалось, что они старались лизнуть верхнее дерево как можно повыше.

«А почему я не сушу полевую сумку? - вспомнил Митя, глядя на огонь.- Внутри ее, наверное, целая лужа».

Внутренность сумки разделена перегородкой. Одна половина, где были блокнот, карандаши, патроны и компас, оказалась совершенно сухой. В другой была вода. Митя посмотрел на товарища и, убедившись, что он спит, размахнулся, чтобы бросить в огонь промокшие спички, но, одумавшись, не сделал этого. Он старательно разложил спички на сухие портянки, надеясь просушить их, а сумку повесил на сучок так, чтобы ее мокрая сторона была ближе к огню.

Снежинки щекотали шею, лицо и руки. Митя набросил на плечи ватник и сел лицом к нодье. Взгляд его упал на вынутый из полевой сумки компас, и он взял его в руки.

Но что это? Магнитная стрелка компаса не хотела успокоиться. Она непрерывно дрожала, отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Митя положил компас на землю, думая, что стрелка дрожит от неустойчивого положения. Но это не помогло: стрелка продолжала дрожать… Может быть, пурга влияет? Бывают же магнитные бури, Митя об этом читал в книгах. Бури, пурга для того и существуют, чтобы нарушать спокойствие. Надо полагать, и «Сеня ничего не скажет нового, если разбудить его. «Разбудить?..» Митя посмотрел на спички. «Зачем же будить? Пусть спит. Пусть отдыхает». И так понятно в той стороне север, а в этой юг; просека, с которой днем пошли направо, теперь находится на севере, значит, в ту сторону придется пойти утром. Что же тут непонятного?.. Лучше порисовать немножко, воспользоваться случаем: не так уж часто приходится ночевать у нодьи.

В освещенном пространстве продолжал кружиться снег, шумел лес, пуще прежнего играли язычки пламени. Конечно, здесь, на месте, написать картину нельзя, здесь можно сделать только заготовки, наброски, варианты, наметить пропорции. Но Митя так увлекся рисованием, что позабыл все свои неприятности. Теперь он находился целиком во власти творческого воображения, которое, словно на крыльях, то поднимало его туда, где шумят верхушки девственного леса, чтобы оттуда он мог увидеть, как внизу, около нодьи, беседуют двое молодых охотников, то уносило его в будущее, и перед его мысленным взором возникала уже написанная маслом картина, которую рассматривают люди, много людей… А карандаш быстро-быстро бегал по шероховатой бумаге блокнота: ложились линии, тени, полутени; понадобились цветные карандаши, и они тоже смело и быстро забегали по листу бумаги; рисунок Мите не понравился, и художник перечеркнул его самым жирным черным карандашом. На следующей странице все началось заново. Мите вспомнились: охота на первую белку, рябчик под прицелом, скачущая по шесту куница, и все это он пририсовал к первому варианту рисунка - на ели изобразил раненую белку, на сучок сосны посадил рябчика, по шесту, протянутому чьими-то руками к сухостою, заставил скакать зверя наподобие кошки.

За спиной шевельнулся спящий Сеня, и Митя Кушманов вздрогнул. Неприятный холодок охватил все его тело, а руки машинально потянулись к портянке, на которой сушились спички.

Нодья уже сгорела до половины бревен; полевая сумка, спички и другие отсыревшие вещи успели просохнуть, Митя собрал их обратно в сумку и лег.

Усталость и волнение сделали свое: он заснул сразу и крепко.

Богатырским сном спал и Сеня. Он проснулся лишь тогда, когда от бревен нодьи остались только горбыли.

Лес оказался не то белым, не то мутным. За пределами освещенного нодьей пространства лес был непроницаем.

Буско тоже проснулся, потянулся раз-другой, подошел к хозяину и лизнул ему руку.

- Как спалось?

Собака повиляла хвостом, легла около Сени и стала поглаживать лапой свой нос.

- Покажи-ка, что тут у тебя?.. Э-э, да у тебя весь нос в царапинах,- удивился Сеня. - А я вчера и не заметил.

Он подумал, что собаке было очень неудобно драться с куницей под кореньями, и поучительно добавил:

- Вперед будешь умнее.

В это время Буско насторожился: поднял голову, навострил уши.

«Наверное, опять филин, - вспомнил Сеня про вчерашнюю историю. - Надо его застрелить. Хорошее чучело будет для живого уголка».

Вдруг справа послышалось какое-то шипение. Звук усиливался: Буско зарычал и бросился в сторону пня конды. И в тот же миг Сеня увидел: из-под горевшего пня вырастал голубоватый огненный сноп. Буско отскочил в сторону. Сеня стоял, ничего не соображая. По спине его забегали мурашки. А пылающий голубоватый сноп разрастался, жара обжигала лицо…

«Надо разбудить Митю, мелькнуло в голове Сени,- и отойти, иначе сгорим».- Он бросился к товарищу.

- Митя!.. Слышишь!.. Митя!..

Митя не отзывался.

- Проснись, говорю, проснись!..

Сеня приподнял Митю за руки. Тот открыл глаза и ничего не понимал.

- Обожди, Сеня…

- Становись на ноги… Одевайся!

Ноги Мити подкашивались, тело сползало книзу.

- Митя Кушманов!- уже отчаянно закричал Сеня, и его друг только теперь проснулся.

- Что такое?

- Пламя… Из земли пламя!..

- Какое пламя?

- Посмотри, вот тут…

И Сеня снова вздрогнул: никакого голубоватого пламени не было.

- Ты, наверно, во сне видел,- спокойно сказал Митя и снова повалился на землю, и казалось, ничто уже не может разбудить его.

Сеня ущипнул себя.

- Нет, не сплю. Все это наяву, - сказал он вслух.

Вдруг Сеня что-то вспомнил и устремился к пню. Та половина пня, вплотную к которой лежал комель бревна, успела сгореть, сгорели также и смолистые коренья, в двух-трех местах курились белые дымки. И только в одном месте Сеня заметил ямочку, напоминающую миниатюрный кратер.

Сеню осенила догадка:

- Так вот почему это болото называется Огненным! Вот в чем его тайна! - шепнул он про себя и посмотрел на товарища. Митя, подойди сюда!- Митя!.. Или ты снова спишь?

Он махнул на спящего рукой.

Сеня только теперь почувствовал сильную, как при ознобе, дрожь, хотя сам был весь в поту. Возбужденный всем происшедшим, он не мог усидеть на месте.

Сене теперь было важно одно: он наяву видел горение голубоватого пламени, слышал его шипение, ощущал жару. Вероятно, такое пламя видели здесь и раньше, его принимали за огонь нечистой силы. «А может быть, - подумал Сеня, - и охотник Петр сошел с ума, увидев то же самое. И все же, что это за пламя? Придется сразу же рассказать об этом сельсовету, сообщить ученым. Пусть разузнают».

А тем временем, пока Сеня беспокойно ходил взад и вперед, Митя видел чудесный сон.

Он был вместе с Сеней. Пробродив ночь, они, наконец, выбрались из Огненного болота. Стало быстро светать. Заря окрасила небо. Послышалась мелодия позывных радио. Заря разрослась, и уже под бой кремлевских курантов показалось из-за горизонта ясное, доброе солнце. Над лесом поплыли слова величественного гимна:

Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь…

Тайга ожила, стала еще красивее, чем прежде. Все запело, отзываясь эхом, что-то возвышенное и дорогое коснулось сердец юных охотников, и друзьям захотелось подняться ввысь, полететь. Достаточно было взмахнуть руками, и они полетели над родной тайгой; под ними сверкали бесчисленные реки, зеленели колхозные поля, дымились заводские трубы; Гимн продолжал звенеть, и перед ними открывались новые просторы. Митя и Сеня летели уже над южными степями, где воздвигались электростанции, шумели новые города…

Митя крикнул своему другу:

«Правильно сказал наш учитель географии: человек, освобожденный от оков старого, меняет лик земли».

«Правильно, - подхватил Сеня. - Меняется человек - обновляется земля».

Гимн облетел весь мир, и все живое этого мира знало, откуда летит эта зовущая к жизни и труду песня. Митя уже увидел, как далеко-далеко засверкала в лучах солнца любимая столица, как на башнях Кремля горят пятиконечные рубиновые звезды.

Славься, Отечество наше свободное…

Митя открыл глаза, долго смотрел то на Сеню, то на нодью и только после этого широко улыбнулся.

- Как жаль, что, оказывается, тебя не было со мной… Ну, и сон я видел!

У Мити озяб один бок, и он подошел близко к нодье.

- Хочешь - расскажу!

Но по всему было видно Сеню волновало что-то другое.

- Ты, Митя, вот что скажи: помнишь, как я тебя будил?

- Будил?.. Да, да… О каком-то пламени говорил…

- Значит, помнишь, - обрадовался Сеня и стал рассказывать товарищу о том, что видел, а затем показал и круглую ямочку у пня.

Митя верил и не верил. Ему казалось, что все это Сеня видел тоже во сне. Но ямочка… Она же хорошо видна!

- Если это так, как ты говоришь,- сказал он, наконец, - то факт очень интересный.

- Если… - Сеня строго посмотрел на друга.- Ты, видно, ребенком меня считаешь?

Ребята собрали в кучу обгоревшие остатки нодьи, приготовили в берестянках воды и стали завтракать. Разговор, конечно, вертелся вокруг таинственного пламени.

- Болотный газ - метан таким большим пламенем гореть не мог, - рассудил Сеня. - Говорят, он горит маленькими огоньками.

- Но не надо забывать и другое,- сказал Митя. - Верхний слой земли промерзлый. Под этой мерзлой коркой могло накопиться много метана. От огня нодьи эта корка растаяла, и вышедший газ, встретив на пути пламя, вспыхнул.

Сеня призадумался: может, и прав его товарищ. Только много ли тут газа. Сене хочется, чтобы газ этот залегал бесценным кладом в недрах земли и чтобы было его там так же много, как в Саратовской области. Но может ли газ просачиваться вверх из глубоких недр и накопляться под мерзлой коркой земли?

- Мы с тобой, Митя, плохие геологи, - сказал он.- И все же ясно одно: в течение веков люди, и очевидно не однажды, видели это пламя. Иначе не называли бы болото Огненным.

Есть не хотелось. Друзья все больше убеждались в том, что они обнаружили что-то значительное и об этом значительном надо сообщить немедленно.

- Конечно, об охоте сегодня и думать нечего,- решил Сеня.- Сразу же выйдем на просеку, и домой. Кажется, начинает светать.

Снег продолжал падать, но шум леса стихал.

- Каким путем пойдем: старым следом? - спросил Митя.

- Из болота выйдем вчерашним следом, а потом по компасу. Но прежде всего мы оставим около пня записку.

- Правильно, - одобрил Митя. - Напишем на бересте, бумага может промокнуть.

- Береста не годится, - возразил Сеня.- Напишем на дощечке.

- Можно и так, - согласился Митя.

Вскоре на тщательно вытесанной дощечке Митя написал под диктовку товарища:

Здесь с 8 на 9 ноября 1951 года ночевали Сеня Майбыров и Митя Кушманов. Перед утром на месте, где горела нодья, мы видели голубоватое пламя, вырвавшееся из-под земли.

Дощечку прикрепили к шесту, а шест поставили у пня.

Когда охотники стали покидать ночлег, собаки около нодьи уже не было. Сеня протяжно просвистел - дескать, мы отправились, не отставай, Буско.

Вечерних следов как будто и не бывало: их замела пурга.

- Обождем немного, пусть станет светлее. Мы ведь с севера подошли к этому острову?

- Я могу ошибиться, Сеня. Ты помнишь, как я был занят погоней за куницей, и не заметил, с какой стороны мы пришли сюда.

- Дай компас, проверим, в какой стороне отсюда просека.

- Кажется, в этом направлении, - кивнул головой Митя. - Вчера, перед сном, я проверил по компасу.

- Ну что ты!.. Там юго-восток. Мы же начали гнаться по следу куницы на юг от параллели.

Но компас показывал так, как сказал Митя.

- Довольно странно, - удивился Сеня. - Гоняясь за зверем, мы, оказывается, и не заметили, как свернули в другую сторону.

- Так, наверное, и получилось… Теперь нам надо будет идти только по компасу, - сказал Митя.

Молодые охотники стояли лицом к лицу. Их одежда, просушенная за ночь у огня, стала покрываться падающим мелким снегом.

- Я боюсь одного, - промолвил Сеня, - если мы в погоне за куницей сделали полукруг, то этим самым вновь приблизились к просеке. Значит, просека должна быть где-то близко, она может выйти на открытые места болота, и мы теперь рискуем проглядеть ее.

Митя подумал про себя, что друг его куда сообразительнее, чем он, и сразу согласился с ним.

- Дойти до соснового бора по старому следу, конечно, безопаснее. А там увидим.

Однако вчерашние следы были плохо заметны даже при дневном свете. В открытых местах их совсем замело. На поиски следов могло уйти много времени и совершенно напрасно.

Сеня обеспокоился и, молча смотря на белое поле, раздумывал, как быть дальше.

- Пойдем по компасу, - заявил он решительно, - смотри в оба, чтобы не прозевать просеку.

Залаял Буско, ушедший совсем в противоположную сторону, и собаку окликнули.

Островки леса стали встречаться еще меньших размеров; между ними лежали болота. Чем дальше шли охотники, тем чаще и больших размеров стали встречаться голые болота. В этих местах нечего было и думать об отдыхе.

Друзья вопросительно посмотрели в глаза друг другу. У Сени кольнуло сердце: а что, если и впрямь они не найдут дорогу? Разве не знали они об огромных размерах Огненного болота и его плохой славе? Но все же лучше будет, если он отвлечет Митю от печальных мыслей.

- Конечно, болото есть болото, начал Сеня.- Но мне кажется, что под Огненным болотом скрывается огромное месторождение газа. Придут геологи, разузнают все до тонкости, высчитают запасы и доложат правительству…

- А ведь почти то же самое я говорил тебе во сне, когда мы летели с тобой над южными степями.

- Летели?.. - переспросил Сеня.

- Да, летели… И я тебе сказал: «Человек, освобожденный от оков старого, меняет лик земли». А ты мне ответил: «Меняется человек обновляется земля!»

- Действительно интересный ты видел сон!- Сеня обрадовался, заметив, как улучшилось настроение его друга.- Ты мне потом подробно расскажешь об этом. Хорошо?

- Расскажу.

- А теперь пошли дальше.

- Пошли.

Буско, настиг хозяев, вырвался было вперед и возвратился обратно. Сеня не посвистывал собаке и не обращал на нее никакого внимания. Он весь был увлечен компасом и поисками параллельной просеки.

Островки леса стали совсем исчезать, кочковатые места выравниваться, и вскоре перед глазами охотников открылось совершенно безлесное, без конца и края болото. Пурга здесь не утихала.

Сеня поправил за своей спиной ружье, вытер выступивший на лбу пот.

- Что же будем делать дальше, Митя?

- Не знаю.

В его глазах снова появилась грусть, и теперь она была еще заметнее.

- А ты что думаешь, Буско?

Собака тоже остановилась и, как показалось Сене, смотрела в сторону пустынного болота с недоумением, как будто не понимала, зачем ее привели сюда.

- Наш Буско все время шел сзади,- сказал Митя.- Нагонит - и сядет, опять нагонит-снова сядет… Наверное, жалко ему было оставить того, кого выслеживал.

Сеня шагнул к собаке.

- Ты говоришь, Митя, она шла за нами лениво?

И, не дождавшись ответа, пощупал кончик носа собаки: Сеня вспомнил слова деда: «Если охотничья собака начнет топтать пятки охотника, то прежде всего пощупай у нее кончик носа. Если нос сухой и горячий,- собака больна». Но у Буско нос был холодным и влажным.

- И еще хочу сказать тебе об одной вещи, Сеня… Когда я вечером смотрел на компас, то его стрелка не стояла на месте.

- На руке она всегда дрожит.

- Я клал компас на землю. Все равно не успокоилась.

- На земле - тоже?- Сене это показалось очень интересным.- Тогда надо проверить.

Утоптали снег, положили на него компас и стали наблюдать. Мите показалось, что магнитная стрелка компаса дрожит еще больше, чем у костра.

- Дрожит она вблизи железных предметов, - объяснил Сеня и попросил друга отнести подальше ружья и топоры.

Митя видел, как Буско с готовностью поскакал обратно по следу, увидев идущего в ту сторону Митю, и не возвратился даже тогда, когда Митя, отнеся ружья, подошел к Сене.

- Здесь что-то неладно, - сказал Сеня, вставая с колен. - Компас не перестал дрожать… А где Буско?

Митя рассказал о собаке.

- Поскакал с радостью в обратную сторону?- удивился Сеня. - Коли так, за ним надо наблюдать.

На зов Буско вернулся к ребятам, но, не дойдя до них, остановился и стал выделывать разные фигуры: то подпрыгнет на месте, то ляжет на минутку или начнет сгребать снег лапами, виляет хвостом, играет ушами и будто зовет к себе.

- Попробуем пойти в его сторону, посмотрим, что он будет делать дальше.

И как только Сеня сделал в сторону собаки несколько шагов, она обрадовалась и снова поскакала обратно.

- Видел?-закричал Митя.

А Сеня сказал:

- Надо проверить компас.

- Каким образом?

- А вот каким.- И Сеня стал рассказывать такое, о чем Митя, оказывается, и сам хорошо знал.- Надо спросить у леса - где юг и где север. Этому и в школе учили! На южной стороне - солнце, и сучья на деревьях растут в эту сторону гуще и длиннее; на северной стороне холоднее, и стволы деревьев с северной стороны мшистее и темнее.

- Очень понятно!

- Я и говорю: понятно…

По старому следу идти было легче, и охотники быстро вернулись к недавно пройденному островку леса. Они внимательно стали всматриваться в деревья, стараясь определить, где север и где юг. Оказалось, компас врет самым бессовестным образом: север оказался совсем не там, куда он показывал. Сеня побледнел, все его тело пронизала слабость,- так бывает с людьми, когда они узнают о том, что сейчас избежали смертельной опасности.

- Осмотрим еще один остров.

И второй, и третий остров подтвердили то же самое: компас врет.

«Но почему врет: он же всегда правильно работал! Или испортился?» На эти вопросы Сеня не ответил: он и сам еще не знал, почему врет компас, он только предполагал, что капризы компаса опять связаны с Огненным болотом. Уж нет ли под ним железной руды? А в уме вертятся слова деда: «Да, порой всякое бывало. Сумасшедшими приходили домой охотники, промышлявшие в районе Огненного болота, или совсем не возвращались». И юноша вспомнил о том, что из-за этого болота погиб не только потерявший разум Петр. Здесь затерялись многие люди, их, очевидно, подводил компас, подводили бесчисленные однообразные островки, одинаковые кочковатые места, множество маленьких болотец, составлявших одно бесконечно большое, прозванное Огненным.

- Нам надо быстрее выбраться отсюда, Митя. Надо спешить.

Они стали торопиться. Уже пришли к месту вчерашнего ночлега.

Отсюда пойдут по направлению, которое укажет лес.

Буско прошел спокойно то место, где лаял утром. Это лишний раз подтвердило, что умная собака сознательно не шла вглубь болота. Теперь она была все время впереди, шла прямо на север и, когда дошла до соснового бора, на кого-то залаяла.

- Ты слышишь, Митя? Она лает по-особенному.

Буско на самом деле лаял не так, как обычно лаял на белку. В его голосе не было и той ярости, которая слышится, когда он преследует крупного зверя.

- На кого он лает?

- Придем-увидим. Нам как раз по пути.

В чистом бору Буско был виден издалека. Сверху кто-то отвечал ему.

- Глухарь, - шепнул Сеня и быстро заменил в обоих стволах мелкие заряды крупными.- Ты здесь подожди.

Глухарь сидел на большом суку и, наклонясь к собаке, кудахтал. Он был уже не молодой. Перья под зобом лоснились черным бархатом, брови точно выведены малиновой тушью, темно-серый хвост повис чуть раскрывшимся веером.

Два выстрела прогремели почти одновременно. Глухарь упал на снег.

- Неси сюда, Буско!

Дичь была килограммов на пять-шесть, собака тащила ее с трудом. Принесла и положила к ногам Сени.

- Молодец, Буско! Хвалю! - погладил собаку Сеня.- С тобой и на самом деле не пропадешь.

Митя радовался не меньше Сени.

- У меня же остался шоколад! Хочешь шоколаду, Буско? Ну, конечно, хочешь. Сегодня и нам полагается полакомиться.- Он пошарил в сумке, вынул плитку шоколада, разделил его на три равные части. Глухаря положили в мешок. Еще раз проверив по деревьям направление, пошли дальше.

Прошло немало времени, когда Сеня остановился.

- От болота мы отошли порядочно, - сказал он. - Проверим наш компас.

Компас теперь не дрожал. Он правильно указывал магнитной стрелкой на север.

- Видал!- удивился Сеня.- Значит, мы узнали еще один фокус Огненного болота.

- Настоящий фокус-мокус!- весело отозвался Митя.

На параллельную просеку они вышли уже во второй половине дня.

ЛУННЫЙ ВЕЧЕР

Охотничья банька сегодня казалась родным домом. Спички здесь были, и Сеня с Митей сразу развели костер. Над ним повесили котелок с мясом глухаря.

- Для нас теперь самое главное это не свалиться с ног, - говорил Сеня, хлопоча у костра. - Хорошенько подзаправимся глухарчиком, поотдохнем немножко…

Митя взял в руки топор.

- По-моему, это еще не все. Надо приготовить дровишек.

- Дровишек?.. Зачем? Мы же не будем ночевать. Во-первых, о нас наверное уже беспокоятся дома; во-вторых, завтра день учебы; и третье, это тайна Огненного болота.

Митя комически поднял палец.

- Ты, значит, плохой охотник. Забыл про «неписанные законы» тайги. Ведь аварийный запас дров в прошлый раз весь израсходовали. Что скажет твой дед, когда придет и увидит такое безобразие? Об этом ты подумал или нет?

Такого разговора Сеня не ожидал от Мити, и ему захотелось обнять его и сказать что-нибудь хорошее. Но вместо всего этого только спросил:

- Может устал, Митя?

- Это не причина. Дровишек надо нарубить. Я все-таки попробую, пока ты будешь варить суп.

- Попробуй, коли так… А топор возьми мой. Он острее твоего.

Митя скрылся в заснеженном лесу, и вскоре стало слышно, как заработал его топор. А Сеня улыбнулся и думал о том, что бы такое сделать, что показало бы Мите, как уважает его он, Сеня.

«Нашел: напишу в его блокнот стихи о дружбе. Это стихотворение будет напоминать ему нашу охоту», - решил он.

Сеня стал ходить у костра взад и вперед, пытаясь сначала сложить стихи в уме, чтобы потом записать их в Митин блокнот.

Идея стихотворения была ясна: совместная работа и борьба помогают лучше узнать друг друга; дружба, обретенная в труде и борьбе, подобна крепкому сплаву. Ага!.. «Подобна крепкому сплаву». Сравнение подходящее. Слово «сплаву» надо сделать рифмой… Найти такого же звучания другое слово для пары… После идеи главным в стихах Маяковский считает ритм. Но где найти его этот нужный ритм?

Молодой поэт окинул взором лес, небо. Лес как будто дремал: только и видно было, как слегка покачивали верхушками гибкие ели. Небо, наоборот, казалось просыпающимся, оживающим; тучи поднялись выше и теперь плыли легко, кое-где между ними образовывались небесные «окошечки». «Значит, скоро может совсем проясниться, и тогда ночь будет лунной»,- промелькнуло в голове Сени. Сознание быстро заработало… Вспомнились - утро первого дня охоты, светлый и звонкий лес, вспомнился шум леса, почудилось, будто снова, как тогда, заскрипело дерево, и этот скрип воскресил в памяти минуты, когда Сеня и Митя с факелом в руках добирались до охотничьей баньки. В шуме разбушевавшейся стихии Сеня искал ритм для стихотворения. И он, этот ритм, кажется, начинал рождаться… Тра-ра-ра-рам, ра-ра-ра-ра-рам… Надо бумагу. Без записи ничего не получается. Надо на бумаге…

Сумка Мити висела под навесом вместе с ружьями. Сеня взял сумку, сел на лавочку и вынул блокнот. Он не заметил, как вместе с блокнотом вытащил из сумки какой-то сверточек. Юный поэт так торопился, что не видел как сверточек упал на землю. Сеня открыл блокнот. На первой странице был рисунок, который Митя сделал в день отправления на охоту. На рисунке был изображен Сеня, в охотничьей одежде и с ружьем. Он смотрел куда-то вдаль, рядом Буско, весь устремившийся вперед. На второй странице то же самое, но уже карикатурно. Нос Сени вздернут кверху, шапка-целая копна, лаз ниже колен, а ружье…

Сеня не мог удержаться от смеха, но тут же на его лице выразилось удивление: в блокноте у Мити оказались и другие рисунки…

- Вот это уж совсем интересно. Значит, он рисовал и об этом мне ни слова…

Нодья нарисована в трех вариантах: сначала отдельно, потом среди леса, а в последнем у нодьи беседуют двое молодых охотников, а на деревьях навешаны и понасажены звери и птицы.

К Сене подошел Буско и понюхал упавший на землю сверточек.

- Что там такое? - нагнулся Сеня. Он взял в руки сверток, развернул тряпку: Спички?..

Кровь ударила в голову Сени, все непонятное вдруг стало понятным. «Значит, вот что «обожгло» Мите руку вчера вечером, когда он доставал из сумки шоколад! А я… хочу написать ему хвалебную оду в честь нашей дружбы»… Никогда еще в своей жизни Сеня не злился так сильно, как теперь. И в самом деле! В числе Сениных друзей лучшие ребята в школе. А себе в спутники на охоту он выбрал среди них Митю. По просьбе Сени Иван Павлович согласился дать Кушманову роль Сергея Тюленина. Считая его честным другом, Сеня рассказал Мите о своей самой заветной мечте стать поэтом. Наконец Сеня Майбыров дал слово перед комсомольской организацией школы подготовить Митю Кушманова для вступления в Ленинский комсомол. И вдруг такое! Митя Кушманов оказался скрытным человеком, трусом, который боится сознаться в своей вине.

- Вот тебе и твердый сплав!- сказал про себя Сеня.

А за это время Митя успел свалить дерево и начал рубить кряж. Но, работая, он думал о том же, о чем думал и Сеня - о своих рисунках и спичках. Ведь что получается? Про рисунки словом не обмолвился с другом. Со спичками подвел и не сознался. Получается совсем неладно, можно сказать - нечестно.

Уже нарублены дрова. Митя сунул за пояс топор, нагнулся, взял первую охапку и подумал:

«Сергей Тюленин так бы не сделал. Он не побоялся бы рассказать товарищу про свою вину».

- Сеня, ты можешь обозвать меня как угодно, - подходя к избушке, сказал Митя.- Я перед тобой виноват. - И стал рассказывать злополучную историю со спичками.

Снег сильно мешал идти. Пока дойдешь до нижней избушки, конечно, стемнеет. Но Сеня и не думал заночевать там. Хмурый, он шагал впереди. Митя молчаливо следовал за ним. Час назад они молча съели глухаря и отправились домой.

Уже позади остался тот сосновый бор, где в первый вечер охоты шумно махали ветвями сосны, мычало и ржало скрипучее дерево.

Сеня взглянул вверх, чтобы посмотреть на очищающееся от туч небо, и, неожиданно споткнувшись, упал. Митя вышел вперед и, также ничего не сказав, пошел дальше.

«Но почему он вдруг стал таким? - уже несколько раз спрашивал себя Митя.- Когда я говорил о своей вине, он как-то особенно смотрел на меня, а язык его точно примерз к нёбу. Если я очень виноват - ругай меня, критикуй… Но зачем же молчать?..»

Сеня тоже хорошо понимал, что не следует молчать… Может быть, лучше заспорить, поругаться? Он, конечно, так бы и сделал, если бы Митя не успел доложить ему о своем поступке. Признание Мити оказалось тем средством, которое в корне изменило обстоятельства. И Сене теперь требовалось время, чтобы все это осмыслить и только тогда сказать свое слово. Но время шло, а подходящего ответа не находилось.

В просвете между деревьями мелькнул полный диск луны и снова скрылся за тучей.

Уже совсем близко от нижней избушки охотники увидели совершенно свежий след горностая. Буско сразу ринулся по нему. Но Сеня крикнул:

- Оставь! Идем домой!..

Буско с недоумением посмотрел на Сеню: «Так сильно пахнет, как будто хотела сказать умная собака, в минуту догоню». Но, видя, что хозяева не останавливаются, снова вышла на тропу. Тут-то она услышала новый запах: пахло свежим дымком. Собака резко бросилась вперед и через две-три минуты была уже у избушки. Послышался ее радостный лай, повизгивание, и через секунду она поскакала навстречу ребятам. «Пришел! Пришел! Пришел!» всем своим существом сообщил Буско.

Дед Матвей был один. Он стоял у охотничьей избушки и поглаживал бороду. Нельзя было понять, радовался или хмурился старик.

Сеня, конечно, понимал, что дед беспокоился о них, может быть, собирался отправиться дальше, на поиски, но чтобы отвести от этого разговор, Сеня еще издали начал:

- Ты, деда, и не угадаешь, где мы были!

Матвей Иванович тоже понимал: раз ребята живы и здоровы, значит незачем говорить, что пришел искать их. Он весело спросил:

- Где же?

- На самом Огненном болоте!

Старый охотник, кажется, вздрогнул.

- На Огненном болоте?.. Как вы туда попали?

- Митя,- повернулся к другу Сеня, - достань-ка куницу.

Митя недоверчиво посмотрел на Сеню: «Уже отошло?»

И Сеня строго ответил взглядом: «Это другое дело… Дед не должен знать про нашу ссору».

Митя понял.

- Куница в твоей котомке, Сеня.

- Да. Я забыл… Она у меня.

Дед Матвей взял в руки куницу.

- Расскажите все, как было… Или лучше так: зайдемте в избушку, там расскажете… Я пришел проверить пылемы. Попались зайцы. Буду кормить вас зайчатиной.

В печке бушевало яркое пламя. В отверстии плиты стоял чугун.

Бывалый охотник слушал рассказ и одобрительно улыбался.

- Но самое интересное впереди, деда… Легли мы около нодьи и спим. Под утро я проснулся…

Сеня про все рассказал: как видел пламя, вырвавшееся из-под земли, как подвел их компас, все, все! Не сказал только о промокших спичках. Если понадобится, расскажет после. Сеня и сам еще не знал, как же, в конце концов, он должен поступить с Митей.

Хорошо зная степенность своего внука, дед Матвей отнесся к его рассказу с большим вниманием.

- Вы, сыночки, видели очень интересное явление. Об этом надо доложить, куда следует. За ночь поотдохнете, а утром - марш домой.

- Зачем же утром, деда!.. Мы теперь пойдем. Луна… Идти будет светло.

Он посмотрел на товарища.

- Я готов,- Митины глаза блеснули. Он подумал: «И впрямь, кажется, подобрел».

Дед Матвей не стал противиться юношам.

Вот он свернул с дороги по старому следу и вышел с зайцем.

- Может быть, узнаете зайчика?.. Посмотрите-ка хорошенько, молодые люди!

Митя увидел шнурок, который он обрезал у своей котомки и привязал им попавшего в пылем зайца.

- Малость знакомый…

- Хвалю, молодежь, хвалю… - удовлетворенно улыбаясь, сказал дед и, уже шагая вперед, добавил на ходу: - Записку вашу хочу передать директору школы.

- Директору?.. - как будто только опомнился Сеня. - Не надо, деда. Это может показаться хвастовством…

- Э-э, паря! - возразил дед. - По этой части ты меня не учи. Достойным делом и похвастать не порок.

Сеня не стал спорить: если уж деду так хочется, пусть, отдаст.

В голову приходили разные думы, и Сеня даже не заметил, как подошли к пашням своего колхоза.

«Секретарь комсомольской организации, конечно, расспросит обстоятельно и в заключение может сказать: для того и комсомол существует, чтобы помочь Мите Кушманову не повторять впредь подобные ошибки…»

Сенины размышления прервал дед:

- Вот и село наше показалось. Отдохнем, что ли, еще разок. А то зайчишки на мне вспотели.

Митя не сел, а прямо повалился на снег, так сильно он устал, но ни за что не хотел выдавать этого.

- От отдыха отказываются только при соревновании, когда подходят к финишу, - сострил он.

Сеня тоже очень устал. Он подсел к Мите и стал смотреть на село. Оно сияло в праздничных огнях.

Ныряя в перистых облаках, луна освещала выбеленную снегом землю, и в сочетании с электрическими огоньками в окнах домов эта земля казалась теперь удивительно красивой.

Сеня подтолкнул Митю локтем.

- Хорошая картина может получиться, товарищ художник!

Митя, видимо, не сразу понял значение этих слов, но посмотрел в сторону села и уже не мог оторваться.

- Одним словом, поэзия, товарищ поэт! - вырвалось у Мити от чистого сердца.

Сеня всем телом навалился на друга и крепко-накрепко обнял его.

- Настоящая поэзия!

Матвей Иванович Майбыров лучший охотник колхоза имени Ленина смотрел на своих сильных, честных и смелых внуков с нескрываемым восхищением.