Размах, с которым подготавливалась экспедиция, поражал Козлова и его товарищей. Казалось, что в поход берется даже лишнее, без чего можно было обойтись. Например, зачем этот ящик превосходного коньяка? К чему берданки и такое количество зарядов к ним? К чему плиточный шоколад? И зачем столько всяких продуктов? Что они, зимовать собираются, что ли?
— Коньяк — на случай болезни. Он укрепляет. И вообще не помешает, — улыбался Абрамов. — Захочется успешное окончание похода обмыть — пожалуйста, недалеко ходить, есть в запасе. Ружья и патроны — на случай охоты, или так сложится дело, что нужно будет по тайге бродить — дорогу искать, к примеру. А в тайге звери, в тайгу с голыми руками ходить не рекомендуется. А много продуктов — не беда. На морозе не испортятся. Останется что-нибудь — сдадим государству. Зато если, паче чаяния, в дороге что-нибудь случится — будем машинами заниматься, а не еду промышлять.
Величко — хозяйственник, выделенный специально для снаряжения экспедиции, казалось, всегда был в движении. Невысокий, толстенький, он забегал в комнату Абрамова, где помещалась временная канцелярия экспедиции, пристраивался к столу и, сосредоточенно щуря глаза, отмечал что-то на длинном мелко исписанном листе бумаги.
— Значит, так, — бормотал он, — медикаменты есть, канаты, проволока, лопаты, ломы… так, так… теперь из еды… ага, как будто бы все. Нет, нужно еще остренького подбросить! Сельдей бочонок, икры, консервов…
Он мучительно жмурился, что-то соображая, вскакивал и, бормоча на ходу, мчался доставать «остренькое».
Когда все продукты были в строгом порядке уложены в сани, Величко торжественно перечислил участникам похода приготовленные для них запасы и, довольный своей работой, спросил:
— Ну, как, ничего не забыл? Вспоминать плохим словом не будете?
— Всего достаточно, не будем! — успокаивали хозяйственника трактористы.
Только Дудко почесал затылок и, смущенно улыбаясь, забасил:
— Плохим словом вспоминать не придется, это точно. А вот хорошо бы пельмешек уральских взять.
Величко даже руками всплеснул:
— Господи! Хлопцы! Да что ж оно делается? Да как же я основное забыл? Уральцы да сибиряки в поход собрались, а я их любимое кушанье проморгал!
Люди смеялись:
— Вам простительно — украинец, а на Украине пельмени не в моде:
— Маланья! — кричал Величко (Маланья была временным поваром экспедиции). — Маланья, заготовляй пельмени! Да скоренько!
Уж кто-кто, а сибирячка Маланья понимала толк в пельменях! Пять мешков замороженных «свиных ушек» были тщательно уложены в сани поверх остального груза.
Да, снаряжались в путь основательно. Чего стоила хотя бы «полярная спецодежда»! Трактористы примеряли ее перед выездом. Поверх шелкового надевалось шерстяное белье, затем — стеганые ватные брюки и куртка. Поверх всего этого — оленья доха, подбитая внизу стриженым барашком. В этой дохе можно было спать на снегу — такая она была теплая. На ноги надевали сначала обычные, потом шерстяные носки, сверх этого натягивали меховые чулки ворсом внутрь и, наконец, валенки. На руки — шерстяные перчатки и меховые рукавицы.
Трактористы, кряхтя, облачились, затем поднялись на ноги и долго смеялись, глядя друг на друга. Все они стали какими-то широкими, мохнатыми, коренастыми. Каждый начал ходить вразвалку, неуклюжей медвежьей походкой.
— Мишка, на сахару, потанцуй! — бородатый тракторист держал перед закутанным в доху приятелем кусок сахара.
Тот и в самом деле начал танцовать. Нарочно косолапя, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, он пританцовывал, подпрыгивал и вдруг с неожиданной ловкостью выхватил у приятеля кусок сахара и под дружный смех собравшихся принялся грызть рафинад крепкими белыми зубами.
Шли горячие дни подготовки к походу, и особенно много забот доставалось на долю Козлова и его товарищей. Им надо было подготовить материальную часть и проверить мастерство трактористов, выяснить их возможности.
Семь тракторов «Сталинец-60» отправлялись в поход, и каждый из них был осмотрен и испытан с такой тщательностью, с какой его и на заводе не проверяли.
С утра до поздней ночи не прекращались работы у машин, а когда все расходились, Козлов начинал экспериментировать… Упорно и настойчиво он подбирал состав смазки, пригодный для жестоких якутских морозов.
Козлов заливал банки маслами различных составов и на ночь оставлял их во дворе. Утром, обходя машины, сторож экспедиции останавливался у этих наполненных черно-коричневым составом банок и, медленно шевеля губами, читал непонятные надписи: «автол», «газойль», «нигрол с автолом»…
— А дальше цифры какие-то… — качал головой сторож. — Бьется наш инженер…
Да, тут было над чем побиться! Инструкции по смазке явно годились только для умеренного климата.
К утру одни масла́ застывали так, что их впору было рубить топором, другие превращались в густой студень. Но были и такие составы, которые постепенно приближались к нужному состоянию: вот, кажется, еще немного изменить соотношение составных частей, и все будет в порядке. Но и тут нельзя было перегибать палку. Слишком жидкий состав терял смазочные свойства, утрачивал нужную вязкость. При такой смазке тракторы слишком быстро износятся, выйдут из строя.
Наконец удалось подобрать примерно подходящий состав смазки. Тракторы начали выводить в пробег.
Медленно, словно разминая мускулы перед ответственным и тяжелым маршем, наполняя поселок мощным ревом моторов, двигались «Сталинцы».
Чутко прислушивались инженер и механики к работе машин, внимательно изучали их малейшие капризы и не менее внимательно проверяли умение трактористов вести машины.
Привыкнув к широким и ровным просторам Сибири, многие трактористы терялись на крутых подъемах и спусках, неумело регулировали газ, несвоевременно переключали скорости, глушили моторы.
— Не беда, — успокаивали механики, — научитесь.
Вначале выходили на одних тракторах, потом поезд удлинялся, за крюком каждого «Сталинца» тянулись, виляя во все стороны, два пустых прицепа; еще позже прицепы начали загружать бочками с горючим.
С каждым пробегом все больше отрабатывалось мастерство водителей, и с каждым пробегом увеличивался груз саней.
Абрамов, выезжая с Козловым в пробег, с радостью отмечал, что ивлиевская цифра — 10 тонн, перекрыта. На пологих подъемах, трудолюбиво пофыркивая, тракторы свободно везли по 15 тонн груза. Но когда начинался более крутой путь, машины буксовали, и нужно было впрягать второй трактор, чтобы сдвинуть груз с места.
— Ну вот, кажется, и определились с весом, — обратился Абрамов к Козлову, — 15 тонн, видимо, многовато, но если взять тонн 14 — думаю, это как раз то, что под силу тракторам.
— 14 тонн на трактор? Около 100 тонн на все машины? Это достаточно, вы считаете? — поинтересовался Козлов.
— Не полностью, но пробив наметок Ивлиева это — лишние 30 тонн. Цифра не маленькая.
Козлов о чем-то думал, нахмурив брови.
— Вы что, не согласны со мной? — спросил наконец Абрамов. — Сомневаетесь, что 14 тонн поднимем, или считаете вес слишком малым?
— Второе… — после некоторой паузы ответил Козлов. — Понимаете, Евгений Ильич, для такого трактора, как наш «Сталинец»…
«Влюблен в свою машину», — заметил про себя Абрамов, ласково оглядывая инженера.
— Для нашей машины 14 тонн это все-таки мало, даже при тяжелом профиле пути.
— Но ведь при 15 тоннах трактор буксует, — мягко заметил Абрамов.
— Буксует, — согласился Козлов. — Здесь нужно что-то придумать. Что — сейчас трудно сказать, но чувствую, что можно и нужно. Знаете что, Евгений Ильич, давайте вернемся к этому вопросу позже.
— Давайте, — согласился Абрамов.
* * *
В этот пробег Козлов решил отойти подальше от базы и на тяжелом участке пути проверить работу машин.
Со вчерашнего дня мороз заметно усилился. Ртутный столбик термометра отошел от обычной для последних дней метки в 30 градусов, перевалил за 35 и, кажется, собирался опускаться еще ниже.
Трактористы закутались в дохи и теперь сидели на машинах широкие и важные, слегка покачиваясь в такт движению тракторов.
Козлов окинул взглядом колонну и почувствовал какое-то глухое беспокойство. На этот раз его, инженера-механика, беспокоили не машины, а люди — верней, некоторые из них.
Целиком отдавшись подготовке машин к походу, решая сложные технические вопросы, Козлов до недавнего времени не замечал ничего выходящего за рамки техники, расчетов, экспериментов. А между тем в жизни экспедиции были не только технические, но и иные, не менее важные для судьбы похода вопросы, — и с ними-то не все обстояло благополучно.
Вчера, на собрании партийно-комсомольской группы (в нее, кроме коммуниста Абрамова, входили Козлов, Складчиков и тракторист первой машины Соколов), парторг говорил о людях, о их настроениях, о дисциплине. Да, Абрамов был прав: обстановка в экспедиции создалась довольно сложная. Сейчас бы надо укреплять коллектив, готовить людей к преодолению трудностей, лишений, опасностей. А тут, как нарочно, все складывается. Сначала двухнедельное, томительное безделье в ожидании инженера и механиков — нелегкая вещь для людей, рвущихся к делу. А теперь тоже неладно. Из Якутска летят тревожные телеграммы, Абрамов проводит беседы о срочности и важности похода, а в путь мы не двигаемся. Ведь трактористам-то кажется, наверное, что все в порядке: и машины проверены, и люди обучены, и сроки давно истекли, — а мы все топчемся на месте. «Надо бы поговорить с людьми, объяснить им положение», — с тревогой думает Козлов, зорко вглядываясь в хмурые лица трактористов.
А ведь все еще нельзя двигаться! Абрамов, конечно, правильно говорит: «Когда нужно энергично действовать — бездействие пагубно». Но ведь он сам лучше всех знает: все время обнаруживаются какие-то дефекты, их надо устранять, они могут погубить весь поход — и так со дня на день и оттягивается выход.
Вот недавно рабочие здешних автомастерских подметили серьезный недостаток в конструкции саней: ширина между полозьями саней была больше, чем ширина между гусеницами трактора. Ведь сани сделаны горожанами — иркутскими мастерами. Вот горожане и не сообразили, что экспедиция пойдет по бездорожью, по глубокому снегу и что тяжело груженные сани должны идти по проложенной трактором, утрамбованной и выравненной им колее. Иначе они будут грузнуть в снежной целине, самостоятельно пробивая себе путь. Тогда неизмеримо увеличится нагрузка и без того перегруженных машин. Пришлось 14 саней переделывать, — и ведь на эту работу ушло несколько дней. А были и другие случаи в этом роде. Да и сейчас еще далеко не все вопросы решены.
И пока что самое главное — что делать с охлаждением машин?
Ведь в Якутии машинам придется работать при очень низкой температуре — иногда, может быть, при 70 градусах ниже нуля. А вода и при меньшем морозе на лету превращается в лед. Как только остановятся машины — вода замерзнет и может порвать радиаторы, вывести из строя всю колонну. Конечно, можно бы сливать воду во время остановок, но тогда вопрос: где же потом ее достанешь? Ведь для семи тракторов нужно около 50 ведер воды. А якутские реки почти все промерзают до дна. Растопить снег? Но пока добудешь из снега такую массу воды, смазка в машинах замерзнет. Вот и попробуй выйти в путь с такой нерешенной проблемой. В середине пути станешь — и погубишь все дело. И потом — как же все-таки взять побольше грузов? Это же дело чести — помочь Якутии. А до сих пор Козлов, как ни старался, не мог найти средство, чтоб увеличить тяговые усилия машины.
Вот поэтому Абрамов на свою ответственность и задерживает выход экспедиции.
— Уж лучше выйти попозже да дело сделать, чем поспешить и завязнуть в пути, — говорит он, — только помните, товарищи: каждый день задержки — это наша вина. Делайте все, что возможно, чтоб ускорить выход. И на людях эта задержка плохо сказывается. Конечно, большинство понимает, почему мы медлим. Но есть и такие разговоры — до меня они доходили: мол, начальство мешкает потому, что боится похода, а значит, дело дрянь, толку из этого не будет. Да им еще поддакивают некоторые паникеры из местного населения — есть тут такие — не верят, что мы пройдем зимой да с таким грузом… Словом, вы понимаете, у страха глаза велики, а тут действительно есть чего испугаться. И вот наименее сознательные трактористы не выдержали, стали киснуть, а теперь уж и пить начинают с тоски. Я, понятно, с каждым беседовал, объяснял обстановку, напоминал о дисциплине. Они слушают и как будто даже соглашаются, а результатов не видно. Разве что пьют не так открыто, прячутся. Знаете, так недолго и весь коллектив разложить. Дурной пример заразителен, особенно в такой обстановке.
Решили провести в ближайшие дни собрание всего состава экспедиции «для серьезного разговора», как выразился Складчиков.
А пока… пока Козлов чутко и настороженно вслушивался в работу моторов, привычным ухом ловя фальшивые ноты, и впервые не то с недоумением, не то с некоторым беспокойством поглядывал на трактористов. О чем они думают? Можно ли на них надеяться в трудном и опасном пути?
Звеня надетыми на шины цепями, промчались по дороге в Алдан автомашины.
Козлов посмотрел им вслед.
— Хорошо им: скорость большая, грузоподъемность малая, красота! Вот бы нам тоже к гусеницам цепи приладить. И груз бы могли большой взять, и машины не буксовали бы.
Он сам усмехнулся этой мысли. «Цепи на гусеницы — анекдот просто…» И внезапно насторожился. Новая, до сих пор неясная, идея неожиданно вырисовалась, оформилась, стала почти осязаемой. Цепи нельзя, но специальные шпоры на гусеницы ведь можно приладить. Сделать шипы острые, как на подошве спортивных беговых туфель, только пореже, крупней и другой формы. Козлов даже ощутил зуд в пальцах — так захотелось скорей вернуться на базу, взять карандаш, набросать эскиз.
Как только мысль вернулась в привычное русло, к техническим вопросам, сразу стало спокойней и легче на душе. Поручив механикам самостоятельно руководить пробегом, Козлов быстро, почти бегом возвратился на базу.