Наскучило Азальгеш сидеть одной и решилась она выйти из башни и узнать, что делает в долине ее муж. Стала она плести тайком шелковую лестницу, плела ее долго-долго, целый год, наконец, сплела…
Однажды, когда мужа не было дома, когда он, по его словам, отправился на охоту, Азальгеш прикрепила один конец лестницы в амбразуре окна, другой сбросила вниз и по этой тонкой, паутинной лестнице смело и быстро спустилась наземь. Потом она перешла Юрзуф вброд в том месте, где река была мелка и каменисто ее дно.
Азальгеш, крадучись, пошла по селеньям и тут-то увидела Бурумира в его настоящем свете. Много ужасных, потрясающих картин прошло перед ее глазами… Азальгеш видела, как Бурумировы воины мучили насмерть какого-то дряхлого, седого старика, допытываясь у него, где спрятаны его сокровища. Она видела, как воины, по его повелению, гнали целую толпу в подземные темницы. Нескольким человекам отрубили головы, и кровь по земле текла ручьем. Воины неистовствовали, но пуще их неистовствовал Бурумир. Где ни пройдет он со своей разбойничьей шайкой, там цветы не цветут и трава не растет, птички замолкают и лишь слышатся повсюду плач и стоны…
Азальгеш весь день ходила по долине из селения в селение, и сердце ее – доброе, жалостливое ко всем людям – кровью обливалось: нигде не видала она ни одного веселого, оживленного лица, нигде не слыхала ни песен, ни смеха, ни звонких детских голосов…
Бледная, как снег, блестевший на вершинах гор, возвращалась в тот вечер домой Азальгеш.
– Мой муж – разбойник… А я до сих пор не знала… верила ему! – шептали ее побледневшие губы. – Я умру… убью себя…
В ужасе и отчаянии смотрела она вокруг своими широко раскрытыми, помутившимися глазами и сжимала судорожно в руке свой маленький, блестящий кинжал… «Твоя смерть никому не поможет! – подсказывала ей совесть. – Никому не станет легче от того, что ты умрешь…»
– О, я несчастная! – в порыве жгучего горя вскричала Азальгеш, и ее прелестные, золотистые волосы волной рассыпались по белоснежным плечам. – Мое слово бессильно и бессильна моя рука… Зверь не поймет меня и не смирится… Что ж мне делать?.. Ох, горемычная, горемычная я…
Она закрыла лицо руками и плакала горько… Картины, виденные ею за день, въявь восставали перед ней.
– Что мне делать? – шептала она.
Ни тополь, склонявшийся над нею, ни перелетный ветерок, шелестевший кустами роз, ни волны бурливого Юрзуфа не давали ей ответа…
Азальгеш по шелковой лестнице опять поднялась в свою башню.