Внезапно из села раздались выстрелы.

Какие-то военные, стоя на дороге у самого въезда в деревню, стреляли в воздух.

Лошади передних троек испуганно шарахнулись в сторону. Кое-кто из бандитов схватился за револьвер.

Тройки остановились. Только одна бешено мчалась по степи. Лошади понесли, и возница был не в силах удержать их.

Дьявол Петрович поднял белый флаг.

Военные тоже в ответ махнули чем-то белым и вступили в переговоры с Дьяволом Петровичем. Переговоры очевидно привели к желательным результатам, ибо один из военных сделал знак, что тройки могут въезжать в деревню. Повидимому они поджидали Дьявола Петровича, а стреляли потому, что не были уверены, он ли это, или еще какой-нибудь неизвестный им бандит.

Хата, в которую вошли Феникс и Вася, была очень чиста, как и все вообще украинские хаты, хотя видно было, что разные Дьяволы Петровичи успели порядком пообщипать ее.

Сам атаман, велев своим людям размещаться в деревне, проехал прямо к барскому дому.

В хате за столом сидели двое гусар. По их багровым лицам видно было, что они только что поели и выпили.

На скамье поодаль сидела старуха и мальчик, недружелюбно поглядевший на вошедших,

При виде этого мальчика Вася так и вздрогнул.

Это был Петька.

Тот его, повидимому, не узнал, ибо отвернувшись не то задремал, не то притворился спящим.

— Ну, — сказал один из бандитов, вошедших вместе с Васей и Фениксом, — бабушка, все что есть в печи — все на стол мечи! Не то твоего поросенка изжарим.

Говоря так, он с хохотом кивнул на Петьку. Тот на миг повернул голову, и Вася видел, как сверкнули у него глаза. Но Петька тотчас сдержался и еще глубже забился в угол.

— Хо, хо, хо, — расхохотался гусар, — да разве мы дураки были! Небось! Все подъели! Старуху и ту чуть не стрескали.

— Ах, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, — выругался бандит; — опять консервы жрать придется. Ванька, притащи пару банок поздоровее, да бутыль прихвати... С морозу-то оно, говорят, полезно.

Через пять минут бандиты уже уписывали консервы и угощали гусар самогоном.

— Хоть и не стоило бы вас скотов поить за ваше обжорство, — говорили они при этом.

— Ладно, ладно, — отвечали гусары, — вон у вас жратвы сколько! Мы знали, что у вас жратвы много, потому все и съели.

— Уж и знали!

— А вот знали! Ей-богу знали!

— Ну, да уж пей, ладно, подавись.

Вася все смотрел на Петьку, который отвернувшись делал вид, что спит.

И Петька зимой был не такой как летом, когда, болтая босыми ногами, скакал верхом в ночное.

Петька зимою казался куда солиднее.

Феникс, отморозив себе палец, оттирал его снегом и мрачно молчал. Он видимо был не в духе.

Бандиты и гусары между тем оживлялись все больше и больше.

— А почему мне самому царем не быть, — орал один из бандитов, — вот возьму и буду царем.

— Врешь, я буду, — отвечал гусар.

— Нет, я!

— Нет, я!

— Врешь, я!

Гусар хотел ответить, но закашлялся так, что бандиту пришлось с добрых пять минут тузить его кулаком по спине, пока тот наконец очухался.

— Ладно, — прохрипел он, наконец, — чорт с тобой! Только это... это... не по-товарищески.

В этот самый миг дверь в комнату приотворилась.

Черная собачья морда с заиндивевшими усами высунулась из-за двери.

Небольшой пес вошел в комнату, сердито бормоча что-то на своем собачьем языке и злобно поглядывая на гостей.

Затем он вдруг начал беспокойно нюхать воздух, и нерешительно подошел к Васе.

Подойдя, он обнюхал его со всех сторон.

— Жулан, — прошептал Вася, и пес в ответ радостно замахал хвостом.

Петька быстро обернулся и уставился на Васю.

— Барчук, — пробормотал он, вне себя от удивления.

— Сейчас я выйду на двор, — быстро прошептал Вася, косясь на бандитов, — а ты ступай за мной.

Петька, видно все еще не оправившийся от своего удивления, молча кивнул головой.

Вася вышел, подмигнув Фениксу.

Феникс смекнул, что наклевывается нечто новенькое, и, выждав несколько минут после ухода Петьки, тоже вышел из хаты.

А бандиты и гусары продолжали пить и спорить о том, кто из них больше похож на царя.

В пылу спора они опрокинули стол и перебили, к ужасу старухи, стоявшие на нем горшки.

Вася успел уже быстро рассказать Петьке, в чем дело и, когда Феникс вышел на двор Петька посмотрел на него уже вполне дружелюбно.

На дворе никто не мог их подслушать.

Жулан вертелся тут же у их ног и, не зная, как выразить свой восторг, лаял на луну.

— А кто находится в нашем доме? — спросил Вася у Петьки.

— Офицеры белые! Ух, сердитые! Не вышло у них тут что-то, вот они и сердятся. Всю деревню обобрали... И овес им давай и пшеницу! Чуть что, сказали, всех перепорят.

— А красные тут не были?

— Были раньше еще до Скоропадского! Хоть бы поскорее опять приходили! Сейчас на сахарном заводе стоят — отсюда пять верст, да вот что-то не идут! Мало их должно быть.

Вася тотчас вспомнил завод, Федю с двадцатью семью галстуками и свирепого поляка директора.

— А завод работает? — спросил он.

— Где тут! Все разбежались! Не такое время! Война сейчас!

— Интересно бы послушать, о чем там сейчас эти белые толкуют, — заметил Феникс.

— Мне бы только в дом пробраться, — прошептал Вася, — я там все ходы и выходы знаю! Уж я бы подслушал!

— Велика штука в дом пробраться!

— Там у всех дверей часовые, — сказал Петька.

— Ну, и что ж, что часовые! Скажи, что к Дьяволу Петровичу по самоважнейшему делу.

— Ну, а, если часовой меня прямо к нему и отведет?

— Скажешь, что провианту в деревне не оказалось, как, мол, быть... бухгалтер, мол, спрашивает, нужно опять ящики пересчитывать или не нужно... да рожу поглупей сделай...

— Разве попробовать.

У Васи от волнения забилось сердце.

— Попробую! — воскликнул он.

Петька поглядел на него и вдруг улыбнулся своей обычной ясной улыбкой.

— А ты, барчук, молодец, — сказал он, — не даром мы тебя тогда из воды-то вытащили.

— Разве я теперь барчук, — засмеялся Вася, — сказал!

— Только ты смотри, — заметил Феникс, не торопись и спокойно! Я бы сам пошел, да я дома не знаю, а вдвоем итти, больше внимания привлечешь. Мы тебя здесь дожидаться будем.

Стараясь казаться спокойным, Вася вышел из ворот и пошел по дороге к усадьбе.

Какой странной казалась ему знакомая дорога при зимней луне. Вместо темного парка с глухо шумящими липами, какая-то белая, сверкающая при луне масса. Самый дом с освещенными окнами казался другим на фоне серебряной степи.

Вот и два древних каменных столба, обозначавших въезд в усадьбу. Отсюда уже ясно был виден весь дом, и черная фигура часового шагавшего у подъезда.

Вася спокойной и уверенной походкой пошел по занесенной снегом аллее, ведущей к дому.