Вся процедура приемки нас, обыска и размещения продолжалась всю ночь до утренней поверки. На первую поверку нас не выводили на общий двор. Раздался гудок на «развод» (назначение арестантов на работы). Наше громадное помещение огласилось многочисленными командами взводных и отделенных командиров: «Живо стройся!.. Пулей вылетай! гав-гав-гав... Быстрей шевелись! гав-гав-гав!..» Построились опять на площадке. Нарядчики распределили нас по внешнему виду на разного рода работы и передали конвоирам из надзора для отвода на место работ.
* * *
Я попал на рытье канав по осушке торфяного болота. Для этой работы особенной физической силы не требовалось, но выполнение работы затруднялось тем, что нам выдали для работы тупые лопаты, которыми нельзя было прорезать торф. Приходилось, стоя в канаве по колено в воде, продвигаться вперед, вырывая руками куски торфа. Работали с 7 до 12 часов и с 14 до 19 часов.
* * *
К 20 часам вернулись в роту.
Наша пища в этот день состояла из полтора фунта черного хлеба и супа из гнилых селедок. Отличительным признаком этой мутной водицы было: по запаху — остро воняет, по вкусу — крепко соленая.
Не успели прийти в себя после дневной работы, даже отдохнуть, хотя бы сидя, как помещение огласилось криками: «Строиться в проходах!..» Оказалось, — назначен для нас ночной ударник (спешное выполнение некоторых работ).
Я попал в группу на работы по расчистке и утрамбовке площадки для спортивных упражнений красноармейцев, охранявших нас. Работа заключалась в корчевании пней, вырывании камней и относки их в стороны. Выполнили заданный урок к 6-ти часам утра.
* * *
По возвращении с работ выдали вам по две кружки тепловатого кипятку и суточную порцию хлеба, по полтора фунта.
Едва приступили к обильной еде, кипяток с черным хлебом, как раздается гудок на поверку. Опять под сводами собора раздались исступленные выкрики: «Вылетай на поверку! Вытряхивайся скорей! гав-гав-гав...».
В первые два дня поверку нам производили на площадке перед собором, на общий двор пока не показывали и это по той причине, что мы рассчитываемся плохо, а главное не умеем отвечать согласованно, отчетливо и громко — «Здра», почему при каждом сборе роты ротный командир репетировал примерное здорование, и мы выкрикивали этот собачий лай много раз: «Здра, здра...»
* * *
Непосредственно после поверки последовал «развод» на работы.
Опять нарядчики распределили нас на группы и передали под конвой надзору.
На сей раз я попал в группу для переноски горбулей и реек с лесопильного завода в Кремль. Работа сравнительно не тяжелая, а главное неурочная, от гудка до гудка.
На эту же работу были назначены представители высшего духовенства: архиепископы, епископы, архимандриты и белое духовенство.
Сейчас с содроганием в душе вспоминаю случай, очевидцем которого я был.
Мы носили горбули и доски вразброд, по одиночке, без сопровождения конвоиров.
Иду в Кремль с двумя горбулями на плечах; смотрю, — вблизи Кремлевских ворот на камнях сидит Архиепископ Ювеналий. Доски, что он нес, сложены у его ног. При моем приближении он начал торопливо вытирать платком глаза. Подхожу и вижу, — он плачет. «Что с Вами, преосвященнейший Владыко?» спрашиваю его. «Так, ничего, устал немного... да вот ноги болят (он сильно хромал вследствие ревматизма). Они не верят, говорят, что я симулирую и ругают скверными словами... А я на самом деле болен... Я не уклоняюсь от работы... Буду работать терпеливо... Терпеть заповедал нам Иисус Христос... Сам показал нам пример терпения... Ведь, и в страданиях есть свая прелесть... в чем убеждают нас подвиги первых христиан-мучеников, которые шли радостно на крестные страдания с пением хвалебных божественных песнопений...»
В то время я вполне разделял мнение Владыки Ювеналия, что «и в страданиях есть своя прелесть»... особенно в страданиях за идею...
* * *
В 7 часов вечера конца второго дня нашего прибытия на Соловки мы закончили третью подряд работу. Итак, мы были на работе 36 часов, лишь с тремя перерывами по два часа каждый, абсолютно без сна и совершенно голодные.
Это на чекистском языке выражается «взять в оборот». Такой эксперимент, как «взять в оборот», применяется ко всем вновь прибывающим партиям; даже некоторые жаловались, что гоняли с короткими перерывами с одной работы на другую до той поры, когда люди измученные до полного изнеможения, падали на месте работ; бывали случаи разрыва сердца. После поверки было объявлено, что для нас ночных работ не будет.
Мы предвкушали, что наконец-то отдохнем, о пище пока не думали, хотя все чрезмерно изголодались. Сон победил голод, — сейчас же после поверки многие уснули без питья и еды.
* * *
Вдруг наши расчеты на отдых неожиданно разрушились.
Придя после поверки на свои места на нарах, многие обнаружили пропажу вещей. Раньше было сказано, что нас разместили в перемежку с уголовниками, в большинстве которых «шпана», мелкие воришки.
Так вот они и обчистили своих соседей по нарам. Обворовали почти все духовенство. У меня также распороли чемодан и вытащили кое-какие вещи. Ротная администрация подняла тревогу. Всех нас выгнали из помещения на площадку. Был произведен поголовный обыск. Конечно, как и всегда впоследствии, ничего не было найдено. Шпана имеет своих людей в других ротах; само собой, и препроводили туда, а те в свою очередь за Кремль для сбыта.
* * *
После обыска ротное начальство сделало перемещение: всех уголовников положили на одной стороне; других распределили по количеству имеющегося у них багажа.
Особое снисхождение было оказано духовенству, как наиболее пострадавшему при хищении, и вместе с ними попал я, так как мы были неразлучная компания.
Нас поместили в восточном выступе собора, там, где раньше был Св. алтарь. Непреминули, конечно, поместить вместе с нами видных чекистов и зорких сексотов. Само собой, с определенной целью.
Обыск и перемещение заняли пять часов времени. Мы могли улечься на свои места лишь в 3 часа ночи и мгновенно уснули мертвецким сном.
* * *
Утром обнаружили в нашем размещении на нарах следующее, грустное для верующих, явление. Оказалось, что наши архипастыри, Архиепископ Ювеналий, Епископ Глеб и Епископ Мануил, были помещены на том месте нар, где доски положены на неподвижный кирпичной кладки жертвенник, — таким образом; они спали на жертвеннике. Наше общее заключение было, что это сделано умышленно с целью кощунственного надругательства. По этому поводу Архимандрит Серафим изрек следующее: «Во истину выполняется в самой жизни наш богослужебный возглас, произносимый нами, когда мы вырезаем на жертвеннике Св. Агнец: «Яко овча на заклание ведеся, яко Агнец непорочен прямо стрегущаго его безгласен...»