Андрейка жил с отцом и матерью на берегу Ладожского озера. Он был большим любителем птиц. В канун весны уж обязательно сделает несколько скворечников и прикрепит их не у дома, а где-нибудь на дереве в лесу; при нём никто из ребят не смел разорять птичьи гнёзда, и как только наступала стужа, у него обязательно зимовала какая-нибудь пичуга, не успевшая улететь во-время в тёплые края. Никто из колхозных ребят не умел так хорошо узнавать птиц по пению, как Андрейка; он хорошо знал их повадки и мог рассказывать о них хоть целый вечер: как грач сдружился с воронами, как щегол подпевал соловью и как однажды воробьи спасли тонущего воробушка. Может быть, некоторые истории Андрейка сам выдумал, но он так любил птиц, что, имея западок, никогда не ловил их и даже был уверен, что они не боятся его.
У Андрейки был старший брат Юрий. Он жил далеко от Ладожского озера, в южной степи, и работал там механиком на посадке лесных полос.
Однажды в конце лета Юрий приехал погостить в свою родную деревню. Это произошло поздно вечером, когда Андрейка уже собирался ложиться спать. Но он так обрадовался приезду брата, что даже забыл о сне. Ещё бы, ведь они старые друзья и еще недавно, когда Юрий работал в колхозе трактористом, он брал его в кабину гусеничного трактора и они ехали в поле. Правда, там, в поле, во время пахоты Андрейка больше посиживал у обочины дороги или собирал ягоды в ближнем лесу, но ему не возбранялось командовать всеми лейками и вёдрами для заправки трактора водой и горючим. Юрий называл его не иначе, как директором заправочной базы.
Да, они были настоящими друзьями! Часто вся деревня видела: идут рядом два брата — один из них большой, широкоплечий, в комбинезоне и в высоких сапогах, а другой по пояс ему, босиком, в одних трусиках. Андрейка был уверен, что все считают их товарищами!
Но если раньше Андрейка больше всего расспрашивал Юрия о том, какой трактор сильнее: гусеничный или колёсный или задавал всякие вопросы насчёт руля и заводки машины, то теперь старшему брату пришлось рассказывать уже о других вещах: как в степи люди живут, да как идёт посадка лесов и верно ли, что бывают там песчаные бури? А за первыми вопросами последовали новые, за ними ещё дополнительные. Андрейке всё хотелось знать, — есть ли в степи такое озеро, как Ладожское, почему там раньше лес не сажали и откуда вообще там вода? В конце концов механик, смеясь, сказал своему маленькому брату:
— Знаешь что, ложись-ка спать, а завтра утром мы с тобой сходим на рыбалку — там и поговорим.
На следующий день чуть свет братья отправились на озеро к устью небольшой речки удить рыбу. Еще только розовело на востоке и в сумеречной тишине дремал непроснувшийся прибрежный лес. И вдруг вместе с первыми лучами утреннего солнца всё ожило вокруг: подул лёгкий ветерок, зашевелились листья деревьев, пробежала рябь по воде. И словно радуясь пробуждению природы, словно приветствуя первые тёплые лучи солнца, запели птицы. Их песнь доносилась из кустов и с высоких сосен, и казалось, что это поёт сама земля вместе с небом и что в лесу стало светлее не от солнца, а от птичьих голосов.
Недалеко от берега на тоненькой иве сидел щегол и, покачиваясь, пел свою утреннюю песню. Андрейка сразу заметил щегла и тихо сказал Юрию:
— Ты послушай, что щегол поёт!
— Слышу поёт, а вот что — не разобрать, — ответил старший брат. — Обыкновенно по-птичьи!
— Да нет, очень даже понятно. Ты лучше послушай. «Вот и я прилетел, вот и я прилетел». Похоже?
— Вроде того… — улыбнулся Юрий. — Ишь ты какой птичий знаток! Даже по-щеглиному понимаешь.
— А у вас, где ты лес сажаешь, какие птицы водятся? — спросил Андрейка.
— Насчёт птицы у нас плохо, — ответил старший. — Ни щеглов, ни пеночек; чижей и то нет. Птицы еще не пригнездились в наших лесах. Наверное, не знают, что есть такие леса…
— Скучно, значит, у вас. Никто не поёт.
— А ты вот поймай пяток-другой щеглов да подари мне! Я привезу к себе, пусть живут!
На это Андрейка ничего не ответил и, выбрав удобное место, закинул в воду удочку. И хоть он поймал немало рыбы в это утро, думал он не о ней, а о птицах. Как быть теперь ему? Вот Юрий попросил поймать и подарить ему щеглов. Поймать не трудно, но ведь он против того, чтобы птицы жили в клетках. Никакой пользы нет тогда от них. А в лесу они и поют лучше и лес от всяких червей-вредителей оберегают. Андрейке не хотелось сажать щеглов в клетку, но и отказать брату он тоже не мог. Ведь там, в молодых степных лесах не услышать ни соловья, ни щегла, ни пеночки…
В тот день, когда Юрий собрался в обратный путь, Андрейка принёс ему клетку со щеглами. Он протянул свой подарок брату и сказал:
— Вот возьми. Птицы весёлые. Они и в клетках хорошо поют… Только ты береги их…
— Будь спокоен, сберегу, — сказал Андрейке брат. — И даже, может быть, им будет у нас ещё лучше…
Андрейкин брат уехал, а вскоре от него пришло письмо. Он сообщил, что щеглы благополучно проехали больше тысячи километров и что они в дороге распевали свои песни на весь вагон.
А после первого письма пришло и второе. Юрий писал, что щеглы совсем освоились на новом месте и поют ничуть не хуже, чем на берегу Ладоги. А в конце письма он приглашал Андрейку в гости: «Увидишь наши степи, — писал старший брат, — наши молодые леса, увидишь и своих весёлых птиц щеглов…»
Но поехать в гости к брату в тот год Андрейке не удалось. Неожиданно заболела мать, а отпустить Андрейку одного в дальний путь она побоялась. Пришлось отложить поездку до следующего года.
Долго тянулась та зима, ох, как долго! Но даже самая долгая зима кончается. Андрейка перешёл в четвёртый класс и поехал с матерью на летние каникулы в степь.
Поезд тронулся со станции рано утром, и Андрейка чуть ли не весь день простоял у окна. Он смотрел на пробегающие мимо леса, поля, деревни и часто говорил матери:
— Смотри, мама, здесь так же, как у нас на Ладоге. И сосны такие же большие, и камни на полях, а вон деревня и, видишь, с краю дом совсем, как наш. Однако когда, проснувшись на следующий день, он снова взглянул в окно, то невольно воскликнул:
— Мама, а куда же всё девалось? Смотри, поля, поля, конца-краю нет… И лес, смотри, какой — ни ёлок, ни сосенок… Одни берёзки и дубы… Наверное, скоро степь будет…
Но степь началась только на третий день. Андрейка узнал её по выжженной траве, по горячей пыли, что пробивалась сквозь закрытые окна вагона, по тому, что теперь перед глазами вместо лесов изредка проплывали небольшие рощи… Как всё это было не похоже на Ладогу, где много воды, кругом зелено и нет этого горячего песку, который забивает нос, хрустит на зубах и саднит глаза!
Ещё некоторое время день был как день, солнечный, светлый. Но вот он как будто посерел, потом словно наполнился мглой, и солнце поблёскивало сквозь мглу большим медным тазом. Неожиданно где-то в хвосте поезда закрутился чёрный вихрь, стало сумеречно, и поднялась вьюга. Но не снежная, а вьюга пыли и песка, и знойный буран обрушился на поезд и, обгоняя его, понёсся дальше в чёрную степь.
А впереди Андрейку ждали новые, неожиданные картины. После того, как давным-давно прошла песчаная вьюга, уже под вечер он увидел в окне огромное снежное озеро. Казалось, совсем близко от поезда лежит замерзшая, скованная льдом маленькая Ладога. Это было степное солёное озеро, — так объяснил Андрейке проводник вагона.
Андрейка долго не мог заснуть в ту ночь. Он смотрел в тёмное окно, прислушивался к стуку колёс и всё думал: так вот она какая степь. То знойная, пыльная, с выжженной травой, то белая от соли, где ничего не растёт, как на льду зимою… Так как же могли в такой степи выжить его щеглы? Они ведь привыкли к лесам, к прохладе, к чистому ладожскому воздуху.
Он проснулся от того, что его разбудила мать. Было совсем светло, мимо серого от пыли окна проплывали станционные постройки.
— Приехали, Андрюшенька, вставай!
Они вышли из вагона, и Андрейка сразу увидел спешившего к ним навстречу старшего брата. Юрий приехал на машине, и вскоре втроём они уже ехали со станции по какой-то широкой, обсаженной молодыми деревьями, дороге. Андрейка сидел рядом с братом, смотрел прямо в ветровое стекло и ничего не мог понять. Ему говорили, что он едет в степь, и он её видел накануне, эту степь, покрытую выжженной травой, в тучах песчаной метели, а здесь вокруг всё зеленело: луга, огороды, сады… Вдоль дороги тянулись широкие лесные полосы, и то там, то здесь сверкали на солнце ленты воды… И Андрейка, не выдержав, спросил:
— А где же степь?
— Это и есть степь, — ответил брат.
— Какая же это степь? — недоверчиво огляделся Андрейка. — Непохожая она какая-то…
— Преображённая, потому и непохожая.
И преображённая степь продолжала развёртываться перед глазами Андрейки. Ему казалось, что он приехал в большой и очень молодой сад, но сад привольный, солнечный и радостный. И он думал о том, как интересно тут жить и видеть, как всё разрастается.
— Ну как, Андрейка, нравится тебе у нас? — спросил Юрий.
— Очень, — ответил Андрейка.
— Вот и щеглам тоже понравилось.
Посёлок, где жил Юрий, был окружён молодым лесом, и лес подходил прямо к домам. Андрейка выпрыгнул из машины и побежал к дому. Ему хотелось поскорее увидеть своих щеглов.
Он вошёл в дом и прислушался. Было тихо в кухне и в двух комнатах, выходящих в небольшой коридор. Слышно было, как жужжала и билась о стекло муха. Но всё же Андрейка заглянул сначала в одну комнату, потом в другую. Нигде не было ни клетки, ни щеглов. А может быть, они под крышей, в холодке?
Андрейка повернул обратно, чтобы выйти из дому, но, перешагнув порог кухни, остановился. В сенях, в тёмном углу, он увидел клетку, ту самую клетку, которую он подарил брату. Она висела пустая и, судя по тому, что там не было ни воды, ни семян, нетрудно было догадаться, что в ней никто не живёт.
Неужели Юрий обманул его, и щеглов уже давно нет?
В это время мальчик почувствовал, как кто-то обнял его за плечи. Оглянувшись, он увидел брата.
— Твоим щеглам клетка тесна стала. Пойдём, увидишь, где они живут.
Они вышли во двор и направились в лес. Просека между рядами молодых дубков походила на аллею, а сами деревца были чуть выше Андрейки. Мальчик шагал по молодому лесу, и было непривычно ему видеть дубы в палец толщиной, потому что он представлял себе дуб обязательно таким, каким его рисуют на картинках — огромным, кряжистым, обеими руками не обхватишь.
Вдруг Юрий остановил Андрейку и тихо проговорил:
— Тише, — видишь?
— Нет…
— Вон на том дереве…
— Дерево-то вижу, — проговорил Андрейка, — а птицы не разгляжу.
— А ты лучше смотри… Я про щегла говорю.
И тут Андрейка сначала услышал, а потом увидел щегла. Жёлто-бурый, с маленькой чёрно-красной головкой, он сидел на тоненькой ветке молоденького деревца и выводил свою незамысловатую песню. Боясь спугнуть птицу, Андрейка спросил шопотом:
— Это тот самый, ладожский?
— Если и не ладожский, то за ним следом прилетел, — ответил старший брат. — Вместе с твоими весёлыми птицами у нас на лесной полосе целая стая поселилась.
И верно, в следующую минуту Андрейка увидел добрый десяток щеглов. То там, то здесь они сидели на дубках и раскачивались на ветках, похожие на живые пестрые цветы. Андрейка смотрел не отрывая глаз, а Юрий стоял рядом и говорил ему:
— Сначала я твоих пичуг думал по клеткам рассадить. Но тут стали завозить в наш посёлок разных птиц. Оказывается, брат, могуч дуб, а без птичек-невеличек расти не может: всякие вредные гусеницы да червяки его поесть могут. Ну а раз стали привозить птиц, то и твоих щеглов решил я отдать на общую пользу.
— И на волю выпустил?
— Ну конечно! И представь себе, не улетели! Сами остались да и другим щеглам указали дорогу в наши края.
В это время снова запел щегол. Андрейка слушал его песню, как когда-то в ладожском лесу, на восходе солнца.
— Слышишь, о чём поёт щегол? — спросил Юрий.
— Слышу, как в Ладоге: «Вот и я прилетел, вот и я прилетел».
— Нет, не совсем так, — засмеялся старший брат. — «Вот куда я прилетел и других за собой привёл!» И помолчав, улыбаясь, спросил Андрейку:
— А не про нас ли с тобой поют весёлые птицы?
