Да, он туда прибежал и прибежал в самом недопустимом для жреца виде. Хламида его сзади была оборвана на самом неприличном месте. Лицо и руки были грязны от ныли и пота, а на ногах была только одна сандалия.
Окружившие его в первом дворе храма жрецы сначала ничего не могли понять из его несвязных слов и восклицаний и даже подумали, что он рехнулся, сошел с ума. но кто-то обратил внимание на странный предмет, который он судорожно прижимал к груди — эго была книжка, которую ему дал час тому назад дядя Масперо.
Взяли и удивились белым подшитым вместе листкам из неизвестного материала-это не был папирус, на котором обыкновенно писали в древнем Египте. и еще больше удивившись странным значкам, не похожим ни на египетские, ни на арамейские, ни на какие либо другие, известные им.
А жрец-беглец, которого звали Небсхед, все еще не отдышавшийся от быстрого бега, продолжал бессмысленно восклицать:
— Огонь…. огонь…. мертвый огонь…. колдун…. собака… Потом он сел в изнеможении на каменный пол двора, а самый старший по чину жрец сказал:
— Надо сообщить обо всем верховному жрецу. И, взяв с собою странные письмена, он поспешил к Амени, верховному жрецу бога Амона, а жрецы снова обступили Небсхеда, стараясь добиться от него более определенных сведений.
Не прошло и десяти минут, как послышались тревожные удары гонга, зовущие жрецов на экстренное собрание в зал совета.
Храм бога Амона был грандиозным сооружением для того времени. Его огромные колонны, поддерживающие крышу, имели высоту 15 размеров человеческого роста. Эти колонны сохранились и до наших дней.
И вот в один из залов этого храма-в зал Совета спешили теперь в своих белых хитонах жрецы и рассаживались там полукругом на высокие седалища.
В центре этого полукруга было пока еще не занятое золотое кресло-трон верховного жреца.
В храме было прохладно, как это бывает всегда летом в каменных зданиях с толстыми стенами.
Молчание… Все ждут… Три медленных удара гонга, и из открывшейся небольшой двери появляется высокий старик в белой мантии, с наголо бритой головой и с золотым жезлом в руке.
Это верховный жрец Амени.
Жрецы, как по команде, встают, поднимают руки и отвешивают глубокий поклон.
Амени, заняв свое место, поднимает руку. Жрецы садятся. Заседание совета жрецов началось.
— Здесь ли брат Небсхед, доставивший нам необычайные сведения?
— Да, он здесь.
— Пусть говорит.
И вот па середину вышел наш знакомец Небсхед. Он уже пришел в себя и теперь перед лицом верховного жреца старался держать себя с достоинством.
— Говори, — повторил приказание верховный жрец.
— Да будет свидетелем слов моих Амон, великий владыка Фив. Сегодня в час, когда ладья бога Озириса была на самой вершине неба, я был позван к больному в хижину старого Пинема. Там я нашел старика и несколько мальчиков с белой кожей и странно одетых. Так не одевается никто в Египте. Я решил, что это пленные из Финикии или другой северной страны. Один из мальчиков был болен и лежал на циновке.
Я стал совершать заклинания, изгоняющие духов болезни. Потом я вселил их в глиняное изображение Анибуса, я сделал все, что полагается по обрядам нашей религии и протянул руку, чтобы получить плату. Как вдруг один из ребят разражается бранью по моему адресу, его поддерживает другой. Возмущенный, я выбегаю из хижины и требую у Пимена и собравшихся жителей деревни примерного наказания дерзких пришельцев. По выступает старик финикиянин с речью, в которой он называет наш способ лечения больных ничего нестоящим и в доказательство этого дает мне вот эти листки папируса, сшитые вместе. Речь его была для отвода глаз: в это время внутри хижины финикийские мальчишки, помощники финикийского жреца, совершали колдовские действия, так как вслед за этим в хижине сверкнул свет и в руке у одного из мальчишек зажегся огонь, не жгущий руки и не горящий пламенем.
Все в ужасе бросились бежать, и только одни я спокойно подошел к двери хижины и заглянул внутрь.
Мертвый огонь. по прежнему горел в руке одного из мальчиков.
Я решил немедленно войти и донести обо всем тебе, о великий служитель бога. Но лишь только я сделал несколько шагов, как из хижины с ревом выскочил какой-то страшный зверь, похожий на собаку и бросился за мной.
Я увидел, как из глаз его и из пасти сверкнуло пламя того же мертвого огня… Я бросился бежать, чтобы поскорее донести вам обо всем, но страшный зверь настиг меня и вырвал сзади клок из моего хитона. Вот смотрите…
— Братья мои, доказательства на лицо. — раздался глухой голос верховного жреца. Нам предстоит теперь обсудить, какими мерами надлежит бороться с вредною для египетского народа проповедью финикийского жреца.
— Кто имеет что предложить?
Встал самый толстый из жрецов и сказал:
— Благочестивое собрание. Двух ответов быть
Не может: чужеземцы, покушающиеся на веру в богов и оскорбляющие его жрецов — достойны смерти…
— Да… Да… Смерть им… — пронеслось по зале гулом многих голосов.
И чей-то резкий и визгливый голос прорезал этот гул:
— Крокодилам их. Священным крокодилам…
И вот снова раздался глухой голос верховного жреца.
— Итак смерть… Но кто из вас возьмет на себя добровольно обязанность пойти и привести сюда дерзких хулителей нашей веры?
— Небсхед… Небсхед… — раздалось несколько голосов. Небсхед, вспомнив собаку и мертвый огонь, снова задрожал, побледнел и заплетающимся языком ответил:
— Нет, только не я… я сделал свое дело, донес о преступниках… я бежал… я устал… Только не я, пусть другие…
— Нет… нет… пусть Небсхед, — закричало снова несколько жрецов. — Он знаком с ними, он их видел, он знает, где они. Он лучше сделает это, чем мы…
Шум голосов и выкрики: «Небсхед, Небсхед!» все усиливались. Видно было, что желающих взять на себя поручение арестовать иноземцев не находилось среди жрецов.
Тогда верховный жрец снова возвысил голос и все смолкло.
— Пусть сделает это начальник храмовой стражи.
Завтра утром перед ковчегом бога Амона я произнесу заклинание и сделаю безвредными для стражи мертвый огонь и все колдовские действия финикийских волшебников. То же я сделаю и для того из жрецов, который будет сопровождать начальника стражи. Не бойтесь. Бог Амон оградит вас от злых чар.
Еще раз спрашиваю, кто возьмет на себя руководство арестом иноземцев?
Воцарилось снова неловкое молчанье и двое из жрецов вполголоса сказали: «Небсхед… Небсхед».
Верховный жрец гневно стукнул своим жезлом и крикнул с раздраженьем.
— Если так. то тебя я назначаю, Арамис Бен-Аиат.
Тот, кого он назвал, побледнел, встал и, заикаясь, пролепетал:
— Я… Я… болен… бо… бо … болит живот…
— Молчать… Я сказал — исполнить! — снова гневно крикнул верховный жрец и свирепо стукнул жезлом.
— Завтра, к полудню. — приказал он, — иноземцы должны быть в храмовом подземелье. Вечером по закате солнца при пенни священных гимнов священные дети Лила приведут наш приговор в исполнение.
Верховный жрец встал. 73 жреца поднялись с своих мест, подняли руки и до пояса склонились перед уходящим в свои покои верховным служителем бога Амона.
Совет жрецов закончился, жрецы расходились, ведя оживленную беседу о том, что им пришлось только что увидеть и услышать.