Глава I
Щегловитый на допросе, который производил князь Троеруков, во всем повинился и указал на своих сообщников, в числе коих была и царевна София. Он был приговорен к смертной казни, а София отправлена в Новодевичий монастырь. Что же касается до монаха Ионы, то о нем Щегловитый сообщил, что он был вовсе не монах, а какой-то разбойник и вероятно из запорожцев; причем объявил, что изловить Иону вернее всегда можно на Литовской границе. куда он приказывал немедленно отправиться своему племяннику и обещал там с ним повидаться.
Когда Троеруков по повелению царя Петра отправился в село Воздвиженское, где была София, ожидавшая ответа от патриарха, посланного ею в Троицкую лавру искать примирения с братом Петром, для того, чтобы он собственноручно отправил царевну в монастырь, царь Петр вспомнил о Грише и приказал позвать его на допрос.
Гриша вошел в залу, мрачно но спокойно окинул он взором собрание, помолился на образа и поклонился на все стороны. С минуту смотрел на него царь Петр, как бы припоминая где он его видел. Наконец он вспомнил и сказал:
— Мы с тобою, приятель, старые знакомые. Узнаешь ли ты меня?
— Если царь мог узнать своего раба, то мог ли я не узнать милосердного моего государя? — отвечал Гриша, кланяясь в пояс.
— А куда я отправил тебя после последнего нашего свидания? — спросил царь.
— Мой полк пошел на Литовскую границу, где и теперь стоит.
— Как же ты смел бежать оттуда? Знаешь ли ты, что присуждают за это законы?
— Вероятно смерть; но мы явились сюда по письменному приказу нашего начальника боярина Щегловитого.
— Знали ль, вы зачем вас вели сюда?
— На защиту царевны правительницы, угнетенных товарищей и православной веры.
Гневно вспыхнуло лице царя Петра, он топнул ногою и начал быстро ходить по комнате. Этою минутою воспользовался князь Трубецкой, давно узнавший избавителя своей дочери, чтобы подойти к Грише.
Узнаешь ли ты меня, Григорий, спросил он тихо боясь прервать размышления царя Петра.
— Радостно прихлынула к лицу Гриши кровь при виде отца спасенной им, обожаемой Марии и он отвечал:
— Я бы должен был удивляться, что ты, князь, меня узнал.
Петр слышал этот короткий разговор и, с выражением некоторого удивления, смотрел на разговаривавших, потом, обратись к Трубецкому спросил:
— Таким образом ты, князь, знакомь с этим малым?
— Это тот самый юноша, который спас жену мою и дочь, когда на меня напали разбойники на большой дороге около Вязьмы. Я об этом докладывал тебе, государь, по возвращении своем в Москву.
— Какая же это была разбойничья шайка и как ты попал в нее, Григорий? — строго спросил государь.
— Это был наш отряд переодетых стрельцов, ехавших в Москву с полковником Соковниным и моим дядей.
— Куда же девался Соковнин?
— Чтобы спасти меня, князя и его семейство от неистовства Соковнина, дядя мой убил его:
— Истинные разбойники! Им ничего не значит убить своего товарища за малейшую безделицу, — сказал царь Петр, нахмурив брови.
— В этом случае, государь, я и сам поступил бы точно также. Без помощи этого юноши и монаха, мне не увидать бы больше твоих ясных царских очей, — сказал князь Трубецкой.
— В этом малом я еще предполагаю искру добра, но в его дяде ни на копейку. Где он теперь, Григорий? — спросил Петр.
— Верно так далеко, сколько в двое суток может уехать человек, убегающий от смерти. Могу ли я сказать где именно, если он каждую минуту удаляется от Москвы?
— Но ведь он тебе велел… — тут царь вспомнил совет Троерукова скрывать от Григория слова Щегловитого, в, замявшись в речи, продолжал… — всем оставаться в Москве.
— Нет, государь, велел немедленно бежать к своему полку, где надеялся увидеться со мною.
Внимательно посмотрел Петр на спокойное лицо Гриши и, покачал головою сказал:
— Довольно откровенно! Почему же ты остался в Москве?
— Царевна дала мне поручение к его величеству твоему брату. Когда же я вернулся в покои царевны, то князь Троеруков был уже там и я не смел уйти.
— За что тебя царевна и Щегловитый наградили повышением в пятисотенные в ту самую ночь, когда Щегловитый с твоим дядей поехали в Преображенское?
— За заслуги дяди.
— Когда ты узнал об умысле Щегловитого и твоего дяди?
— Я бывал в собраниях у царевны.
— И полагал, что твои сотоварищи делают доброе дело? — гневно спросил Петр.
— Кто вздумал, тот за него и отвечал, не мое дело было рассуждать, кто прав, кто виновата между братом и сестрою. В душе же своей я далеко не сочувствовал злодейскому умыслу
— Почему же ты, как верноподданный и христианин не открыл этого умысла?
С изумлением смотрел Гриша на царя и помолчав немного сказал:
— Государь! Пусть Лефорта скажет тебе, от кого он узнал…
Царь Петр приказал позвать Лефорта и сказал ему улыбаясь:
— Вот этот малый хочет тебе, Лефорта, сделать допрос. Мы так занялись здесь делами, что я забыл спросить тебя, от кого ты узнал об умысле Щегловитого?
— От моего слуги Саши, которого ты, государь, видел. Он, сломя голову прискакал в Преображенское из Москвы, узнав все дело от одного стрельца, старинного своего друга, — отвечал Лефорта.
— А как зовут этого стрельца, — спросил государь.
— Не помню, государь, да и не до того мне было в те поры, чтобы расспрашивать. А вот как поедем в Москву, так я хорошенько расспрошу своего мальчугу, и тогда доложу тебе, государь, чтоб ты этого малого наградил чем-нибудь.
— Привести сюда слугу Лефорта! приказал государь.
— Да что у вас тут случилось, государь. Что это за молодец у вас под допросом? с любопытством спросил Лефорт.
— Сейчас узнаешь; жаль только, что ты раньше не рассказал мне подробно о доносе твоего слуги, — сказал государь.
В эту минуту вошел Саша, весело поклонился всем общим поклоном и, взглянув на Гришу, не мог удержаться от радостного восклицания.
— Ты его знаешь? — спросил государь у Саши.
— Как же, государь, мы вместе выросли в доме князя Хованского.
— Не родня ли вы?
— Не знаем как по крови, а по любви так братья, — смело ответил Саша.
— Разве вы не знаете своих отцов и родных?
— Нет, государь! Мы были подкидыши, — отвечал Саша.
— Так этот самый Гриша рассказал тебе о замыслах Щегловитого и стрельцов?
— Так точно, государь.
— С ведома ли Гриши, или по собственному усердию, рассказал ты своему барину?
— Да, с ведома Гриши.
— Хорошо, ступай теперь на свое место. Саша вышел, не утерпев сказать:
— Прощай, Гриша!
По выходе Саши государь некоторое время задумчиво ходил по комнате размышляя, как ему поступить с Гришей. Двукратная услуга последнего и его чистосердечный признании обязывали оставить юношу при себе и щедро наградить его, но совет Троекурова и желание иметь в своих руках монаха побудили Петра снова послать Гришу в его полк на Литовскую границу.
— Послушай, Григорий! — сказал Петр, ласково потрепав Гришу по плечу. — Ты малый добрый и я тебе благодарен за твои услуги. Не знаю право чем наградить тебя. В твои лета ты слишком уже получил большой чин, который я тебе оставляю. Мог бы я оставить тебя при себе но… не хочу ссорить тебя с твоим дядей. А потому поезжай с Богом к твоему полку и, если тебе встретится в чем-нибудь надобность пиши прямо ко мне, памятуя, что я твой должник. Служи мне верно и усердно и мы с тобою когда-нибудь сочтемся. А как ты подкидыш и не имеешь имени, то я прикажу записать тебя в боярские дети и отныне ты будешь называться Григорием Усердовым. Доволен ли ты?
Гриша удал в ноги государю и, со слезами на глазах, проговорил, дрожащим от волнения голосом:
— Буди во всем твоя царская воля. Я рад служить тебе верою и правдою.
— Ступай же и готовься к отъезду. Деньги на дорогу я прикажу выдать тебе от казны. Если, паче чаянья, увидишься со своим дядей, то напомнишь ему, чтобы он не попадался мне. Как за добро, так и за зло я верный плательщик, — закончил Петр.
Гриша вышел и встречен был Сашей который заключил его в свои объятия. Саша был в восторге, услыхал о милостях царя к его неизменному другу. Они ходили по монастырскому двору разговаривая дружески, как к ним подошел князь Трубецкой, и дружески благодарил Гришу за оказанную его семейству услугу и предложил ему кошель с золотом. Но Гриша, отказавшись от денег, просил у князя милости, чтобы ему дозволено было пред отъездом зайти в дом князя и поклониться его супруге княгине и княжне Марш. Трубецкой обещал испросить у государя дозволения и расстался с ним, прошло не более десяти минуть, как Трубецкой вышел снова и объявил Грише, что государь, соглашаясь на его просьбу тем не менее приказывает ему сейчас ехать в Москву и завтра отправиться куда следует. При этом он прибавил:
— Так как я не могу оставить особу государя, то поезжай в Москву один. А вот тебе и записка к моей жене, по которой тебя примут от чистого сердца. Ступай с Богом и помни, что у тебя есть тут искренний друг.
Тут Трубецкой обнял Гришу и поцеловал. Несмотря уже на позднее время, Гриша с восторгом отправился в Москву. Уже после полуночи Гриша приехал и остановился на постоялом дворе, а рано утром, с замирающим дыханием, от восторга, что он увидит обожаемую Марию, пошел в дом Трубецкого. В этот день ожидали 4 торжественного въезда царя Петра в Москву а потому княгиня встала ранее обыкновенная, чтобы приготовиться к приезду своего супруга. Радушно приняла она Гришу и тотчас послала за дочерью, чтобы прочесть записку князя. Мария тотчас вошла и, увидав Гришу, вспыхнула и остановилась у дверей, невольно ахнувши.
— Не бойся! — сказала княгиня. — Это не чужой. Ты наверное узнала его.
— Как не узнать, матушка! — прошептала Мария, грудь которой высоко вздымалась.
— Ну, так поклонись ему и поблагодари за твое спасение от рук убийц и нечестивцев, милая Маша.
— Ах, княгиня! Я должен благодарить Бога, что Он дал мне возможность помочь вам — прервал ее Гриша. — Не погневайтесь на мою простоту, но я жалел, что не положил свою голову за такого ангела, как ваша дочь.
— Благодарствуем, благодарствуем добрый человек! Ну-ка, Маша, прочитай грамотку от отца твоего, — сказала княгиня.
Княжна стала читать вслух письмо, а Гриша тем временем с восторгом созерцал красоту Марии. Она кончила читать и подала письмо матери, а Гриша в каком-то непонятном для него оцепенении стоял, не спуская своих глаз с Марии, которой стадо неловко от этого взгляда и она пуще прежнего закраснелась.
— Ну, слава Богу, что тебя, мой голубчик, сам царь взыскал своею милостью. Куда же ты теперь едешь? — спроси-ка княгиня
— К своему полку на Литовскую границу, — со вздохом отвечал Гриша.
— Далеко, батюшка, далеко! Ну, да служба дело невольное, авось стерпится и слюбится. Не забывай и нас, мой родной, присылай о себе весточки. Мы твоего добра не забудем.
— В этом будет все мое счастье и утешение. Простите, милостивая княгиня… Благодарю вас, что обласкали сироту… Прости и ты, княжна, — проговорил Гриша со слезами на глазах и вышел.
В этот же день торжественно въехал царь Петр в Москву, при восторженных криках народа. Царь Иоанн добровольно уступил ему единодержавную власть и с этих пор началось возрождение России в руках могучего гения юного царя Петра. История его славного царствования достаточно уже сказана и прибавить к ней что либо было бы с нашей стороны нелишне.
Наконец и самый размер настоящего повествования не дозволяет этого.
Чтобы положить конец вольнице и постоянным возмущением стрельцов, они по повелению царя Петра Алексеевича были разбросаны по далеким окраинам России и между прочим большая часть их сослана на Литовскую границу, где их с прежде ссыльными набралось около десяти тысяч.
Монах Иона, дядя Гриши, бежавший на Литовскую границу, мало-помалу вкрался в доверенность стрельцов и не оставлял своих подстрекательств, но все это делал он с необычайною осторожности.
Царевна София, хотя и пострижена была в монахини, но все еще не оставляла своих помыслов возвратить власть в свои руки, тайно сносясь при помощи немногих своих приверженцев с опальными стрельцами.