Спустя полгода после появления в доме Хованского Гриши, был подкинуть второй ребенок по имени Саша и также при записке преосвященного Досифея. Хотя в те времена подобные подкидыши считались благословением Божьим, но на этот раз князь Хованский вознегодовал, сделал строгие розыски и потребовал от преосвященного Досифея объяснений. Но преосвященный объявил, что оба мальчика поручены ему родителями бедными и честными, а как в монастыре воспитывать их он не имеет права, то для призрения сирот и избрал дом Хованского, как известный ему по сердоболию и милосердию своему. Такие доводы и преосвященного Досифея заставили князя и княгиню примириться с подкидышами и воспитывать их наравне со своим сыном.
В Характерах Гриши и Саши вскоре обнаружились совершенно противоположный наклонности: Гриша был мальчик бойкий, веселый, не терпящий никакого принуждения и не переносивший малейших обид со стороны окружающих его, тогда как Саша был скромен, тех, охотно принимавший на себя вину Гриши и молодого князька. Гриша был любимцем князя, а Саша — княгини. Между собою оба приемыша были очень дружны, но князька они недолюбливали. Слепая покорность последнему всех его окружающих были предметом зависти приемышей.
Грише минуло девять лет, а Саша был годом моложе его, в то время, когда скончался Царь Феодор Алексеевич. Хованский пожелал обучать грамоте всех трех мальчиков и дело это поручил священнику своей домашней церкви. Более других успехи в науках оказывал Саша и менее всех Гриша. Вообще успехи всех детей были не блистательны, а потому Хованский нанял для них учителя немца, славившегося тогда в Москве своею ученостью Появление его в доме Хованского произвело большой переполох между всею дворнею Хаванского. Из-за угла смотрели они на. немца и дивились, что еретик похож на человека и по-русски умеем баить.
С первого же урока данного детям немцем все они, особенно ленивец Гриша, получили большую охоту к ученью и обучение пошло быстрыми шагами.
Хованский по-прежнему окружал свою супругу нежною заботливости, а княгиня по-прежнему была покорна и молчалива. Тишина обыденной жизни в доме Хованского нарушалась подчас бойким Гришей. Князь мало бывал дома, но непрестанно всем интересовался.
Так шло дело до времени возвышения Хованского, когда он сделался начальником всех стрельцов. Стремление его к единовластию и первенствующей роли в делах управления русским государством породили в нем зависть к Милославскому и Голицыну. Он был мрачен и задумчив, домашние дела совершенно не интересовали его. Даже любимец его Гриша не всегда развлекал его, а подчас даже раздражал его.
Однажды он вошел в покои своей супруги и, сев около окна задумчиво смотрел на площадь.
— Что с тобою, друг мой, сталося? — робко и с нежною заботливостью спросила княгиня. — Я никогда не видала тебя столь расстроенным. Нет ли тебе беды какой от царского двора?
При этих словах княгини лицо Хованского вспыхнуло и он с видом надменности, погладив свои усы и бороду, сказал:
— Это мы еще увидим, кто кому может приготовить беды…
— Боже мой! Уже не стрельцы ли опять?..
— Нет… Но дело в том, княгиня, — возразил Хованский, понизив голос и опустив глаза, как бы не решаясь произнести роковое слово, для чего он и пришел.
Но употребив над собою насилие, он успел подавить в себе чувство нерешительности и сказал:
— Вот о чем я хотел поговорить с тобою, княгиня: мы живем в такие времена, когда всякий умный человек должен позаботиться, как о пользе своей собственной, так и о пользе своих сограждан. Забыв все прошлое, которое против нашей воли соединило судьбу нашу столь тесно, я уверен, что ты не откажешься принести ради меня некоторую жертву, какую потребу ют обстоятельства…
Сказавши эти слова, которые ему столь трудно было произнести, князь ласково взглянул на свою супругу и замолчал в ожидании ответа. Княгиня смутилась от этой фразы, застигшей ее врасплох. Она некоторое время молчала, придумывая ответ и устремив испытующий взор на своего супруга. Наконец, горестно покачав головою она кротко произнесла.
— Буди во всем воля Божья и твоя, князь. Вера учит нас терпеть, закон, — повиноваться. Без ропота я покорюсь судьбе моей. Говори, князь, решительно и откровенно, чего ты от меня желаешь потребовать? Что ты со мною намерен делать?
— Это все мечты, предположения которые быть может и не сбудутся, но я, любя тебя искренно, хотел приготовить тебя, чтобы внезапная перемена не повредила твоему здоровью. Но божусь тебе, что нет еще ничего решительного. Теперь только я отправлюсь куда надобно, чтобы это кончить. Мне надобно видеть, до чего простирается наглость Милославского и умничанье Голицына. Пора принять меры решительные. Каждодневный отсрочки только увеличивают их дерзость. Что бы ни случилось обещай мне, княгиня, исполнить мою волю, которая состоять в следующем: отправляясь по серьезному делу, если бы я не вернулся ни сегодня, ни несколько дней домой и ты услышишь обо мне дурные вести, то в ту минуту брось весь дом и поезжай с детьми в Воскресенский монастырь, тот самый, что в сорока верстах от Москвы. Под божницею, у меня в комнате, найдешь ты грамоту к преосвященному Досифею и с нею ты будешь у него безопасна. Не забудь взять с собою приемыша нашего Александра, которого Досифей сумеет скрыть. А если бы тебя стали допрашивать где он, то отвечай, что он пропал без вести во время твоего бегства.
Все это я говорю тебе, княгиня, на случай какого либо несчастия со мною. Прощай, княгиня! Будем надеяться. что Бог избавить нас от всяких бед.
Сказав эти слова, князь поспешно вышел из комнаты. Лице его было бледно и он казался сильно взволнованными Долго смотрела безмолвно княгиня на дверь, за которою исчез её супруг я слезы ручьями текли по её щекам. Ею овладело состояние, похожее на тяжелый сон, от которого спящий хочет проснуться и не может. Удар колокола к поздней обедни пробудил княгиню и она шатаясь подошла к киоту и, став на колени, начала горячо молиться.