КОМАНДЫ КОРАБЛЕЙ
Затем, что чада Марса и Нептуна [219]За мною всюду следовать готовы. Камоэнс, «Лузиады», IV, 84
Гама избрал флагманским кораблем «Сан-Габриэл» и капитаном его назначил Гонсалу Алвариша, моряка, великолепно знавшего свое дело, — впоследствии он занимал пост главного кормчего в Индии.
Перу д'Аленкер, сопровождавший Бартоломеу Диаша в плавании к мысу Доброй Надежды, был избран в качестве кормчего «Сан-Габриэла». Кормчий в те времена был фактически самым важным лицом среди команды корабля. Поскольку капитаны кораблей нередко получали назначение в силу семейных связей, видного положения или в награду за какие-нибудь услуги, а не за опытность в морском деле, кормчий нес обычна большую ответственность за успешное плавание: в данном же случае Аленкер нес ответственность за плавание всей флотилии. Гама мудро поступил, выбрав его в качестве кормчего: Аленкер еще в 1490 году плавал к реке Конго вместе с Гонсалу да Соузой, когда тот был направлен в качестве посла к королю Маниконго[220].
Португальская карта мира, 1490 год
«Сан-Рафаэлом» командовал Паулу да Гама. Кормчим у него был Жуан ди Коимбра, взявший к себе на борт негра-невольника. Николау Коэлью был назначен командиром «Берриу». Очевидно, это был очень хороший офицер — позднее, в 1500 году, его послали в Индию с Кабралом, а в 1503 году он снова плавал туда в флотилии Аффонсу д'Албукерки. В 1500 году дон Мануэл назначил ему за оказанные услуги приличную пенсию и дал право на герб. Кормчим на «Берриу» был Перу Ишколар. Он тоже удостоился пенсии от короля, назначенной ему 18 февраля 1500 года «за услуги, которые Перу Ишколар, наш кормчий, оказал нам как в Гвинее, так и при открытии Индии, куда мы его посылали». В 1500 году он снова отправился в Индию в качестве кормчего во флотилии Кабрала Гама назначил Гонсалу Нуниша, одного из своих приближенных, капитаном грузового корабля Других офицеров на этом корабле не указано. Кроме мореходов в списке личного состава числились офицеры по административной части — все они пережили интересные приключения. Писцом (escrivdo[221] ) на «Сан-Габриэле» был Диогу Диаш, брат Бартоломеу Диаша Ту же должность на «Сан-Рафаэле» занимал Жуан да Са. Он быстро поднялся по государственной лестнице, вновь был направлен в Индию с Кабралом и впоследствии был там государственным казначеем. Писцом на «Берриу» был некий Алвару ди Брага Гама назначил его позднее португальским агентом в Каликуте. В указе от 1 февраля 1501 года дон Мануэл называл его «Алвару ди Брага, оруженосец нашего двора».
Плавание предполагало заход во многие незнакомые порты, где, как считали (вполне обоснованно), не говорили по-португальски и не понимали этого языка. Поэтому были взяты три переводчика. Один из них — Мартин Аффонсу, проживший значительное время в области Конго и знавший несколько диалектов племен банту. Второй — Фернан Мартинш, ценный тем, что он умел говорить по-арабски, чему он выучился во время длительного плена у мавров. Он оказался очень полезным для Гамы и не раз упоминается в рассказах об этом путешествии. Третьим переводчиком являлся Жуан Нуниш, говоривший на арабском и немного на еврейском языках. Корреа пишет, что «это был человек острого ума, понимавший язык мавров [жителей Каликута], хотя и не умевший говорить на нем».
В списке личного состава флотилии числилась также странная группа людей, осужденных за серьезные преступления и приговоренных к изгнанию или смерти. Их предполагалось высаживать на берег в разных местах — особенно там, где угрожала опасность или подозревалась возможность предательства — для сбора сведений, поисков пищи или воды, туземных селений, для службы на посылках и т. д. Гоиш, хронист царствования дона Мануэле, говорит, что «он [Гама] взял с собой десять или двенадцать человек, которые были в тюрьме за заслуживающие смерти преступления и чьи прегрешения король простил, с тем чтобы они могли служить во время этого плавания; он оказал им милость и простил их, дав им возможность продлить жизнь, как бы их ни использовали». Другие авторы, писавшие в ту эпоху, говорят об этом обычае точно так же беззаботно. Корреа пишет, что Гама попросил некоторое количество преступников, «чтобы рискнуть ими и оставить их в пустынных странах, где они, если выживут, могут оказаться ему полезными, когда он возвратится туда и вновь найдет их. Королю это показалось разумным, и он направил Гаме десять человек, приговоренных к смертной казни, и он [Гама] распоряжался ими так, как если бы они были приговорены к ссылке в необитаемые страны». В своем поэтическом повествовании о путешествии Гамы поэт Камоэнс говорит о преступниках как о «людях, приговоренных к наказанию за преступления и постыдные деяния, людях, которыми можно было рискнуть в сомнительных обстоятельствах». Имена некоторых из этих преступников известны. Один из них, Жуан Машаду, немного говорил по-арабски и поэтому был весьма полезен. Предполагают, что Гама оставил его в Мозамбике, но Машаду все же добрался позднее до Индии. Здесь его преступления, очевидно, не ставились ему в упрек, ибо он занимал многие ответственные государственные посты и в конце концов Аффонсу д'Албукерки назначил его на должность старшего алкайди Гоа. Он был убит в сражении с индийцами у Понды в 1517 году. Историю второго преступника рассказывает нам Корреа, узнавший ее, несомненно, позднее — в Индии. Преступника звали Дамиан Родригиш, он был другом Жуана Машаду. Оба они вместе убили человека в Лиссабоне на площади Росиу, их судили и должны были повесить. Когда Гама обратился с просьбой дать ему преступников, эти два приятеля находились в тюрьме Лимуэйру в Лиссабоне, и их передали в его распоряжение Родригиш был записан матросом на «Сан-Габриэл». Когда Машаду высадили на берег в Мозамбике, Родригиш ночью спрыгнул с корабля и уплыл к берегу, чтобы присоединиться к своему другу. Как только флотилия через короткое время отошла, покинув их, они предстали перед местным шейхом, который доброжелательно принял их и взял к себе на службу. Здесь-то и пригодилось Машаду его знание арабского языка, и он еще больше усовершенствовался в нем. Вскоре Родригиш заболел и умер Машаду похоронил своего друга за городом и на могиле поставил крест и плигу с надписью: «В этой могиле покоится Дамиан Ридригиш, которого оставил в здешней стране Васко да Гама. Приехавший вместе с ним как изгнанник и моряк «Сан-Габриэла»[222]. После этого Машаду бродил по побережью, разнося вести о могуществе дона Мануэла и таким образом склоняя местных вождей мирно договориться с португальцами. Эта его деятельность да его усовершенствовавшееся знание арабского языка, возможно, и сыграли свою роль в том, что его потом простили и выдвинули по службе в Индии. Жуан Нуниш, числившийся переводчиком, был тоже осужденным к изгнанию преступником. Имена и судьба остальных преступников или не выяснены, или совершенно неизвестны.
Команду кораблей подбирали тщательно. Так как плавания в Африку совершались часто, мореходов было очень много и выбор был большой. Гама, как только представлялась возможность, зачислял тех, кто вместе с Бартоломеу Диашем плавал к мысу Доброй Надежды, желая воспользоваться их знаниями и опытом[223]. В большинстве случаев его выбор оправдал себя — команда доказала это своим поведением и на суше и на море.
Авторы того времени расходятся по вопросу о том, сколько человек отплыло вместе с Гамой. Возможно, что эти расхождения проистекают от различной системы счета: одни принимают во внимание только команду, другие включают и чиновников, и слуг, и рабов, и добровольцев из дворян — если только такие были. Не будет, вероятно, неосторожностью, если число отплывших с Гамой определить где-то между 140 и 170. Кроме подготовленных штурманов и рядовых матросов, тут были солдаты, пушкари, трубачи, лекарь, канатчики и мастера по парусам, плотники, оружейники, повара и юнги. В различных источниках названы по именам из четырех команд лишь тридцать один человек (хотя тут могли быть различные варианты или повторения); мы не располагаем никакими данными, чтобы назвать поименно остальных[224].
До того как он мог доложить королю, что все готово, Васко да Гама, набрав людей, должен был выполнить еще одну важнейшую задачу — запастись самыми свежими данными и навигационными приборами, которые могли пригодиться в плавании. В Лиссабоне имелось огромное количество карт, рутейру и других материалов, накопленных благодаря плаваниям в страны Востока при предшественниках Мануэла. По сообщению хрониста Барруша, имелась, в частности, информация, доставленная в Лиссабон одним абиссинским священником, некиим Лукой Марком, в 1490 году. Вполне возможно, что в распоряжении Гамы находились и письма Ковильяна к королю Жуану, содержавшие массу неоценимых сведений об Индии, об Индийском океане и об африканском побережье.
Из навигационных приборов, доступных во времена Гамы, наиболее полезным был компас. Сэмюэл Перчас витиевато писал в своих «Pilgrimes» («Странниках»): «Магнитный Камень был Камнем-Указателем (the Land-stone was the Lead-stone), истинным Зерном и краеугольным Камнем Открытия, чей бы Радостный Мозг ни изобрел впервые эту Минерву». Компас впервые упоминается в Европе в начале XII века английским священником Александром Некамом; сама беглость его упоминания говорит о том, что читатели были хорошо знакомы с этим прибором, его свойствами и употреблением[225]. Большинство прежних авторов полагали, что компас был изобретен в Италии, и действительно автор «Рутейру» — первого описания путешествия Гамы — называет компас agulha genoisca (генуэзская игла). После того как компас проник в Европу, он был сильно усовершенствован. Еще в 1380 году да Бути, комментатор Данте, говорил о моряках, пользующихся компасом с иглой, укрепленной на вращающейся картушке, где были помечены компасные направления. Картушки у компаса не размечались, как в наши дни, буквами и цифрами. Это принесло бы мало пользы ввиду неграмотности большинства моряков, и направления чертились или рисовались в виде расходящихся от центра фигур различной формы, длины и цвета[226]. Север, как и теперь, обозначался цветком лилии, остальные направления обозначались различными фигурами и цветами. Картушка, укрепленная на стержне, помещалась в круглую коробку, освещалась маленькой лампой, и все это ставилось на подставку в ящик, закрытый сверху, но так, чтобы было видно рулевому. Капитаны судов всегда возили с собой кусок «адаманта» или магнитного железняка[227], которым в случае нужды игла подмагничивалась. Имелись также запасные компасы и иглы.
Хотя портативные часы были изготовлены в Германии уже в конце XV века, весьма сомнительно, чтобы Гама располагал подобным прибором. Приборы эти были еще неуклюжи и неточны и совсем не годились на море; на кораблях время измеряли большими песочными часами (склянками), а для смены вахты использовались малые часы (в них песок вытекал за тридцать минут). Каждый раз, когда юнга переворачивал склянки, звонил колокол.
Когда колокол прозвонит восемь раз, что составляет четыре часа, — вахта кончалась. Нынешний порядок звонить в колокол каждые полчаса является пережитком того старого обычая. Лучшие песочные часы поставляла Венеция, и на каждом корабле они были в достаточном количестве, на случай поломки[228].
В царствование короля Жуана II были усовершенствованы мореходные приборы и составлены более точные астрономические и прочие таблицы. Перчас в своих «Pilgrimes» пишет об этом так:
Навигация обязана этому государю «е меньше, чем кому-либо другому; он использовал Родригу и Жозе [Визинью], своих еврейских врачей, хитроумных математиков того времени, а также Мартина Бохемуса [Мартина Бехайма] [229], ученика Джона Монтерегиуса [Региомонтан. — Ред.], для того чтобы они своими изобретениями помогли Морякам в их плаваниях по неведомым Морям, там, где ни Звезды (незнакомые), ни Земля (неизвестная) не могли помочь им ориентироваться. Они первые после долгих попыток применили в Морском деле Астролябию, прежде употреблявшуюся только Астрономами, и составили Таблицу Склонений для определения Широты Мест… вследствие чего Морское Искусство впервые стало освобождаться от грубости былых времен и… расчистили Путь к тому, чтобы наши Глаза открылись на эти страны и увидели новый Мир.
Если сравнить эти приборы с современными или даже с теми, которые вошли в употребление вскоре после великих португальских путешествий, то они покажутся очень грубыми и неточными. Описывая первое путешествие Гамы, Барруш признает, что деревянные астролябии[230] служили очень плохо, так как корабли были малы, а бортовая и килевая качка мешали получить правильные отсчеты, хотя и были изобретены деревянные треноги для придания устойчивости инструментам. При спокойной погоде, а также на остановках применяли и другие виды маленьких металлических и деревянных астролябий.
Для наблюдений за солнцем огромное значение имел «Almanach Perpetuum» Авраама бен Закуто[231]. Закуто был профессором математики в Саламанке (Испания) и приехал в Португалию в 1492 году, когда евреям в Испании жить стало невозможно[232]. Как один из самых прославленных математиков своего времени, он был назначен королевским астрономом. В 1484 году король Жуан создал Совет математиков для помощи в делах, связанных с математическими и навигационными знаниями. Этот совет состоял из епископа Диогу Ортиша, «мештри» Родригу и «мештри» Жозе Визинью — два последних были евреи; Визинью был учеником Закуто. Визинью усовершенствовал применяемую на море астролябию и перевел «Almanach» Закуто[233]. Возможно, что Гама взял с собой в плавание экземпляр таблиц Региомонтана[234] («Ephemerides»)[235]. Кроме таблиц склонений, флотилия Гамы располагала таблицами траверсов (toleta de marteloia)[236], которые были нужны в том случае, если корабли шли зигзагообразным курсом. Вполне возможно, что экспедиция пользовалась и квадрантами: сведений об этом не имеется.
Соблюдая обычай, установившийся при предшествующих плаваниях, король приказал заготовить и погрузить на борт три каменных падрана. Это были столбы, подобные тем, которые ставили во время своих плаваний в Африку Кан и Бартоломеу Диаш; по приказу дона Мануэла падраны были наименованы «Сан-Рафаэл», «Сан-Габриэл» и «Санта-Мария».
Карта мира Фра-Мауро (1459 год). (На подлиннике север находился внизу.)