— Бетереджъ! сказалъ я, указывая на незабвенную книгу, лежавшую у него на колѣнахъ: — предвѣщалъ ли вамъ нынче Робинзонъ Крузо, что вы можете ожидать къ себѣ Франклина Блека?
— Вотъ хоть лордомъ Гарра поклясться сейчасъ, мистеръ Франклинъ! вскрикнулъ старикъ:- это самое, а предсказывалъ Робинзонъ Крузо!
Опираясь на меня, онъ съ усиліемъ всталъ на ноги и постоялъ съ минуту, поглядывая то на меня, то на Робинзона, повидимому, недоумѣвая, кто изъ насъ болѣе удивилъ его. Рѣшеніе послѣдовало въ пользу книги. Развернувъ ее предъ собой и держа въ обѣихъ рукахъ, онъ глядѣлъ на дивный томикъ съ непередаваемымъ выраженіемъ ожиданія въ глазахъ, словно надѣясь видѣть, что вотъ-вотъ самъ Робинзонъ-Крузо выступитъ изъ страницъ и почтитъ насъ личнымъ свиданіемъ.
— Вотъ онъ, отрывочекъ-то, мистеръ Франклинъ, сказалъ онъ тотчасъ же, какъ только вернулся къ нему даръ слова:- чтобы мнѣ хлѣба не ѣсть, сэръ, если это не тотъ самый отрывочекъ, что я читалъ за минуту предъ вашимъ приходомъ! страница сто пятьдесятъ шестая, слушайте: «Я стоялъ, какъ громомъ пораженный, или словно увидавъ привидѣніе.» Если это не все равно что сказать: «Ожидайте, сейчасъ явится мистеръ Франклинъ Блекъ», значитъ въ англійскомъ языкѣ смысли нѣтъ!
Бетереджъ, шумно захлопнулъ книгу и освободя наконецъ одну руку, пожалъ поданную мною.
Въ такихъ обстоятельствахъ, я весьма естественно ждалъ, что онъ закидаетъ меня вопросами. Но нѣтъ, гостепріимство становилось первымъ побужденіемъ стараго слуги, какъ только кто-нибудь изъ членовъ семейства (какимъ бы то вы было путемъ) являлся гостемъ въ этотъ домъ.
— Взойдите, мистеръ Франклинъ, сказалъ онъ, отворяя дверь позади себя и отвѣшивая своеобразно-милый, старосвѣтскій поклонъ:- ужь я послѣ разспрошу, зачѣмъ пожаловали сюда, сначала надо васъ поудобнѣе устроить. Послѣ вашего отъѣзда тутъ все такія грустныя перемѣны. Домъ запертъ, прислуга вся разошлась. Ну, да что нужды! Я состряпаю вамъ обѣдъ, а садовница постель оправитъ, — и если въ погребѣ осталась еще бутылочка вашего пресловутаго Латуронскаго бордо, найдется чѣмъ и горлышко промочить, мистеръ Франклинъ! Добро пожаловать, сэръ! Отъ всего сердца, добро пожаловать! проговорилъ старый бѣдняга, мужественно поборая мрачное уныніе пустыннаго дома и принимая меня со всею общительностью и предупредительнымъ вниманіемъ прошлыхъ дней.
Мнѣ было прискорбно его разочаровывать. Но домъ этотъ принадлежалъ теперь Рахили. Могъ ли я въ немъ садиться за столъ или спать послѣ того, что произошло въ Лондонѣ? Простѣйшее чувство самоуваженія запрещало мнѣ,- именно запрещало, — переступить порогъ.
Я взялъ Бетереджа за руку и вывелъ его въ садъ. Нечего дѣлать. Я долженъ былъ сказать ему всю правду. Равно привязанный къ Рахили и ко мнѣ, онъ былъ прискорбно озадаченъ и огорченъ оборотомъ дѣла. Собственное его мнѣніе, высказанное при этомъ, отличалось обычною прямотой и пріятнымъ букетомъ самой положительной философіи изъ всѣхъ извѣстныхъ мнѣ,- философіи Бетереджевой школы.
— Я никогда не отрицалъ, что у миссъ Рахили есть недостатки, началъ онъ: — конекъ у нея бѣдовый, вотъ вамъ одинъ изъ нихъ. Она хотѣла взять верхъ надъ вами — а вы и поддались. Э, Господи Боже мой, мистеръ Франклинъ, неужто вы о сю пору не раскусили женщинъ? Говаривалъ я вамъ о покойной мистрисъ Бетереджъ?
Онъ частенько говаривалъ мнѣ о покойной мистрисъ Бетереджъ, неизмѣнно ставя ее въ примѣрь врожденной слабости и испорченности прекраснаго пола. Онъ и теперь выставилъ ее съ этой стороны.
— Очень хорошо, мистеръ Франклинъ. Теперь выслушайте же меня. Что ни женщина, то и конекъ свой, особенный. Покойная мистрисъ Бетереджъ, случись мнѣ бывало отказать ей въ чемь-нибудь, что ей по-сердцу, сейчасъ осѣдлаетъ любимаго конька и поѣхала. Иду, бывало, домой, справивъ свою службу, и ужь знаю впередъ, что жена придетъ ко мнѣ наверхъ по кухонной лѣстницѣ и объявитъ: послѣ такихъ-де моихъ грубостей, у нея духу не хватило состряпать мнѣ обѣдъ. Сначала я поддавался, — точь-въ-точь какъ вы теперь поддаетесь миссъ Рахили. Наконецъ терпѣніе мое истощилось. Я пошелъ внизъ, взялъ миссъ Беттереджъ — нѣжно, разумѣется, — на руки и отнесъ ее въ лучшую комнату, гдѣ она обыкновенно принимала своихъ гостей. «Вотъ, говорю, настоящее ваше мѣсто, мой другъ», а самъ вернулся въ кухню. Тамъ я заперся, снялъ сюртукъ, засучилъ рукава и состряпалъ себѣ обѣдъ. Когда онъ поспѣлъ, я накрылъ столъ, насколько хватило умѣнья, и покушалъ власть. Потомъ выкурилъ трубочку, хватилъ капельку грогу, а затѣмъ опросталъ столъ, перемылъ посуду, вычистилъ ножи и вилки, убралъ все на мѣсто и вымелъ комнату. Когда все было вымыто и вычищено какъ слѣдуетъ, я отворилъ дверь и впустилъ миссъ Бетереджъ. «Я ужь пообѣдалъ, дружокъ мои, говорю: и надѣюсь, что кухонный порядокъ удовлетворитъ самымъ пламеннымъ желаніямъ вашимъ.» Пока эта женщина была въ живыхъ, мистеръ Франклинъ, я ужь ни разу больше не стряпалъ себѣ обѣда! Нравоученіе: въ Лондонѣ вы поддались миссъ Рахили; не поддавайтесь ей въ Йоркширѣ. Вернемтесь къ дому.
Неопровержимо, что и говорить! Я могъ только увѣрить моего добраго друга, что даже его сила убѣжденія, въ этомъ случаѣ, не дѣйствуетъ на меня.
— Славный вечеръ! сказалъ я:- пройдусь я себѣ до Фризингалла, остановлюсь въ гостиницѣ, а вы завтра поутру проходите ко мнѣ завтракать, мнѣ кое-что надо вамъ сказать.
Бетереджъ задумчиво покачалъ годовой.
— Сердечно жаль! проговорилъ онъ:- я надѣялся услыхать, мистеръ Франклинъ, что у васъ съ миссъ Рахилью все попрежнему гладко да ладно. Если ужь вы хотите поставить на своемъ, сэръ, продолжилъ онъ, съ минутку подумавъ, — такъ изъ-за ночлега не стоитъ ходитъ сегодня въ Фризингаллъ. Можно и поближе найдти. Готтерстонова ферма всего въ двухъ миляхъ отсюда. Тутъ-то ужь миссъ Рахиль ни при чемъ, лукаво прибавилъ старикъ: Готтерстонъ проживаетъ на правахъ вольной аренды, мистеръ Франклинъ.
Я вспомнилъ объ этой мѣстности тотчасъ, какъ только Бетереджъ назвалъ ее. Ферма была расположена въ закрытой лощинѣ, на берегу одной изъ красивѣйшихъ рѣчекъ въ этой части Йоркшира; а у фермера пустовала лишняя спальня съ пріемною, обыкновенно отдаваемыя онъ внаймы художникамъ, рыболовамъ и всякаго рода туристамъ. Пріятнѣйшаго жилища, на время моего пребыванія въ околоткѣ, я не могъ бы и желать.
— Отдаются ли комнаты-то? спросилъ я.
— Миссъ Готтерстонъ, сэръ, вчера еще сама просила меня порекомендовать кому-нибудь эти комнаты добрымъ словечкомъ.
— Я съ величайшимъ удовольствіемъ возьму ихъ, Бетереджъ.
Мы вернулась на дворъ, гдѣ я оставилъ свой чемоданъ. Продѣвъ палку сквозь его ручку и закинувъ чемоданъ черезъ плечо, Бетереджъ, повидимому, снова впалъ въ столбнякъ, причиненный ему моимъ внезапнымъ появленіемъ давеча, когда я засталъ его въ креслѣ. Онъ недовѣрчиво поглядѣлъ на домъ, потомъ повернулся на каблукахъ и еще недовѣрчивѣе посмотрѣлъ на меня.
— Даннымъ давно живу я на свѣтѣ, проговорилъ этотъ лучшій и милѣйшій изъ всѣхъ старыхъ слугъ, — но этакой штуки никакъ не думалъ дождаться. Вотъ онъ домъ стоитъ, а вотъ онъ мистеръ Франклинъ Блекъ, и что же, будь я проклятъ, если одинъ изъ нихъ не повернулся спиной къ другому и не идетъ спать на квартиру.
Онъ пошелъ впередъ, покачивая годовой и зловѣще ворча.
— Теперь ужь только одного чуда не хватаетъ, сказалъ онъ мнѣ, оглядываясь черезъ плечо:- вамъ остается, мистеръ Франклинъ, заплатить мнѣ семь шиллинговъ и шесть пенсовъ, которые заняли у меня мальчикомъ.
Эта острота нѣсколько возстановила въ немъ хорошее расположеніе духа по отношенію къ себѣ самому и ко мнѣ. Пройдя дворъ, мы вышли за ворота. Какъ только мы очутились внѣ ограды, обязанности гостепріимства (по Бетереджеву уставу о нравахъ) прекращались, и любопытство заявило свои права.
Онъ замедлилъ шаги, чтобы дать мнѣ поравняться съ нимъ.
— Славный вечеръ для прогулки, мистеръ Франклинъ, сказалъ онъ, какъ будто мы случайно и только что встрѣтились другъ съ другомъ: — А вѣдь еслибы вы пошли во фризингалльскую гостиницу, сэръ….
— Ну, что же?
— Я имѣлъ бы честь поутру завтракать съ вами.
— Вмѣсто этого, приходите завтракать со мной въ Готтеротонскую ферму.
— Премного обязавъ вашей добротѣ, мистеръ Франклинъ. Но я собственно не къ завтраку подбирался-то. Кажется, вы упоминали, что хотите кое-что сказать мнѣ? Если это не тайна, сэръ, сказалъ Бетереджъ, внезапно мѣняя окольный путь на прямой: — то я сгараю желаніемъ знать, что именно такъ внезапно привело васъ въ эту сторону?
— Что привело меня сюда въ прошлый разъ? спросилъ я.
— Лунный камень, мистеръ Франклинъ. Но что же теперьто праводатъ васъ?
— Опять Лунный же камень, Бетереджъ.
Старикъ остановился какъ вкопанный и глядѣлъ на меня въ сѣроватомъ сумракѣ, словно подозрѣвая свои уши въ обманѣ.
— Если это шутка, сэръ, сказалъ онъ, — такъ я, надо быть, глуповатъ становлюсь на старости лѣтъ. Никакъ не пойму.
— Вовсе не шутка, отвѣчалъ я:- я пріѣхалъ сюда возобновить слѣдствіе, прерванное предъ моимъ отъѣздомъ изъ Англіи. Я пріѣхалъ сюда затѣмъ, чего никто еще не сдѣлалъ, — я хочу разузнать кто взялъ алмазъ.
— Бросьте вы алмазъ, мистеръ Франклинъ! Вотъ вамъ мой совѣтъ, бросьте алмазъ! Эта проклятая индѣйская драгоцѣнность сбивала съ-толку всѣхъ, кто ни подходилъ къ ней. Не тратьте денегъ и здоровья, — въ цвѣтѣ лѣтъ, сэръ, — на возню съ Луннымъ камнемъ. Можете ли вы надѣяться на успѣхъ (безъ ущерба себѣ), когда самъ приставъ Коффъ промахнулся? Приставъ Коффъ! повторилъ Бетереджъ, погрозивъ мнѣ указательнымъ пальцемъ:- первый полицейскій чиновникъ во всей Англіи!
— Я рѣшился, старый дружище. Не отступлю и предъ самимъ приставомъ Коффомъ. кстати, рано или поздно мнѣ, быть-можетъ, понадобится переговорить съ нимъ. Не слыхали-ль вы о немъ чего-нибудь въ послѣднее время?
— Приставъ не поможетъ вамъ, мистеръ Франклинъ.
— Почему же?
— Со времени вашего отъѣзда, сэръ, въ полицейскихъ кружкахъ произошло нѣкоторое событіе. Великій Коффъ удалился отъ дѣлъ, пріобрѣлъ себѣ маленькій коттеджъ въ Доркингѣ и сидитъ по горло въ своихъ розахъ. Онъ собственноручно извѣстилъ меня объ этомъ, мистеръ Франклинъ. Онъ выростилъ бѣлую махровую розу, не прививая ея къ шиповнику. И мистеръ Бегби, нашъ садовникъ, собирается въ Доркингъ признаваться, что приставъ наконецъ побѣдилъ его.
— Ну, не велика важность, сказалъ я:- обойдемся и безъ помощи пристава. На первыхъ порахъ я довѣрюсь вамъ.
Весьма вѣроятно, что я нѣсколько небрежно произнесъ это. Какъ бы то ни было, Бетереджа, повидимому, что-то задѣло за живое въ этомъ отвѣтѣ.
— Вы могли довѣриться кому-нибудь и похуже меня, мистеръ Франклинъ, вотъ что я вамъ скажу, проговорилъ онъ съ нѣкоторою рѣзкостью.
Тонъ этого возраженія и нѣкоторое безпокойство, подмѣченное мной въ немъ послѣ этихъ словъ, подала мнѣ мысль, что онъ имѣетъ какія-то свѣдѣнія, которыхъ не рѣшается сообщать мнѣ.
— Я ожидаю, что вы поможете мнѣ, сказалъ я, — собрать отрывочныя улики, оставшіяся послѣ пристава Коффа. Я знаю, что вы можете это сдѣлать. Не можете ли вы сдѣлать еще чего-нибудь?
— Чего же еще можете вы ожидать отъ меня, сэръ? спросилъ Бетереджъ съ видомъ крайняго смиренія.
— Я жду большаго, судя по тому что вы сейчасъ сказали.
— Это одно хвастовство мое, мистеръ Франклинъ, упрямо возразилъ старикъ: — нѣкоторые такъ и родятся хвастунами; до самой смерти не могутъ отвыкнуть. Вотъ и я такой-же.
Оставался еще одинъ способъ взяться за него. Я обратился къ его участію въ Рахили и ко мнѣ.
— Бетереджъ, порадуетесь ли вы, если мы съ Рахилью опять станемъ добрыми друзьями?
— Я служилъ вашему семейству, сэръ, и для болѣе скромныхъ цѣлей, если ужь вы сомнѣваетесь въ этомъ!
— Помните ли вы, какъ со мной обращалась Рахиль предъ моимъ отъѣздомъ изъ Англіи?
— Такъ хорошо помню, словно это вчера еще было! миледи написала вамъ собственноручное письмо насчетъ этого, а вы были такъ добры, что и мнѣ показали его. Оно извѣщало васъ, что миссъ Рахиль смертельно оскорбилась участіемъ, которое вы принимали въ стараніяхъ отыскать ея драгоцѣнный камень; и при этомъ на миледи, ни вы, никто не могъ угадать причины этого гнѣва.
— Совершенно справедливо, Бетереджъ! И вотъ я вернулся изъ своего путешествія и нахожу ее попрежнему смертельно оскорбленною. Я зналъ, что въ прошломъ году причиной этому былъ алмазъ; и знаю, что алмазъ же причиной этому и теперь. Я хотѣлъ переговорить съ ней, а она и видѣть меня не хочетъ. Я попробовалъ написать къ ней, она не отвѣчаетъ мнѣ. Скажите же, ради Бога, какъ мнѣ разъяснить это дѣло? Рахиль сама не оставляетъ мнѣ иного способа разыскать пропажу Луннаго камня, какъ путемъ слѣдствія!
Эта слова явно выказали ему все дѣло съ совершенно новой точки зрѣнія. Онъ предложилъ мнѣ вопросъ, убѣдившій меня въ томъ, что я поколебалъ его.
— Нѣтъ ли тутъ какого-нибудь недоброжелательства съ вашей стороны, мистеръ Франклинъ, — вѣдь нѣтъ?
— Я съ негодованіемъ выѣхалъ изъ Лондона, отвѣтилъ я, — но теперь это все прошло. Я хочу добиться отъ Рахили объясненія, а больше мнѣ ничего не надо.
— А не боитесь вы, сэръ, — случись вамъ что-нибудь открыть, — не боитесь вы за тѣ открытія, которыя можете сдѣлать относительно миссъ Рахили?
Я вполнѣ понималъ ревнивую увѣренность въ молодой госпожѣ, подсказавшую ему эти слова.
— Я не менѣе васъ увѣренъ въ ней, отвѣтилъ я:- Если мы вполнѣ узнаемъ ея тайны, въ ней не окажется ничего такого, что могло бы поколебать ваше или мое уваженіе къ ней.
Послѣдніе остатка Бетереджевой сдержанности при этомъ исчезли.
— Одно только могу сказать, воскликнулъ онъ:- Если я дурно дѣлаю, помогая вамъ, мистеръ Франклинъ, то нѣтъ еще малаго ребенка, который бы меньше моего смыслилъ! Я точно могу навести васъ на путь къ открытіямъ, если только вы сумѣете пойдти дальше одна. Помните вы одну изъ нашихъ дѣвушекъ, бѣдняжку Розанну Сперманъ?
— Конечно!
— Вы все думали, что она хотѣла признаться вамъ въ чемъ-то касательно этого дѣла о Лунномъ камнѣ?
— Иначе я, право, никакъ не могъ объяснить себѣ ея странное поведеніе.
— Вы можете разрѣшить свои сомнѣнія, когда угодно, мистеръ Франклинъ.
Я въ свою очередь остановился какъ вкопаный, напрасно пытаясь разглядѣть его лицо въ наступавшей темнотѣ. Въ первый мигъ изумленія я съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ спросилъ, что онъ хочетъ этимъ сказать.
— Больше твердости, сэръ! продолжалъ Бетереджъ: — я именно то и хочу сказать что говорю. Розанна Сперманъ оставила по себѣ запечатанное письмо, — письмо адресованное къ вамъ.
— Гдѣ оно?
— Въ рукахъ ея подруги, въ Коббсъ-Голѣ. Будучи здѣсь въ послѣдній разъ, сэръ, вы должны были слышать о хромой Люси, — убогой дѣвушкѣ на костылѣ?
— Дочь рыбака?
— Она самая, мистеръ Франклинъ.
— Почему это письмо не переслала мнѣ?
— Хромая Люси очень упряма, сэръ. Она не хотѣла отдать его ни въ чьи рука, кромѣ вашихъ. А вы уѣхали изъ Англіи, прежде чѣмъ я успѣлъ написать вамъ.
— Вернемтесь, Бетереджъ, и выручимъ его тотчасъ-же.
— Сегодня поздно, сэръ. У насъ по всему берегу очень скупы на свѣчи; и въ Коббсъ-Голѣ рано ложатся.
— Вздоръ! Мы дойдемъ въ полчаса.
— Вы-то можете, сэръ. И то, добравшись, найдете всѣ двери на запорѣ.
Онъ показалъ мнѣ огонекъ, мерцавшій у насъ подъ ногами; въ тотъ же мигъ я услыхалъ въ тиши вечера журчаніе рѣчки.
— Вотъ и ферма, мистеръ Франклинъ! Отдохните-ка сегодня, а завтра поутру приходите ко мнѣ, если будете такъ добры.
— Вы пойдете со мной къ рыбаку въ Коттеджъ?
— Да, сэръ.
— Какъ рано?
— Какъ вамъ будетъ угодно, мистеръ Франклинъ.
Мы спустились по тропинкѣ, ведущей къ фермѣ.