Доктор Хуан Каучо.
Доктор Хуан Каучо, небольшой человечек с лицом весельчака, только что сел в шлюпку, чтобы ехать на «Альдебаран», как услышал, что его кто-то зовет.
— Алло! Это вы, Тейа? — крикнул он, протягивая своему собеседнику короткую жирную руку. — Как? Еще нет десяти, а вы уже встали? Уж не выгнала ли вас на улицу жена?
Произнеся эти слова, доктор разразился нескончаемым смехом, как делал всякий раз, когда отпускал остроту. А один Бог знает, сколько раз за день он острил!
И хотя его остроты обыкновенно веселили только его, к нему относились снисходительно, так как он умел хорошо угостить, отлично понимал все тонкости в бое быков и недурно играл в шахматы. Что касается его врачебного искусства, то никто не считала диктора Каучо светилом, но никто не относил его и к числу тех, которые позорят профессию.
— Вы почти угадали, милый доктор, — сказал Тейа. — Я направляюсь на «Альдебаран», чтобы встретиться с женой. Она поехала туда, чтобы проститься с капитаном Родериго.
— Проститься? Вы нас покидаете?
— Нет. Лаура хочет отправиться во Францию.
— Не надолго, надеюсь?
— Боюсь, что надолго, дорогой Каучо. Что хотите. Здоровье!
— Понимаю, понимаю, — произнес Каучо, прикладывая палец к губам и показывая на лодочника. — И когда же она уезжает?
— Сегодня днем, если только это окажется возможным...
— Так вот что: садитесь ко мне! Я доставлю, вас на борт.
Лодочник оттолкнулся от берега, и шлюпка медленно закачалась на волнах.
Пассажиры внимательно смотрели на «Альдебаран». Это была красивая, поместительная, роскошно отделанная яхта. Ее длина равнялась двадцати пяти метрам, ширина семи... Помещение для матросов, согласно обычаю, находилось у носа, рубка на корме. Ее занимал в одиночестве Фернандо Родериго.
Болтливый Каучо стал рассказывать.
— Собственно говоря, я не имею права рассказывать. Но так и быть, скажу вам: меня зовут на борт ради странного дела.
Взглянув на лодочника, он понизил голос:
— Весь экипаж был усыплен сегодня ночью.
Признание как бы облегчило доктора, так как лицо его просияло.
— Усыплен? — резко повторил Тейа. — Непохоже. Посмотрите на этих молодцов.
В самом деле, на палубе два матроса усиленно протирали металлические части.
— Ну, они вероятно уже очухались. Очевидно наркотик был плохого качества.
Доктор Каучо громко рассмеялся, но Тейа только слегка улыбнулся. И, словно бы не придавая значения своим словам, заговорил:
— Вы, доктор, гораздо больше меня знаете этого капитана Родериго. Не скажете ли вы мне, что означает его странное поведение. Вот уже шесть месяцев, как его яхта стоить на якоре, а жизнь на ней идет такая, точно она находится в открытом море. Каждые четыре часа сменяется вахта, у потушенных котлов день и ночь дежурит кочегар, а Родериго целыми днями наблюдает за входом в бухту, как-будто поджидает неприятеля. Мне все кажется, что в один прекрасный день эта яхта исчезнет. Но нет! Просыпаюсь и каждый день вижу вновь из своего окна ее силуэт.
Каучо улыбнулся и опустил в воду свою жирную руку.
— По правда говоря, я сам часто задавался тем же самым вопросом. Но Родериго не из тех, кто поверяет свои тайны ветру. По-моему, возможны только два объяснения — Родериго или сошел с ума, или влюблен.
Каучо внезапно замолчал, увидев, что лицо собеседника как-то посерело. Присмотревшись к «Альдебарану», он заметил на нем два очень близких друг к другу силуэта. Это был капитан Родериго и синьора Тейа.
— Впрочем, — пролепетал доктор, — я не так выразился. По моему мнению, совершенно ясно, что капитан сумасшедший.