I. Казачьи юрты и добываніи Азова
Поросшіе густыми камышами берега "тихаго" Дона, его безчисленные островки, обиліе рыбы и дичины, достатокъ въ лѣсѣ и степное приволье -- все вмѣстѣ манило къ себѣ изъ Руси бѣдняковъ, бездомовниковъ, на житье на вольное, на казацкое. Тутъ всегда была надежда ли наживу: въ степяхъ паслись табуны ногайцевъ, по Волгѣ ходили караваны съ хлѣбомъ, съ солью, съ воинскимъ запасомъ; степью проѣзжали московскіе и турецкіе послы съ богатыми подарками; наконецъ, подъ рукой вѣчно шумѣло синее море, по берегамъ котораго стояли въ красѣ и зелени завѣтные города: Трапезонтъ, Синопъ, Цареградъ, Кафа, Керчь. И подобно тому, какъ на низовьяхъ Днепра осѣло Запорожское братство, такъ же и на низовьяхъ Дона скопилась вольница, получившая впослѣдствіи названіе "великаго войска Донскаго". Неизвѣстно, гдѣ именно поселились первые удальцы; но когда число ихъ умножилось, и они укрѣпились въ городкѣ раздоры, въ 120 верстахъ отъ турецкой крѣпости Азова, въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ Донецъ сливается съ Дономъ. Вообще, казачьи городки ставились всегда въ укромныхъ мѣстахъ, гдѣ-нибудь въ лѣсу или за болотомъ, на островкѣ или между густыхъ камышей. Облюбовавъ мѣстечко, обносили его частоколомъ или плетнемъ, а снаружи присыпали изъ небольшой канавы землю -- вотъ и вся защита. Окружная мѣстность называлась юртомъ. Казацкимъ жильемъ служили шалаши, а не то землянки. Ничего въ этихъ городкахъ не было заманчиваго для хищныхъ сосѣдей; ихъ строили такъ, чтобы "не игралъ на нихъ вражескій глазъ".-- "Пускай, говорили прадѣды донцовъ, бусурманѣ жгутъ наши городки, мы въ недѣлю выстроимъ новые, и скорѣе они устанутъ жечь, чѣмъ мы строить новые". Первымъ поселенцамъ случалось по нѣскольку мѣсяцевъ скрываться въ степи, по балкамъ, кормиться однѣми ягодами да пить изъ лужъ водицу. Многіе погибали отъ нужды, многіе -- въ одиночныхъ схваткахъ. Вольная казацкая дружина росла и крѣпла понемногу, пока сплотилась въ "великое" войско. Земли въ ту пору казаки не пахали: привольная степь служила имъ пашней, а добыча -- единственной жатвой. Въ то время, какъ эта ватага сторожила на Волгѣ суда, шедшія сверху, другая пробиралась степью къ русскимъ окраинамъ, третья ловила ногайскихъ коней, или же рыскала въ закубанскихъ лѣсахъ. Особенно усилились казаки съ тѣхъ поръ, какъ свели дружбу со своими братьями -- запорожцами, или, какъ ихъ звали на Дону, черкасами. Запорожцы хаживали на Донъ въ одиночку, являлись цѣлыми ватагами: они указали донцамъ новый, болѣе прибыльный путь для добычи -- "синее" море. И стали тогда казаки съ двухъ сторонъ громить Крымъ, полошить турецкіе берега. О тѣхъ и другихъ прошла по христіанскимъ землямъ слава, какъ объ истыхъ ратоборцахъ и ненавистникахъ невѣрныхъ. Подобно запорожцамъ, донцы сдѣлались передовой стражей своего отечества: тѣ берегли Польшу и Украйну, эти -- Москву.
Московскіе государи, начиная съ Ивана Васильевича, по прозванію Грознаго, поняли казачью силу; они начали ласкать казаковъ, награждали ихъ то подарками, то милостивымъ словомъ, а попозже -- и царскимъ жалованьемъ. Въ то время, какъ росла казацкая слава, умножалось и богатство донцовъ. Изъ бездомныхъ, оборванныхъ голышей казаки становились обладателями большихъ сокровищъ; дотолѣ безлюдныя, глухія степи, гдѣ рыскали лишь волки да перелетали стадами пугливыя дрофы, покрылись табунами лошадей, стадами скота, оберегаемыми невольниками разныхъ странъ и народовъ. Это было достояніе казаковъ.
Однажды пришла на Донъ большая ватага запорожцевъ и осталась здѣсь навсегда, поселившись поближе къ Азову, но также на берегу Дона, среди зарослей густого камыша. Это мѣсто получило названіе Черкасскихъ юртъ, а позже -- Черкасскаго городка, или просто Черкаска. Донцамъ пришлась по душѣ та беззавѣтная отвага, которою отличались запорожцы эти безтрепетные люди, кажется, ничего и никого не боялись, кромѣ Господа Бога да его святыхъ угодниковъ. Зато имъ полюбилась ихъ разгульная жизнь. Запорожецъ ни во что ставилъ и свою жизнь, и раздобытую кровью копѣйку, тогда какъ донцы стали домовиты, начали копить про черный денекъ. И Черкаскомъ городкѣ шла гулянка въ утра до вечера, съ вечера до утра; въ Раздорахъ -- всегда было тихо, даже какъ-то угрюмо. Молодежи это не нравилось, и она стала чаще да чаще посѣщать своихъ сосѣдей, что повело къ умноженію населенія и скоро казаки совсѣмъ покинули Раздоры. Черкаскъ сдѣлался главнымъ городомъ, населеніе его смѣшалось съ татарами, греками, особенно по причинѣ частой женитьбы на невольницахъ. Однако буйныя головы не сидѣли на мѣстѣ. Цѣлыми ватагами онъ рыщутъ по бѣлому свѣту, при чемъ удальство и жажда наживы заводитъ ихъ такъ далеко, какъ, быть можетъ, имъ недумалось. Они покоряютъ русскому царю цѣлью народы, проникаютъ въ далекія, никому невѣдомыя окраины, и тѣмъ самымъ указываютъ путь мирному переселенцу-землепашцу, купцу или промышленнику. Такъ, въ концѣ царствованія Ивана Васильевича Грознаго, старшина Качалинской станицы Ермакъ Тимоѳеевъ, вмѣсто того, чтобъ охранять границу отъ Астрахани до р. Дона, появился разбойникомъ на Волгѣ. Онъ навелъ страхъ не только на проѣзжихъ купцовъ, но и на все улусы кочевниковъ, подвластныхъ дарю. Движеніе по Волгѣ прекратилось; всѣ пути между Москвой и Астраханью были перехвачены. Послѣ того Ермакъ вышелъ въ море, гдѣ повстрѣчалъ заморскихъ пословъ; онъ живо съ ними расправился, суда ихъ потопилъ, а добычу присвоилъ. Грозный царь осудилъ Ермака, съ четырьмя его подручниками, въ томъ числѣ Ивана Кольцо, на смертную казнь. Тогда казаки, спасались отъ царскаго войска, бѣжали на Каму, оттуда братья Строгоновы вырядили ихъ на завоеваніе Сибири. Вмѣсто плахи, Ермакъ Тимоѳевичъ прославить себя и свою дружину, какъ завоеватель Сибири. Онъ же положилъ начало сибирскому казачеству. Другая буйная ватага, потерпѣвъ крушеніе судовъ на Каспійскомъ морѣ, осѣла въ устьяхъ Терека, откуда ее не могли выгнать ни кумыки, ни тавлинцы: это терскіе казаки. Третій. атаманъ, сказываютъ, Нечай, выбралъ для своей дружины къ 800 человѣкъ привольныя мѣста по Яику, нынѣйшему Уралу, гдѣ обиліе рыбы послужило главною приманкой и причиною обогащенія уральскихъ казаковъ. Какъ на Дону, іакъ же въ Сибири, на Уралѣ и на Терекѣ казаки не сидѣли осѣдло, а искали новыхъ мѣстъ для поселенія, новыхъ путей; слабыхъ сосѣдей они покорили, сильныхъ держали въ трепетѣ частыми набѣгами. Правда эти задирательства служили помѣхой доброй сосѣдской дружбѣ между Москвой и мусульманскими держпвами. Жаловался много разъ крымскій ханъ, грозился турецкій султанъ, наконецъ, стонали русскіе украинскіе города, раззоренные грабежомъ и пожогомъ. Изъ Москвы писали тогда увѣщанія, а подчасъ и угрозы, смотря по винѣ. Однажды царь Михаилъ Ѳедоровичъ прислалъ такую грамоту: "Въ море на грабежъ не ходите и тѣмъ Насъ съ турецкимъ султаномъ не ссорьте. Послушаетесь, тѣмъ службу свою прямую Намъ покажете... Если же, паче чаянія, и послѣ сего Нашему дѣлу въ турками какую поруху учините, опалу на васъ наложимъ, въ Москву для ласки никогда васъ не призовемъ, пошлемъ на васъ рать, велимъ на мѣсто вашего Раздора поставить свою крѣпость, изгонимъ васъ съ Дона и вмѣстѣ и султаномъ не позволимъ вамъ воровать, какъ нынѣ воруете. Страшитесь моего гнѣва, съ азовцами неукоснительно помиритесь...." Донцы мало внимали угрозами говоря въ кругу: "Мы вѣрны Бѣлому царю, но что беремъ саблею, того не отдаемъ даромъ". Вмѣстѣ съ запорожцами они ограбили и сожгли Воронежъ, убили тамошняго воеводу, въ томъ же году пограбили турецкія суда, послѣ чего выжгли Трапезонтъ и Синопъ. Въ другой разъ казаки раззорили возлѣ Цареграда монастырь Іоанна Предтечи, Султанъ Амуратъ выслалъ противъ нихъ цѣлую флотилію, которая захватила семь казачьихъ струговъ. Нa допросѣ казаки, не убоясь смерти, объявили, что они люди вольные, ходятъ на войну по своей охотѣ, а царскаго указа на то не имѣютъ. Ихъ предали лютой казни. Черезъ два года казаки уже пытались взять Керчь, но, потерпѣвъ неудачу, пограбили окрестности и овладѣли Карасубазаромъ, гдѣ получили знатную добычу.
Вскорѣ послѣ того, а именно въ 1636 году, большая ватага, тысячи въ четыре запорожцевъ и украинскихъ казаковъ, пробиралась въ Персію, въ надеждѣ тамъ поселиться. На Дону ихъ задержали: "Зачѣмъ вамъ, братья, искать далекаго счастья? Мы имѣемъ запасу довольно, возьмемъ съ вами Азовъ и будемъ свободно ходить и на Синее море, и на Черное море; тамъ въ одинъ походъ мы добудемъ зипуновъ больше, чѣмъ вы соберете въ Персіи за 10 лѣтъ".
Давно стоялъ Азовъ бѣльмомъ въ глазу у казачества. Пока крѣпость находилась въ рукахъ турокъ, они не могли развернуть своихъ крыльевъ. Азовцы зорко стерегли морской путь, и, какъ увидимъ дальше, много надо было удали, еще больше хитрости, чтобъ проскользнуть мимо крѣпости. Овладѣть Азовомъ, стать хозяевами этой твердыни, сдѣлалось завѣтной думой донцовъ. Они не загадывали о томъ, и съумѣютъ ли удержаться, -- имъ лишь бы взять его, и въ этомъ дѣлѣ помогъ казакамъ счастливый случай: запорожцы согласились остаться.
Въ ту же зиму были разосланы по всѣмъ городамъ повѣстки, чтобы казаки готовились на поискъ, а кто не явится, тому не будетъ ни суда, ни расправы. Ранней весной, какъ только прошла "крыга" (ледъ), оба берега покрылись конными, въ то время какъ низшіе казаки спускались на стругахъ, поспѣшая къ монастырскому городку, въ 7 верстахъ отъ Черкаска, гдѣ обыкновенно собирались для промыла. Составился кругъ. Вышелъ войсковой атаманъ и приглашалъ казаковъ взять Азовъ. "Любо, любо"! отвѣчали, какъ одинъ, тысячи голосовъ. Походнымъ атаманомъ выбрали Михаила Татаринова, и тотчасъ снарядили въ Москву "легкую станицу", т. е. посольство, извѣстить царя о выступленіи "всевеликаго" войска Донскаго подъ Азовъ. Азовскій паша на этой разъ ихъ-то проглядѣлъ; турки безпечно смотрѣли на сборы и приготовленія казаковъ. Имъ, конечно, не приходило въ голову, чтобы конное войско, безъ артиллеріи, безъ осаднаго парка и инженеріи, могло затѣять такое нестаточное дѣло, какъ приступить къ крѣпости, окруженной высокими каменными стѣнами и башнями, вооруженной пушками, защищаемой храбрѣйшей турецкою пѣхотою! Казаки надѣялись взять Азовъ нечаяннымъ нападеніемъ, почему держали свое намѣреніе въ тайнѣ; къ несчастію, въ это самое время имъ доводилось провожать турецкаго посла, который гостилъ у нихъ проѣздомъ въ Москву. Хитрый грекъ, Ѳома Кантакузенъ, задарилъ старшинъ расшитыми золотомъ зипунами, обласкалъ остальныхъ казаковъ и на званомъ пиру, когда развязались языки, съумѣть выпытать тайный умыселъ. Зорко стерегли казаки всѣ пути, однако Кактакузенъ и тутъ ихъ перехитрилъ, переславши пашѣ грамоту. Въ крѣпости началась суета, установка орудій, сборъ защитниковъ -- увидѣли тогда казаки, что они обмануты. Посолъ былъ задержанъ; въ день побѣдоносца Георгія, послѣ молебна, казаки спѣшно выступили всѣмъ войскомъ подъ Азовъ, имѣя при себѣ только четыре фальконета.
Крѣпость приготовилась къ защитѣ. На высокихъ ея стѣнахъ уже стояло 4 тысячи янычаръ; тончіи, или артиллеристы, расхаживали съ зажженными фитилями у своихъ длинныхъ, чудовищныхъ пушекъ. Казаки нисколько не смутились. Отважный Татариновъ прежде всею распорядился занять устье Дона, а также всѣ пути, ведущіе къ Азову -- изъ Крыма, съ Кубани, отъ Ногаевъ; послѣ того, какъ крѣпость была обложена, казаки повели къ ней подступы. Между ними находился какой-то нѣмецъ Іоаннъ. Онъ взялся подорвать стѣну при помощи подкопа. Послѣ долгой и трудной съ непривычки работы, нѣмецъ вдругъ объявилъ, что онъ ошибся. Заложили новый подкопъ, а, между прочимъ, окрестности казацкаго табора покрылись татарскими наѣздниками: то была помощь осажденнымъ туркамъ. Степь оживилась, началась перестрѣлка; съ обѣихъ сторонъ ежедневно выѣзжали одиночные всадники показать свою удаль. Вскорѣ и это наскучило. Запорожцы, привыкшіе вершить свои дѣла сразу, налетомъ, стали роптать. Азовцы надъ ними смѣялись: "Сколько подъ Азовомъ ни стоять, а его какъ своихъ ушей вамъ не видать!" кричали они со стѣнъ. Не стерпѣли казаки, ринулись на приступъ. Однако ихъ отбили. Не имѣя артиллеріи, не зная правилъ осадной войны, казаки понадѣялись на счастливый случай; теперь извѣдавъ неудачу, стали падать духомъ; особенно бранились запорожцы. Дѣйстительно, конца осадѣ не предвидѣлось. Въ это самое время казачьимъ разъѣздамъ удалось перехватить грамоты турецкаго посла, въ которыхъ онъ подробно доносилъ о бѣдствіяхъ Азова и просилъ у султана помощи. Гонца, по обычаю того времени, пытали. Онъ показалъ на толмача, что вся бѣда идетъ отъ него, что онъ чародѣй и накликаетъ христіанскому войску худой конецъ. Разсвирепѣвшіе казаки убили Кантакузена, какъ Іуду предателя, и утопили его толмача, какъ лихого колдуна. Чтобы очистилъ лагерь отъ волшебныхъ чаръ, они отслужили торжественное молебствіе, окропили святой водой таборъ -- и успокоились. На третьемъ мѣсяцѣ осады смышленый нѣмецъ довелъ свое дѣло до конца. Подкопъ былъ готовъ. 19 іюля, на разсвѣтѣ, казаки, выслушавъ молебенъ защитнику Азова Іоанну Крестителю, раздѣлившись по отрядамъ и двинувшись съ разныхъ сторонъ на приступъ. Къ полудню вся крѣпостная стѣна была въ жестокомъ огнѣ; пушки не умолкая гремѣли, огромныя каменныя ядра взрывали землю; сквозь облака пыли и густого ѣдкаго дыма сумрачно глядѣло багровое солнце. Тамъ, наверху, между зубцами каменной стѣны, янычары, въ упоеніи побѣды, выкрикивали позорную брань, а внизу съ шумными криками надвигались съ разныхъ сторонъ казачьи дружины... Вдругъ, какъ "молнія великая", сверкнулъ подъ стѣной огонь, потомъ что-то треснуло, взлетѣли глыбы земли, камней -- часть стѣны обрушилась. Дружно гикнули тогда отборныя сотни, засѣвшія въ своемъ укрѣпленіи напротивъ подкопа, и, какъ одинъ человѣкъ, подъ начальствомъ самого атамана, ринулись на проломъ. Это были отважнѣйшіе изъ отважныхъ, "рыцари-казаки", какъ они себя величали. Разсѣянные по всей стѣнѣ, обманутые ложными атаками, турки не оказали имъ сопротивленія. Все поле покрылось бѣгущими азовцами, но лишь немногимъ счастливцамъ удалось избѣжать кровавой мести за насмѣшки, за погибшихъ братьевъ, за томленія долгой осадой. Башни и крѣпкій замокъ продержались еще дня три или четыре, пока противъ нихъ не направили турецкія же пушки; затѣмъ ни одного турка не осталось въ Азовѣ.
Нѣкогда богатый генуэзскій городъ, Азовъ запустѣлъ подъ властью турокъ. Его прекрасныя зданія почернѣли отъ времени, полуразрушились; христіанскія церкви были обращены въ мечети, по пустымъ улицамъ и площадямъ бродили тысячи голодныхъ собакъ. Очистивъ городъ отъ труповъ, казаки праздновали новоселье. Пируя на площадяхъ, подъ открытымъ небомъ, они похвалялись, что достали Азовъ "своимъ разумомъ и дородствомъ", что, раззоривши гнѣздо невѣрныхъ, освободили отъ нихъ христіанскую землю. Всю доставшуюся добычу снесли въ одно мѣсто и поровну раздѣлили; драгоцѣнные же парчи и сосуды были отправлены въ монастыри, чтобы тамъ молились за упокой убіенныхъ и здравіе живыхъ. Старую церковь Іоанна Крестителя казаки освятили вновь, потомъ приступили къ сооруженію новой, во имя св. Николая Чудотворца. Азовъ былъ объявленъ вольнымъ христіанскимъ городомъ; вскорѣ явились сюда купцы изъ Кафы, Керчи, Тамани; открылась торговля, христіанское населеніе спѣшило съ разныхъ концовъ занимать пустые турецкіе дома. Казаки, незнакомые дотолѣ съ порядками городской жизни, зажили припѣваючи.
Царь Михаилъ Ѳеодоровичъ, хотя и попенялъ казакамъ за самовольную расправу съ турецкимъ посломъ, однако не лишилъ ихъ своихъ обычныхъ милостей. Когда же явился въ Москву новый посолъ отъ султана, царь отвѣтствовалъ, что казаки вольные люди, воюютъ на свой страхъ, а если султанъ захочетъ, то можетъ и самъ ихъ унять. Русское государство лишь незадолго передъ тѣмъ стряхнуло самозванцевъ; оно едва успокоилось отъ безначалія и смуты, почему не имѣло ни силъ, ни охоты начинать изъ-за отдаленной крѣпости войну съ грозными силами турокъ. Въ ту пору турки были воинственны, сильны и страшны для всей Европы. Борьба съ ними являлась подъ силу лишь однимъ казакамъ -- дерзкимъ, изворотливымъ, нападавшимъ врасплохъ, исчезавшимъ какъ вихрь. Такая война утомительна: она истощаетъ силы, вѣчно держитъ врага въ страхѣ. Въ открытомъ же бою турки со своими янычарами и спагами, т. е. коннымъ войскомъ, были непобѣдимы. Конечно, они не могли оставить Азовъ въ рукахъ казаковъ, тѣмъ болѣе, что послѣдніе безпрепятственно проходили теперь въ Черное море, берега котораго огласились страшными воплями ограбленныхъ и замученныхъ жертвъ. Султанъ былъ занятъ войной въ Персіи, потомъ онъ умеръ, и такимъ образомъ прошло три года, прежде чѣмъ турки подступили къ Азову. Зато они располагали громадными силами, точно собрались на завоеваніе цѣлой страны. Говорили, что въ осадномъ корпусѣ находилось 6 тыс. наемныхъ мастеровъ изъ разныхъ земель -- для веденія подкоповъ, сниманія плановъ, постройки укрѣпленій, мостовъ и т. п.; главную же боевую силу составляли 20 тыс. янычаръ, столько же спаговъ, 40 тыс. татаръ да черкесовъ, а всего около ста тысячъ. Въ началѣ іюня 1641 года вошелъ въ устье Дона турецкій флотъ и выгрузилъ осадную артиллерію: тутъ было болѣе ста пушокъ проломныхъ, 70 мелкихъ съ мортирами, великое число снарядовъ, изобиліе пороху. Черезъ 2 недѣли Азовъ былъ обложенъ отъ рѣки до моря, на протяженіи 40 верстъ. Казаки сѣли въ осаду. Ихъ было всего около семи тысячь, правда, самыхъ безстрашныхъ, готовыхъ на все. Въ первый же день явилось въ крѣпость трое пословъ отъ трехъ турецкихъ военачальниковъ: отъ сераскира Гуссейна, отъ крымскаго хана и янычарскаго аги -- съ предложеніемъ сдать крѣпость и получить за то 40 тысячъ червонныхъ. "Все равно, говорили послы, вамъ, казакамъ, никакъ не извернуться; вы здѣсь какъ въ западнѣ. Бѣлый царь отъ васъ отказался, помощи себѣ изъ Москвы не чайте". Войсковой атаманъ Петровъ отвѣчалъ за всѣхъ: "сами волею своею взяли мы Азовъ, сами и отстаивать его будемъ; помощи кромѣ Бога ни отъ кого не ожидаемъ, прельщеній вашихъ не слушаемъ и не словами, а саблями готовы принять васъ, незваныхъ гостей!" На другой же день 30 тыс. лучшихъ турецкихъ войскъ, прикрывшись иноземцами, бросились на приступъ; они потеряли 6 тыс. и со стыдомъ отступили. Сераскиръ заключилъ на два дня перемиріе при чемъ платилъ тѣмъ же казакамъ за каждаго убитаго мусульманина по червонцу.-- Такъ началась достопамятная защита Азова, напоминающая столь же доблестную защиту христіанскими рыцарями города Родоса. Какъ тамъ, такъ и здѣсь сражались братья-воины, исконные враги мусульманъ, сражались въ маломъ числѣ, но съ такою стоикостію, съ такимъ мужествомъ, что привели въ удивленіе весь христіанскій міръ. И если начать сравнивать, кому приходилось горше, то, конечно, казакамъ, потому что за рыцарями уже тогда утвердилась вѣковая слава ихъ доблестей: они были богаты, хорошо вооружены, имѣли отличное, приспособленное къ воинскому дѣлу, устройство; наконецъ, за ихъ борьбой участливо слѣдила вся христіанская Европа, тогда какъ казаки бились на далекой окраинѣ Московскаго государства; многіе н не вѣдали, что они были за люди.
Турки насыпали вокругъ крѣпости высокій валъ; казаки сдѣлали вылазку, взяли этотъ валъ, подорвали его и прогнали непріятеля. Тогда турки позади перваго вала насыпали другой, до высоты стѣнъ, втащили болѣе сотни орудій, послѣ чего открыли безостановочную пальбу, продолжавшуюся 16 дней подъ-рядъ. Крѣпостныя стѣны были сбиты до основанія. Казаки для своей защиты устроили вторую линію обороны; по разрушеніи ея -- третью и наконецъ -- четвертую. Тамъ, сидя въ землянкахъ, они продержались до конца осады. Но они не ждали, пока появятся на валахъ турецкіе бунчуки, а шли навстрѣчу непріятеля подкопами; послѣ каждаго взрыва очередная сотня кидалась на вылазку, побивала оглушенныхъ враговъ, пока поспѣвала къ нимъ помощь. Турецкіе подкопы всегда натыкались на подземныя работы казаковъ, и тутъ послѣдніе брали верхъ, потому что заранѣе готовились къ встрѣчѣ. Сераскиръ, видя безуспѣшность бомбардировки, сталъ ежедневно посылать войска на приступъ. Всегда готовые и къ этому, казаки встрѣчали турокъ мѣткими пулями, потомъ кидались въ сабли, рубились, не уступали ни шагу; во время приступовъ атаманъ зорко слѣдилъ, не ослабѣла ли гдѣ защита, и посылалъ туда немедленно помощь. Въ самомъ пылу боя появлялись на облитыхъ кровью валахъ казацкія жены; онѣ подавали помощь раненымъ, кормили голодныхъ мужей, подносили бойцамъ оружіе, порохъ; онѣ же копали подъ выстрѣлами рвы, таскали на валы землю; въ послѣднюю минуту казачки лили горячую смолу и кипятокъ на головы штурмующихъ. Болѣе трехъ недѣль турки штурмовали ежедневно -- и покинули. Они потеряли почти половину пѣхоты, разстрѣляли всѣ снаряды, порохъ; къ тому же сераскиръ поссорился съ крымскимъ ханомъ, который не хотѣлъ посылать на валы свое конное войско. Отъ недостатка кормовъ въ турецкомъ лагерѣ открылся моръ на людей и падежъ на лошадей; гніющіе трупы заражали воздухъ нестерпимымъ смрадомъ. Сераскиръ послалъ въ Царьградъ просьбу, чтобы ему разрѣшили отложить покореніе Азова до будущей весны, но вмѣсто ожидаемаго разрѣшенія получилъ суровый приговоръ: "Возьми Азовъ, или отдай свою голову". Прошло нѣкоторое время, пока его снабдили всѣмъ необходимымъ для продолженія осады. Казаки немного отдохнули; они успѣли даже получить изъ Черкаска помощь -- и людьми, и припасами, такъ что, когда сераскиръ возобновилъ бомбардировать, защитники также безтрепетно стояли на своихъ валахъ. Страшное разрушеніе наносили тяжелые снаряды, по 2, по 3 пуда каждый, разметавшіе въ прахъ всѣ городскія постройки; лишь одиноко среди пустырей стояла церковь во имя Іоанна Креститиля. Говорили, что ликъ Предтечи ежедневно орошался слезами. Заступинчество небесныхъ силъ ободряло изнемогающихъ борцовъ, добрая половина которыхъ уже полегла на вылазкахъ или на приступахъ. И все-таки казаки сохранили настолько силу духа, что дѣлали по ночамъ вылазки, заманивали непріятеля притворнымъ отступленіемъ, наводили его на подкопъ, а послѣ взрыва снова кидались впередъ съ безумной отвагой. Однажды они уложили такимъ способомъ болѣе тысячи спаговъ. Послѣднія двѣ недѣли осады сераскиръ днемъ штурмовалъ, вечеромъ открывалъ ли всю ночь пальбу по развалинамъ крѣпости. Какъ-то туркамъ удалось овладѣть однимъ бастіономъ. Казаки, получившіе въ этотъ самый день подкрѣпленіе въ 300 ч., ударили на враговъ такъ быстро, съ такою смѣлостью, что тѣ сразу опѣшили и побросали оружіе. Бастіонъ снова перешелъ въ ихъ руки.
И турки, и казаки надорвали свои силы въ такой продолжительной и упорной борьбѣ; наступали ея послѣдніе дни; кому-нибудь -- туркамъ или христіанамъ -- надо было уступитъ... И тамъ, и здѣсь приходилось одинаково худо. Уцѣлѣвшіе еще отъ побоищъ, израненые, истомленные казаки еле передвигали ноги; одни умирали на ходу, пробираясь въ свои землянки; другіе засылали вѣчнымъ сномъ, прислонившись къ насыпи. Пуще всего наводила ихъ цынга, эта неизбѣжная спутница тѣсноты и голодовки. И въ лагерѣ сераскира было не лучше, особенно съ наступленіемъ холодовъ и ненастья. Сырой, пронзительный вѣтеръ пробиралъ до костей непривыкшихъ азіатовъ, закутанныхъ въ свои дырявые плащи, босоногихъ и голодныхъ. Крымскій ханъ давно увелъ своихъ татаръ домой. Турки болѣли, и мерли какъ мухи. Въ отчаяніи сераскирь приказалъ испытать послѣднее средство: насадили на стрѣлы грамотки, въ которыхъ обѣщали каждому казаку по тысячѣ талеровъ, если будетъ сдана крѣпость, и спустили эти грамотки въ крѣпость. Турки напрасно ждали отвѣта.
"Басурманское прельщеніе" не подѣйствовало. Не o томъ думали тогда казаки: они готовились испить смертную чашу, въ послѣдній разъ сцѣпиться и умереть въ объятіяхъ враговъ, дорого продавши свою жизнь.
Наступалъ праздникъ Покрова. Полуживые защитники собрались вокругъ, выслушали прощальныя грамоты царю Михаилу Ѳедоровичу и патріарху Филарету Никитичу, гдѣ, между прочимъ, было прописано: "да простятъ ихъ, непотребныхъ и ослушныхъ рабовъ; да простятъ великіе государи ихъ вину и помянутъ души ихъ грѣшныя". Послѣ этого казаки цѣловали крестъ и евангеліе на томъ, чтобы при смертномъ часѣ стоять за одно, попрощались другъ съ другомъ, и, отдавши по три земныхъ поклола передъ иконами угодника Николая да Іоанна Крестителя, покинули крѣпость. Они изготовились принять смерть, достойную прославленныхъ героевъ древности.
Еще не успѣло обозначиться хмурое октябрьское утро, когда казаки, перепрыгивая черезъ рвы и сползая по насыпямъ, какъ дикія кошки, незамѣтно окружали непріятельскій станъ... Тамъ было тихо, словно поклонники пророка всѣ вымерли: ни оклика, ни шороха. Вотъ всползли казаки ли послѣднюю насыпь, разомъ, по знаку атамана, выпрямились, взмахнули саблями -- и остолбенѣли: лагерь оказался пустъ, ни единаго турка, лишь голодныя собаки гдѣ-то грызлись за покинутую кость... "Въ уторопь" пустились казаки за турками, настигли ихъ у самаго моря, когда они садились на суда, и, "въ припоръ ружья", открыли по нимъ бѣглый огонь. Въ суматохѣ враги спѣшили поскорѣе уплыть, при чемъ тѣснились, топтали, топили другъ друга и погибали; казаки, столкнувъ послѣднихъ въ воду, схватили большое султанское знамя да шесть малыхъ знаменъ; большая часть осадной артилеріи, которую не успѣли нагрузить, также имъ досталась.
Столь постыдно закончили турки четырехмѣсячную осаду Азова, потерявъ болѣе половины своей многочисленной разноплеменной арміи. Правда, и казаки потеряли много, но зато и выиграли больше, чѣмъ потеряли: въ нихъ стали уважать силу и доблесть; ихъ перестали считать шайкой разбойниковъ, промышлявшихъ грабежомъ. За казаками съ этой поры утвердилось названіе, которое они сами себѣ придумали: "Великое донское войско", въ которомъ былъ свой войсковой урядъ, свои обычаи, и сохранилась дѣдовская слава, переходившая изъ рода въ родъ.
Черезъ мѣсяцъ послѣ описанныхъ событій въѣзжала въ Москву "знатная" станица, или большое посольство, изъ 24-хъ казаковъ, особенно отличившихся при защитѣ Азова, съ есауломъ Порошинымъ и походнымъ атаманомъ, Наумомъ Васильевымъ. Войско донское просило великаго государя прислать воеводу для принятія крѣпости, "ибо имъ, казакамъ, защищать Азова не съ чѣмъ". Станица была принята съ честью; всѣ казаки допущены къ рукѣ. Ихъ наградили по окладу великимъ жалованьемъ, чествовали и угощали по все время пребыванія царскимъ иждивеніемъ. Между тѣмъ, боярская дума разсуждала о казачьемъ дѣлѣ. Станичники доказывали всѣ выгоды удержанія Азова; они ссылались ли то, что пока Азовъ былъ за ними, татары ни разу не осмѣлились воевать русскія окраины. Казаки говорили, что они готовы стоять вѣрой и правдой, но безъ царскихъ войскъ имъ не сдержать Азова, потому что отъ великой нужды и истомы оголодали, обнищали до того, что не могутъ снарядить себя даже ли морской поискъ. Дума присудила, а царь указалъ послать на Донъ дворянина Желябужскаго съ подьячимъ Башмаковымъ осмотрѣть крѣпость на мѣстѣ. Кромѣ милостивой грамоты, царь пожаловалъ казакамъ въ награду за ихъ службу 5 тыс. рублей деньгами; кромѣ того, обѣщалъ прислать по послѣ хлѣбное жалованье, съѣстные запасы, пороху, свинцу, 200 поставовъ сукна. "А вы, атаманы, писалъ царь, службу свою, дородство и храбрость къ нашему царскому величеству довершите и своей чести и славы не теряйте, а на нашу царскую милость и жалованье будьте надежны".
Прошло два года послѣ достопамятной защиты Азова, когда казаки получили царскій указъ покинуть Азовъ, возвратиться по своимъ куренямъ или же отойти на Донъ, "кому куда пригодно будетъ". Изъ страха войны съ турками, Московское государство отказывалось такимъ образомъ содержать въ отдаленной крѣпости свой гарнизонъ. Тогда казаки вывезли оттуда всѣ запасы, артилерію, стѵряды, подкопали уцѣлѣвшія башни и стѣны; затѣмъ, оставивъ небольшой отрядъ, перешли съ чудотворной иконой Іоанна Крестителя на Махинъ островъ, что противъ устья Аксая. А въ томъ же году къ явились въ видѣ Азова 38 турецкихъ галеръ. Казаки бывшіе въ крѣпости, немедленно взорвали подкопы, и турки принуждены были раскинуть шатры на развалинахъ одной изъ сильнѣйшихъ своихъ крѣпостей Мустафа-паша, начальствовавшій флотомъ, за неимѣніемъ чего лучшаго, обнесъ городъ частоколомъ, а изъ барочнаго лѣсу подѣлалъ казармы. Нѣсколько позже туркамъ пришлось возстановить крѣпость, хотя далеко не въ прежнемъ видѣ -- ту строили генуэзцы, мастера этого дѣла -- съ тѣмъ, чтобы черезъ сто лѣтъ, послѣ двукратной защиты, навсегда отъ нея отступиться въ нашу пользу.