..."Завтра вечеромъ!" -- трепетало въ груди Голощапова, когда онъ стоялъ у коляски, которую закладывали въ каретномъ сараѣ.-- "Она будетъ сидѣть здѣсь -- на этихъ подушкахъ"...-- заглядывалъ онъ въ глубь коляски, готовый припасть губами къ коричневому сафьяну этихъ счастливыхъ подушекъ и этому счастливому бархатному коврику, на которомъ будутъ стоять ея ножки...

Проводивъ глазами отъѣзжающую коляску, онъ прошелъ въ садъ, унося съ собой грезу о русоволосой дѣвушкѣ, и торопясь уйти отъ всѣхъ, чтобы остаться одинъ-на-одинъ съ своей грезой. Но греза эта сплеталась со всѣмъ, что его окружало: и эта тѣнистая аллея столѣтнихъ липъ, колоннада стволовъ которой уходила вдаль, и эти зовущія къ себѣ скамьи, и эти круглые столики, и неожиданные повороты дорожекъ, и залитыя свѣтомъ полянки,-- все это будетъ видѣть ее, она будетъ ходить здѣсь, и къ ней будутъ тянуться эти зеленыя лапы деревьевъ...

Липы вверху шелестятъ вонъ...

Да, и она будетъ ихъ слушать. О, еслибъ шепнули онѣ о томъ, какъ онъ безумно любитъ ее, и какою тоскою и болью замираетъ его грудь, затаившая въ себѣ эту сумасшедшую грезу о ней -- дорогой и желанной и въ то же время -- далекой, чужой и навсегда недоступной...

Онъ дошелъ до конца аллеи, свернулъ вправо, къ новой купальнѣ, и -- остановился. Зачѣмъ это онъ? Ахъ, да! генералъ просилъ его зайти и посмотрѣть -- готово ли тамъ... Онъ торопливо сбѣжалъ по гладкимъ ступенямъ каменной лѣстницы, которая то затягивалась въ песчаную дорожку, то снова опадала внизъ и въ концѣ -- красивымъ вѣеромъ развернутыхъ ступеней -- круто сбѣгала къ купальнѣ...

Дуплистая, старая верба неуклюже гнулась къ водѣ и корявыми лапами жадно тянулась къ купальнѣ, стараясь словно коснуться ея и заглянуть въ нее сверху,-- и онъ понималъ ея тайную мысль, и завидовалъ ей... Онъ прошелъ по мосткамъ и отворилъ дверь. Да -- все уже было готово. Столяръ и обойщикъ ушли. Голощаповъ присѣлъ на скамью и осмотрѣлся. Бархатный красный коверъ устилалъ полъ. Чугунная сквозная лѣсенка полого шла въ воду. Надъ широкими скамьями, затянутыми краснымъ сукномъ, сверкали никеллированныя вѣшалки. А напротивъ -- висѣло большое овальное зеркало. Онъ заглянулъ въ него -- и вздрогнулъ при мысли, что это стекло будетъ отражать ее всю... нагую, прекрасную!

Изъ-за борта купальни, съ угла, ласкаясь къ мокрой сверкающей сваѣ, забугрилась легкая зыбь воды подъ набѣжавшимъ вдругъ вѣтромъ -- и на холщевой стѣнѣ задрожали золотые рефлексы. Это былъ неслышный, ажурный смѣхъ свѣта и тѣни. И золотое кружево это (о, да! это будетъ!),-- оно коснется и ея обнаженнаго тѣла и покроетъ его поцѣлуями...

Онъ созерцалъ это -- и дрожалъ знобливою дрожью восторга и зависти...