Вчера и сегодня я перечитывалъ "Фауста". Потребность эта читать "Фауста" была не случайной: не то, чтобы книга мнѣ подвернулась, какъ говорится, подъ руку, нѣтъ,-- я подвернулся, случайно зайдя въ область свѣта, бросаемаго, этой безсмертной книгой. Книги, вѣдь, свѣтятся. Иныя -- какъ звѣзды неба; иныя и ярче -- какъ фонари улицы; есть между ними и еле примѣтныя звѣзды, но свѣтъ ихъ все-таки съ неба; есть и просто сальные огарки, которые сильно чадятъ и мараютъ руки...
Книга Гете -- одна изъ самыхъ яркихъ звѣздъ неба. Она лучится, какъ Сиріусъ... И такъ какъ ихъ очень немного, этихъ яркихъ звѣздъ (на нашемъ сѣверномъ небѣ, ихъ только двѣнадцать), то немудрено, что стоитъ только взглянуть вверхъ, чтобы приковаться глазами къ одной изъ этихъ царицъ и красавицъ неба. Немудрено и самому, бродя по землѣ, случайно попасть подъ каскадъ этихъ яркихъ лучей. Я и попалъ вотъ... Они одѣли меня серебристою ризою, и -- сквозь трепетную сѣтку лучей, предо мною мелькнулъ бѣлокурый образъ голубоглазой Маргариты. Вотъ она -- радостная, дѣтски-счастливая; вотъ -- и больная, страдающая...
Я и задумался...
Какъ это умно и тонко, т.-е.-- правдиво, естественно (а въ этой близости къ факту и вся широта, и все величіе мысли: они -- мысли и фактъ -- должны совпадать),-- какъ это умно, что Гете въ подруги Фаусту выбралъ именно ее, Маргариту,-- этого красиваго, бѣлокураго звѣрка, эту незатѣйливую мѣщаночку, съ ласковымъ взглядомъ голубыхъ, кроткихъ глазъ, античнымъ тѣломъ и наивнымъ, дѣтскимъ лепетомъ ночи... Правда, потомъ -- во второй части "Фауста" -- Маргариту смѣнила Елена; да, но это вѣдь во второй уже части, которая, собственно говоря, и не "Фаустъ", а -- нашивка, заплата, ненужный балластъ этой безсмертной книги, балластъ, который затѣмъ развѣ только и нуженъ, чтобы выбросить весь этотъ ворохъ учености на голову профессора Вагнера, рѣчь котораго -- извѣстно это...
...блистаетъ пустотой,
Лишь вычуры въ себѣ и сухость заключая.
Такъ вѣтеръ въ ноябрѣ, холодный и сухой,
Шумитъ въ лѣсу, листы засохшіе взметая...
Таковъ Вагнеръ. И очень хочется думать, что именно съ нимъ, въ сотрудничествѣ съ этимъ Вагнеромъ, Гете и писалъ свою вторую часть; точно такъ, какъ сотрудникомъ первой былъ, вѣроятно, Мефистофель...
И далѣе. Такъ какъ мы знаемъ (со словъ того же Гете), что "сердца къ сердцу пѣснь ничья не привлечетъ, когда не изъ души -- изъ устъ она течетъ", мы въ правѣ сказать, что первая часть "Фауста", это изъ -- "сердца", а вторая -- только "изъ устъ"... Оттого-то -- первую часть (т.-е.-- подлиннаго "Фауста") читаютъ и будутъ читать; а вторую (т.-е.-- поддѣльнаго "Фауста") тоже будутъ, пожалуй, читать, но только потомки -- внуки и правнуки -- профессора Вагнера, которые живутъ и понынѣ; и я даже недавно имѣлъ случай гдѣ-то прочесть откровеніе одного изъ этихъ потомковъ о томъ, что "Фауста.", будто бы, нельзя и вовсе понять, если только не хочешь всласть надышаться пылью архивовъ второй части, надъ которой потрудился не мало и самъ Вагнеръ -- милый сердцу дѣдушка пропагандиста этой пресловутой второй части.
Но, виноватъ, вернемся къ "Фаусту".
Итакъ: Фаустъ и -- Маргарита... Это немножко шокируетъ. Да -- и будь Гете не Гете, будь онъ немножко пониже, поуже,-- онъ не посмѣлъ бы такъ сдѣлать. Кривая орбиты (а наши привычки, наши традиціи наша орбита),-- она отклонила бы и погнула бы въ сторону мысль олимпійца, и ужъ не геній-художникъ, а мастакъ-ремесленникъ сказалъ бы намъ свое слово... Но, не даромъ же ему, этому Гете, была -- "и звѣздная книга ясна", и "съ нимъ говорила морская волна",-- онъ компануетъ картину такъ, какъ велитъ ему "суровое чутье фактовъ", и смѣло -- рядомъ съ героемъ, Фаустомъ, ставитъ просто мѣщаночку...
Да -- это было смѣло. Два женскихъ типа одной изъ библейскихъ сценъ -- Марія и Марѳа -- смѣнили подъ руками художниковъ не мало костюмовъ, и за своей спиной имѣютъ огромное прошлое, которое стало традиціей. Марія, избравшая "участь благую", это -- героямъ. Она и сама героиня. Марѳа, "суетная Марѳа", которая "о многомъ хлопочетъ",-- это тому, кто рангомъ пониже. И вотъ, Гете ломаетъ эту традицію. И поступи онъ иначе,-- поставь онъ на мѣсто бѣлокурой мѣщаночки темноволосую патриціанку,-- одной изъ геніальныхъ книгъ было бы меньше, такъ какъ Фаустъ былъ бы не Фаустъ.
Фаустъ -- слишкомъ большая и рослая фигура для того, чтобы его можно было уложить въ тѣсный футляръ нашихъ людскихъ нормъ,-- для него это было бы поистинѣ ложемъ Прокруста. И всякая Марія, съ ореоломъ ея "благой участи", не пара ему: она была бы мелка и низкоросла, бокъ-о-бокъ, съ этимъ титаномъ. "Благая участь"... Но, вѣдь, это для Фауста значило бы -- "приблизиться къ зерцалу истины, сіяющей и вѣчной"... т.-е.-- знать.
И вотъ:
Я все узналъ, во все проникъ --
И не умнѣй я подъ конецъ,
Чѣмъ прежде: жалкій я глупецъ...
И въ этомъ сознаніи -- "не дано намъ знанія",-- въ этомъ-то и весь драматизмъ Фауста, Онъ ищетъ выхода; и для него это -- одно изъ двухъ: или -- стать "спиной къ земному солнцу" и "смертныя врата, которыхъ избѣгаетъ со страхомъ смертный", смѣло самому открыть и доказать, "пожертвовать собой, что человѣкъ богамъ не уступаетъ"; словомъ -- "сойти въ ничтожество отважною стопой"... или -- разъ рѣшимости на этотъ шагъ -- "вмигъ охмелѣть" не хватаетъ и все еще хочется жить, тянуть эту муку -- броситься съ головой въ омутъ жизни, извѣдать все, дойти до конца и охмелѣть отъ восторговъ "чувственныхъ, тѣлесныхъ"... "всю силу радости и горя испытать, душою въ душу ихъ до глубины проникнуть"... и -- если это возможно, если достижимо это (Фаустъ не вѣритъ въ это) -- сказать, хоть разъ:
...мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!..
Что тутъ дѣлать Маріи? И -- главное -- что тутъ дѣлать съ Маріей?
Причемъ тутъ ея "участь благая"? Марія не научитъ, вѣдь, Фауста знать; она, вѣдь, не приблизитъ его "къ зерцалу истины, сіяющей и вѣчной". А съ другой стороны -- не съ ней же, не съ этою же дѣвственно-чистой и цѣломудренной Маріей, ринуться "въ вихрь гибельныхъ страстей", и не у нея, конечно, стать искать "восторговъ чувственныхъ, тѣлесныхъ"... Нѣтъ! И Мефистофель зналъ, что дѣлалъ, указавъ Фаусту бѣлокурую мѣщаночку -- Гретхенъ...
Вѣдь, это тоже поди,-- "тарелка съ ягодами"?-- Да. И гады вышли и -- съѣли эти ягоды...
Бѣдный бѣлокурый звѣрокъ...