VI.

Исторія пары очковъ и послѣдствія насморка.

Никогда ни одинъ проповѣдникъ, никогда ни Боссюетъ, ни Фенелонъ, никогда ни Массильонъ, ни Флешье, никогда даже самъ г. Мермилло не расточали съ каѳедры одновременно и болѣе сильнаго и болѣе душеспасительнаго краснорѣчія, какъ г. Альфредъ Л'Амберъ у изголовья Романье.

Онъ обратился сперва въ разуму, затѣмъ къ совѣсти и наконецъ въ сердцу больного. Онъ употребилъ въ дѣло и мірскія, и духовныя средства; онъ ссылался на тексты писанія и на философовъ. Онъ былъ могучъ и кротокъ, свирѣпъ и любвеобиленъ, логиченъ, увѣтливъ и даже забавенъ. Онъ доказалъ ему, что самоубійство самое отвратительное изъ преступленій; что надо быть черезъ-чуръ трусомъ, чтобъ насильственно прибѣгать къ смерти. Онъ даже отважился на метафору столь же новую, какъ и смѣлую, сравнивъ самоубійцу съ дезертиромъ, который оставляетъ свой постъ безъ позволенія капрала.

Овернецъ, ничего не ѣвшій уже двадцать четыре часа, казалось былъ неколебимъ. Онъ былъ неподвиженъ и упрямъ передъ смертью, какъ оселъ передъ мостомъ. На самые доказательные доводы онъ отвѣчалъ съ безстрастной вротостью:

-- Не стоитъ труда, г. Л'Амберъ; на свѣтѣ слишкомъ много нищеты,

-- Ахъ, другъ мой, бѣдный мой другъ! да нищета божественное учрежденіе. Она нарочно создана ради того, чтобъ возбуждать милосердіе въ богатыхъ и покорность въ бѣдныхъ.

-- Богатые? Я просилъ работы, и всѣ мнѣ отказывали. Я просилъ милостыни, а меня стращали городовымъ.

-- Отчего же вы не обратились къ вашимъ друзьямъ? Напримѣръ, ко мнѣ, я вамъ желаю всего хорошаго; ко мнѣ, въ чьихь жилахъ есть и ваша кровь.

-- Вотъ еще! Чтобъ вы еще разъ велѣли вытолкать меня за дверь?

-- Моя дверь, какъ и мой кошелекъ, будутъ всегда открыты для васъ.

-- Дай вы мнѣ тогда всего пятьдесятъ франковъ, чтобъ купить подержанную бочку!

-- Но, животное!.. но милое мое животное, хотѣлъ я сказать... позволь мнѣ запросто побранить тебя, какъ въ тѣ времена, какъ ты раздѣлялъ со мною столъ и ложе! я тебѣ дамъ не только пятьдесятъ франковъ, но тысячу, двѣ, десять тысячъ! я готовъ раздѣлить съ тобою все мое состояніе... разумѣется, по мѣрѣ нуждъ каждаго изъ насъ. Ты долженъ жить, ты обязанъ быть счастливъ! Теперь возвращается весна съ кошницами цвѣтовъ и нѣжнымъ щебетаньемъ птицъ въ садахъ. Неужто ты рѣшишься покинуть все это? Подумай о горѣ твоихъ честныхъ родителей, стараго отца, который ждетъ тебя домой; о твоихъ братьяхъ и сестрахъ. Подумай о матери, мой другъ. Она не переживетъ тебя. Ты всѣхъ ихъ увидишь! Или, нѣтъ; ты останешься въ Парижѣ, на моихъ глазахъ, въ самой близкой со мною дружбѣ. Я желаю, чтобъ ты былъ счастливъ, чтобъ у тебя была славная женушка, чтобъ ты сталъ отцомъ двухъ, трехъ хорошенькихъ ребятишекъ. Ты улыбаешься? Покушай же супу!

-- Благодарю васъ, господинъ Л'Амберъ. Не надо мнѣ супу. Много на этомъ свѣтѣ нищеты!

-- Но вѣдь я божусь же тебѣ, что твои черные дни прошли! Если ты захочешь жить, то больше не будешь ни страдать, ни работать; у тебя въ году будетъ триста шестьдесятъ пять воскресеній.

-- А понедѣльниковъ не будетъ?

-- Будутъ и понедѣльники, если они тебѣ больше нравятся. Ты будешь ѣсть, пить, курить сигары по тридцати су за штуку! Ты будешь моимъ товарищемъ, моимъ неразлучкой, другимъ моимъ я. Хочешь жить, Романье, чтобъ быть другимъ моимъ я?

-- Нѣтъ! тѣмъ хуже. Нѣтъ, ужь я началъ умирать, такъ лучше кончить сразу.

-- А, такъ-то! Такъ я скажу тебѣ, трижды скотъ, какую судьбу ты себѣ готовишь! Я ужь не говорю о вѣчныхъ мученіяхъ, которыя ты приближаешь въ себѣ съ каждой минутой; но и здѣсь на землѣ, завтра, сегодня можетъ быть, прежде чѣмъ ты сгніешь въ общей могилѣ, тебя сволокутъ въ амфитеатръ. Тебя положатъ на каменный столъ и станутъ кромсать на куски. Студентъ топоромъ разрубитъ твою ослиную голову; другой станетъ рыться у тебя въ туловищѣ, отыскивая, есть ли сердце подъ такой глупой оболочкой; третій...

-- Пощадите, пощадите, г. Л'Амберъ; я не хочу, чтобъ меня рѣзали на куски! Я лучше поѣмъ супу.

Черезъ три дня, благодаря супу и крѣпкому сложенію, онъ былъ внѣ опасности. Его можно было перевезти въ каретѣ въ улицу Вернель. Г. Л'Амберъ, съ материнской заботливостью, самъ устроилъ ему помѣщеніе. Онъ далъ ему комнату своего собственнаго вамердинера, чтобъ быть въ нему ближе. Цѣлый мѣсяцъ онъ ходилъ за нимъ, какъ сидѣлка, и провелъ даже нѣсколько ночей около него.

Эти труды не только не разстроили его здоровья, но придали свѣжесть и блескъ его лицу. Чѣмъ онъ больше изнурялъ себя, ухаживая за больнымъ, тѣмъ здоровѣе становился его носъ, пріобрѣтая надлежащій цвѣтъ. Его жизнь проходила между конторой, овернцемъ и зеркаломъ. Въ это именно время, онъ какъ-то, въ разсѣянности, написалъ на черновой купчей: "Сладостно творить добро",-- изреченіе само-по-себѣ нѣсколько старое, но для него вполнѣ новое.

Когда Романье рѣшительно поправился, его хозяинъ и спаситель, изрѣзавшій для него столько бифштексовъ и тоненькихъ ломотковъ хлѣба, сказалъ ему:

-- Съ сегодняшняго дня мы будемъ постоянно обѣдать вмѣстѣ. Но если ты предпочитаешь обѣдать въ людской, то тебя тамъ будутъ кормить также хорошо и тебѣ тамъ будетъ веселѣе.

Романье, какъ человѣкъ благоразумный, предпочелъ людскую.

Онъ тамъ обжился и велъ себя такъ, что всѣ его полюбили. Вмѣсто того, чтобъ чваниться дружбой съ хозяиномъ, онъ былъ скромнѣе и тише послѣдняго чумички. Г. Л'Амберъ въ его лицѣ далъ слугу своимъ людямъ. Всѣ имъ пользовались, всѣ смѣялись надъ его говоромъ и надѣляли дружескими шлепками: никто и не думалъ платить ему жалованье. Г. Л'Амберъ нѣсколько разъ видѣлъ, что онъ носитъ воду, переставляетъ тяжелую мебель, или натираетъ полы. Въ такихъ случаяхъ, добрый хозяинъ дергалъ его заухо и говорилъ:

-- Ничего, забавляйся, я не запрещаю; но только не утомляйся черезчуръ.

Бѣдняга приходилъ въ смущеніе отъ такой доброты и уходилъ въ свою комнату, чтобъ поплакать отъ избытка чувствъ.

Ему не пришлось долго жить въ чистой и удобной комнатѣ, подлѣ комнаты хозяина. Г. Л'Амберъ деликатно намекнулъ, что ему трудно обходиться безъ камердинера, и Романье попросилъ, чтобъ его помѣстили на чердакѣ. Его просьба была тотчасъ же уважена; ему отвели конурку, въ которой не соглашались жить судомойки.

Нѣкоторый мудрецъ сказалъ: "Счастливы народы, не имѣющіе исторіи!" Себастьянъ Романье былъ счастливъ три мѣсяца. Въ началѣ іюня съ нимъ случилась исторія. Въ его сердце, дотолѣ неуязвимое, попала стрѣла Амура. Бывшій водоносъ отдался съ руками и ногами во власть бога, погубившаго Трою. Чистя овощи, онъ замѣтилъ, что у кухарки красивые сѣренькіе глазки и славныя толстыя и красныя щеки. Первымъ симптомомъ его болѣзни былъ тяжкій вздохъ, способный опрокинуть столъ. Онъ захотѣлъ объясниться, но слова застряли у него въ горлѣ. Едва онъ осмѣлился обхватить за талію свою Дульцинею и поцѣловать ее въ губы,-- до того имъ овладѣла робость.

Его поняли съ полуслова. Кухарка была особа не глупая, старше его на семь, или на восемь лѣтъ, и не чужестранка въ странѣ нѣжностей и вздоховъ.

-- Понимаю въ чемъ дѣло,-- сказала она,-- вы хотите на мнѣ жениться. Что-жь, голубчикъ, мы можемъ столковаться, если у васъ кое-что есть.

Онъ отвѣчалъ что у него есть то, чего можно требовать отъ мужчины, то-есть двѣ крѣпкія и привычныя къ работѣ руки. Но демуазель Жанета расхохоталась ему подъ носъ и объяснилась понятнѣе; онъ въ свою очередь расхохотался и съ милой довѣрчивостью отвѣчалъ:

-- Такъ для этого требуются деньги? Что жь вы сразу не сказали? У меня денегъ пропасть! Сколько вамъ требуется? Напримѣръ, довольно съ васъ половины состоянія г. Л'Амбера?

-- Половины его состоянія?

-- Разумѣется. Онъ мнѣ говорилъ это сто разъ. Мнѣ принадлежитъ половина его состоянія, только мы еще не подѣлились; онъ бережетъ мою часть.

-- Вздоръ!

-- Вздоръ? Да вотъ онъ воротился. Я пойду и попрошу разсчета, и принесу вамъ цѣлый мѣшокъ су на кухню.

Наивный бѣднякъ! Г. Л'Амберъ далъ ему хорошій урокъ высшей соціальной грамматики. Г. Л'Амберъ объяснилъ ему, что обѣщать и держать слово вовсе не синонимы; онъ былъ въ хорошемъ расположеніи и снизошелъ даже до того, что указалъ на достоинства и опасности фигуры, именуемой гиперболой. Въ заключеніе, съ твердостью и кротостью, не допускавшими возраженій, онъ сказалъ ему:

-- Романье, я много для васъ сдѣлалъ; я намѣренъ сдѣлать еще больше, удаливъ васъ изъ своего дома. Простой здравый смыслъ удостовѣряетъ васъ, что вы здѣсь не хозяинъ; я слишкомъ добръ, и не допущу чтобъ вы здѣсь жили въ качествѣ слуги; словомъ я полагаю, что окажу вамъ дурную услугу, если оставлю васъ въ настоящемъ неопредѣленномъ положеніи, которое дурно повліяетъ на ваши привычки и привьетъ ложныя понятія въ вашему уму. Еще годъ, проведенный безъ занятій и въ лѣности, и вы не захотите больше работать. Вы выбьетесь изъ колеи. А я вамъ долженъ сказать, что подобные люди -- язва нашего времени. Положа руку на сердце, отвѣчайте мнѣ: желаете вы стать язвой своего времени? Несчастный! Развѣ вамъ не приходилось сожалѣть, что вы больше не работникъ, а въ этомъ ваша гордость, ваше право на благородство. Вѣдь вы изъ тѣхъ, кого Богъ создалъ ради того, чтобъ они облагородились въ потѣ чела; вы принадлежите къ аристократіи труда. Работайте-же; не такъ, какъ прежде, въ сомнѣніи и лишеніи, но съ увѣренностью, которую я вамъ гарантирую, и въ изобиліи, согласномъ съ вашими скромными потребностями. Я устрою вамъ на свой счетъ помѣщеніе и я же доставлю вамъ работу. Еслибъ, что невѣроятно, у васъ не хватило средствъ для существованія, то я всегда помогу вамъ. Но откажитесь отъ нелѣпаго намѣренія жениться на моей кухаркѣ: вы не должны связывать своей судьбы съ судьбой служанки, и я не потерплю дѣтей у себя въ домѣ!

Несчастный выплакалъ себѣ глаза и отслужилъ нѣсколько молебновъ. Въ оправданіе г. Л'Амбера я долженъ сказать, что онъ устроилъ все прекрасно. Онъ заново одѣлъ Романье, меблировавъ для него комнатку въ пятомъ этажѣ, въ старомъ домѣ, въ улицѣ Ищиполдень, и выдалъ ему пятьсотъ франковъ на прожитіе, пока не отыщется работа. Не прошло и недѣли, какъ онъ его опредѣлилъ работникомъ на хорошій зеркальный заводъ въ Севрской улицѣ.

Прошло довольно времени, можетъ быть полгода, и носъ не извѣщалъ нотаріуса на счетъ своего поставщика. Но въ одно прекрасное утро, когда членъ судебнаго вѣдомства, вмѣстѣ со своимъ главнымъ конторщикомъ, разбиралъ пергаменты благороднаго и богатаго рода, его золотыя очки перелохились по срединѣ и упали на столъ.

Это приключеніе нѣсколько смутило его. Онъ купилъ пенсъне со стальной пружиной и послалъ на набережную Золотыхъ дѣлъ мастеровъ перемѣнить очки. Его всегдашній поставщикъ, г. Луна, поспѣшилъ тысячу разъ извиниться и доставилъ новыя очки, которыя черезъ сутки сломались въ томъ же мѣстѣ.

Ту же участь потерпѣла и третья пара; явилась четвертая и сломалась точно также, Оптикъ уже и не зналъ, какъ извиниться. Въ глубинѣ души онъ былъ убѣжденъ, что виноватъ самъ г. Л'Амберъ. Показывая убытокъ за четыре дня, онъ сказалъ женѣ:

-- Этотъ молодой человѣкъ не довольно разсудителенъ; онъ носитъ стекла No 4, которыя тяжелѣе другихъ; изъ кокетства, онъ требуетъ, чтобъ оправа была тонкая, какъ проволока, и я увѣренъ, что онъ грубо обращается съ очками, точно онѣ изъ кованнаго желѣза. Если я ему это замѣчу, онъ разсердится; лучше я пошлю ему оправу покрѣпче.

Г-жа Луна нашла, что мужъ придумалъ прекрасно; но пятая пара очковъ подверглась участи четырехъ прежнихъ. На этотъ разъ, г. Л'Амберъ разсердился докрасна, хотя ему не было сдѣлано никакого замѣчанія, и перешелъ къ другому оптику, сопернику перваго.

Но всѣ парижскіе оптики точно сговорились ломать очки о носъ бѣднаго милліонера. Цѣлая дюжина очковъ перебывала на немъ. И что всего удивительнѣе, стальное пенсъне, замѣщавшее ихъ въ дни междуцарствія, оставалось цѣло и невредимо.

Вы знаете, что терпѣніе не было любимой добродѣтелью г. Альфреда Л'Амбера. Однажды, когда онъ неистовствовалъ надъ парой очковъ, топча ихъ каблуками, ему доложили о докторѣ Бернье.

-- Ну, вотъ! -- вскричалъ нотаріусъ,-- вы пришли кстати. Чтобъ чортъ меня побралъ, если я не околдованъ.

Взоры доктора обратились естественно на носъ паціента. Но носъ ему показался здоровымъ; онъ имѣлъ прекрасный видъ и былъ свѣжъ, какъ роза.

-- Мнѣ кажется,-- сказалъ онъ,-- что мы вполнѣ здоровы.

-- Я? Безъ сомнѣнія; но вотъ проклятыя очви не держатся!

Онъ разсказалъ въ чемъ дѣло, и г. Бернье задумался.

-- Тутъ дѣло не обошлось безъ овернца. Гдѣ у васъ сломанная оправа?

-- Тутъ, подъ моими ногами.

Г. Бернье поднялъ ее, осмотрѣлъ въ лупу и ему показалось, что около полома золото точно посеребрено.

-- Чортъ возьми! -- сказалъ онъ.-- Иль Романье надѣлалъ глупостей?

-- Какихъ глупостей онъ могъ натворить?

-- Онъ все у васъ?

-- Нѣтъ, онъ переѣхалъ. Онъ работаетъ на заводѣ.

-- Надѣюсь, на этотъ разъ у васъ есть его адресъ.

-- Безъ сомнѣнія. Вы хотите его видѣть?

-- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

-- Развѣ есть опасность? А я между тѣмъ чувствую себя прекрасно.

-- Сходимте раньше къ Романье.

Черезъ четверть часа, они остановились у воротъ дома гг. Тальядъ и КR, въ Севрской улицѣ. Огромная вывѣска, составленная изъ зеркальныхъ кусковъ, указывала какого рода проиышленностью они занимаются.

-- Вотъ мы и пришли,-- сказалъ нотаріусъ.

-- Какъ? Романье тутъ работаетъ?

-- Безъ сомнѣнія. Я его и опредѣлилъ сюда.

-- Ну, зло не такъ велико, какъ я предполагалъ. Но все-таки вы поступили ужасно неблагоразумно.

-- Что вы хотите сказать?

-- Сперва войдемте.

Первый, кого они встрѣтили въ мастерской, былъ овернецъ въ одной рубашвѣ, съ засученными руками; онъ наводилъ ртуть на зеркало.

-- Такъ и есть! -- сказалъ докторъ,-- я это предвидѣлъ.

-- Да что такое?

-- Зеркала наводятъ при помощи слоя ртути, которая наливается на оловянный листъ. Поняли?

-- Нѣтъ еще.

-- Ваше животное купается въ ней по локти. Какое по локти, по самыя подмышки...

-- Я не вижу связи...

-- Но вашъ носъ часть его руки, а золото обладаетъ печальной способностью образовать амальгаму со ртутью, а потому у васъ очки и ломаются.

-- Чортъ возьми!

-- Впрочемъ, вы можете носить стальныя,

-- Мнѣ все равно.

-- Въ такомъ случаѣ, вы ничѣмъ не рискуете, кромѣ отравленія ртутью.

-- О, нѣтъ! Въ такомъ случаѣ пусть Романье займется чѣмъ нибудь другимъ. Эй, Романье! Брось работу и пойдемъ съ нами. Да бросишь ли ты, животное? Ты и не знаешь, чему подвергаешь меня.

На шумъ прибѣжалъ хозяинъ мастерской, Г. Л'Амберъ важнымъ тономъ объявилъ свое имя и напомнилъ, что онъ рекомендовалъ этого человѣка при посредствѣ своего обойщика. Г. Тальядъ отвѣчалъ, что онъ прекрасно помнитъ объ этомъ. Именно, чтобъ сдѣлать пріятное г. Л'Амберу и заслужить его благосклонность, онъ и произвелъ рабочаго въ наводчики.

-- Двѣ недѣли назадъ? -- вскричалъ Л'Амберъ.

-- Такъ точно. Вамъ это уже извѣстно?

-- Даже слишкомъ извѣстно! Ахъ, развѣ можно такъ шутить такими священными вещами?

-- Какъ?...

-- Нѣтъ, ничего. Но ради меня, ради самихъ себя, наконецъ въ интересахъ всего общества, приставьте его къ прежнему дѣлу; или лучше, возвратите его мнѣ, я его возьму отъ васъ. Я заплачу, что слѣдуетъ, но время не терпитъ. По предписанію врача!.. Романье, мой другъ, вы должны отправиться со мной. Вамъ не о чемъ заботиться; все мое -- ваше!.. То есть, нѣтъ! Все равно, идите за мной. Клянусь, вы останетесь мной довольны.

Онъ едва далъ ему время одѣться и увелъ его, какъ плѣнника. Г. Тальядъ и его работники почли его за сумасшедшаго; добрый Романье поднялъ глаза въ небу и, идя, раздумывалъ, чего-то еще отъ него потребуютъ.

О его судьбѣ разсуждали въ каретѣ, а онъ ротозѣйничалъ, сидя подлѣ вучера.

-- Милый мой паціентъ,-- сказалъ докторъ милліонеру,-- не надо его упускать изъ виду. Я понимаю, что вы не держите его у себя въ домѣ: его общество не изъ пріятныхъ; но не слѣдуетъ также, чтобъ онъ жилъ далеко, а равно надо почаще справляться о немъ. Наймите ему комнату въ улицѣ Бонъ, или въ Университетской, неподалеку отъ своего дома. Пристройте его къ дѣлу менѣе опасному для васъ, или же, еще лучше, дайте ему небольшую пенсію, не пристраивая его никуда; работая, онъ устаетъ, подвергается опасности; я не знаю ремесла, гдѣ бы человѣкъ не рисковалъ своей кожей: случайность всегда близка! Дайте ему столько, чтобъ онъ могъ жить ничего не дѣлая. Но въ тоже время не слѣдуетъ, чтобъ у него были лишнія деньги. Онъ опять запьетъ, а вы знаете, что за этимъ послѣдуетъ. Сотня франковъ въ мѣсяцъ, при готовой квартирѣ, вотъ все что ему требуется.

-- Этого, быть можетъ, даже много... не то, чтобъ деньги были большія; но я дамъ ему столько, чтобъ хватило на ѣду и не оставалось на выпивку.

-- И такъ, четыре луидора въ мѣсяцъ, и выдавать ихъ каждую недѣлю, по вторникамъ.

Романье предложили пенсію въ восемьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ; но на этотъ разъ его пришлось уламывать.

-- Только-то? -- съ презрѣніемъ сказалъ онъ.-- Не стоило для этого брать меня съ Севрской улицы; я тамъ заработываіъ три франка десять су въ день и посылалъ деньги домой. Позвольте мнѣ работать у зеркальщика, или дайте мнѣ три франка десять су.

Пришлось согласиться, потому что сила была на его сторонѣ.

Г. Л'Амберъ вскорѣ увидѣлъ, что онъ поступилъ умно. Годъ прошелъ безо всякихъ приключеній. Романье платили понедѣльно и постоянно слѣдили за нимъ. Онъ жилъ тихо и честно, и не зналъ иныхъ страстей, кромѣ игры въ кегли. И прекрасные глаза дѣвицы Ирмы Стеймбуръ съ видимымъ удовольствіемъ останавливались на бѣломъ съ розовымъ оттѣнкомъ носѣ счастливаго милліонера.

Молодые люди танцовали всю зиму всѣ котильоны. Поэтому ихъ считали женихомъ и невѣстой. Разъ, при выходѣ изъ итальянской оперы, старый маркизъ де-Вилльморенъ остановилъ Л'Амбера въ сѣняхъ:

-- Когда же свадьба? -- спросилъ онъ,

-- Но, маркизъ, мнѣ еще ничего не говорили.

-- Что-жь вы хотите, чтобъ за васъ посватались? Мужчина долженъ заговорить первый. Вотъ герцотъ де-Линьянъ, настоящій дворянинъ, не ждалъ же, пока я предложу ему жениться на моей дочери! Онъ пріѣхалъ, понравился, и все кончено. Черезъ недѣлю подпишемъ контрактъ. Вы знаете, мой милый, что это дѣло по вашей части. Позвольте же мнѣ усадить дамъ въ карету, а сами пройдемтесь до клуба пѣшкомъ. Да надѣньте же, чортъ возьми, шляпу! Иначе, вы схватите такой насморкъ!..

Старикъ и молодой человѣкъ пошли рядомъ до бульвара; одинъ говорилъ, другой слушалъ. И Л'Амберъ отправился домой, чтобъ составить проектъ контракта дѣвицы Шарлоты-Августы де-Вилльморенъ Но онъ здорово простудился; въ этомъ нельзя было сомнѣваться. Актъ былъ переписанъ главнымъ конторщикомъ, просмотрѣнъ повѣренными обѣихъ сторонъ и окончательно переписанъ на гербовой бумагѣ; не доставало только подписей.

Въ назначенный день, Л'Амберъ, вѣрный своему долгу, лично отправился въ домъ де-Вилльморена, не взирая на сильнѣйшій насморкъ, отъ котораго у него глаза лѣзли изъ головы. Онъ высморкался въ послѣдній разъ въ прихожей и слуги вздрогнули, сидя на скамьяхъ, точно услышавъ послѣднюю трубу.

Доложили о г. Л'Амберѣ! Онъ былъ въ очкахъ и важно улыбался, какъ оно и подобаетъ въ подобныхъ случаяхъ.

Въ отличномъ галстухѣ, въ перчаткахъ на рукѣ, въ бальныхъ башмакахъ, какъ танцоръ, со шляпой въ лѣвой рукѣ и контрактомъ въ правой, онъ подошелъ въ маркизѣ, скромно пробрался сквозь составившійся около нея кружокъ, раскланялся и сказалъ: {Начиная съ этого мѣста, мы принуждены по причинамъ, которыя сейчасъ уяснятся для читателя, передавать, разумѣется примѣрно, особенности овернскаго говора. Д. А. }

-- Маркижа, я принесъ контрактъ вашей любежной дочки.

Г-жа де-Вилльморенъ съ удивленіемъ, широко раскрывъ глаза, посмотрѣла на него. По залѣ пронесся легкій говоръ. Г. Л'Амберъ вновь поклонился и продолжалъ:

-- Шортъ вожьми! маркижа, шегодня вешелый денекъ для молодой ошобы!

Кто-то его сильно схватилъ за лѣвую руку и заставилъ сдѣлать пируетъ. По этой пантомимѣ, онъ узналъ силу маркиза.

-- Милый мой нотаріусъ,-- сказалъ старикъ, отводя его въ уголокъ,-- конечно, на масляницѣ позволяются кой-какія шутки, но вспомните, гдѣ вы находитесь и, пожалуйста, перемѣните тонъ.

-- Но, гошподинъ маркижъ...

-- Опять!.. Видите, я терпѣливъ, но не злоупотребляйте моимъ терпѣніемъ. Подите, извинитесь передъ маркизой, прочтите контрактъ, и затѣмъ прощайте.

-- Жачѣмъ ижвиняться, жачѣмъ прощайте? Шловно я надѣлалъ глупоштей, шортъ вожьми!

Маркизъ ничего не отвѣчалъ, но сдѣлалъ знакъ слугамъ, ходившимъ по залѣ. Дверь отворилась, и было слышно, какъ въ прихожей кто-то прокричалъ:

-- Карета г. Л'Амбера!

Ошеломленный, смущенный, разсерженный, бѣдный милліонеръ вышелъ, отвѣшивая поклоны и вскорѣ очутился въ своей каретѣ, самъ не зная какъ и почему. Онъ билъ себя по лбу, рвалъ на себѣ волосы, щипалъ себѣ руки, чтобъ убѣдиться, не спитъ ли онъ и не видить ли дурного сна. Но нѣтъ! онъ не спитъ! онъ видитъ который часъ на своихъ часахъ, онъ читаетъ названія улицъ при свѣтѣ газа, онъ узнаетъ вывѣски магазиновъ. Что онъ сказалъ? что онъ сдѣлалъ? какія приличія нарушилъ? какой неловкости, или глупости онъ обязанъ за такое обращеніе? Потому что сомнѣваться было нельзя: его выгнали отъ г. де-Вилльморена. И брачный договоръ былъ у него въ рукѣ! этотъ съ такимъ тщаніемъ редижированный контрактъ, написанный такимъ прекраснымъ стилемъ, а его даже не допустили прочесть!

Онъ въѣхалъ въ себѣ во дворъ, не найдя разгадки. Лицо швейцара внушило ему блестящую мысль.

-- Шэнге! -- вскричалъ онъ.

Худощавый Сэнже подбѣжалъ.

-- Шэнге! тебѣ што франковъ, ешли ты ишкренно шкашешь мнѣ правду; што пинковъ, ешли утаишъ что нибудь.

Сэнже съ изумленіемъ взглянулъ на него и робко улыбнулся.

-- Ты шмѣешься, безшердечный! чэму ты шмѣешься? Отвѣчай шейчашъ-же.

-- Господи! -- отвѣчалъ бѣднякъ,-- смѣю ли я... Извините, сударь... Но вы ловко передразниваете Романье.

-- Романье! я говорю, какъ Романье, какъ овернецъ?

-- Сами изволите знатъ. Вотъ ужь цѣлую недѣлю.

-- Нѣтъ, шортъ вожьми! я не жналъ.

Сэнже поднялъ глаза къ небу. Онъ подумалъ, что хозяинъ сошелъ съума. Но за исключеніемъ выговора г. Л'Амберъ обладалъ всѣми своими способностями. Онъ переспросилъ всѣхъ слугъ по очередно, и убѣдился въ своемъ несчастіи.

-- А, проклятый водовожъ! -- вскричалъ онъ,-- навѣрно, онъ опять наглупилъ! Отышвать его! Или нѣтъ, я шамъ рашправлюшь шъ нимъ.

Онъ бросился пѣшкомъ къ своему пенсіонеру, взобрался на пятый этажъ, долго стучалъ, пока разбудилъ того, разбѣсился и въ отчаяніи выломалъ дверь.

-- Гошподинъ Л'Амберъ! -- вскричалъ Романье.

-- Шортовъ обернецъ! -- отвѣчалъ нотаріусъ.

-- Шортъ вожьми!

-- Шортъ вожьми!

И они вдвоемъ принялись коверкать французскій языкъ. Они проспорили съ четверть часа, городя чепуху и ничего не разъяснивъ. Одинъ плакался, какъ жертва; другой краснорѣчиво защищалъ свою невинность.

-- Подожди меня ждѣшь,-- въ заключеніе сказалъ г. Л'Амберъ. -- Гошподинъ Бернье, докторъ, шегодня же мнѣ шкажетъ, что ты надѣлалъ.

Онъ разбудилъ г. Бернье и разсказалъ ему съ извѣстнымъ читателю произношеніемъ, какъ провелъ вечеръ. Докторъ разсмѣялся и сказалъ:

-- Вотъ много шуму изъ пустяковъ. Романье не виноватъ; сердитесь на самого себя. Вы стояли съ открытой головой въ сѣняхъ итальянской оперы; отсюда вся бѣда. Вы схватили насморкъ, и стали говорить въ носъ, или другими словами, какъ овернецъ. Это ясно. Ступайте домой, подышите аконитомъ, держите ноги въ теплѣ, окутайте голову, и остерегайтесь насморка,-- теперь вы знаете чѣмъ дѣло пахнетъ.

Несчастный пошелъ домой, ругаясь какъ извощикъ.

-- Штало быть,-- вслухъ разсуждалъ онъ,-- вшѣ мои предошторожношти ни въ чему. Школько бы я ни кормилъ и не шлѣдилъ за этимъ шортовымъ водовожомъ, онъ мнѣ вшегда будетъ штроить гадошти, а вше оштанется не виноватъ; зачѣмъ же вшѣ эти траты? Нѣтъ, я отниму у него пеншію!

Сказано, сдѣлано. На слѣдующій день, когда бѣдный Романье, еще не придя въ себя, явился за деньгами, Сэнже вытолкалъ его за дверь, объявивъ, что онъ больше ничего не получитъ. Онъ философски вздернулъ плечами, какъ человѣкъ, который не читавъ Горація, практически придерживается правила Nil admirari. Сэнже былъ его доброжелатель испросилъ, что онъ теперь намѣренъ дѣлать. Онъ отвѣчалъ, что поищетъ работы. Притомъ, невольная лѣнь ему надоѣла.

Г. Л'Амберъ вылѣчился отъ насморка и былъ радъ, что вычеркнулъ изъ бюджета рамходъ на Романье. Никакая случайность не нарушала его счастья. Онъ помирился съ маркизомъ де-Вилльмореномъ и со всѣми своими знатными кліентами, которыхъ нѣсколько скандализировалъ. Не зная заботъ, онъ могъ предаться нѣжной склонности, влекшей его къ приданому дѣвицы Стеймбуръ. Счастливецъ Л'Амберъ! Онъ настежь отворилъ двери своего сердца и обнаружилъ чистыя и законныя чувства, которыми оно было преисполнено. Красивая и ученая дѣвица по-англійски подала ему руку и сказала:

-- Дѣло кончено. Родители мои согласны со мною; я вамъ дамъ инструкцію на счетъ свадебной корзинки. Постараемся поскорѣй устроить формальности, чтобы отправиться въ Италію еще до конца зимы.

Амуръ ссудилъ его своими крыльями. Онъ не торгуясь купилъ свадебную корзинку, предоставилъ комнату будущей супруги въ распоряженіе обойщиковъ, заказалъ новую карету, купилъ двухъ рыжыхъ рѣдкой красоты лошадей и поторопился оглашеніемъ. Прощальный обѣдъ, которымъ онъ угостилъ друзей, занесенъ въ лѣтописи Café Anglais. Онъ простился съ любовницами и онѣ съ должнымъ волненіемъ поіучили отъ него браслеты.

Пригласительные билеты извѣщали, что вѣнчаніе будетъ происходить 3-го марта, въ церкви св. Ѳомы Акинскаго, ровно въ часъ. Нечего говорить, что оно было назначено передъ главнымъ алтаремъ, со всей обстановкой перворазрядныхъ свадебъ.

* * *

3-го марта, въ восемь часовъ утра, г. Л'Амберъ проснулся самъ, улыбнулся первымъ лучамъ прекраснаго дня, досталъ изъ-подъ подушки платокъ и поднесъ въ носу, дабы освѣжить мысли. Но носа на мѣстѣ не оказалось, и батистовый платокъ встрѣтилъ пустое пространство.

Въ одинъ прыжокъ нотаріусъ очутился передъ зеркаломъ. О, ужасъ и проклятіе! (какъ говорится въ романахъ старой школы). Онъ увидѣлъ тоже безобразіе, что при возвращеніи изъ Партенэ. Онъ подбѣжалъ въ постели, перерылъ простыни и одѣяла, осмотрѣлъ проходъ у кровати, ощупалъ тюфяки, осмотрѣлъ сосѣднюю мебель, перевернулъ всю комнату вверхъ дномъ, и все это въ теченіе двухъ минутъ.

Ничего, ничего, ничего!

Онъ ухватился за сонетку и повисъ на ней, онъ звалъ слугъ на поиски, онъ божился, что выгонитъ ихъ всѣхъ, какъ собакъ, если носъ не найдется. Безполезная угроза!

Два часа прошли въ суетнѣ, безпорядкѣ и гамѣ. Между тѣмъ Стеймбуръ-отецъ уже одѣлъ синій съ золотыми пуговицами фракъ; г-жа Стеймбуръ, въ блестящемъ туалетѣ, приглядывала за двумя горничными и тремя портнихами, которыя бѣгали взадъ и впередъ и вертѣлись около прекрасной Ирмы. Бѣлотѣлая невѣста, обсыпанная пудрой, какъ рыба передъ жареньемъ, топала ногами и бранила всѣхъ съ удивительнымъ безпристрастіемъ. И меръ десятаго участка, обвязанный шарфомъ, прохаживался по большой пустой залѣ, приготавливая рѣчь. И привилегированные нищіе при церкви св. Ѳомы Авинскаго гнали двухъ, трехъ проходимцевъ, явившихся неизвѣстно откуда, чтобъ поживиться на ихъ счетъ богатой милостынью. И г. Анри Стеймбуръ уже съ полчаса жевалъ сигару въ курительной комнатѣ отца, удивляясь, почему Альфреда до сихъ поръ нѣтъ.

Онъ потерялъ терпѣніе, бросился въ нему и нашелъ своего будущаго зятя въ слезахъ и отчаяньи. Что онъ могъ сказать, чтобъ утѣшить его въ такомъ горѣ! Онъ долго, поминая чорта, вертѣлся около него. Онъ дважды выслушалъ разсказъ о роковомъ происшествіи, и уснастилъ бесѣду нѣсколькими философскими сентенціями.

А проклятый хирургъ все не являлся! Ему послали сказать, что крайне нужно; посылали къ нему на домъ, въ госпиталь, повсюду. Наконецъ онъ пріѣхалъ и съ перваго раза понялъ, что Романье умеръ.

-- Я такъ и думалъ,-- вдвое заливаясь слезами, сказалъ нотаріусъ.-- Подлое животное!

Такова была надгробная рѣчь надъ бѣднымъ овернцемъ.

-- Что-жь теперь, докторъ, мы станемъ дѣлать?

-- Можно отысвать новаго Романье и возобновить опытъ; но вы испытали неудобства этой системы, и я совѣтую вамъ обратиться въ индійскому способу.

-- Вырѣзать изъ лба? Никогда! Ужь лучше серебряный носъ.

-- Что-жь, теперь дѣлаютъ очень изящные носы,-- сказалъ докторъ.

-- Требуется узнать, согласится ли mademoiselle Ирна Отеймбуръ выйти замужъ за инвалида съ серебрянымъ носомъ? Анри, мой добрѣйшій! какъ вы думаете?

Анри Стеймбуръ покачалъ головой и промолчалъ. Онъ отправился сообщить новость семьѣ и узнать рѣшеніе сестры. Эта прелестная дѣвушка исполнилась героизма, узнавъ о несчастіи съ женихомъ.

-- Неужели вы думаете,-- вскричала она,-- что я выхожу за него изъ-за лица? Въ такомъ случаѣ, я вышла бы за кузена Родриго, секретаря у принятія прошеній: Родриго бѣднѣе, но куда красивѣе его! Я отдала руку г. Л'Амберу потому что онъ любезенъ, занимаетъ хорошее положеніе въ свѣтѣ; потому что его характеръ, его домъ, его лошади, его умъ, его портной,-- словомъ все въ немъ мнѣ нравится и приводитъ меня въ восторгъ. Притомъ, подвѣнечное платье на мнѣ, и если свадьба не состоится, то это повредитъ моей репутаціи. Бѣжимъ въ нему, матушка; я выйду за него, какой онъ ни есть.

Но когда она стала передъ изуродованнымъ, то ея энтуэіазмъ не выдержалъ. Она упала въ обморокъ; ее насильно привели въ чувство, и она залилась слезами. Посреди рыданій, она вскрикнула, казалось, изъ глубины души:

-- О, Родриго! какъ я была несправедлива къ вамъ.

Г. Л'Амберъ остался холостякомъ. Онъ заказалъ себѣ эмальированный серебряный носъ, и передалъ контору главному прикащику. Близь Инвалидовъ продавался небольшой домъ скромной наружности; онъ купилъ его. Нѣсколько друзей, людей, любившихъ пожить, развлекали его въ уединеніи. Онъ устроилъ отличный погребъ и на сколько могъ утѣшился. У него хранится самое тонкое шато-икемъ, кло-де-вужо лучшихъ годовъ. Порой онъ говорилъ шутя:

-- У меня есть преимущество передъ другими: я могу пить сколько угодно, небоясь что у меня покраснѣетъ носъ.

Онъ остался вѣренъ своимъ политическимъ убѣжденіямъ, онъ читаетъ благонамѣренныя газеты и дѣлаетъ обѣты ради успѣха Кіавоне; но онъ не посылаетъ ему денегъ. Удовольствіе копить экю доставляетъ ему нѣкоторое блаженство. Онъ живетъ между двумя винами и двумя милліонами.

Вечеромъ на прошлой недѣлѣ, когда онъ потихоньку, съ палочкой въ рукѣ, шелъ по тротуару улицы Эблэ, онъ вдругъ вскрикнулъ. Передъ нимъ предстала тѣнь Романье въ синемъ бархатномъ костюмѣ.

Но точно ли то была тѣнь? Тѣни ничего не носятъ, а эта несла чемоданъ на крюкѣ.

-- Романье! -- вскричалъ нотаріусъ.

Тѣнь подняла глаза и отвѣчала грубымъ и спокойнымъ голосомъ:

-- Ждраштвуйте, господинъ Л'Амберъ.

-- Ты говоришь! значитъ, ты живъ.

-- Живъ, бежъ шомнѣнія.

-- Несчастный!.. Куда-жь ты дѣвалъ мой носъ?

И при этихъ словахъ, онъ схватилъ его за воротъ и сильно потрясъ. Овернецъ вырвался не безъ труда, и сказалъ:

-- Оштавьте меня! Я не могу защищаться, шортъ вожьми! Развѣ вы не видите что у меня одна рука? Какъ вы отняли у меня пеншію, я поштупилъ въ механическое жаведеніе и ущемилъ руку между жубчатыми колешами.

Конецъ.

Текст издания: Журнал "Вестник иностранной литературы", NoNo 2-3, 1893.