Коллегія.
Послѣ семейнаго совѣта, происходившаго въ городской ратушѣ, подъ предсѣдательствомъ мироваго судьи, мой опекунъ и дяди имѣли продолжительное совѣщаніе съ матерью. Родные опасались, что, любя меня, мать не захочетъ разстаться со мной, но она удивила всѣхъ своимъ быстрымъ и мужественнымъ рѣшеніемъ. Съ Басе она уже условилась передать ему мастерскую съ заготовленнымъ товаромъ и сдала ему домъ съ тѣмъ, чтобы онъ выкупилъ его изъ залога. Относительно устройства нашихъ матеріальныхъ средствъ мать вполнѣ полагалась на усердіе судебнаго пристава, преданнаго намъ человѣка, взявшаго на себя взысканіе съ нашихъ должниковъ. Когда счеты привели въ порядокъ и четвертая часть движимаго имущества была продана, оказалось, что составился капиталъ въ тридцать тысячъ франковъ, вполнѣ достаточный для скромной вдовы. Катерина не хотѣла оставить свою госпожу и довольствовалась небольшимъ жалованьемъ, работая за двоихъ, такъ что она не была матери въ убытокъ, мое содержаніе -- и то стоило бы дороже; пожалуй, пришлось бы тронуть капиталъ, который долженъ былъ остаться неприкосновеннымъ. Эти деньги составляли святыню, такъ какъ были добыты цѣною цѣлой трудовой жизни. Эти два добрыхъ существа впередъ наслаждались тѣмъ, что жертвовали для меня всѣмъ. Предложеніе города относительно моего поступленія въ школу было принято матерью. Я рѣшился быть твердымъ и даже выказывалъ радость по случаю перемѣны жизни, но въ душѣ страшно страдалъ при одной мысли, что не могу ежедневно видѣться съ матерью.
Монастырская жизнь школы была мнѣ не по вкусу; я любилъ просторъ и всегда сожалѣлъ о несчастныхъ пансіонерахъ, не разъ жаловавшихся мнѣ на свою горькую долю. Но уваженіе къ старшимъ взяло верхъ; у меня не выходила изъ головы фраза мэра: "надо устроить, чтобъ мальчикъ ни копѣйки не стоилъ своимъ родителямъ". Вотъ почему я сдѣлался пансіонеромъ съ апрѣля мѣсяца.
Всѣ, начиная съ директора и его жены до дворника Ломбарда, всѣ ученики, большіе и маленькіе, приняли меня хорошо, ласкали, жалѣли. Вслѣдствіе такого пріема, пребываніе въ пансіонѣ было, если не вполнѣ пріятно, то, все-таки, сносно. Если я страдалъ, прежде нежели освоился съ своимъ положеніемъ, то причиной этому были не личности, а обстоятельства.
Все мнѣ не нравилось: и классная комната, и дортуаръ, и столовая, и даже рекреаціонный дворъ.
При строгой дисциплинѣ пансіона мои привычки казались чуть ли не преступными. Напримѣръ, я училъ уроки вслухъ, шагая по комнатѣ. Какая дерзость нарушать тишину и безмолвіе такимъ образомъ! Бывало, кончу урокъ и бѣгу въ садъ, рву орѣхи, или отправляюсь на дровяной дворъ и кувыркаюсь на опилкахъ. Сама природа внушила мнѣ это средство заставить отдохнуть умъ физическимъ упражненіемъ. Въ школѣ кончишь ты одинъ урокъ, бери слѣдующій въ томъ же родѣ, и такъ проходятъ три часа, назначенные для приготовленія уроковъ. И вотъ въ 12 лѣтъ я былъ обреченъ на то, чтобы сидѣть три часа подрядъ, не говоря ни слова съ своими сосѣдями и не имѣя возможности читать какую-нибудь книгу, не относящуюся къ предмету урока, слѣдовательно, запрещенную. Я зналъ несчастныхъ пансіонеровъ, которые, за неимѣніемъ другихъ книгъ, читали словари, подобно тому, какъ лошади съ голоду грызутъ дерево яслей.
Старый монастырь, преобразованный въ коллегію, было огромное зданіе, болѣе обширное, чѣмъ слѣдовало, въ немъ свободно могли помѣститься всѣ наши профессора съ семействами и, такимъ образомъ, живя между нами, занялись бы нашимъ воспитаніемъ; но это никому не пришло въ голову. Мы сами, дѣти, открыли бы до пятидесяти чистенькихъ келій, удобныхъ и требующихъ самого незначительнаго ремонта, такъ что каждый почти имѣлъ бы отдѣльный уголъ, вмѣсто общаго огромнаго дортуара, холоднаго зимой, удушливаго лѣтомъ,-- словомъ, вреднаго въ продолженіе круглаго года. Но въ этомъ заведеніи было правило, чтобы всѣ спали вмѣстѣ. Будили насъ барабаномъ, потомъ мы мылись передъ небольшимъ умывальникомъ съ тонкою струей холодной воды, которой едва доставало умыть лицо и руки. Отецъ пріучилъ меня каждый день съ головы до ногъ обтираться губкой, обмокнутой въ холодную воду, что занимало не болѣе двухъ минутъ. Но я принужденъ былъ оставить эту привычку, такъ какъ она не согласовалось съ установленными порядками, и только по воскресеньямъ вознаграждалъ себя за цѣлую недѣлю.
Что я перенесъ легче всего, несмотря на опасенія матери, это перемѣну пищи. Но за то всею душой ненавидѣлъ дворъ, куда насъ выпускали въ часы отдыха. Это была безобразная, голая, всегда пыльная или топкая, смотря по времени года, площадка; кругомъ нея шли дряхлыя каменныя стѣны съ воротами, запертыми тяжелымъ засовомъ, какъ въ тюрьмахъ. Хотя дворъ былъ и очень малъ для тридцати учениковъ, но для порядка и лучшаго наблюденія за учениками его раздѣлили сквозною рѣшеткой на двѣ части. Но въ свободномъ мѣстѣ недостатка не было: невдалекѣ виднѣлись большія деревья сада, теперь находившагося въ распоряженіи одного директора. Однажды я спросилъ нашего молодаго учителя, почему пансіонеровъ не пускаютъ туда? Онъ, ни капли не затрудняясь, отвѣтилъ:
-- Потому, дитя мое, что они бы все это какъ разъ разрушили; отъ этого не посадили деревьевъ и здѣсь, на дворѣ.
Это открытіе удивило меня: я посѣщалъ много садовъ, но ни въ одномъ не дѣлалъ ни малѣйшихъ опустошеній; у меня въ собственномъ распоряженіи дома было нѣсколько деревьевъ и я не покушался ни разу уничтожить ихъ. Положимъ, я тогда еще не былъ пансіонеромъ и, значитъ, не могъ считаться зловреднымъ существомъ.
На нашемъ узкомъ, скучномъ, пустомъ дворѣ мы не могли даже въ волю набѣгаться, потому что буйныя игры и различныя тѣлесныя упражненія были запрещены. Всѣ мои усилія подбить товарищей ни къ чему не приводили; многіе уже освоились съ своею монотонною жизнью. А, между тѣмъ, какъ бы хорошо мы могли порѣзвиться подъ тѣнистыми липами бульвара или на площади ратуши!
О, я могъ менѣе чѣмъ въ четверть часа, при средней скорости, добѣжать до лѣса Лезори, гдѣ мохъ вокругъ старыхъ дубовъ мягокъ, какъ бархатъ. Все это было такъ хорошо съ недѣлю тому назадъ; директоръ, профессора и наставники находили естественнымъ, что приходящіе могутъ пользоваться этимъ воздухомъ, здоровымъ для легкихъ и мускуловъ; но пансіонеру предписывается совсѣмъ другой образъ жизни. Мать приходила поцѣловать меня въ часы отдыха, въ пріемную, а мнѣ не позволяли сбѣгать къ ней за тѣмъ же. Какъ можно! Это противно правиламъ заведенія, это бы развлекло меня!
По четвергамъ, послѣ завтрака, мы совершали прогулку или, лучше сказать, маршировку по улицамъ въ продолженіе трехъ или четырехъ часовъ. Шли парами, подъ скучнымъ наблюденіемъ наставника, старшіе впереди, младшіе сзади, безъ малѣйшаго интереса и желанія, безъ всякой опредѣленной цѣли, и возвращались тѣмъ же путемъ. Мы ненавидѣли эту барщину и возвращались всѣ въ пыли, недовольные и усталые.
Такой образъ жизни не могъ не вліять на меня. Я уже не такъ усердно училъ свои уроки, не съ такимъ жаромъ писалъ сочиненія. Меня уже не считали примѣрнымъ ученикомъ, мое хорошее расположеніе духа, дѣятельность, излишнее здоровье были приняты за неисправимую легкомысленность, а быстрые отвѣты на замѣчанія нашихъ надзирателей составили мнѣ репутацію дурнаго характера. Меня строго наказывали за нарушеніе порядка: то задавали лишнія задачи, то лишали отдыха на рекреаціонномъ дворѣ, чему, впрочемъ, я былъ очень радъ. Дѣйствительнымъ, ощутительнымъ для меня наказаніемъ было лишеніе отпуска въ праздникъ. Я жилъ только по воскресеньямъ. Я опрометью пускался къ маленькому домику, на бѣгу цѣловалъ Катерину, затѣмъ нѣжился до полудня въ объятіяхъ матери, которая прихорашивалась въ ожиданіи меня. Послѣ сытнаго завтрака мы отправлялись съ ней гулять или посѣщали нашихъ друзей; если, же стояла очень хорошая погода, то отправлялись въ поле или лѣсъ, гдѣ я бѣгалъ, отдыхалъ на травѣ, бесѣдовалъ по душѣ, строя предположенія о будущемъ; такъ я проводилъ этотъ счастливый день, увы, такой короткій! Иногда съ утра мы отправлялись въ Лони, гдѣ старики оживали при видѣ насъ. Бабушка "за отечество" дѣлала по этому случаю небывалые пиры; мы истребляли неизмѣримое количество малины и жирнаго творога. Но я наслаждался уже тѣмъ, что снова могу видѣть дорогіе уголки стараго дома, поласкать собаку, кошку, корову и даже свинью. Я каждый разъ заставлялъ дѣдушку показать мнѣ все его хозяйство. Я всецѣло завладѣвалъ имъ, таскалъ его по саду, по огороду, винограднику. Бывали минуты, когда и въ эти праздничные дни мы невольно вспоминали о дорогомъ намъ человѣкѣ и воспоминанія о немъ невольно вызывали слезы у всѣхъ насъ, но, все-таки, было хорошо.
Такъ какъ я долженъ былъ возвращаться ровно въ девять часовъ, то мы обѣдали рано; бабушка съ дѣдушкой набивали мнѣ карманы разными сластями, давали въ руку корзинку съ провизіей и въ 8 часовъ мы отправлялись въ путь.
Посудите сами, что я почувствовалъ, когда въ первый разъ учитель бросилъ мнѣ слѣдующія слова:
-- Безъ отпуска!
Я не говорю, чтобъ это наказаніе было несправедливо и чрезмѣрно; я поколотилъ одного товарища при выходѣ изъ столовой. Это былъ Огюстъ Пулярдъ, дурной ученикъ и вообще существо посредственное во всѣхъ отношеніяхъ; онъ осмѣлился назвать меня насмѣшливымъ прозвищемъ моего отца: добрый самарянинъ. Эта насмѣшка надъ отцомъ, всего послѣ двухъ мѣсяцевъ его смерти, показалась мнѣ не только оскорбительной, но и святотатственной.
Мой сосѣдъ шепнулъ мнѣ на ухо:
-- Назови его сыномъ ростовщика.
-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ я,-- я не знаю, что за человѣкъ его отецъ; вѣдь, онъ мнѣ ничего дурнаго не сдѣлалъ, но я помѣряюсь съ его сыномъ.
Какъ только насъ выпустили на дворъ, я подбѣжалъ къ Пулярду и закричалъ:
-- А ну-ка, кто изъ насъ одержитъ верхъ?
Онъ сталъ въ оборонительную позу, призывая другихъ на помощь. Когда его вырвали изъ моихъ рукъ, я уже успѣлъ нанести ему 12 ударовъ кулакомъ, такъ что все лицо его было въ крови.
Нашъ учитель былъ бы, вѣроятно, гораздо снисходительнѣе, если бы зналъ, за что я побилъ Огюста. Я не желалъ оправдываться и предпочелъ подвергнуться наказанію; случись это полугодомъ раньше я, конечно, разсказалъ бы все, какъ было, но школа привила мнѣ свои недостатки и, въ то же время, выработала качества, которыя пріобрѣтаются только въ школьной обстановкѣ, развило чувство дружбы, товарищества. Иногда драка можетъ даже сблизить дѣтей, какъ, напримѣръ, было въ моей исторіи съ Огюстомъ; онъ простилъ мою жестокость и вскорѣ наслѣдникъ 24 тысячъ ливровъ и бѣдный стипендіатъ сдѣлались друзьями. Когда онъ узналъ, что его отецъ, весьма вліятельный человѣкъ, главный совѣтникъ и депутатъ общественнаго совѣта, отзывался обо мнѣ, какъ о сорви-головѣ, не заслуживающемъ благодѣяній города, онъ взялъ вину на себя и такъ горячо ходатайствовалъ за меня, что получилъ позволеніе пригласить меня на всѣ каникулы въ замокъ Ларси. Я былъ очень тронутъ этимъ пріемомъ, но мнѣ было не по себѣ въ замкѣ; настоящій отдыхъ для меня могъ быть только въ домѣ у дѣдушки съ бабушкой. Въ тотъ же вечеръ, какъ насъ распустили, я отнесъ книги домой, положилъ на могилу отца вѣнокъ и, вмѣстѣ съ матерью и Катериной, отправился въ деревню. Тамъ уже ожидали насъ и впередъ распредѣлили намъ занятія, такъ какъ мы располагали провести тамъ два мѣсяца.
Матушка занималась починкой и шитьемъ бѣлья, а Катерина должна была помогать бабушкѣ по хозяйству. На мою долю выпалъ лучшій жребій: дѣдушка задался мыслью научить меня лучшему въ мірѣ ремеслу, по его мнѣнію, и, дѣйствительно, онъ вполнѣ достигъ своего, потому что я, благодаря его урокамъ, крестьянинъ до мозга костей. Заключеніе, спертый воздухъ коллегіи надломили мое здоровье. Я вытянулся, раздался въ плечахъ, но цвѣтъ моего лица былъ блѣднѣе прежняго. Жизнь въ открытомъ полѣ, сѣнокосъ, сборъ винограда, работа заступомъ и лопатой, охота за перепелами,-- все это вскорѣ влило новую кровь въ мои жилы.
Школьная форма съ золотыми пуговицами на лѣто отъ моли была убрана въ шкафъ и уступила мѣсто нанковой курткѣ. Конечно, часть времени шла и на приготовленіе заданныхъ уроковъ. Въ продолженіе лѣта я, по собственному желанію, выучилъ сорокъ басенъ Лафонтена.
Въ первый понедѣльникъ октября, когда я, въ числѣ прочихъ несчастныхъ, возвратился въ коллегію, старый профессоръ поздравилъ меня съ цвѣтущимъ здоровьемъ, пересмотрѣлъ мои работы и замѣтилъ, что я сдѣлалъ успѣхи въ орѳографіи и латинскомъ языкѣ.
-- Удивительно,-- сказалъ онъ при мнѣ директору,-- этотъ ребенокъ сдѣлалъ больше въ два мѣсяца, чѣмъ въ продолженіе цѣлой четверти учебнаго года.
-- Это, можетъ быть, потому, что я былъ какъ заключенная птица, -- замѣтилъ я робко.
Господинъ Доръ ласково потрепалъ меня за ухо и сказалъ:
-- Глупая голова! Ты пожалѣешь впослѣдствіи эту бѣдную старую тюрьму.
Пока мнѣ въ ней было пріятно, я съ удовольствіемъ встрѣчался съ прежними товарищами и знакомился съ новыми. Однажды я проходилъ мимо младшаго класса, какъ вдругъ оттуда выбѣжалъ новый приходящій ученикъ и бросился обнимать меня. Это былъ мальчикъ-провансалецъ, спасенный моимъ отцомъ. Я часто встрѣчался съ нимъ у моей матери, а иногда у его родителей. Семейство Бонафипоръ устроилось порядочно въ одномъ изъ новыхъ помѣщеній фабрики. Они принимали меня всегда съ радостью, но мнѣ не нравилась ихъ чрезмѣрная суетливость и любовь къ изліянію чувствъ при малѣйшемъ удобномъ случаѣ. Къ тому же, на мои нервы дурно дѣйствовали ихъ предательскій акцентъ и пряныя кушанья г-жи Бонафипоръ. Дочь ихъ, Барбара, пріобрѣла два зуба со времени нашей первой встрѣчи; волосы у нея были обрѣзаны въ крутъ. Она ни капли не похорошѣла и, сознавая свое безобразіе, нерѣдко потѣшалась сама надъ собой. Съ ней нельзя было соскучиться, и мы всегда весело проводили вмѣстѣ время. Я часто бралъ ихъ съ собою въ садъ дѣдушки въ Лони, а они, въ свою очередь, водили меня по всей фабрикѣ, и вскорѣ я изучилъ ее до мельчайшихъ подробностей. Но если случайно во время нашихъ веселыхъ игръ появлялась угловатая фигура Симоне съ воробьинымъ носомъ и краснымъ лицомъ, мы, какъ мыши, прятались, куда попало. Я и мои маленькіе друзья дрожали передъ этимъ безобразнымъ человѣкомъ, хотя отецъ ихъ, да и всѣ прочіе, отзывались о немъ хорошо.